THe rInging SIlence of my Soul

Скучно, скучно на местах, Мне слишком стало душно, душно в городах! И лица под копирку многоэтажка-принтер Штампует по утрам, и ты зовёшь гулять… опять. Но бесит твоя жажда жить! Я пробовал всё то, о чём ты даже ссышь спросить…

      Крейг достал из кармана задрипанного фартука помятую пачку, крепко затянулся и выдохнул дым струйкой. Телефон завибрировал от нового уведомления, поэтому Такер тянет к нему руку и включает мобильник. На заставке он видит себя и Тришу. Его милую и славную Тришу…       В этом году она пошла в школу, в нулевой класс. Как же она была счастлива в свой первый учебный день… Крейг до сих пор вспоминает ту искреннюю радость в её глазах и невольно улыбается. Но от этих мыслей Крейгу и досадно. Ещё вчера Триша была совсем маленькой и постоянно нуждалась в папе. Такая хрупкая, беззащитная, но чудесная и умная… а сейчас она уже в школе. Как же быстро летит время.       Но нет, дело не в Трише, не в его милой Трише… дело в Крейге, в его тараканах, которые танцуют чечётку на извилинах. Он пропадает даже на выходных на работе, чтобы лишние мысли не терзали его душу. А какие же эти мысли порой кусачие… протянешь им палец — они откусят тебе руку по локоть.       Он и сам не заметил, как выкурил сигарету и какое-то время просто смотрел на заставку телефона. Он провёл пальцем по экрану в том месте, где была щека Триши. Такая кроха…       Триша значила для него больше, чем просто дочь. Она была его близким другом, рукой помощи, верной любовью и самым лучшим стимулом тянуть своё бренное существование. Она помогла папе встать на ноги, пусть и не на такие крепкие, как хотелось. Но это не так страшно, пока она рядом и широко улыбается…       Наверное, только ради неё он и живёт. Стиснув зубы, с треском за ушами… его душит абсолютно всё: окружение, близкие, погода, он сам… вот взять и убежать от этого всего!       Крейг выкидывает бычок в мусорное ведро, в котором никогда не сохла вода, и тянется обратно в магазин, чтобы продолжить работу. Очередные ненужные мысли утопают вместе с бычком…       Вообще, он весьма равнодушен к различным запахам и к альфам в принципе, но феромон, который забивается в нос, кажется таким знакомым, словно Крейг его уже где-то чувствовал. Но где?.. — Такер? — произносит голос, когда Крейг заворачивает в служебную комнату, чтобы оставить в ней свою олимпийку. Серые глаза тут же устремляются на немного изменившегося, но всё равно узнаваемого человека. — Марш, — он почему-то помнит имя и фамилию этого человека, несмотря на то что не виделись они где-то шесть с лишним лет. — Тоже здесь работаешь?       Стэн вытянулся, хотя по комплекции остался тем же: не слишком накаченным, не слишком худым. Лицо немного изменилось, но в лучшую сторону. А ещё этот запах… кажется, в школьные годы он был слабее. Неужто его доминантная природа взяла верх? — Да, — говорит Джерри, начальник Крейга, — Трев несколько дней назад позвонил и уволился, так что мне пришлось искать нового человека. Он сказал, что я слишком плохо к нему отношусь! — А то-то я его и не вижу, — Такер складывает руки на груди и продолжает вполуха слушать речи Джерри: его внимание направленно на нового сотрудника. И почему судьба свела их в этом месте и в это время? Почему она вообще их свела? Что-то на подсознательном уровне шептало, что всё это неспроста… — Стэн работает уже пару дней, но ваши смены совпали только сегодня. Он в самом магазине ничем не занимается, только помогает на приёме товара и складе, так что учить тебе его не надо. — Спасибо, — вновь язвит Крейг и переводит взгляд с бывшего одноклассника на своего начальника. — Что-то ещё? — Да, через двадцать минут придёт Сара, а через полчаса приедет товар, так что Сара тебя подменит, а ты со Стэном займёшься получкой товара. — А ты? — краем глаза Крейг замечает, как вытягивается лицо его нового коллеги с каждой фразой. Да, наглости Крейгу не занимать. Он давно бы вылетел из этого места, если бы не пахал как проклятый. Поэтому иногда он позволял себе маленькие шалости. Допозволялся до того, что шалости превратились в привычку. — Распишусь за получку и поеду. Мне ещё в другом магазине надо собеседование с новым работником провести. То тишина звенящая, то наплыв со штормом. — М-да. Я могу идти? — Да, валяй.       Крейг расцепляет руки и шмыгает между Джерри и Стэном. До следующего перекура от силы двадцать минут, а потом ещё десять до приёма товара. «Отличные тайминги», — думает он, вдыхает полной грудью и вновь становится за кассу. Тут же подходит какая-то старушка с корзинкой продуктов, и Крейг вновь утопает в работе. — Сигаретка не найдётся? — спрашивает Стэн, как бы невзначай присоединяясь к весёлому занятию Крейга — травле лёгких. — Если ты куришь кнопки, то найдётся, — Такер достаёт из пачки ещё одну сигарету и протягивает её Маршу. Благо, у того находится своя зажигалка, и Крейгу не приходится поджигать ему фитиль. — Ты, вроде, спортсменом был. — Это в прошлом, — говорит Стэн и затягивается. — Сейчас только в баскетбол во дворе могу погонять, да и то не часто. То людей нет, то времени. Сложно, короче. — Понятно. Денег тоже нет? — А? В смысле? — Ты бы не устроился в магазин, который находится на самой окраине Южного Парка, если бы у тебя была более-менее нормальная жизнь, — Крейг достаёт вибрирующий телефон из кармана джинсов и снимает звонок. — Минуту, — Стэну. — Да, мам? Да, в школе. Нет, я сам её заберу. На выходных? Не знаю, посмотрим. Давай обсудим это позже: у меня через пару минут приём товара — не хочу отвлекаться от работы. Хорошо, пока, — Крейг выключает телефон и возвращает его на своё место. — Так чё? — Да, жизнь не айс. А у тебя? — Тоже не пестрит яркими красками, — Крейг бросает окурок в мусорное ведро, потягивается и заходит обратно в магазин, напоследок бросая, — крикнешь, как машина приедет. — Ага, — кивает Стэн и продолжает курить свою сигарету, изредка рассматривая под ногами какую-то пыль. — Так, распишитесь здесь и здесь, — говорит владелец грузовика и протягивает Джерри планшет с документами. — Ага, всё? — Да, можете разгружать. — Хорошо, тогда, ребят на вас товар, а я уехал. Окей? — Окей, — кивает Крейг и принимается за разгрузку коробок.       Одна, две, три… как же он не любил дни с завозом бытовых товаров, потому что они всегда выпадали на смены Такера. Либо Джерри было всё равно на недовольство Крейга, либо он так над ним подшучивал из-за «некультурного обращения с начальством». Ну, за что Крейг всё-таки и любил дни приёма, так это за то, что можно было материть Джерри сколько душе угодно. И будь он трижды несчастен, если бы не пользовался этой возможностью в полной мере! — Э-эй, подожди, эту коробку возьму я, — прерывает мысли Такера Стэн, который так не вовремя решил «помочь». — Это с чего вдруг? — Крейг видит, с каким рвением Марш пытается забрать у него коробку, однако уступать не желает. А так всё хорошо начиналось, чтоб его. — Ты омега, — приводит такой раздражающий аргумент Стэн и хлопает своими противно-синими глазами. Захотелось плюнуть в эти глаза. Вот так взять и: «Хап-тьфу, блять». — И что, блять, с того? — Крейг не хочет закипать из-за того, что ему опять указали на его вторичный пол, но понимает, что ещё одно слово… — Ну… тебе же ещё семью заводить. Детей тоже, — продолжает хлопать глазами Марш, пока не получает довольно неожиданное заявление. — У меня уже есть ребёнок, и больше я не планирую. Так что закрой свой рот и возьмись за другую коробку, а то мы этот грёбанный товар не разгрузим никогда.       Крейг поднимает уже ненавистную коробку и краем глаза замечает, как челюсть Стэна медленно разбивается об асфальт от удивления. «Какой же он нежный. Прям тошно», — думает Такер и решает утонуть в коробках и в мыслях о них, пока «этот говнистый придурок» не сказанул ещё чего-нибудь лишнего и личного. И Крейгу удаётся погрузится в свои мысли, которые уже через считанные секунды наполняются планами на ближайшие выходные. Он встанет пораньше, соберёт их с Тришей вещи, пойдёт к родителям, и они все вместе поедут в небольшой «поход» с ночёвкой. Да, именно так они и проведут эти выходные.       Когда половина коробок распечатана и вбита в базу данных, Крейг понимает, что ему необходимо выйти покурить. Он поднимается со стула, тянется и выгибается кошкой, а после выискивает по карманам пачку сигарет и достаёт последнюю папироску. Что ж, сегодня до конца рабочего дня он останется без сигарет, а новую пачку откроет уже дома. Крейг вздыхает и понимает, что не стоило давать Маршу сигарету. А ещё он оказался таким стереотипным придурком! — Ты куда? — спрашивает Стэн, который начинал раздражать Такера своей навязчивостью. — На перекур, — отвечает Крейг и выходит в уже какой-то родной, но всё ещё замызганный переулок и затягивается. Тут же он слышит приближающиеся шаги, которые однозначно принадлежали Маршу, потому что его походка не походила ни на чью-либо другую.       Когда Стэн выходит и присаживается рядом на корточки, Крейг ожидает новых волнующих этого парня вопросов. Но Стэн молчит, хотя по нему заметно, как быстро лопается его терпение. Такера это раздражает.       Неожиданно, рядом со Стэном оказывается дворняжка. Крейг наблюдает за тем, как собака тащится от того, что Стэн чешет её пузо: она высовывает язык и часто дышит, а когда ласковая рука отстраняется, начинает скулить. Такер не знает, как ему реагировать в данной ситуации, поэтому не реагирует никак. — И сколько уже твоему ребёнку? — всё-таки спрашивает Стэн, хоть и продолжает смотреть на дворняжку. — Пять. В этом году в школу пошла, — отвечает Крейг и делает последнюю затяжку. И зачем он ответил? — Если сейчас тебе двадцать три, то родил ты её в семнадцать? — наконец-то Стэн переводит взгляд на него, но Такер уже выкинул бычок и заходил обратно в магазин.       Марш предпочитает посчитать это игнорирование за согласие, поэтому ещё с пару секунд смотрит на дворняжку, потом поднимается и возвращается к коробкам и товару в них.       Крейг садится на стул и снова погружается в рабочие мысли, пытаясь отвлечься от неприятных воспоминаний, произошедших почти шесть лет назад.       Время незаметно подкралось к своему концу, но Крейга это ни капли не радовало. Половина работы была не сделана, а утёкшие часы пропали в бессмысленной пустоте. И откуда у него такие метафоры? — Я тут подумал… может, в баскетбол сыграем? Ты, я и мои парни, — вдруг спрашивает Стэн, когда Крейг тянется к телефону, чтобы проверить уведомления. — Отвали, — он даже не слышит, о чём толкует его собеседник, лишь встаёт со стула и накидывает свою олимпийку. — Я домой. — Пока, — кивает Стэн, но Такер на него даже не смотрит.       Десять минут назад закончился школьный день Триши, поэтому прямо сейчас Крейг спешит к школе, чтобы забрать свою дочурку и наконец-то прийти домой. И как бы сильно его не сластили мысли о долгожданном отдыхе, сейчас больше всего на свете Крейг мечтал увидеть только свою малышку Тришу. У него даже на пару минут перестали болеть ноги. — Папа! — прозвенел радостный голос, и Такер почувствовал, как ему в бедро уткнулась головка его дочки. Прямо сейчас Крейг был счастливее всех на свете. — Привет, милая, — улыбается он и присаживается на одну ногу, чтобы обнять дочь. — Идём домой? — Да! — кивает Триша и машет своей учительнице. Крейг также кивает её воспитателю-учителю, на что получает ответный кивок.       Крейг забирает у дочки рюкзак, закидывает его себе на плечо, берёт её за руку, и они вместе идут домой. Порой он оглядывается по сторонам, чтобы убедиться, что за ними никто не идёт и не собирается им навредить. Страх отца-омеги-одиночки так невовремя накатывает на него… — Лизи сказала, что завтра мы будем учить алфавит, а я ей сказала, что знаю его уже давно!       Триша сидела на краю кровати и болтала ножками, пока Крейг развязывал её хвостики и слушал рассказ дочери: его Триша такая болтушка! — Ты молодец, Триша, ты знаешь об этом? — он убирает резинки на прикроватную тумбочку, берёт расчёску и начинает распутывать застрявшие в рыжих волосах волны от резинок. Он делает это предельно осторожно, потому что знает, что Триша не любит расчёсываться, ведь у неё ещё очень чувствительная кожа, и от расчёсывания ей может быть больно, если перестараться. Поэтому Крейг аккуратно выравнивает волосы дочери и убирает расчёску обратно на тумбочку, а после обнимает Тришу со спины. — Знаю, папа, — смеётся Триша и хватается своими ещё маленькими ручками за папины — большие и с длинными пальцами. — Папа у меня тоже молодец. Если бы не папа, то сейчас бы у меня не было столько друзей, и я не смогла бы быть такой умной! Мой папа — молодец!       И Крейг продолжает невольно улыбаться в рыжие волосы его дочурки, порой касаясь затылка лёгкими поцелуями. Пусть он и не помнит лица того парня, он ему всё же благодарен за то, что у него есть такая прекрасная дочка. Его милая, добрая и хорошая Триша. — Папа тебя любит, милая, — говорит Крейг в рыжий затылок и в него же улыбается. — Я тоже люблю папу, — произносит девочка и, повернувшись к родителю лицом, обнимает Крейга за шею. Такер сжимает дочь пусть не в очень крепких, но всё же объятиях.       Он бесконечно счастлив от той мысли, что у него есть Триша.

