Полукровка

Зима в этом году в королевстве Афлор-Флием выдалась довольно холодной и продолжительной. И хотя церковь говорит, что вместе с прихожанами ежедневно просит господа обратить свой лик на его рабов и простить им их грехи, а ведьмы пророчат скорую перемену погоды к лучшему, людям было понятно, что даже если проснувшись утром, они бы не увидели никакого снега, это бы совершенно ничего не изменило. «Год окажется довольно голодным»: подумала Мелисса де Кармона, сидя около окна и делая очередной стежок на полотне. «А значит обострится ситуация между горожанами и аристократией. Хорошо хоть на границах пока спокойно, жаль только, что это пока…» Она тяжело вздохнула. В последнее время, было слишком много тревожных мыслей, преследовавших девушку в независимости от времени суток. Да и не только мыслей. На светских приемах леди л’Атталь со своей свитой всё чаще давит ей на нервы, как будто совершенно не замечая разницы в их статусах. «Будет много протестов и митингующих… Нужно обсудить это с Сильвестром… Хотя, кого я обманываю? Мои слова не имеют особенной власти здесь, так что к моим мыслям мало кто прислушается. Надо предложить нечто сто́ящее, чтобы совет обратил своё внимание на решение этой проблемы.» Королева схватилась за объемный живот одной рукой и закрыла рот другой. «Опять этот токсикоз, какой уже раз за день! Ах, сколько неудобств приносит моё положение… особенно в таком холодном, ужасно скверном месте, как этот замок! Как эта страна!» Слёзы обиды снова потекли из очаровательных зелёных глаз молодой королевы Афлор-Флием. С каждой новой упавшей каплей горечи, ее душа всё больше скучала по тёплому мягкому климату Тера Кармона, по дивному вкусу фруктов, растущих в их фамильмом саду, по изумительному щебету птиц, что так любили прилетать на ее открытый балкончик и по её семье… А здесь, на отвратительно промёрзлом, ледяном куске земли, где больше половины года царила суровая зима, она не чувствовала теплого восточного ветра, приносящего с собой ароматы распустившихся нежных цветов её родной страны, она не слышала пения птиц и рядом с ней почти никого не было, кто мог бы поддержать почти восемнадцатилетнюю молодую беременную королеву. Служанка из Тера Кармона, которая росла вместе с Мелиссой и была ей хорошей подругой, раньше пела ей самые прекрасные песни из теплой родной страны, играла со своей доброй хозяйкой в их любимые игры; они вместе вышивали, читали, дивились природе северной страны и перемывали кости напыщенным противным аристократкам, с высока смотревшим на новую жену их короля. Но та, кто смогла заменить девушке семью в дали от дома, скончалась пару месяцев назад от очередной северной болезни, оставив принцессу де Кармона на попечение чужих слуг этого чертового дворца. Мелисса, стараясь сохранить содержимое своего желудка там, где оно и должно быть, посмотрела на хорошо заметный животик и почувствовала лёгкий толчок изнутри. «Мой малыш… Какой ты активный, надеюсь, ты родишься сильным и здоровым.» И снова приступ тошноты и головной боли накрыл хрупкую девушку. Она потянулась за чашкой с водой и отпила пару глотков, рукава ее теплого шерстяного платья поднялись, оголяя тонкие смугловатые запястья. Казалось, при первой же нагрузке, они переломаются, словно сухие веточки. В последнее время не только руки королевы выглядели такими квелыми: токсикоз мучил ее уже пять месяцев, и не было ни намека на то, что в скором времени ей станет лучше. Мелисса сильно исхудала, хотя должна была набирать в весе. Однако откуда брать ей столько углеводов и жиров, если она может есть в основном лишь фрукты, овощи и сладости? На мясо девушка даже смотреть не могла, но на этот раз не от нежелания ребенка под ее сердцем питаться питательной едой, скорее наоборот. При одном взгляде на стейк с кровью, Мелисса переставала контролировать свое слюноотделение, она хотела выпить сочащуюся алую жидкость, а мясо уже съесть на второе. От этих мыслей юная королева пугалась. Ещё будучи маленькой принцессой де Кармона, она очень пугалась, когда кто-то травмировался, будь это даже обычная царапинка, а сейчас она вожделеет крови. Желает и боится. Мелисса продолжала накладывать стежки на тонкое полотно, когда в дверь постучали. «Арий! Это он!» — подумала королева, но послышался женский голос. — Ваше величество, могу ли я зайти? Приподнявшееся на мгновение настроение резко разбилось в дребезги. Молодая королева хотела видеть перед собой далеко не ту персону, которая ожидала разрешения войти в ее покои. К разочарованию Мелиссы, за дверью стоял не ее любовник, а лишь ещё одна служанка. — Заходи. В комнату зашла женщина лет тридцати. Легко можно было понять, что она уроженка Афлор-Флием по её светлым блёклым волосам и серым глазам. Её внешность очень контрастировала со смуглокожей зеленоглазой молодой королевой, принцессой Тера