***

      Крейг затягивается и утыкается в стену магазина, вновь позволяя себе перекур. Товар со вчерашнего дня не был разобран до конца, поэтому ему пришлось работать и сегодня. А ещё ему обещали выплатить зарплату пораньше и накинуть сверху за переработку… Такер был обеими руками за такое предложение, ведь деньги были сейчас как не кстати: вчера пришли счета за дом — нужно платить, а нечем. Так что Крейг сейчас был согласен на любые переработки. И почему счета пришли так рано? — О чём думаешь? — Марш возникает рядом, когда его никто не просит. У него сегодня смена, поэтому ему повезло меньше, чем Крейгу, но что-то особой грусти Стэн не излучал. Странный… — О том, почему люди причислили Плутон к списку карликовых планет, хотя люди — всего лишь пылинки по сравнению с Плутоном, — выпаливает заготовленное умное «Отъебись» Такер, а через мгновенье добавляет, — или ты про нынешний момент? — Про нынешний момент, — объясняет Стэн и достаёт из кармана своей потёртой куртки пачку Winston`а. Она выглядит помятой, но не такой, как вчерашняя крейговская. Да и сигарет в ней больше… странная зависть. — О том, что я попал в настоящий рай, ведь смогу оплатить счета за дом, — всё же раскрывает карты Крейг и делает затяжку. Не такая уж это и тайна за семью печатями. — Понятно, — кивает Марш и закуривает. — Есть планы на сегодняшний вечер? — Сказать одному челу, чтобы он не катил ко мне свои шары? Если ты не про эти, то нет, — прямо сейчас Такеру хочется бросить сигарету, оставить Стэна в одиночестве и вновь сесть за работу. Никто никогда не проявлял к Крейгу какое-то внимание, поэтому такие «выпады» со стороны Стэна ему непривычны. — Я хотел позвать тебя покидать мяч на площадке, — раздражается Марш на своего собеседника. Тот смотрит, не мигая, в ответ. — Мои пацаны сегодня свалили с утра пораньше в Денвер, эмейл отправили, что приедут к выходным. Сдыхать в одиночестве как-то не охота, поэтому подумал, что было бы неплохо позвать кого-то сыграть. Хоть вчера ты меня и послал… — Не помню, — признаётся он и затягивается. — А провести вечер в компании омеги, а? Или со своим партнёром, если он у тебя есть, — Крейгу не хотелось соглашаться. Да у него и не было причин, чтобы идти. Вот только причин отказываться у него тоже не было. «Замкнутый круг», — заключил он и пустил струйку дыма. — Отношений у меня нет, да и некогда мне их заводить. А проводить вечер с какой-то встречной омегой… я не такой, — Стэн прикусывает фильтр сигареты. — Правильный мальчик? — язвит Крейг, но тут же замирает от холодного взгляда. — Ненавижу предательства и связи на одну ночь. Уж лучше сдохну в одиночестве и без каждодневных потрахушек, чем буду до конца жизни спать с кем попало, — чеканит Марш, вытягивает остатки никотина из сигареты, выбрасывает окурок в ведро и заходит в магазин, откуда тут же доносится шум коробок.       Крейг ещё несколько минут стоит у стены, забыв про свою сигарету, и смотрит немигающим взглядом в пустоту перед собой. Грязный переулок исчезает, а перед глазами всё как-то темнеет и светлеет одновременно. И Такер не может понять, от чего это всё: от того, что на его шутку в первый раз ответили пугающей физиономией, или от того, что не за горами течка.       Крейг желает не думать о последнем, поэтому пытается сделать затяжку, но сигарета уже потухла, потому она летит в ведро, а Такер тянется в магазин, вновь садится на стул и принимается за таблицы с товарами, которые уже начали двоиться в глазах. «Ещё немного, и это всё закончится».       Крейг откинулся на спинку стула и поднял руки в победном жесте. Вся информация о товарах наконец-то была внесена в базу данных, а потому он мог быть свободен. Такер посмотрел в уголок экрана монитора и отметил, что четыре часа дня подкрались незаметно. Он закинул голову к потолку, посверлил белое пространство пустым взглядом, кинул короткий взгляд на Стэна, что продолжал расставлять товар по полкам, и подумал, что идея покидать мяч с этим парнем не так уж и плоха.       Несколько секунд Такер пялился на бывшего одноклассника, обдумывая свои последние мысли, а после достал из кармана телефон, набрал один из недавних контактов и приложил динамик к уху. Спустя короткие гудки раздалось знакомое «Алло». — Мам, заберёшь сегодня Тришу из школы? У меня дела появились: пообещал другу погулять с ним. Нет, мам, я не ищу Трише «отца». Нет, он не альфа. Нет, не омега, он бета. Что мы будем делать? Ну, договорились в баскетбол поиграть. Нет, мам, это не Токен. Ты его не знаешь. Просто забери Тришу, а я к вам вечером приду, хорошо? Всё, до встречи, — Крейг убрал телефон обратно в карман, нажал в базе данных кнопочку «Сохранить» и встал со стула, тут же вытягиваясь всем телом.       Он посмотрел на Стэна, тот на него. Такер ухмыльнулся, достал из кармана своей толстовки сигареты и ушёл в курилку. Не успела пройти минута, как Крейг вновь курит в компании Марша. Они оба молчат, пока к Стэну не подбегает вчерашняя дворняжка. Она смотрит на парня радостным взглядом, когда тот присаживается на корточки рядом с ней и начинает гладить по голове. Спустя мгновенье собака уже во всю пускает слюни, а плохое настроение Стэна как рукой сняло. — И что же это за друг-бета, с которым ты собрался в баскетбол играть? — спрашивает Марш, вновь не смотря на Крейга.       Такер цыкает и делает затяжку. — Мне надо было как-то перед матерью оправдаться, — Такер смотрит на дворняжку и решает, что она слишком ласковая: стоит Стэну начать чесать полуголый живот, как собака растекается лужицей. — Она полюбила меня контролировать с того момента, как я забеременел Тришей, поэтому теперь мне приходится постоянно перед ней отчитываться, где и с кем я. Думаю, дома она мне ту ещё головомойку устроит. — Нельзя было сказать, что я альфа? Вроде взрослый мальчик, чтобы бунт устроить, — Стэн докуривает сигарету, выкидывает бычок куда-то в сторону и тут же принимается чесать пузо собаки обеими руками. Животное только радостнее дёргается от большего количества ласки. — Где ты тут взрослого мальчика увидел? В душе мне все семь! — Крейг фыркает и не торопится выкидывать свою сигарету. — Тогда поможешь мне доставить товар по полкам, чтобы не пришлось меня ждать, мальчик-которому-в-душе-все-семь?       Он хочет отказаться, потому что не такой уж Марш ему и друг, но лишь кидает окурок в ведро и тащит Стэна за воротник обратно в магазин. «Чем быстрее от него отвяжусь, тем скорее увижу Тришу», — думает Такер, когда расставляет коробки с ёршиками по стеллажам. — А ты неплохо попадаешь, — улыбается Марш, когда Крейг вновь бросает трёхочковый в корзину.       Перед игрой они зашли к Стэну домой, чтобы взять мяч, а после пошли на какую-то детскую площадку, где рядом с ней было небольшое поле для уличного баскетбола. После недолгого розыгрыша, начался первый тайм, который Крейг с трудом, но вытягивал: всё-таки, Марш играет в баскетбол чаще Такера. А ещё он альфа, который больше и сильнее Крейга, но это играло омеге только на руку. — Когда на тебя не смотрит злобный физрук, намного легче попадать, — он подбирает мяч и просит тайм-аут, после чего садится на обшарпанную лавочку, берёт бутылку с водой и делает несколько долгих глотков. — Давненько я не играл. А ты? — Дня три назад, — отвечает Стэн и тоже садится на лавочку.       Несколько минут оба сидят в абсолютной тишине. Было прохладно, фонари кусали подступающие сумерки. «Пора домой», — понял Крейг и встал со скамейки. — Давай продолжим в другой раз? Мне к родителям пора, и Триша, наверное, уже заждалась, — отвечает Такер на немой вопрос Стэна и достаёт телефон. Да, на первый тайм у них ушло далеко не полчаса. — Триша, это твоя дочка, да? — спрашивает Марш и тоже встаёт с лавочки. Он подбирает баскетбольный мяч под ногами, берёт бутылку с водой и направляется в сторону выхода с площадки.       Крейг медленно плетётся за ним, пока не убирает телефон в карман и не нагоняет своего собеседника. — Да, — произносит он и дёргается от резкого холодного ветра. — Чёрт, как знал, что надо олимпийку брать. — Звиняй, моя тоже дома осталась, — говорит Стэн и хлопает одной рукой по карманам в поисках чего-то интересного и важного. — Я бы не взял твою олимпийку, даже если бы она была бы при тебе, — кривится Крейг и принимается потирать руки, чтобы согреть оголённые участки кожи. — Гордый и независимый? — Думай, как хочешь.       Они молчали. Крейг шёл по заученному наизусть маршруту, а Стэн не спешил покидать его. И Такер не понимал, делал ли он это из собственной тупости, или из-за того, что Крейг всё-таки омега. Такер цыкнул. — А какая твоя Триша? — неожиданно спрашивает Марш, и его собеседник обращает на него подозрительный взгляд. — С какой целью интересуешься? — Да просто так. Говорить не о чем, — Стэн смотрит в серые глаза напротив, и Крейг чувствует, как что-то в нём трясётся от испуга. И чего это «что-то» вдруг забоялось? Неужели этого альфу, которого Такер сам может на лопатки положить? Нет, точно не поэтому. — Она мой спасительный огонёк, — выдыхает Крейг и мысли о дочке сами согревают его. — Она весёлая, добра, беззаботная… порой чересчур глупенькая, но в остальном сообразительная. Прям как её папа, — Крейг коротко усмехается. — Она ко всем относится так же, как к ней относятся эти «все». Ей не важно, кто ты — альфа, омега или бета, — она будет с тобой общаться и дружить, если ты этого хочешь также, как и она.       На какое-то время Такер замолчал, пытаясь перестроить разговор в другое русло, но как только вдалеке показался родительский дом, до него донёсся вопрос со стороны Марша: — Крейг, ты жалеешь, что ты омега? — Я… мне пора. Увидимся на работе, — Крейг не смотрел на Стэна — он чеканил заготовленный текст для любого каверзного для него вопроса.       Махнув рукой, Такер быстрым шагом поспешил к родительскому дому и в скором времени оказался в нём. «Какой, нахер, «Жалеешь?» У меня есть Триша! Мне не о чём жалеть!»       Стэн ещё несколько минут стоял и смотрел в спину Такеру, пока тот не свернул с тротуара на газон, а после развернулся и поплёлся в обратную сторону: его дом был гораздо дальше такерского очага. — Я пришёл! — дверь закрылась с глухим хлопком. — Деда, ба, папа пришёл! — послышался голосок Триши, и на лице Крейга сама по себе поселилась улыбка. — Папа!       Такер раскинул руки в объятиях и уже в следующую минуту прижимал к груди рыжую головку дочери. Маленькие ручки цеплялись за папины руки и не желали отпускать. Крейг тоже не спешил разрывать объятия. Однако в следующую минуту мимолётное счастье развеялось: Томас стоял над ним с дочерью и страшно, но тихо, почти бесшумно пыхтел. Крейг прижал маленькую голову дочки крепче.       Такер начал бояться отца ещё в детстве, когда впервые обнаружил его нечеловеческий нюх. Стоило Крейгу пойти гулять с кем-то из друзей, не предупредив об этом родителей, как вечером ему приходилось со слезами рассказывать о том, что они с Клайдом просто играли и ничего больше. Чуть позже, когда у Крейга наступила первая течка, Томас отправил сына к бабушке, потому что та жила одиноко и в глуши, далёко от полного альфами города. Ещё позже, когда Такеру стукнуло шестнадцать, Том всячески запрещал ему общаться с друзьями: Клайд был вычеркнут из круга его близких друзей; Твик отошёл на второй план, пока не исчез совсем; и даже Токен, единственный, кто мог свободно и тесно общаться с Крейгом, оставался под строгим наблюдением отца Такера. И всё из-за тупых вторичных полов.       Томас был приверженцем старых взглядов, поэтому он исключил всех альф-парней из круга общения сына, в том числе Клайда. Отношения с Твиком также исчерпали себя, потому что омежье-лесбийская любовь не была позволительна в обществе. К Токену он был более благосклонен только из-за того, что он бета, а «любая уважающая себя бета не посягнёт на священный союз альфы и омеги»; но и Блэк не вызывал полного доверия со стороны Томаса.       Томас искал для Крейга достойную девушку-альфу и запрещал сыну водиться с альфами-парнями, потому что те были «настоящими животными, которые не постыдятся накинуться на юную омегу». Он презирал мужчин-альф, несмотря на то что сам таковым являлся, и «желал для своего сына лучшей жизни». Пока Крейг не залетел… — Папа, пойдём есть! Бабушка приготовила что-то, но я не ела: тебя ждала. Пойдём? — лепечет Триша и возвращает папу из неприятных воспоминаний. — Пойдём, милая, — кивает Крейг, разувается и вместе с дочкой отправляется в столовую.       Лаура сидела за столом и щипала пылинки на своём фартуке. Крейг пересёкся с ней взглядами и вяло улыбнулся. Она вяло улыбнулась в ответ. — Триша у тебя такая капризная, — шепчет сыну мисс Такер и проходит мимо него на кухню. Крейг только коротко смеётся.       Их ужин протекает быстро, за редкими лепетаниями Триши о школьном дне и за укоризненным взглядом Томаса, который Крейг чувствовал кожей. — Ну всё, она спит. Я сейчас приму душ и тоже спать, — тихо говорит Крейг и закрывает дверь в свою комнату, где уже посапывала Триша. — Угу, — кивает Лаура и ненадолго задерживает сына кротким прикосновением к запястью. — Крейг, ты меня сегодня обманул, когда сказал, что будешь с другом-бетой. — Я это сделал, чтобы отец не устроил мне головомойку, — отвечает парень и скрещивает руки на груди. — Прости, не хотел тебя обманывать. — Ничего, я тебя… понимаю, — натянуто улыбается Лаура и заглядывает в глаза сына. — Скажи мне только: между вами не было ничего? — Мам, ты же знаешь, что я не интересуюсь альфами, — тяжко вздыхает Крейг, но, когда видит в глазах напротив беспокойство, отрицательно качает головой. — Нет, между нами ничего не было. Мы даже не друзья. Так, коллеги по работе и бывшие одноклассники. — Одноклассники? — Марш. Стэн Марш. — Ах, Марши… тогда теперь я ещё больше понимаю твоё положение, — теперь вздыхает Лаура. — И всё же, как так вышло, что твои феромоны смешались с его? — В баскетбол играли, так и вышло. К тому же, он доминантный, — Крейг пожимает плечами. — Я могу пойти в душ? — Да, конечно, а с отцом… я придумаю, что ему сказать, — женщина смотрит на сына и смахивает с ресниц подступившие слёзы. — И когда ты уже стал таким взрослым? — Мам, не надо.       Крейг виновато улыбнулся и побрёл в сторону ванной комнаты. Он не был готов к очередному душещипательному разговору: он слишком устал. Поэтому струйки воды действуют на него, как какое-то успокоительное. Они помогают смыть все невесёлые воспоминания, ненужные запахи, вспышки мыслей… жаль, что не до конца.       Такер не любил спать с мокрой головой, но прямо сейчас, без зазрения совести, плюхнулся на подушку рядом с Тришей и натянул на себя одеяло. Несколько минут он смотрел на нечёткие черты своей дочери: рыжие тонкие бровки, ровный носик, пухлые бескровные губки, круглое личико. Триша была очень красивой и ничуть не похожей на своего отца. Ни разу не на него… на деда, но не на того парня…       С такой мыслью Крейг провалился в дурной сон.

***

      Крейг не заметил, как пролетели два дня и время подступило к выходным. Но сейчас его это мало волновало, ведь в своей руке он держал ручонку Триши. И пусть сейчас всё своё внимание девочка перевела на текущие за окном машины деревья, Крейг был рад. Пусть отец косился на него в зеркало заднего вида, Крейг всё равно был рад. Ведь он наконец-то проведёт целых два дня с Тришей. С его милой, замечательной и потрясающей Тришей.       Машина остановилась на широкой поляне, которая отделялась от озера чередой камышей и рогоза. Томас заглушил двигатель и отстегнулся. Немного покряхтев, он вылез из машины и принялся доставать из багажника палатки и сумки с едой. Крейг отстегнул Тришу и стал помогать отцу. Спустя время они разбили лагерь неподалёку от машины, оставалось только принести хворост и развести костёр. — Папа, а здесь можно купаться? — Триша ухватилась своей ручонкой за штанину своего родителя и похлопала на него заинтересованными глазами. Такими большими, серыми, как у Крейга. — Нет, милая, потому что эта вода грязная, и в ней живут страшные чудовища, — отвечает Такер и поднимает дочь на руки. — Может, соберёшь со мной хворост для костра? — Хорошо! — восклицает девочка и обнимает родителя за шею. — Пойдём!       Спустя какое-то время они развели костёр и уселись возле него. Котелок пыхтел супом, а брёвна сладко потрескивали. Где-то в дали щебетали птицы. Солнце грело и клонило в сон. У Крейга слипались глаза…       Он не помнил, когда именно, но оказался на заднем сиденье машины. Его мелко потряхивало, хотя во рту был горьковатый привкус. Краем глаза он замечает знакомые блондинистые волосы, и понимает, что прямо сейчас за рулём его мать. Становится немного спокойнее, и он снова проваливается в сон. — Крейг, проснись!       Крейг еле разлепил глаза и посмотрел на размытый силуэт перед ним: Лаура тревожно глядела в ответ и не могла сдержать слёзы. Крейг пытался соображать, но у него это слабо получалось. — Крейг, вставай! Тебе нужно в дом! Быстрее! — женщина тормошила сына или пыталась как-то поднять его, но ей не хватало сил. — Крейг, пожалуйста.       Крейг открывает глаза, и всё вокруг обращается в мрак. — Прости, я, наверное, отвлекла вас с Николь. Я не хотела, но не знала, кому могу доверить Крейга, ведь сама я остаться не могу: нужно ехать к Трише и Томасу. — Ничего страшного, мисс Такер. Мы, если честно, ничего с Николь на эти выходные и не планировали. Думали, что просто дома посидим, и всё. А сейчас у неё появился повод съездить к родителям, так что вы даже помогли, — Токен улыбнулся и по-доброму фыркнул. — И давно он так? — Уже в машине я заметила, что с ним что-то не так, а после он чуть ли не свалился прямо в костёр. Томас помог его оттащить в машину, а дальше я кое-как впихнула ему таблетки и повезла домой. Ну, что случилось потом, ты помнишь, — Лаура опустила голову и сжала руки в замок. Она молчала, не в силах что-либо сказать. Она пыталась понять, почему течка его сына началась раньше положенного, но её голова была слишком забита переживаниями.       Токен тоже молчал, переваривая всё сказанное. В кармане что-то зажужжало. Он прочитал пришедший от Николь эмейл и засунул телефон обратно в карман. Семейный ужин у Дэниелс он мог сегодня и пропустить. — Мисс Такер, если вам нужно ехать, то езжайте. Я позабочусь о Крейге, — Блэк продолжает улыбаться, пока на него не поднимают блестящие от слёз глаза. — Почему всё так обернулось, Токен? Почему он просто не может жить спокойной жизнью с любящей его семьёй? Зачем всё так усложнять?       Токен стискивает зубы и жуёт язык. — Мисс Такер, Триша, наверное, уже заскучала без бабушки.       Лаура смотрит на холодный взгляд напротив и остывает. Нет, она не должна так говорить о Крейге, не о своём сыне. О ком угодно, но только не о своей радости. — Да, я поеду. Ещё раз спасибо, Токен. — Не за что.       Дверь закрывается, и в доме как-то неожиданно становится слишком тихо.       Крейг разлепляет глаза, но легче ему от этого не становится. Всё в каком-то тумане, или, даже, сумраке. В комнате было темно и душно, несмотря на уже похолодевшую погоду за окном. Крейг попытался проморгаться, но легче от этого не становилось: в комнате всё так же не было ни единого намёка на свет. Хотя нет, что-то совсем рядом горело тусклым светом. Мобильный. Экран мобильного телефона! — Слушай, ты как-то странно пахнешь, но если ты альфа, то тебе лучше убраться куда-нибудь. Я не потяну ещё одного ребёнка: у меня нет такой возможности, — бормотал Крейг и тихо выругался, когда на него направили экраном. — Проснулся? Долго же ты в отключке был, — прозвучал знакомый голос, но Такер не мог разобрать, откуда он его знает. — Почти одиннадцать. Странно на тебя действуют подавители. — Я каждую так течку на подавителях: отключаюсь и не просыпаюсь где-то с сутки. Потом всё проходит, и я снова бодрячком, — продолжал бормотать Крейг пока в какой-то момент не зашипел от боли в глазах. — Да угандонь ты свою мобилу. Кто ты вообще? — Токен, — Токен вздыхает и послушно убирает телефон на тумбочку. — Токен… Токен? А ты что здесь делаешь? — Давай я расскажу тебе об этом, когда ты придёшь в норму, а сейчас ты мне дашь поспать. Я тебя целые сутки сидел и сторожил. Кто ж знал, что ты только к ночи проснёшься. — Слишком много пиздишь, — Такер кое-как поднимается на руках и утыкается лбом в чужое плечо. Намокшие волосы неприятно липли ко лбу. — Я схожу поссать и вернусь. Я ещё не отоспался. — Тебе помочь? — Токен с тревогой в глазах наблюдает за тем, как его лучший друг на негнущихся ногах доходит до двери и хватается за дверной косяк. — Поссать я и сам могу. Я, может, и течный, но не маленький.       Крейг вваливается в коридор и заторможенно понимает, что находится в своём доме. Ему было невмочь выяснять, как он здесь оказался и почему. Сейчас единственная мысль, которая его заботила, — это опустошение своего мочевого пузыря. Кое-как дойдя до ванной комнаты, Такер пристроился у унитаза и спустил брюки. Ему всё ещё было жарко, а ещё противно от себя же: трусы были мокрыми из-за смазки. Да он весь до ужаса липкий. «Утром», — решает Крейг, думая о душе. Прямо сейчас его голова сильно барахлила, словно в нём закончился бензин. Крейг тяжко вздохнул, оттого что невольно сравнил себя с роботом. Хотя… он, отчасти, таковым и был.       Застегнув ширинку, Такер посмотрел на себя в зеркало и поправил мокрую чёлку, то ли потому, что в нём сработали животные инстинкты соблазнения, то ли за тем, чтобы волосы ко лбу не липли. Крейг ухватился за стену и поплёлся обратно в свою комнату. — Так… ты? Токен… ага… а кто ты? — Я твой лучший друг, — Блэк отвечал на все вопросы и искренне соболезновал своему другу. — Ага… лучший друг… вроде, вспомнил. А ты альфа? Просто, если ты альфа, то тебе лучше уйти. — Я бета, — говорит Токен и приветственно хлопает ладонью по месту рядом с собой. Крейг щурится. — Я тебе ничего не сделаю. — Хорошо, — Крейг решает больше не грузить себя лишней информацией и заваливается на кровать рядом с другом. Неожиданно по телу пробегает волна холода, поэтому он натягивает на себя одеяло получше, но согреться полностью ему не удаётся. — Мне холодно. Обними меня.       Токен обнимает друга и устраивает свой подбородок на его взмокшей макушке. Он лениво гладит чужую спину, а после проваливается в сон, когда его друг начинает тихо посапывать.

***

      Крейг открывает глаза и слепнет от надоедливого солнца. Он материт всё, на чём свет стоит, и обещает себе, что ещё пять минут, и он встанет, начнёт готовить завтрак для себя, Триши… Крейг резко садится на кровати и ошарашенно смотрит перед собой — сон сходит на нет. На огромное такое, во всю стену «Нет». — Твою мать! — рявкает Такер и осматривается: он в своей комнате; всё обставлено также, как и день назад; дверь приоткрыта; на тумбочке лежат подавители и парочка полотенец, и одиноко с ними ютится стакан воды; рядом засуетился Токен. В следующую секунду он потирает сонные глаза и смотрит на своего друга. — Доброе утро. — Доброе. Ты как? — У меня была течка? — Да, — Блэк зевает. — Как ты себя чувствуешь? — Мне намного легче, — Крейг откидывает одеяло в сторону и замечает огромное пятно под собой, которое, будучи остывшим, не пахло каким-то приятным ароматом, а воняло. — Ебаный пиздец…       Он на пару секунд закрывает глаза и хватается за лицо. Пальцы неприятно липнут, а волосы струятся меж фаланг склизкими нитками. Ну вот правда, за что ему всё это? — Давай я в ванную, помоюсь, заодно закину бельё в стирку, а ты пока чай сделаешь? — он переводит взгляд на друга, который в этот момент широко зевает. — Хорошо, — Токен кивает и потягивается. — Поговорим после. — Обязательно.       Крейг слезает с кровати, снимает постельное бельё, цыкает на оставшееся на матраце пятно его смазки и быстрым шагом направляется в ванную комнату. Он хлопнул дверцей стиральной машинки и нажал на «Старт». Насосы зашипели, барабан загрохотал. Пару минут Крейг пялил в стекло барабана и смотрел на пену, но после отвис и стянул с себя оставшиеся шмотки. Под нос он буркнул пару едких ругательств про свою непродуманность и всё же бросил комок одежды в корзину для белья. После он отдёрнул шторку ванной и залез под душ. Горячие струи тут же обожгли тело, но после их сменили тёплые струйки, которые мелодично двигались по перекатам мышц…       Крейгу было тошно. Глубоко внутри ему было тошно. Он много раз проёбывался в жизни, но больше всего он ненавидел проёбываться перед отцом. И он сделал это вновь. Он вновь выставил себя далеко не в лучшем свете. А что было ещё хуже, так это то, что он заставил волноваться Тришу. Свою милую маленькую Тришу. Они ведь просто хотели провести выходные вдвоём… да и течка не должна была так рано начаться…       Крейг уткнулся мокрым лбом в кафельную стену и выругался себе под нос. И почему вся его жизнь — грёбанные американские горки?       На кухне было светло и свежо: одно-единственное окно было открыто на распашку и показывало восходящее солнце во всей его красе. Но Крейгу было совершенно плевать на солнце: ему было холодно и хотелось курить. Пока он искал по кухонным навесным ящикам припрятанный от Триши блок сигарет, Токен смотрел на своего друга изучающим взглядом. Ничего в его повадках не выдавало раздражения и разочарования в самом себе в который раз. Но Токен знал, что стоит сказать неправильную фразу, и Крейг даже рассказывать ничего не станет. Но он всё же задаёт вопрос, который его мучал всё это время, потому что его терпение будет крепче такеровских «обидок». — О чём думаешь? — О том, что надо бы прикупить сигарет, — говорит Крейг и достаёт пачку. Он быстро распаковывает её, достаёт из ящика столешницы зажигалку и, быстро чиркнув по кончику сигареты огоньком, жадно затягивается. Сизый дым не наполняет комнату, а медленно утекает в открытое окно. — Я не об этом, Крейг, ты знаешь, — Блэк проводит пальцем по ободку чашки и собирает влагу подушечкой. — Нихуя я не знаю, — огрызается Крейг и затягивается ещё раз. Крепче и дольше. На мгновенье в его глазах темнеет, но это мгновенье слишком незаметно. Плотной струйкой Такер выпускает дым в окно. — В том-то и дело, Токен, что я нихуя не знаю. Я не знаю, почему у меня течка не по расписанию; я не знаю, из-за того ли это, что я рецессивный; и я уже точно не знаю, почему я опять проебался перед отцом. — Не трепи себе нервы отцом, — Токен делает глоток кофе и жестом предлагает Крейгу присоединиться к своему «чаепитию». Такер лишь кривит нос. — Ты до этого общался с доминантными альфами? — При чём тут э… — Общался? — Токен хоть и терпеливый, он всё же не любит, когда разводят истерики на пустом месте. Именно поэтому он предпочитал больше тусить с Клайдом или Джимми, чем с Крейгом и Твиком. Вообще, Твик слишком быстро истощал его, поэтому дружба с ним не заладилась с самого начала, а Крейг, в отличие от него, знал, когда нужно остановиться. Так что, выбор был очевиден. — Да, и что с того? У меня на работе тоже полно доминантных альф, но из-за них, почему-то, у меня течки не начинаются, знаешь ли, — Такер вновь затянулся и затушил окурок о пепельницу. — С того, что некоторые омеги восприимчивы к феромонам доминантных альф, которые не могут контролировать свою сущность, — Токен повторно предложил кофе, на что его собеседник покачал головой и взялся за чайник: чай бодрил его посильнее кофе, стимул к которому выработался за несколько лет. — Только не затирай мне про истинных. Если бы мы были истинными, я бы это и раньше понял, — Крейг поставил небольшой коптильничек на плиту и закинул пакетик чая в чашку. Тришину… только сейчас Крейг заметил, что Токен пьёт из его чашки.       Крейг подумал, что не мешало бы прикупить чашку и Токену. И Николь тоже. И Клайду… дохера чашек понадобится. — Я не затираю тебе про истинных, — Токен вновь сделал глоток и поморщился от горечи, — просто не все доминантные альфы могут контролировать свои феромоны. — Он их и не контролировал, — Крейг снял чайник с плиты и залил пакетик водой, — мы в баскетбол играли, было, как-то, не до этого. — Ты не понял меня, — Блэк встал со своего места, поставил чашку в раковину и посмотрел на своего друга: серые глаза пытались убежать. — Одно дело — не контролировать из-за обстоятельств, другое — не контролировать вообще. Не удивлюсь, если не только ты свалился с течкой. — Я не думаю, что это так, — Такер взял чашку и вновь отвернулся к окну: прямо сейчас ему совершенно не хотелось винить Марша ни в чём. Ведь он ни в чём не виноват. Крейг сам согласился сыграть. Никто его под дулом пистолета не принуждал. — Мы заходили к нему домой, а он живёт с друзьями… может, это из-за того, что на меня подействовало сразу несколько феромонов доминантных альф? — Ты спал с ним?       В комнате звонко разбилась тишина. Крейг держал в руках чашку Триши и чувствовал, как кипяток стекает по его трясущимся пальцам. Меньше всего он ожидал этого вопроса. — Нет, — насмешка. Но оба знают, что за насмешкой скрывается нечто другое, странное, непонятное, ранее неизвестное. — Вот когда я начну прятать от Триши вместо сигарет резинки, тогда и задумайся.       Хоть ситуация и абсурдная, но Крейг не понимает, почему этот вопрос задевает его. В любой другой день он бы просто сказал Токену пойти на хуй с такими вопросами, но почему прямо сейчас он думает о том, что не произошло и никогда не произойдёт? Почему Токен задаёт ему такие вопросы? Почему так много вопросов? И на какие из них есть ответы? Сложно… — Токен, ты же знаешь, что я ни за что не заведу отношения, пока не выращу Тришу. Да и заведу ли их вообще, — Крейг трясущейся рукой ставит чашку дочки на столешницу и поворачивается к другу. — Так почему ты во мне сомневаешься? Это потому, что я омега?       Токен молчит. Он молчит и смотрит на Крейга. В серых глазах просыпается редкое чувство страха. Страха перед тем, что Крейг недостаточно старается. Страха того, что он недостаточно хороший папа. Вот она истинная сущность омеги — страх. Но Крейг не просто омега. Крейг всегда был собой. И поэтому прямо сейчас он был на периферии пропасти. И если сейчас он упадёт в эту пропасть, то события шестилетней давности повторятся…       Токен этого не хочет. И он знает, что этого не хочет и сам Крейг. — Просто сходи к врачу и узнай, почему течка наступила раньше. Может это действительно из-за того, что ты рецессивный, — он осторожно касается чужих плеч, а после прижимает Крейга к себе.       И от ответных объятий ему не по себе.       Крейг меняется.