Кармона. Служанка завезла на ворсистый ковер, закрывающий паркет в покоях королевы, сервировочный столик с бульоном, сладостями и чайным сервизом. — Ваше величество, ваш обед. Разложив тарелки на столике и подождав, пока королева Афлор-Флием переместится с кресла у окна на стул, служанка продолжила. -Её милость маркиза де л’Атталь прислала вам этот лечебный отвар из барбариса. Маркиза сказала, что он был привезен с Вашей родины. Очень мило с ее стороны, не правда ли, Ваше величество? Служанка улыбнулась, но королеве было не до веселья. С каждым мгновением ее лицо становилось всё мрачнее, а стресс начал давить на нее всё сильнее, пока не сломал истончившуюся грань самообладания. Мелисса вскочила со стула, схватила с начала чашку с отваром, а потом руки обжёг горячий чайник. Она с силой швырнула их в закрытое окно. — Я НЕ БУДУ ПИТЬ ЭТУ ДРЯНЬ! Голос Мелиссы срывался с крика на визг. Она не помнила, когда в последний раз повышала тон. Со звоном стекло разбилось вместе с фарфором, королева вздрогнула от такого грохота и неожиданности. Ветер за окном за стенами замка изменил своё направление и с хлопьями снега ударил в образовавшееся отверстие. Мелисса всё еще не могла контролировать свои порывы эмоций, она быстро подошла к разбитому окну; на подоконнике, среди осколков, лежал разбитый ещё не остывший чайник. Королева со злостью сжала его в руке и выкинула в уже разбитое окно. Кровь с осколков окна начала капать на холодный, но мягкий снег, лежащий на широком подоконнике. «Кровь?» Мелисса не понимала, откуда алая жидкость появилась на разбитом окне, пока не посмотрела на свою руку. Она порезалась. Служанка, с ужасом наблюдавшая выходку королевы, встрепенулась и, запаниковав и начав свои причитания, вылетела из комнаты, промямлив нечто невнятное про перевязку и грехи. Пока горничная искала бинты и мазь, Мелисса не отводила взгляд от окна. Холодная колючая метель неприятно дула ей в лицо, но принцессу де Кармона завораживал вид капающей крови на снегу. Может, она бы и отвела взгляд, но что-то внутри нее мешало ей даже прикрыть глаза. «Как было бы прекрасно, родись моё дитя белым, словно этот снег, румяным, словно алеющая на кухте кровь, и черноволосым, словно… словно Арий, мой возлюбленный, мой спаситель в этой кошмарной стране… Моя любовь.» Мелисса всё-таки отошла от жуткого сквозняка, и, взяв одеяло, устроилась у горящего камина. Но во взгляде ее не отражался огонь, а лишь картина капающей на белоснежный снег крови стояла пред ее глазами. «Арий сказал, что если родится мальчик, то назовем его Люциус. Тогда, если всё же на свет появится девочка, пускай ее имя будет Белоснежка.» Когда в комнату вбежала служанка, лицо королевы озаряла улыбка, ей хотелось кружить в танце под щебет южных птиц. Мелисса посмотрела на обескураженную горничную, заматывающую руку ее величества бинтом, и пояснила. — Знаешь, Варла, почему я не стала пить то, что мне в «подарок» принесла маркиза де л’Атталь? Служанка лишь мотнула головой, завязывая узел на бинте. — Всё потому, что отвар корней и коры барбариса, который она мне преподнесла, способствует прерыванию беременности. Эта женщина хотела лишить меня ребенка, а это королевство — наследника! *** Спустя три месяца весь замок стоял на ушах. В такой же, как и множество других дней в королевстве, холодный, снежный и ветреный день, молодая королева родила ребенка. Тяжёлые деревянные двери в спешке отворились, пуская яркие полосы рассветных лучей из прохладного каменного коридора в тускло освещённое тёплое помещение, где живо суетились и переговаривались слуги, но их речи было не разобрать: почти всё заглушал пронзительный чистый и звонкий детский плач. Король вошёл в покои и приблизился к массивной дубовой кровати, пропахшей потом, кровью и каким-то особенным запахом старинной мебели, и посмотрел на свою жену. — Ваше величество, вы пришли… — обессиленным и охрипшим от криков голосом прошептала Мелисса. Король смотрел с небольшим беспокойством в ее большие зелёные глаза, покрасневшие от слёз и тихо спросил. — Это мальчик? Королева не смогла выдавить улыбку и почти незаметно покачала головой. Ее глаза снова наполнились влагой, она отвела взгляд, будто и не смотря куда-то в определенное место. Старая служанка поднесла к рукам короля крохотное плачущее новорожденное дитя, завёрнутое в теплые пелёнки. — У вас родилась принцесса, ваше величество. Король посмотрел на ребёнка, которого ему протянула старая служанка, но не взял на руки. Кожа девочки, что выглядывала из многочисленных тканей, которыми та была запеленована, была бела, словно снег, румяна, словно кровь, и черноволоса, словно чёрное дерево. Малышка раскрыла свои тёмные глаза и, посмотрев на короля, потянулась своими крохотными розовыми пальчиками, продолжая пронзительно кричать. Волной холодного пота отозвался плачь девочки