***

      В кабинете пахло резиной и какими-то медикаментами. Стены выкрашены в блевотно-зелёный, освещение холодное не только натурой, но и температурой. Крейг старается держаться ровно и гордо, но походы к врачу всегда были для него чем-то пугающим и неестественным. Поэтому вместо уверенного в себе парня с выразительной осанкой, Крейг сгорбился и скукожился в комок: как ему не хотелось, чтобы на него смотрели. Благо страх наводила только обстановка, а вот мужчина за столом, который усердно дописывал какие-то бумажки, всегда вызывал доверие. Он в последний раз стукнул ручкой по бумажке и отложил её в сторону. После он сцепил руки в замок и посмотрел маленькими, круглыми глазками на Крейга. Такер сглотнул. Поскорей бы вернуться домой… — Всё в порядке, — произнёс мужчина и тепло улыбнулся бородой и усами. — Для рецессивных омег характерна смена цикла. Обычно она происходит чаще, но есть и те, у кого цикл сменяется в определённом возрасте, — после он ненадолго замолчал и думал, как более тактично сказать свои последующие слова. — Крейг, ты созрел, как омега. Теперь все твои репродуктивные органы работают исправно, и ты можешь выносить здоровый плод, без риска, что он может быть недоношенным или мёртвым.       Крейг смотрел в стол своего врача и пытался переварить каждое сказанное им предложение, каждое произнесённое слово, каждую утопленную запятую. — То есть, после полного созревания организма, мой цикл течек поменяется, и он уже будет постоянным? — он поднял глаза на человека напротив. Тот расцепил руки и принялся собирать документы. Монотонность всегда помогала собрать ему мысли. — Не совсем. За всю жизнь цикл может поменяться ещё несколько раз: всё-таки, ты рецессивный. Но прежнего уже точно не будет, — он остановил взгляд на одной из бумажек и выдохнул. — И ещё, пожалуйста, старайся поменьше принимать таблеток в течку. Постоянные обмороки под действием подавителей тоже не лучший показатель. Раз у тебя есть возможность, то дай себе немного вольности. — Но это же… — Ты не знаешь, на что способен омежий организм не под воздействием подавителей. Да, когда-то ты был подростком и, возможно, думаешь, что уже всё видел. Но сейчас ты зрелый омега, и твоё тело уже не реагирует так, как в былые годы, — мужчина вернул бумажку ко всем остальным и закрыл карточку Крейга. Он ещё немного помолчал, но после отправил карточку в стопку к другим и в последний раз посмотрел на пациента. — Не хочу тебя заставлять, но моя врачебная обязанность — сказать тебе, чтобы ты поскорее нашёл партнёра. Желательно, не на один год. Я правда переживаю за тебя и твою дочь. Но будь осторожен, так как мы не знаем, сколько продлится твой послетечный период, — он вновь замолчал. Крейг встал, виновато кивнул и поплёлся к двери. — Ты правильно сделал, что переубедил Томаса. Если бы ты тогда сделал аборт, то всё было бы намного хуже.       Крейг вновь кивнул и вышел из кабинета.

***

— Папа! Я так переживала! Я так плакала, когда тебе стало плохо! Ты в порядке? — Триша схватилась за штанину Крейга и быстро затараторила себе под нос.       Такер вновь задумался, что бы он делал без своей дочери. — Всё в порядке, милая, — Крейг поднял свою дочурку на руки и долго-долго целовал её в лоб. — Я в полном порядке. А ты как? Всё хорошо? — Я очень переживала, — всхлипнула Триша, и папа прижал её рыжую головку к плечу. Томас смотрел на них через лобовое машины. Крейг смотрел на силуэт отца и сильнее прижимал голову своей маленькой радости. Он всё сможет, он со всем справится, он не опозорится ещё раз…

***

      Сигарета вновь тлела в пальцах, пока Крейг стоял возле магазина и смотрел на лужу перед ним. В ней мерно плавали опавшие листья и игралась пара дворняжек. Такер смотрел на них и думал, что же ему делать дальше. Можно было бы действительно начать искать постоянного партнёра, забив на свою гордость и свои обещания. А можно было оставить всё, как и раньше. Но долго ли он продержится? Он… уже зрелая омега… Крейг не мог привыкнуть к этому уже несколько недель.       Но если всё хорошенько обдумать, то как давно он изменился? Ведь, одно дело — перестройка организма и его созревание, а другое — перестройка мировоззрения. Разве в семнадцать он думал о том, что главным звеном в его жизни будет Триша? Разве четыре года назад он не думал о том, что было бы неплохо попробовать поступить куда-нибудь? Да, ещё несколько лет назад в нём бушевал непокорный подросток-засранец, но сейчас он изменился. И ему это не нравилось. Его это пугало. — Привет, — Крейг аж уронил сигарету от страха. — Разве сегодня приём товара? — вместо приветствия звучит едкая фраза. Впрочем, как и всегда. Хоть в чём-то он неизменчив. Это радует. — Нет. Захотелось тебя увидеть. Тебя не было очень долго, вот я и заволновался, — Марш почесал затылок и посмотрел на собак. — Разве тебе не похуй? Или строишь из себя джентльмена? — голос дрогнул, а пальцы вновь потянулись к пачке. Огонёк лизнул кончик сигареты, и в атмосферу вновь потекла струйка дыма. — Я не настолько мудак, как тебе кажется, — Стэн цыкает и достаёт свои сигареты. Крейга это раздражает, поэтому он решает стебануть своего напарника и быстро докуривает свою сигарету. — Ну и куда ты? — Работать, мистер Я-не-настолько-мудак-как-тебе-кажется, — ёрничает Такер и скрывается в здании. Стэн всё так же раздражал его. Однако, теперь он не наседал мозолью на глаза. И это пугало ещё больше.

***

      За пару дней Крейг замечает, что что-то поменялось в его обычной жизни. Всё более незначительные мелочи стали его раздражать, из-за чего он стал меньше высыпаться и больше выпускать пар в домашке с Тришей и в сигаретах. Различные «типы», которых раньше он не переваривал, стали абсолютно никем, и при любом их вопросе Крейг не бесился, не злился в себя, а лишь коротко отмахивался, словно от мух. Жаль, только с Маршем это не до конца работало…       Он стал дольше смотреть на себя в зеркало, из-за чего порой выпадал из реального мира и возвращался только тогда, когда Триша вытягивала его из ванной. Крейг менялся, и заметил он это очень быстро, но очень кстати: люди вроде него не любят непредвиденные перемены в себе. И чем резче происходят эти перемены, тем больше они пугают. Так и Крейг ловил себя на мысли, что ему страшно от нового себя. Неужто на него так повлиял поход к врачу? Все его слова и новости… или же… в Крейге так показывает себя созревшая омега? Даже если и так, то показать себя она должна была в уходе за ребёнком, а не в этих играх с его характером. Почему он так бесился из-за неправильно написанного слова в накладной, почему стал равнодушен к придурку Джерри, почему заинтересовался своей внешностью? Почему? Так много «Почему», на которые раньше нашлись бы ответы. И Крейг готов найти их снова, но он боится сказать причину, боится претворить её вслух.       Он молчит, потому что признаваться себе стыдно и страшно.

Нельзя проебаться.

      Он созрел.

***

      На следующий день Крейг отводит Тришу в школу и не торопится на работу. Он хочет прогуляться, прослушать давно позабытый плейлист, покопаться в своём «дерьме». Но ему не дают этого сделать. Марш, которого и так за последнее время стало слишком много в его жизни, вновь вторгся в его личное пространство. Всё так же со своим искренне-тошнотворным взглядом и с дебильной улыбкой, которая вызывала у Такера нервный тик. — О, ты тоже на работу? — спрашивает Стэн и застёгивает свою куртку. — Представляешь, у меня смены два через два, а из-за чёртового вчерашнего прогула мне придётся отрабатывать ещё один день, — шипит Крейг и шарит рукой по карманам. Пачки нет нигде.       И тут Крейг вспоминает, что оставил полупустую пачку на тумбочке возле входной двери, когда спешил за Тришей. Иногда Такера выматывала активность его маленького чуда, а иногда начинала раздражать. В этот раз было также. Он забыл чёртовы сигареты, и его это раздражало. «Это хороший повод, чтобы наконец начать бросать курить», — но Крейга этот повод не радовал. Прямо сейчас ему были нужны чёртовы сигареты. — Сигаретой угостить? — спрашивает Марш и вытягивает свою пачку.       Крейг быстро отзывается. Он смотрит на помятый, обычный Camel и думает, что его Winston с кнопкой, который дороже всего на несколько долларов, более привлекательный. Да и вкус приятнее будет, наверное… и горло не так першит… и запаха нет. «Блять, у него же была Winst`а, так почему теперь у него эта залупа?» — Я курю только свои сигареты, — заявляет Крейг и зарывает руки в карманы. Если нет сигарет, то смысл их морозить?       Стэн тоже не решается растянуть сигарету, потому убирает пачку обратно в карман и резко поворачивает головой куда-то в сторону. Крейг не видит, на что смотрит его нежеланный попутчик, и не желает узнавать, что же такого привлекло внимание Марша. Такер просто ускоряет шаг, в надежде отвязаться от Стэна, но тот быстро ориентируется и тоже ускоряет шаг. До магазинчика они доходят в тишине: Крейг слушает свой плейлист и смеётся над собой, некогда бывшим сопливым подростком; Стэн всё время оглядывается назад и почему-то хмурится.       День проходит быстро: коробки с товаром распечатываются, товар вбивается в базу данных, возвращается в коробки, а коробки уходят на полки. В таком монотонном режиме Крейг не замечает, как оказывается на заднем дворе магазина и пялится в лужу перед собой. И когда она только успевает тут появляться? Крейг шарит по карманам и слишком поздно вспоминает, что пачка осталась дома. Он цыкает и закусывает губу. Лёгкие дерёт от недостатка никотина. Он раздражённо выдыхает и желает Трише никогда не начинать курить. Крейга передёргивает от этой мысли. Да, он ни за что не пожелает своему маленькому счастью чего-то плохого, но он впервые ловит себя на этой мысли. И от этого не по себе.       Крейг сильно изменился за последние шесть лет, а он и не заметил этого. Н-да, время играет с нами жестокую шутку.       Жизнь играет с нами злую шутку… Сперва это салочки, потом это бутылочка, а после мафия.       Он смотрит в лужу перед собой и разглядывает свой расплывчатый силуэт. Встрёпанные волосы, притоптанные шапкой, мертвецкий цвет кожи, синяки под глазами. А вчера в зеркале он выглядел свежее, красивее. «Ну и похуй», — думает он и на автомате подносит руки к губам. Сигареты нет. Блять. — Ты чё делаешь? — раздаётся над ухом, и Такер в миг отдёргивается назад.       Марш стоит с неизменной полуулыбкой и прикуривает сигарету. Лёгкие Крейга начинает драть: он тоже хочет закурить. Ему тоже нужна доза никотина. Прям позарез нужна эта чёртовая доза.       Крейг одёргивает себя от этой мысли. Такер сглатывает и понимает, что он стал зависеть. От сигарет. И эта его зависимость ни к чему хорошему не привела. Крейг только заработал себе очередную болячку. И он себя с этим смело поздравляет. — Будешь? — вновь предлагает Стэн, и Такер смотрит на пачку его сигарет в надежде на то, что вместо Camel`а там родные Winston с кнопкой, но его надежды падают с крахом. — Нет, у них запах въедчивый. Не хочу ребёнка травить, — отзывается Крейг, сам не замечая, как руки его чешутся. Он буквально сдирает кожу неровными ногтями, но держится.       Нет, ему нельзя. Трише будет противно от этого ужасного запаха. Триша будет кашлять. Он навредит собственному счастью. Крейг не может себе этого позволить. — Понятно, — кивает Стэн и убирает пачку обратно в карман. Прикуренная сигарета остаётся в зубах, но очень быстро превращается в полу-докуренный бычок. — Может, сегодня вновь мяч побросаем? Погода неплохая, можно и сыграть разок. Правда лужи… но, думаю, на площадке их не будет. — Я…       Крейг хочет сказать, что ему вовсе не нравится компания Марша вне работы. Ему хочется сказать, что он уже слишком взрослый, чтобы тягаться с альфами. Ему хочется сказать, что ему нужно забрать Тришу. Ему хочется сделать многое, и, в то же время, забить на всё и пустить на самотёк. Взять и закурить сигарету. Пойти сыграть со Стэном в баскетбол. Сходить до дома в его компании, как в прошлый раз… ему хочется забить, и он…       Такер забивает. Он устал от постоянной жизни, где нужно рвать жопу каждые пять минут. Ему надоело то, что отец упрекает его без повода и делает это постоянно. Ему тошно, что он себя упрекает без причины. Его до вздутых вен бесит тот факт, что все сидят у него на ушах с ебаной личной жизнью. Крейга всё это истощило. Он вымотался морально за эти грёбанные шесть лет. И осознаёт он это только сейчас, когда его маленькое, рыжее счастье не с ним, а где-то в школе, растёт и учиться.       Крейг познал вкус одиночества с лихвой. До рождения Триши и после него. Но именно сейчас он учуял послевкусие. И если раньше вкус одиночества казался ему заменой счастья, то сейчас он понял, как он ошибался. Ведь у одиночества вовсе не сладкий привкус. Это чёртова кислота, которая разъедает его изнутри. И Крейгу уже невыносимо постоянно бегать с этой кислотой от одного места к другому.       Поэтому прямо сейчас Такер плюёт на все свои дела и все заботы. Пусть Триша побудет подольше с бабушкой. Пусть Томас наорёт на него хотя бы по какой-то весомой причине. Пусть он может опять свалится с течкой, если и свалится. Крейгу плевать. Он наконец-то сделал шаг в сторону той жизни, о которой всегда мечтал: жизни, полной воздуха. Свободного воздуха! Воздуха без пыли загонов и комплексов. Чистого! Прекрасного… бесящего до невозможного, но такого… такого неизвестного! — Давай, — кивает Крейг и достаёт свой телефон. Он быстро набирает номер матери и через несколько оборванных гудков произносит, — мам? Привет. Помнишь я в прошлый раз просил тебя забрать Тришу со школы, потому что собирался с другом пойти в баскетбол поиграть? Помоги мне и на этот раз, — Крейг слышит короткое: «Хорошо», — и спокойно выдыхает. — С кем я иду? Как и в тот раз. С Маршем. Стэном Маршем.       Спустя молчание Крейг слышит одобрение и пожелание в удачной игре. Он благодарит свою мать в ответ и прекращает звонок. — Смена заканчивается через несколько минут, так что мы можем свалить прямо щас, — говорит Такер и, не касаясь, тянет Марша за собой. — А нас за это не отругают? — интересуется Стэн, не особо торопясь за своим собеседником. — Джерри плевать, во сколько ты свалишь. Хоть половину смены отпахай и вали. Главное, позже отработай и не тянись за деньгой в карман, если ты её не заработал, — всё это Крейг говорит, пока снимает рабочую форму и распихивает по карманам свои мелочёвки. — Так что, пару минут он нам, так и быть, простит. — Окей, как знаешь, — сомневается Стэн, но всё-таки стягивает рабочую жилетку. — А ты всё так же здорово попадаешь, — произносит Марш и забивает трёхочковый. — У меня они все простенькие: крюк, от груди и плеча. А вот трёхочковые… роста малесь не достаёт, но иногда попадаю, — Крейг ловит мяч, обходит своего соперника и вновь забивает. — Тебя Токен учил? Просто помню, что в школе ты не был особым любителем баскетбола, — Стэн подхватывает мяч и забивает свой решающий. — Партия. — Итого: три-четыре в мою пользу, — лукаво улыбается Такер и садится на скамейку. В горле першит то ли от жажды, то ли от недостатка никотина. — Да, Токен… ещё немного Клайд, но Токен больше. Он вообще весьма заразителен в плане всяких увлечений и занятий. Тот же баскетбол. — Понимаю, о чём ты. В моём случае это Кайл и Кенни. Если им в голову взбредёт что-нибудь учудить, то тут только ноги уноси: попадёшься на их удочку и глазом не моргнёшь. — Хорошо, когда есть такие классные друзья, — выдыхает Крейг и смотрит в землю перед собой. Да, очень хорошо, когда есть такие друзья. Они всегда помогут, всегда подскажут, всегда доведут… — Что есть, то есть, — поддакивает Стэн и достаёт пачку сигарет.       Крейг смотрит на тлеющий кончик Camel`а и вспоминает, что в последний раз он курил вчера. И то, где-то часов в пять-шесть. Никотина в лёгких не хватало. Катастрофически. Такер корит себя за эту вредную привычку, но не может ей отказать. Поэтому он позорно опускает глаза в землю и тихо выдавливает из себя: — Сигаретой не угостишь? — Да, держи, — Марш вновь достаёт пачку и открывает её.       Крейг впадает в транс. Ни упрёка, ни насмешки. Обычное простодушие. Некогда знакомое, но отчего-то позабытое.       Он дрожащей рукой достаёт одну из сигарет и прикуривает её. Непривычная доза резко бьёт по рецепторам и лёгким. Горько и тяжело. Крейг откашливается и продолжает, теперь осторожней, уверенней. — Никогда не курил что-то крепче твоих кнопок? — подтрунивает Стэн, и Крейг кисло улыбается. — Я на кнопки перешёл из-за Триши, чтобы не травить её запахом, — вновь оправдывается Такер и понимает, что это вошло в привычку. В ещё одну плохую привычку. — Это мило, — улыбается Стэн и делает затяжку. — Ты всегда был таким отстранённым; говорил, что дети для тебя не самое важное, что жизнь прекрасна и без них. А сейчас ты так заботишься о Трише.       Крейг долго-долго смотрит на своего собеседника. Неужто он настолько палится? И не только перед Токеном и собой?       Сигарета в руках больно кусает костяшки пальцев, и Такер роняет её на землю. Только сейчас он замечает, что одинокий фитилёк ярким пятном осел в спустившемся сумраке. — Думаю, мне пора домой, — бурчит Крейг, втаптывает пяткой окурок в землю и натягивает олимпийку плотнее. — Пока. — Погоди, я с тобой, — тут же спохватывается Марш, выкидывает свой окурок, подбирает мяч и в считанные секунды оказывается перед Такером.       Крейг хочет возразить, но понимает, что причин у него на это нет. Поэтому он резко кивает и первым выходит с площадки. Марш, словно верный пёсик, плетётся за ним.       Без лишних разговоров они доходят до дома такеровской четы. Крейг с нежеланием косится на дом родителей, но всё же смиренно выдыхает и готовится к отцовскому допросу. Он ещё раз смотрит на своего «попутчика» и кусает губы. — Спасибо, что проводил. Увидимся. — Не за что, до встречи, — улыбается Марш.       Крейг невольно улыбается ему в ответ и нехотя плетётся в отчий дом.       Они ужинают тихо, только Триша что-то порой рассказывает, стоит ей вспомнить, что нового и интересного произошло в школе. И только она зажигалась своим рассказом, как тут же затухала и продолжала есть. Она не замечала изменений в папе то ли от того, что ещё была слишком мала, то ли потому, что считала эти изменения несерьёзными. «Порой дети намного проницательнее взрослых», — думалось Крейгу, пока он твёрдо игнорировал прожигающий взгляд отца. Конечно, от него пахнет феромоном Марша, и конечно отец знает, что от него несёт именно его феромоном, потому что мать ему всё рассказала. Как бы она не старалась встать на сторону сына, как бы не защищала его перед отцом, а Томасу всё известно. Если он не прознает чего-то, так обязательно это вынюхает. Как старая ищейка, сидящая на цепи уже чёрт знает сколько лет.       Крейга это утомляло, кажется, сильнее, чем обычно. Раньше ему было тошно от поведения отца, теперь ему тошно вдвойне. Ему просто хочется быть чуточку свободнее, чем он есть. Ни в коем случае не забыть про Тришу! Просто быть чуточку… легче, воздушнее… Крейг понял, что его голова опять наполняется розовыми соплями, поэтому отогнал все мысли в сторону и подцепил вилкой макароны. Думать о чём-то на голодный желудок не хотелось. Да и думать не хотелось в принципе. Сейчас бы он всё отдал за сон. За обычный, здоровый, по возможности, сон. Лишь он да Триша. — Ничего рассказать мне не хочешь? — спрашивает Томас, стоя прямо перед дверью в его комнату.       Где-то внутри себя Крейг кричит, что рассказывать ему нечего, что его отец и так всё знает, но внешне виду не подаёт. Пусть он проёбывается даже перед Маршем, но не перед отцом. Слишком много было потрачено попыток на его проёбы. Пора бы встать, очиститься и предстать в новом свете. — Что именно ты хочешь знать? — вопросом на вопрос отвечает Крейг, навсегда запомнив, что с его отцом никакая другая тактика не прокатит. — Как давно ты с ним встречаешься? — спрашивает Томас и скрещивает руки на груди. — Я с ним не встречаюсь, — отвечает Крейг и тоже скрещивает руки на груди, да вот только не для брутальности, а чтобы защититься. — Не ври мне, — настаивает Томас, а Крейг начинает выходить из себя. — Ни от одной уважающей себя омеги не будет пахнуть альфой, если они не в отношениях. — Мы просто играем в баскетбол. От него тоже по-любому пахнет мной, — оправдывается Крейг, но не понимает, зачем. Да, он изменился, но всё ещё не полностью. Трусливый мальчонка остался в нём, кажется, на всю жизнь. И все эти оправдания… вряд ли они вообще куда-то исчезнут. — Если вы своим «баскетболом» заделаете вторую Тришу, моей помощи можешь не ждать, — давит отец, и Крейг теряет весь кислород в лёгких. Он возмущён. Крайне возмущён. — Не стыди меня моим ребёнком. Мне тоже не нравится висеть у вас на шее, — он на мгновенье замолкает, чтобы вдохнуть поглубже и подобрать слова поаккуратнее. — Что мне сделать, если у меня половина коллектива альфы? Уволиться? Да омегу без образования и с ребёнком никуда не возьмут! — Не повышай на меня голос, — рычит Томас, и Крейг цыкает. — Сам виноват, что у тебя нет образования. Чем ты думал, когда ребёнка заделывал и твердил, что будешь рожать? Уж явно не головой… — Хватит.       Лаура устала от их перепалок не меньше Крейга. Она не любила, когда кто-то из её близких ругался или был в разладе, потому сцены между мужем и сыном всегда тревожили её и её сердце. К счастью, понимал это не только Крейг, но и его отец. К кому они и имели уважение в их семье, так это к матери, потому, всякий раз, когда она встревала в их ссоры, оба тушили свои внутренние пожары и расходились каждый в свой угол. Оба были обижены донельзя, но перед бледным обликом устоять не могли. Казалось, что сердце обливается от жалости к ней, но, на деле, так проявлялась любовь к ней.       Любовь… Крейг плохо понимал, что это: отец никогда не баловал его таким удовольствием, а мать боялась дать этой роскоши больше, чем требовалось. От того Крейг и вырос весьма равнодушным к окружающим. Так он думал, пока не задумывался о том, кого он в этой жизни любит. Он любил мать, любил Твика, Клайда, Токена, Николь, свою морскую свинку Страйпи… он любил Тришу, и каждого любил по-своему. Мать, как родителя, благодарной любовью, когда тебе сочувствуют и стараются понять. Твика, как омегу, парня; наверное, благодаря ему он познал смысл той самой пошлой любви, о которой написано столько книг и снято столько сериалов и фильмов. Клайда и Токена, как друзей — верных, лучших, единственных. Николь, как хорошую подругу, с которой ему довелось общаться. Страйпи… только её он любил за её существование. А Тришу… Крейг и сам не знал, почему любит этот маленький комочек счастья и радости. Он не знал, за что можно любить Тришу, но мог с уверенностью сказать, что это не: «Просто потому, что есть». Так он любил животных. А Тришу… Тришу он любил как-то иначе, как не умел никогда. Ему было плевать, что она была незапланированной, что её отец не взял ответственность, что ему, Крейгу, было всего семнадцать лет! Он просто любил её. Потому что мог. Мог любить так, как никогда прежде. И порой эта любовь заставляла его плакать. Прямо, как сейчас: в коридоре, перед матерью и человеком, который ни в коем случае не должен видеть его слёз. — Я спать, — выдыхает Крейг и тянет руку к двери. Он дрожит и проклинает себя за это. — Спокойной ночи, — чёрство выплёвывает отец и удаляется по лестнице вниз. — Сладких снов, Крейг, — шепчет мать, и это последнее, что слышит Крейг прежде, чем войти в комнату.       Он сбрасывает с себя майку, скидывает шорты, кое-как натягивает пижамные штаны и заползает под одеяло к Трише, которая тихо посапывает. У Крейга только сильнее наворачиваются слёзы, но он старается их сдержать. Говорит себе, что «Всё в порядке», что «Я сильный». И только сильнее плачет, топя горючие капли в подушку. Триша рядом шевелится и сонными глазками смотрит на папу. — Папа, почему ты плачешь? — спрашивает она также тихо своим тоненьким, родным голоском. — Я… всё хорошо, Триша. Мне просто немного…       Крейг не знает, что сказать. Грустно? Но Триша ещё маленькая, чтобы знать, что это такое. Он не в порядке? Зачем её волновать? Что же с ним тогда? Крейг и сам не до конца понимает, что с ним не так… и это его пугает. — Тебе больно? — маленькими ручонками Триша собирает слёзы папы, поднимая голову с подушки.       Больно? Слеза срывается с ресниц и падает на щеку.       Да. Ему больно. Ему очень больно. На душе пусто и глухо, и ему больно от этой звенящей тишины его души.       Ему больно, это точно. — Тебе страшно? — интересуется Триша дальше, начиная гладить папу по голове.       Страшно. Ему действительно страшно. Ещё никогда ему не было так страшно. Ещё никогда он так не боялся себя. Никогда ещё не боролся с самим собой. И от того ему и страшно: финал непредсказуем. — Тебе обидно? — Триша смотрит своими серыми глазками, словно впивается в потаённые уголки души.       Ещё как обидно. Он держит обиду на отца, на себя, на свою жизнь. Он глубоко обижен, но пытается относится к своим обидам проще. Нужно уметь прощать, ведь что неподвластно нашим обидчикам, так это умение прощать. Они от того и обидчики, что глубоко обижены сами. Крейг не хочет быть таким. Ни разу не хочет. — Да, Триша, — кивает он и утыкается носом в шейку его дочурки. — Поэтому мне нужно немножко поплакать. Знаешь, люди иногда плачут, потому что много думают и чувствуют. И это нормально. Лучше поплакать, чем не плакать. От того, что мы не плачем, нам может стать ещё хуже. — Значит, я могу поплакать вместе с тобой? — спрашивает Триша и снова заглядывает в глаза папы. Металл на металл. — Нет, что ты, тебе не нужно этого делать, — Крейг целует её дрожащими губами в лоб. — Но я тоже много чувствую, — говорит Триша, а в её глазках уже зарождаются капельки слёз.       Крейг понимает, что он должен быть сильным. Крейг понимает, что не может. Ему нужна поддержка. И Трише нужна поддержка. Он путается в своих же мыслях. — Тогда мы никому об этом не расскажем, хорошо? Это будет наш с тобой секрет, — шепчет Крейг и прижимает к себе Тришу в объятиях. — Хорошо, папа, — шмыгает носиком Триша и обнимает родителя за шею.       Крейг вздыхает и ловит судорожные вздохи дочки. Как же всё давит.