по телу короля, отчего-то его руки проняло почти незаметной мелкой дрожью, которая непривычным волнением сковывала движения властного монарха. Король осторожно взял на руки принцессу, и когда он прижал ее крохотное и совершенно неощутимое на вес тельце, обёрнутое множеством пелёнок, темноволосая белокожая малышка перестала плакать и ее лицо озарилось широкой беззубой улыбкой. Мелисса смотрела на мужа с дочерью, но хотела видеть рядом со своим ребенком не короля, нет… Силы покидали молодую королеву, и когда комнату охватила тишина, она прошептала: «Белоснежка». Сухой шепот, в который королева вложила все оставшиеся у нее силы, эхом разошёлся по покоям, и раздался детский смех, но Мелисса уже не слышала его, и никогда больше не услышит. Слуги всполошились, на секунду сердце короля упало, и лишь маленькая принцесса не понимала, что происходило вокруг нее. Мысли каждого взрослого человека в комнате, казалось, отражали скорбь и тоску, и, соединившись воедино, почтили молчанием светлую память принцессы далёкой южной страны, женщину с теплым нравом и горячим сердцем, Королеву. Казалось, время застыло в частичке этого мироздания. Атмосфера в покоях стала мрачной и тяжёлой. Напряжённое молчание, смешанное с сожалением, повисло в ощутимо плотном воздухе, и лишь невинный детский смех залил комнату звонкими нотками, когда массивные деревянные двери с грохотом отворились, заставив петли скрипеть, а стены содрогнуться. Детский смех начал заглушать звонкий и какой-то властный, уверенный стук шпилек. В помещение ярким ураганом влетела высокая фигуристая женщина лет двадцати пяти, настоящая писаная красавица, точно вышедшая из изумительного портрета, написанного талантливейшим художником эпохи, прекраснейшая рода людского. Слегка вьющиеся светлые, почти белоснежные, но отливающие каким-то холодным оттенком, длинные волосы обрамляли ее лицо с острыми скулами и водопадами ниспадали на ее пышную грудь, достигая не только узкой талии, которую, казалось, можно было бы обхватить двумя руками, но и крепких соблазнительных бедер, вырисовывающихся из тёмного бескорсетного летящего платья, укрытого массивной шубкой какого-то грозного горного зверя. Не дожидаясь обращения к себе, леди посмотрела по сторонам глазами настолько светлыми, что создавалось ощущение, что на тебя взирал сам мертвец или призрак, и, остановив взгляд на короле, качая бёдрами, быстро подошла к нему и, обхватив его левую руку двумя своими, устремила на него свой недовольный взгляд. — Ваше величество, вы просто вообразить себе не можете, что только что произошло! — притягательный голос красивейшей из женщин хрупкими раскатами прошёлся по комнате, заполнив собой всё пространство. — Тот негодяй псарь совершенно не представляет себе своего положения! Вы только послушайте, эта чернь посмела недоследить за охотничьими псами и позволила им растерзать до смерти Фелицию! Ах, моя бедная Фелиция, она погибла такой страшной смертью из-за какого-то неотёсанного простолюдина! Большие ясные серо-голубые глаза женщины наполнились влагой, и она, всхлипнув, прижалась к королю. Мужчина мгновение молча наблюдал за леди, после чего освободил свою руку из цепких тонких пальчиков блондинки и аккуратно, двумя руками, передал старой служанке младенца, с интересом смотревшего за происходящим. Женщина подняла взгляд на свёрток пелёнок. — Присцилла… Не сейчас. Зрачки женщины сузились до диаметра иголки, она резко обернулась сначала к массивной дубовой кровати, после чего медленно повернула голову в сторону тихо пищащего свёртка пелёнок. — Это… Старая служанка, не осмелясь поднять свой взгляд на молодую женщину, тихо поклонилась ей. — Леди Л’Атталь, королева Мелисса погибла при родах, это ее дитя. Прекрасное лицо дворянки скривилось от услышанных слов. «Как эта южная сучка посмела преграждать мне дорогу даже после того, как потеряла свою никчёмную жизнь!» — она фыркнула про себя. — Фелиция — это одна из твоих служанок? — прозвучал низкий голос короля. Присцилла недоуменно посмотрела на мужчину, превосходящего ее по росту чуть ли ни на голову, после чего издала лёгкий звонкий недовольный смешок. — Нет же, ваше величество, Фелиция — это моя кошка. Но она стоила дороже, чем все мои слуги вместе взятые, так что меня очень огорчило бессовестное поведение того отвратительного псаря. Вы же казните его за это, правда? Король тяжело вздохнул и помассировал переносицу рукой. — Да-да, казню, но ради всего святого, я сделаю это не в данную секунду, Присцилла. Леди расплылась в глубоком реверансе, опустив голову. Светлые, почти белоснежные локоны закрывали ее лицо, на котором красовалась победная улыбка. Выпрямившись, ее выражение лица было наиболее смиренным, и женщина всё с таким же звонким и уверенным звуком ударяющихся об пол шпилек покинула королевские покои, оставив за собой лишь тишину.