***

      Быстро летит время, и вот уже октябрь. Вроде, только вчера Крейг говорил с Тришей о том, как важно плакать, а уже сегодня новый месяц… как быстро летит это время!       Так быстро, что Крейг уже не обращает внимания на то, как часто они стали с Маршем играть в баскетбол. Сперва одна игра в неделю, потом две в неделю. А после и все три. И не сказать, что Крейга радует такая резкая перемена в их отношениях. Да, он не против, да и с Маршем иногда дышится легче, но он же не Токен, и не Клайд…       Поэтому на работе Крейг старается вести себя как обычно: не рыпается, лишь гневно бормочет что-то в себя. Но как бы он не старался скрыть внутреннее беспокойство, внешний покой всё равно с тихим треском шёл на «Нет».       В один момент захотелось всё бросить и уйти покурить, но его сменщик ещё не пришёл, а напарница слишком засиделась на складе, хотя шла туда «исключительно на пару минут». В нервной дроби пальцев протянулись не только пара минут, но и десяток, а потом и полчаса накапало на и без того съехавшую крышу Крейга. Естественно, когда крыша начала подтекать, начал подтекать и Крейг: никотина в лёгких не хватало настолько, словно он недавно слез с иглы, и ему нужно срочно принять дозу, иначе он просто умрёт. Но это была лишь одна часть беды. Вторая часть тихо пряталась под мозжечком, и нашёптывала на ухо утробным голосом, мол, «Хватит терпеть. Скажи, что тебя всё достало. Устрой революцию!»       От таких выходок организма болела голова, потому Крейг старательно вызванивал своего сменщика. Да, сегодня он получит на пару баксов меньше, но они не стоят его головной боли. Ни разу не стоят.       Какая-то старушка подходит к кассе и раскладывает по ленте кошачий наполнитель, корм, консервы, ещё что-то… Крейг не помнит, потому что не хочет. Да и кому вообще интересно, что там покупают старые кошатницы?       Дома спасают таблетки: головная боль утихает и оставляет фантомные позывы, а подавители, которые Крейг принял «на всякий случай», заставляют ровно стоять на ногах. Он снова сидит на своей кухне и пытается пить чай, чтобы привести мысли в порядок, но чем больше Крейг думает, тем сильнее прежнего у него звенит в черепной коробке. Виски тянут неприятным покалыванием, а шея, кажется, затекла. И это его долгожданное созревание? Херово как-то выглядит…       Крейг встаёт со стула, быстро допивает чай и шаркает в коридор. Сейчас он оденется, заберёт из школы Тришу, а потом позвонит Токену и попросит его и Николь посидеть с Тришей пару дней. Да, именно так он и сделает. И в этот раз всё пройдёт по плану.       Подавитель действует как раз вовремя, когда они доходят до дома, а вслед ему и Трише уже обернулась парочка любопытных альф.       Крейг кое-как раздевает дочку и отправляет её в ванную, пока сам набирает номер лучшего друга. — Алло, Токен? А, это ты, Николь… не могла бы ты или Токен приехать ко мне и забрать Тришу? Кажется, у меня течка. Да, снова. Приедешь? Спасибо, — противные гудки заставляют его убрать телефон от уха и положить его на тумбочку. Веки слипаются, как последние предатели, поэтому Крейг позволяет себе малейшую слабость и закрывает их.       Стук в дверь и чей-то голос будят его очень быстро, ведь он уткнулся под самой дверью. В голове дурман, но Крейг старается его игнорировать, потому он коротко смотрит в глазок, замечает знакомые пушистые завитушки и открывает дверь. Николь не чувствует его запаха, но весь внешний вид выдаёт Крейга с потрохами. Девушка качает головой, как это обычно делает Токен, и заходит в дом. — Прими таблетки, а я тебя на кухне подожду, — мягко говорит она и толкает Крейга в его комнату. — Хорошо. Только, если надумаешь пить что-нибудь, пей из моей чашки: она синяя. Триша не любит, когда из её чашки пьют, — бормочет Крейг и заваливается на стену. Он стонет в себя: когда кончится эта пытка?       Таблетки он находит сразу и выпивает, не думая, две. В горле тут же першит, ведь пить таблетки без воды самая гениальная идея, которая приходит к нему в голову. Крейг корит себя, да вот только не понимает за что именно: за то, что у него течка, или за то, что он омега. Хотя, скорее всего за первое, ведь корить себя за последнее в привычку не входило… — Где Триша?       Николь всё же сидит с дымящейся чашкой Крейга, но не притрагивается к ней. Когда Такер садится на соседний стул, она подталкивает чашку к нему, на что Крейг смутно кривится и делает глоток. Чай. Обычный, без сахара, тот, который он пьёт всегда. Невкусный… — Я её в ванну послал, чтобы она помылась. Поможешь ей после? — Да, конечно, — Николь вспархивает со своего места, словно бабочка, и скрывается где-то в коридоре. Крейг слышит, как она открывает дверь в ванную, потом её ласковый голос, а после Тришин, и снова тишину. Кажется, он слышит что-то ещё, но все звуки тонут в вакууме сознания.       Он пьёт чай, чтобы хоть как-то держаться в этом мире, но ниточка периферии становится всё тоньше и тоньше, поэтому Крейг цыкает и бредёт обратно в свою комнату. Он мысленно просит у Триши прощения за то, что он такой плохой папа, который не может справиться с чёртовой течкой…       Его взмокшая макушка касается мягких простыней и все мысли в миг вылетают из головы.

***

      Просыпается Крейг из-за слепящего солнца и духоты. Во рту у него всё пересохло и, кажется, заплесневело, потому он сваливается с кровати и тащится в ванную, где заползает под душ и долго сидит под холодными струями. Ему кажется, что у него горячка, что он вот-вот расплавится и утечёт вместе с водой в канализацию. Кажется, его мозг, рисуя эти бредовые мысли и пятна перед глазами, уже превратился в нечто жидкое, не способное ни мыслить, ни жить.       Волосы прилипают к глазам и мешают видеть, что находится вокруг него. Действует он чисто интуитивно: находит маленький вентиль крана и выключает воду, после чего долго дышит и убирает мокрые волосы с глаз. Ещё несколько минут он вытирает ресницы и веки и только после распахивает их. Всё вокруг пляшет бледными, но слепящими пятнами, а ощущения в нижней части тела только добавляют перца в общую картину: предметы не только смотрят на него, но и пытаются его коснуться, что-то подцепить, где-то облизнуть. На голое тело эту чувствуется ещё острее. Крейг чувствует каждый миллиметр своей кожи, каждую волосинку, и ему кажется, что всё это горит, сгорает, сворачивается ожогами и горит снова. Именно поэтому он кричит, когда душ скользит по его руке и падает на дно душевой кабинке. Именно поэтому он закрывает уши и долго-долго дышит.       Дышать также противно и трудно, как и думать. Ему кажется, что вместо обычной сырости он вдыхает кислоту. Как жаль, что Крейг не под действием наркотика, а под агрессией своего же организма. Неужели, именно этого и требует созревший организм? Адских мук? И всё, что было раньше, это розовые цветочки? Если это так, то Крейг сменит таблетки и образ жизни, лишь бы снова не испытывать всего того, что ему приходится терпеть сейчас.       Попробуй, — звенит в ушах, и Крейг затыкает их сильнее. Ты не знаешь, на что способен омежий организм не под воздействием подавителей. Кажется, теперь Крейг знает. Но ему эти знания не приносят великого счастья или лавров да неземной славы. Они приносят ему боль. Бесконечную боль в животе, в голове, на душе…       Неужто он и останется таким жалким? Таким убогим, не способным справится с собой, чтобы помочь Трише. Неужели… его омежья натура победила в нём его? Или лучше сказать… убила?       Крейг снова включает холодную воду и льёт на себя её так долго, пока не стучат зубы. Никаких негативных мыслей. Ему нельзя думать плохо. Это сказывается на его здоровье, на здоровье его организма, на здоровье его Триши… его маленькой, светлой Триши. Такой доброй и милой…       Крейг не понимает, когда из его глаз вновь начинают течь слёзы.       Разум его прояснился, пусть и не до конца. В телефоне играет какой-то попсовый мотив, в котором Крейг не сразу узнаёт свой рингтон. Он снимает трубку и слышит совсем родное, совсем тёплое: «Как ты?» — Лучше, чем пару минут назад, — признаётся Такер и дрожащей рукой сжимает свою чашку. — Как там Триша? — Вчера плакала много, а сегодня дуется. Тебе придётся объяснится, почему её сегодня не было в школе, — Токен говорит медленно, выделяя каждое слово, потому что иначе Крейг не понимает. — Хорошо, — кивает сам себе Крейг и пытается сделать глоток, но чашка становится нереально тяжёлой. — Крейг, ты ходил к врачу? — тихо интересуется Токен, явно намекая, что Триша где-то рядом. — Не по телефону, — кривится Крейг и всё же поднимает чашку. — Если хочешь, приезжай и поговорим. Думаю, я буду таким вменяемым ещё где-то с час. — Хорошо, я сейчас приеду, — Токен говорит что-то ещё, но Крейг то ли не слышит, то ли не принимает за должное. Он ставит чашку обратно на её место и завершает звонок. Где-то с час ему нужно продержаться на ногах, но сможет ли он?       Интересно, у его подавителей есть передозировка?       Как оказалось, есть. Она вызывает сонливость и упадок сил. Крейг не против ни первого, ни второго, потому выпивает на пару таблеток больше, чем положено, и продолжает ждать Токена на кухне. Никогда Такер ещё не залипал на свой потолок больше пяти секунд. Кажется, он может различить, где краска свежая, а где древняя, как экскременты динозавра. Он отгоняет эти глупые сравнения и пытается смотреть в окно, чтобы увидеть в нём машину его лучшего друга, но реальность тянется как резина. Ни машины, ни Токена, ни сил, чтобы смотреть в окно, Крейг не находит, потому он снова утыкается в потолок и по новой изучает краску на нём. Пару раз он ловит себя на том, что вот-вот и он свалится со стула, но он успевает схватится сперва за стол, потом за подол реальности и натянуть её на себя. Ему нельзя в отключку. Не сейчас.       Крейг сидит с этой мыслью битых пять минут, пока в дверь не звонят. Из лёгких вырывается облегчённый выдох, который уносит вместе с собой последние частички кислорода. Крейг встаёт со стула и медленно тянется к двери: каждый шаг отдаётся невыносимой болью, а ноги дрожат ещё сильнее чем в тот момент, когда он палил в потолок.       Он всё же доходит до двери и с невероятной силой опускает ручку вниз. В нос тут же забиваются какие-то уличные запахи, а перед глазами темнеет. Крейг хочет верить, что он не ослеп, что побочка его таблеток работает слишком быстро, но он не успевает даже подумать об этом прежде, чем падает на пол и задыхается от раздирающих его ощущений.       Слишком жарко, слишком дурно, слишком много эмоций.       Крейг кое-как разлепляет глаза и морщится от неприятной прохлады, идущей где-то со лба. Он тянется, чтобы проверить, что на нём, и снимает тряпку. Точнее, компресс: совсем свежий, словно его только-только положили. Кто-то рядом бормочет что-то вроде: «Руки убери», — но Крейг не слушает своего спасителя и не кладёт компресс обратно. Он пытается рассмотреть в темноте хоть какие-нибудь намёки на то, где он сейчас и с кем, но глаза наотрез отказываются видеть. Если его подавители вызывают слепоту, то Крейг слепошара. — Крейг, убери руку, — говорит кто-то рядом, и Крейг всё же убирает руку со своего лба. — Потерпи немного, скоро полегчает. Дать какие-нибудь обезболивающие? Или подавитель? — Подавитель мне уже нельзя, — бормочет Крейг и чувствует, как по его подбородку бежит слюна. Теперь он в добавок и овощ. — У меня передоз. — В смысле? Сколько ты выпил? — кто-то старается говорить спокойно, но по его интонации Крейг отдалённо, но понимает, что сохранять хладнокровие этому человеку сложно. — Вчера одну. Сегодня утром одну. Потом две… ещё одну… — слюны натекает ещё больше, но человек рядом учтиво собирает её какой-то тряпкой. Или это полотенце… — Ты выпил пять таблеток?! — кто-то говорит слишком громко, поэтому у Крейга закладывает уши, и он отворачивается от своего собеседника. В голове крутятся карусели, но Крейгу ни черта не весело. — Я звоню врачу. Если он мне скажет, что ты на пороге смерти, то я убью тебя прежде, чем это сделает твоя чёртова течка. — Токен, — стонет Крейг и пытается успокоить пляску на его собственной палубе. — Что Токен?! Ты себя убить решил?! Ты о Трише подумал?! Кому она нужна, кроме тебя?! — Токен теряет хладнокровие, но не потому, что его возмущает поведение Крейга, а потому, что его паника достигает апогея. — Не знаю, — признаётся Крейг и поворачивается обратно. Он снова пытается увидеть что-то в темноте, и наконец различает знакомые черты и глаза. — Правда не знаю. Токен, что мне делать? Мне так… больно и страшно.       Блэк собирается сказать что-то ещё, но его язык словно немеет, а все слова в голове куда-то исчезают. Он не знает, что сказать его другу, чтобы утешить, и думает… а нужно ли? Нужно ли что-то говорить, пытаться вразумить? Сейчас перед ним не тот Крейг, который даже во время течек мог хоть как-то поддерживать диалог. Сейчас перед ним кто-то другой, с незнакомым голосом и оттенком глаз. Нынче серые глаза стали совсем чёрными, как у самого Токена. Даже темнее. Поэтому он мнётся и… не говорит ничего. Он крепко обнимает своего друга и шепчет какие-то странности и глупости. Он уже и сам не помнит, что шептал тогда, но, кажется, эти чёрные глаза остались глубоким отпечатком в его памяти навсегда.       Крейг просыпается и приходит в себя, когда за окнами солнце садится за края горизонта. Ещё один день впустую… — Проснулся? — спрашивает Токен и садится на кровати. Он выглядит замученным, так что Крейгу даже страшно представить, как выглядит он сам. — Ага, — коротко бросает он и подтягивается к Токену. В голове лёгкий шторм, но теперь он может воспринимать реальность во всех её красках и деталях, а не неоновых пятнах. — Как долго я проспал? — Со вчерашнего дня, — прикидывает Токен и трёт свою шею. — Я проспал двое суток? — Ну, примерно, — кивает Блэк и смотрит на своего друга. В его глазах таится сожаление, но что-то ещё давит на это сожаление с огромной силой. — Иди умойся, а то смотреть на тебя больнее, чем на раздавленного машиной котёнка. — Говнюк, — вяло смеётся Крейг и пытается встать с кровати. Благо, от полёта на пол его спасает рука его лучшего друга. — На котёнка во всяком случае больнее смотреть, чем на меня. Он беззащитный, а я нет. — А ты гордый, я помню это. Вали уже, — никакой злобы, никакой насмешки. Лишь дружеский смех.       И Крейгу легко от этого на душе. Он снова чувствует себя человеком, а не оголённым нервом. — Кому строчишь? — спрашивает Крейг и садится на стул. На нём какая-то потянутая майка и боксеры. Всё чистенькое и свеженькое, что даже непривычно. Неужто он так быстро привык валятся в луже из собственного пота и смазки? Если так, то это просто мерзко. — Николь спрашивает, как ты. Пишу, что тебе лучше. Кажется, у неё получилось отвлечь Тришу. Ты же объяснишься в школе, почему её не было эти два дня?       Крейг кивает, а после допивает остатки своего чая. Видимо, Токен не отходил от него все эти два дня…       Такер отбрасывает от себя эти мысли и закапывается в другие. Триша… наверное, она плакала. Плакала много. Скорей всего, она не могла уснуть. Сто процентов она обиделась на него. Хотя, когда это она обижалась на папу…       Крейг усмехается своим мыслям и подавляет слёзы. Слишком много слёз вытекло из него за последние трое суток. Хватит. — Врач написал, что выпишет тебе рецепт на другие подавители. Всё остальное уточнишь у него сам, — Токен выключает телефон и кладёт его экраном вниз. — Крейг, ты ходил к врачу после прошлой своей течки?       Крейг кивает. Язык почему-то не может двигаться. — Он что-то сказал?       Сказал. Даже в подробности вдарился. Советов надавал… но он не может сказать этого всего вслух. Почему у него язык не поворачивается? Почему он всё должен переживать в себе? Токен же его друг…       Крейг знает это. Всегда знал. Да вот никогда не жаловался. Его тревожило множество вещей, но он не знал, как сказать о них. Он не говорил, если у него что-то болит, не рассказывал, если душу его сжирала тоска. У него не было привычки делиться своим «говном». Поэтому, когда Токен задавал свои вопросы, он не рассчитывал услышать ответа на них. Но совсем недавно… Крейг изменился. И, кажется, Токен уже это понял. — Крейг, с тобой всё в порядке? — Крейг снова кивает. Язык всё ещё не двигается. — Точно? — Да, — выдавливает Крейг и тут же отрицательно качает головой. — Нет, не совсем… то есть… почему это так сложно?       Токен не отвечает, и это к лучшему. — У меня нет каких-то серьёзных заболеваний или ещё что-то. И цикл у меня не сбивается по-новой. У меня идёт полная перестройка организма, что ли? То есть… — Крейг путается в своих же словах, поэтому стучит кулаком по столу и собирает все мысли и сопли воедино. — Я созрел. — В смысле? Как омега? — уточняет Токен и зачем-то встаёт со своего стула. После он берёт чашку Крейга и уходит вместе с ней к столешнице. — Как омега, — вторит Такер и сжимает обе руки в замок. — И кажется, мой организм меняется, чтобы я был более привлекательным для партнёра. — То есть… ты сейчас типа в «рассвете лет»?       Крейг смотрит на лучшего друга, который повернулся лицом к нему и упёрся руками в края столешницы. На него смотрят выжидающим взглядом в ответ.       Такер кивает и отворачивается к окну. Ему стыдно признавать, что он действительно в «рассвете своих лет». Ну почему не на десяток лет позже? Почему именно сейчас?       Токен барабанит пальцами по столешнице, а после поворачивается к ней и набирает воду в чайник. И что ему нужно сказать? Упрекнуть, спросить, дать совет, поддержать… слишком много вариантов, но какой из них правильный? Токен не знает точно, поэтому решает подумать ещё немного и ставит чайник на плиту. Тихо свистит газ, потом зажигается огонь.       Так Крейгу больно и страшно из-за этого?       Токен не был самым проницательным или что-то в этом роде, но он умел хорошо складывать пазлы. Сперва это были простые картинки из девяти элементов, потом количество кусочков увеличилось, а после пазлы превратились в людей и их мысли. Так он по кусочкам собрал Клайда, Джимми и Твика, и продолжал собирать и по сей день Крейга. Он был самой сложной и непонятной головоломкой. Вроде, эта деталь подходит для окантовки, но что-то с ней всё равно не так. То же было и с мыслями и словами Крейга, его чувствами, поступками и эмоциями. В одну минуту он мог сказать: «Всё в порядке, » — а в следующую заплакать или закричать. Вообще, Крейг реже показывал своё содержимое, чем его друзья, от того и читать его было сложнее, но Токен пытался. И у него получалось. Не всегда верно, но он пробовал заново, и у него получалось со второй попытки. И в этот раз у него получилось собрать картину «Нового Крейга», его новой версии, новой копии. Но…       Зачем?       Зачем Токен собрал этот пазл, если он не разобрался со старым? А вообще…       Зачем он собирает эти человеческие пазлы?       Чтобы узнать своих друзей лучше?       Это делается из разговоров.       Чтобы… самоутвердиться?       К чёрту такое самоутверждение.       Теперь Токен понял состояние Крейга.       Ему тоже больно и страшно.       И что с этим делать?       Чайник свистел уже пару минут, из-за чего Крейгу пришлось встать со своего места и выключить огонь. Он посмотрел на Токена, и от его серьёзного вида Крейгу почему-то стало смешно. Впервые он смеялся так искренне и заливисто за эти несколько дней. Неужели это и вправду смеётся он? Крейг не верит в это. — Ну и чего ты ржёшь? — спрашивает наконец Токен, а после смотрит на Крейга, его живую улыбку и невольно начинает смеяться сам.       Звенящая пустота переливается своим звоном и заполняет каждый уголок маленькой кухни. — Как чувствуешь себя? — Токен спрашивал об этом так часто, что этот вопрос засел у Крейга в печёнках. — Лучше, чем вчера. Намного лучше, — он пьёт чай и иногда поглядывает на часы. Н-да, устраивать чаепитие в одиннадцать ночи всё равно, что подписаться на смертный приговор. — Но пусть сегодня Триша переночует у вас. Если завтра у меня наступит послетечный, то я её заберу. — Хорошо, — Токен тоже пьёт чай и иногда поглядывает на экран телефона. Пару минут назад Николь писала, что должна позвонить ему, поэтому Блэк старается не упустить этот звонок: Николь не любит, когда не поднимают трубку. — Думаю, если ты её и заберёшь, тебе придётся целый день с ней сидеть дома, чтобы вымолить её прощение. — Не впервой, не привыкать, — тут же отвечает Крейг и отодвигает чашку Триши. Он обязательно помоет её, чтобы его дочурка не заподозрила, что кто-то посмел пить из её чашки. — Три, два, один…       Токен не понимает, к чему этот отсчёт, но тут же хватает телефон и снимает звонок от своей девушки. Николь быстро что-то говорит, а после жалуется на то, как она соскучилась по нему, желает доброй ночи и отключается. Токен даже не успевает придумать многосложные ответы, еле-еле выдавая короткие. Он кладёт телефон перед собой и тоже отодвигает от себя чашку Крейга. Такер коротко усмехается и потягивается. Спину тянет неприятной болью. — Хорошо, когда есть лучший друг, — говорит он и встаёт со своего стула. Он вновь потягивается и чешет своё плечо. — Пойдём телик посмотрим? — Давай, — соглашается Токен, запихивает свой телефон в задний карман и идёт за Крейгом, который вяло доходит до своей спальни, забирает из комода плед и тащит друга в гостиную, где они заваливаются на диван и находят какую-то комедию. Она не старая, в ней нет Джима Керри, но фильм всё равно интересный.       Токен смотрит на макушку Крейга, редко перебирает пальцами его волосы и улыбается тому, что всё наконец-то в порядке. И пусть его друг изменился, теперь он снова ведёт себя как старый добрый Крейг Такер. Коленки немного затекли под весом чужой головы, но Токена устраивает это, как никогда ранее.       Теперь всё в порядке.

***

      Джерри в очередной раз идёт на уступки и прощает Крейгу прогул. В душе Крейг молиться на него и обещает отработать всё до последней секунды. Джерри ловит его на слове и специально назначает отработку на день приёма товара. Крейг, кажется, теперь понял, почему ему всегда достаются эти дни: Джерри любит месть подавать в холодном виде, несмотря на то что Крейг обычный сотрудник, и мстить ему не за что. Ну или так утешает себя Крейг и принимается выгружать коробки из фуры. Марш мнётся позади и не рыпается со своим: «Ты омега». О, Стэн, пару дней назад Крейг убедился в своём вторичном поле в сто крат сильнее прежнего. Но Такер не готов рассказывать все подробности своей личной жизни какому-то «левому типу». Хотя… Стэн не такой уж и левый. А кто он? Хм… «тип, с которым Крейг играет в баскетбол»? Кажется, да. Да, эта характеристика более точная. Но Крейг всё равно не собирается рассказывать ему все подробности своей личной жизни.       Фура отъехала уже как два часа назад, поэтому Крейг бездумно пялит в экран компьютера и в который раз перечитывает одну и ту же строчку. Он не понимает, почему его «системник» заглючил, но, когда перед глазами кто-то начинает щёлкать пальцами, Крейг отвисает и смотрит на Стэна — тот предлагает выйти покурить, и Такер быстро соглашается.       На улице ещё тепло, но в переулке за магазином уже тают первые сугробы. Н-да, скоро наступит зима, и все развлечения в миг закончатся… как-то грустно от этих мыслей.       Погодите… когда это Крейг грустил по этому поводу? Что-то он не припомнит… — Как насчёт сегодня мяч побросать? — обычно спрашивает Марш и затягивается своим Winston`ом. Крейга на мгновенье коробит от запаха сигарет, но после он втягивает привычный запах клубники и успокаивается. — Я подумаю, — отмахивается Крейг и достаёт из кармана свой телефон. Фотография Триши на заставке заставляет его слабо, но улыбнуться. — Обещал Трише, что проведу этот вечер с ней. Не хотелось бы её огорчать. — Тогда я отчаливаю, — тут же салютует Стэн и выкидывает бычок в мусорное ведро. — Проведи его с Тришей. Она всяко ближе меня будет.       «Что ты имеешь в виду?» — думает Крейг, и только после того, как Марш скрывается в здании, до него доходит смысл этих слов. Ну да, родная и любимая дочка будет всяко ближе «типа, с которым Крейг играет в баскетбол». И с этим не поспоришь.       Но отчего-то стыдно перед Стэном. На долю секунды, но стыдно. И почему?       Крейг решает выкинуть подобную чушь из головы, дожёвывает бычок и отправляет его в полёт в ведро. — А сейчас мы завяжем косички и тебе! — Триша уже натягивает резинки на пальцы и тянется к волосам папы, когда Крейг заваливается на кровать и тихо смеётся. — А разве не хвостики? — спрашивает он её, и Триша тут же мнётся: она поджимает губки и сводит бровки у переносицы, явно о чём-то сильно задумавшись. — Косички, хвостики… да какая разница! Я сделаю тебя красивым! — она бросает сложные размышления и снова тянется к папе. — А я что, без них некрасивый? — Крейг вновь смеётся, но уже громче. — Красивый! Ты у меня самый красивый, папа! Вот у других детей тоже есть папы, но они некрасивые… а ты красивый! Самый-самый красивый! — Триша всё же дотягивается до волос своего родителя и завязывает ему два скошенных, но аккуратных хвостика. — А эти косички делают тебя ещё красивее! — Хорошо, я тебя понял, — смеётся Крейг и смотрит на себя через фронтальную камеру. — Иди сюда, — он подзывает Тришу, и та быстро подбирается к папе.       Она не спрашивает, зачем, потому что знает, чего хочет её родитель. Уже привычно она виснет на шее и широко улыбается, а Крейг ловит этот момент на камеру. Ещё одно фото в их коллекцию. — Покажи! Покажи! — тут же требует Триша, и Крейг показывает ей получившийся снимок. — Ты такой красивый, папа! Даже красивее, чем обычно!       Крейг благодарно целует её в лоб и начинает просматривать другие их совместные фотографии. Тут Триша нарисовала ему усы, а здесь она самостоятельно готовила чай… в кастрюле на полу. У них много фотографий, но вот на глаза попадается самая любимая, которую Крейг видит всякий раз, стоит ему включить телефон. Здесь Триша ещё совсем маленькая, буквально несколько недель со дня её рождения, но уже с большими глазами, что смотрели на всё вокруг. И вот она своими большими глазами смотрит на папу, а он — на неё. Между ними немой диалог, состоящий лишь в движении глаз.       В тот момент Крейг увидел в её глазах ни голубой, ни серый цвет. Он увидел яркие пятна, которые навсегда окрасили его жизнь. Пропащую, но осмысленную жизнь. — Папа, почему ты плачешь? Тебе плохо? — Триша вновь волнуется, а Крейг замечает, что он слишком сентиментальный. — Нет, милая, всё хорошо, — успокаивает себя Крейг и обнимает дочку.       И всё и вправду хорошо, ведь у него есть милая и добрая Триша.

***

      Проходят последние дни октября, заканчивается время для игр. На площадке уже не погоняешь в баскетбол, ведь уже в первые деньки ноября благополучно выпадает снег. И ладно, если бы он выпал маленьким слоем, но за весь день намело так, словно ноябрь и декабрь уступили место январю. Сугробы были огромными, дороги замело так, что парочка машин друг в друга да врезалась. В Южном Парке наступила зима. Настоящая зима. — Запиши на меня пачку Winston`а, — говорит кто-то и поправляет шарф. — Скажу Джерри, чтобы вычел из зарплаты, — Марш долго трёт руки и наконец получает свою пачку. Он на мгновение ликует и снимает обёртку с своей «прелести». — Не составишь мне компанию? — Нет. Я просто пойду покурить, — Крейг считает чистым совпадением то, что «график перекуров» у них со Стэном одинаковый. Либо он просто не хочет принимать тот факт, что курить одному стало как-то неинтересно. — Сара, замени меня на кассе! — Сейчас!       Сара — напарница Крейга, — прибегает достаточно быстро и тут же начинает командовать. Она прогоняет Стэна и Крейга и принимает других покупателей. Кажется, удовольствие от такой работы получает здесь только она.       Курят они в тишине, как редко бывает, потому Крейг ненадолго убегает в свои мысли: вчера Триша ночевала у родителей, и сегодня она ждёт, что папа заберёт её. А потом они пойдут домой и посмотрят вместе с Николь и Токеном какой-нибудь фильм. Кстати, надо им написать… Крейг надеется, что его план воплотиться в реальность, поэтому не замечает, как окурок обжигает его пальцы и он роняет его в снег под ногами. — Ты в порядке? — спрашивает Марш и шипит от боли, а после также роняет свой окурок в снег. — Два дебила — это сила, — комментирует Такер и запихивает руку в карман. Жжётся, но он не маленький: перетерпит. — Это уж точно, — соглашается Стэн и ещё пару секунд трясёт свою руку, пока также не запихивает её в карман.       Они стоят.       «А хули стоим?»       Крейг разворачивается к двери и уже тянет ручку, как Марш вновь своими волшебными словами останавливает его: — Во сколько ты заканчиваешь? — В пять, а что? — и зачем Крейг ему ответил? — Прогуляемся после твоей смены?       Нет. Ни разу нет. Вообще нет. Раньше был предлог — баскетбол. Сейчас предлога нет. Так что, Стэн, иди на хуй. — Я подумаю, — вновь даёт слабину Крейг и заползает в магазин. Марш за ним не тащится, видимо, всё, что ему было нужно, он уже сказал, а потому топает через переулок куда-то по своим делам.       «Какого чёрта, Крейг?»       В прочем, этот вопрос мучает его недолго, поэтому Крейг быстро забывает про него и возвращается к работе. — Пойдём? — спрашивает Стэн и выкидывает окурок в сугроб.       Крейг кивает и натягивает чулло сильнее. Он спускается по ступенькам и идёт в сторону дома своих родителей. Стэн тянется за ним, но ничего не говорит и не спрашивает.       Интересно, это уже можно назвать прогулкой?       «А чего он хотел?» — думает Крейг и зарывается носом в воротник куртки. Крейг явно не лучшая компания, чтобы поговорить. К тому же, они не такие уж и друзья, чтобы у них были темы для разговора. Наверное, Стэн думает по-другому. Ох уж этот Марш со своей дружбой… они уже не маленькие дети, чтобы заводить новых друзей. Надо было проявлять инициативу раньше, когда Крейг даже не догадывался, во что обернётся его жизнь. И если бы они не были друзьями, так хотя бы хорошими знакомыми… или…       Крейг не хочет думать об этом. Связывать свою жизнь с Маршем? Он совсем крышей ушуршал?       Тем не менее, Стэн всё ещё идёт за ним, и Крейг даже ни капли не возражает. Нет, вообще-то возражает, но только в своих мыслях. Внешне пусть Марш думает, что он суперкрутой, раз смог стать другом Крейга Такера.       Хотя… крутым бы он был лет шесть или семь назад. А сейчас… с Крейгом, наверное, уже и позорно дружить.       Стоп. Как он вообще пришёл к это мысли?       Ай, к чёрту! — О чём думаешь? — интересуется Стэн, как всегда вовремя. — О том, что морские свинки крутые, — очередное умное «Отъебись» от Крейга Такера. Пора открывать свои курсы. — Любишь животных или только морских свинок? — подхватывает эту мысль Стэн и тут же оживляется. Курсы отменяются, с этим придурком ничего не выгорело. — Никогда не думал об этом. Единственные животные, которые у меня были, — это морские свинки. Наверное, люблю, но не всех, — зачем-то отвечает Крейг и ловит себя на этой мысли только сейчас. А в прочем… почему бы и не поговорить? Они же, вроде как, на прогулке. — Кошек, может быть, не люблю. Слишком трудный характер. Будь у меня кот, мы друг друга не переваривали бы. — Понятно, — кивает Стэн и смотрит себе под ноги. Снег скрипит в такт шагам. — А собак любишь? — Ну… всё зависит от породы, — опять отвечает Крейг и упрекает себя в том, что он разговаривает. Что плохого в том, чтобы поддержать диалог? А то смотреть на кислую мину Стэна нет особого желания. — Чихуахуа я бы тоже не вынес. Такие противные. Верно говорят, что чем мельче, тем опаснее. — Это точно, — улыбается Стэн и продолжает смотреть себе под ноги. — А ты каких животных любишь? — интересуется Крейг скорее на автомате, чем внезапно.       Кажется, зря он это сделал. — Не смотри на меня так, словно я великое дело сделал, — бурчит Крейг и отворачивается от него. — Собак люблю, — тут же отвлекается Марш, но не может отвести своего детского, радостного взгляда. — У меня был пёс, Спарки. Умер пару лет назад… теперь сложно завести собаку, потому что я живу с пацанами. Да и как-то не очень хочется…       Крейг кивает и теперь сам смотрит под ноги. Снег. Белый. Весьма интересный, если тебе нечего сказать. — И как давно ты живёшь с Брофловски и МакКормиком? — Ну… года два? Или три… не помню точно, но уже давно, — Стэн наконец оживает полностью и вновь забирает на себя роль вечного рассказчика. — Я им предложил жить вместе, если они не найдут чего получше, они и согласились. Кенни быстро вылетел из Денвера и вернулся в Южный Парк. Недавно похоронил родителей. Кевин куда-то делся, а Карен осталась на нём. Точнее, с ним. Она, правда, с нами не живёт, но часто бывает у нас, — Стэн почесал лоб и продолжил, — а Кайл понял, что не хочет быть адвокатом, поступил на дантиста по заочке и вернулся к нам. Хоть он часто и корпит над учебниками, но, всё же, дома. — А ты? — Я? Я подавал документы в мед, потому что хотел быть ветеринаром. Туда я пролетел. Потом пробовался на филолога, но и там меня не взяли. Хотя вступительные я написал отлично, — Стэн пожимает плечами и поправляет свой шарф. — Но почему? — Почему? Потому что у меня не было достаточно бабла, — коротко смеётся Марш и замолкает. — И ты вернулся в Южный Парк, чтобы заработать здесь денег на учёбу? Ты реально вернулся в Южный Парк? — А куда мне ещё было деваться? У меня дом только здесь. Я привязан к этому городу… пока что. — Нет, ты нихуя к нему не привязан, — отрезает Крейг и останавливается. — У тебя есть знания и должно быть бабло хотя бы на денверский университет. Ты можешь поступить и учиться! У тебя есть все возможности! А ты говоришь, что привязан… это я привязан! А ты!.. да ты свободный гражданин грёбаной Америки! — Ты тоже свободный гражданин грёбаной Америки, Крейг, — упрекает Такера Стэн и смотрит на него усталым взглядом. — Хватит, пошли уже.       Стэн не стал повторять дважды и двинулся вперёд. — «Пойдём», а не «Пошли», пошляк, — плюётся он и зачем-то достаёт руки из карманов. — Что ты делаешь со своей жизнью, Марш?       Стэн оборачивается и смотрит на своего собеседника, а после выдыхает, сжимает переносицу и снова смотрит на него. — А что делаешь со своей жизнью ты, Такер? Или ты хочешь сказать, что у тебя жизни нет? Тебя останавливает ребёнок или что-то ещё? Почему ты строишь из себя самого несчастного? — рука Стэна замирает в воздухе и начинает дрожать. Он выдыхает и снова сжимает переносицу. — Раньше ты был круче. — А теперь отстой, да? — Крейг, я спрошу ещё раз, и больше повторять не буду, — Стэн разворачивается к Крейгу всем корпусом и смотрит на него до того момента, пока снег с земли не поднимается озорным ветром. — Ты жалеешь о том, что ты родился омегой?       Он закрывает за собой дверь и уже с порога слышит упрёк: — От тебя постоянно воняет этой псиной. Никого лучше найти не мог? — руки Томаса скрещены, а глаза наполнены надменностью. Лучший способ наказать или унизить ребёнка — не бить его, не кричать, а высказывать своё недовольство. Недовольство из-за того, что у твоего бати конфликт с батей Стэна. Недовольство из-за того, что единственный отпрыск не исполняет должной роли омеги. Недовольство из-за того, что своими действиями и поступками Крейг путает все карты. — Для чего найти? — фыркает Крейг, даже не думая разуваться. С самого начала он не хотел оставаться. Он просто пришёл за Тришей. Он заберёт свой лучик счастья и уйдёт вместе с ним к себе, в свой маленький домик, неподалёку от школы Южного Парка. А потом они посмотрят фильм и лягут спать. Да, без Токена и Николь, но и без них они проведут время неплохо. — Не делай из меня дурака, — отрезает Томас, — тебе правда нравится этот тупоголовый придурок? Весь в своего папашу. Жалкий и никчё… — Во-первых, он мне не нравится. Мы просто с ним играем в чёртов баскетбол. И, по иронии, мать его, судьбы, работаем вместе, — Крейг понимает, что у него тоже накипело, поэтому принимает вызов в этом «пересвистывании чайников». Ему тоже есть, что сказать. — А во-вторых, ты его не знаешь, поэтому не смей о нём говорить того, в чём не уверен.       Томас смотрит на своё чадо убийственным взглядом, который Крейг стоически сносит. Точно также он сносит хлёсткую пощёчину. Точно также он сносит пару ласковых в свой адрес. — Убирайся, — рычит Томас и указывает прямо на входную дверь. — Ребёнка заберу и уйду, — настаивает Крейг и вновь получает пощёчину. Но он держится. Он должен держаться. — И свалишь к этому проходимцу Маршу? Знаешь такое, «поматросит и бросит»? Ты ему нахер с ребёнком не сдался. Но если тебе так это нужно, то забирай её и прочь из моего дома. Уже взрослый мальчик? Так докажи!       Лаура, которая всё это время боязливо выглядывала из-за косяка гостиной, быстро бежит по лестнице на второй этаж. Также быстро она будит Тришу, быстро одевает её и спускается с ней по лестнице. Её муж и сын всё так же стоят в коридоре, испепеляя друг друга протестами. — Томас! Прекрати! Пусть он уйдёт! — торопливо говорит женщина, прижимая внучку к груди.       Крейг смотрит на свою мать, и его сердце обливается кровью. Его маленькое чудо удивлённо глядит своими сонными глазками. И Крейгу от этого взгляда не по себе.       «Нет, она не должна увидеть, как мы ругаемся. Она не должна видеть, как меня бьют», — думает Крейг и с мольбой смотрит на отца.       Всё происходит в считанные секунды. Крейг сам не замечает, как вновь оказывается на улице и прижимает маленькую головку к своей груди. Сердце стучит, как бешенное, а маленький носик то и дело ёрзает по куртке.       В голове каша. Манная. Крейг пытается и успокоиться, и переварить произошедшее, и следить за дорогой, и в пробелах в сознании говорить Трише какие-то глупости о том, что всё хорошо. Ничего хорошего. Ничегошеньки. И Крейг знает это. Он знает, видит, сдерживает эмоции и идёт дальше. Всё абсолютно точно пошло по пизде, но Крейг не имеет права остановится и пытаться что-то исправить. Похеренное не вернуть. И именно поэтому Крейг не идёт домой, а летит. Он не слышит ни скрипучего снега под ногами, ни страшные звуки из подворотни. Он лишь смотрит вперёд, перед собой, и идёт. Если остановится — упадёт, сдастся. Но Крейг не такой. Он никогда не был таким.       Дрожащей рукой он вставляет ключ в замочную скважину и с трудом открывает дверь. Они дома. Они наконец-то дома. Теперь они в безопасности. Нет никаких Томасов, нет никаких проблем. Всё спокойно…       Дверь вибрирует коротким стуком. Потом ещё раз, затем снова. Крейг буквально сходит с ума и уже машинально хватает первое, что попадается под руку. Ваза? Ну, в порыве истерики и не такая вещь может послужить оружием.       Крейг чудом стоит на ногах и держит Тришу. Та сладко, как ни в чём не бывало, спит. И Крейг рад тому, что она спит. Лишь бы она не видела этого кошмара. — Крейг, это я, Стэн, — раздаётся за дверью, и у Такера словно камень с души упал. Это всего лишь Стэн.       «Какого чёрта он здесь?!» — думает Крейг, пока ставит вазу на место. Всё той же дрожащей рукой он открывает дверь и видит Марша: его дебильную шапку, длиннющий шарф и ошарашенные глаза. Такер готов поспорить, что он выглядит не лучше. — Ты в порядке? Что с лицом? — его дыхание сбито, но вопросы всё равно сыплются и отдаются звонким эхом в голове.       И Крейг не знает, чего он хочет больше: закрыть эту чёртову дверь и избавиться от надоедливых вопросов, или сказать, что нет, всё совсем не в порядке, даже ни на грамм. И несколько минут назад он не строил из себя самого несчастного. Нельзя построить суровую реальность. Её нужно только принять. — Крейг, не молчи, — требует Стэн и делает ему шаг навстречу.       Крейг теряется в мыслях и, прижав голову Триши как можно сильнее, утыкается макушкой в дверной косяк. — Заходи.       Крейг чувствует себя отвратительно. Он доставил человеку кучу проблем просто потому, что он есть. Сейчас бы Марш мог бы сидеть у себя дома и тусить с МакКормиком и Брофловски, но он сидит у Такера и ждёт, пока Крейг уложит Тришу и обратит своё внимание на «гостя».       Хотя… не такой уж Марш и бедный. Сам виноват в том, что поплёлся за ним. — Чай или кофе? — спрашивает Крейг и старательно ищет хотя бы какую-нибудь левую чашку. К своему счастью, он находит какую-то стеклянную, которая затесалась в самых дальних уголках кухонного шкафчика. — Чай, — отвечает Стэн и продолжает осматривать кухоньку. — Не люблю кофе.       Крейг кивает и ставит чайник на плиту. Он опирается руками о края столешницы и думает, что делать. Продолжить разговор? Не такой уж он и классный собеседник. Спросить Марша, почему он пошёл за ним? А если уйдёт от ответа? А в голове всё ещё не застыла каша. И как ему теперь думать? — Может, ссадину обработать? — спрашивает Марш, чем привлекает к себе внимание.       Крейг поворачивается к нему лицом и непонятно ведёт плечами. Он оставляет Стэна наедине с чайником и тянется в ванную, где хранилась одна из аптечек: идти в спальню не хотелось, ведь он мог разбудить Тришу. Вернувшись с небольшой сумкой на кухню, Крейг замечает, что Стэн сидит всё на том же месте, всё в том же шарфе и шапке. — Ты хоть бы разделся, а то выглядишь так, словно я тебя выгоню в любую секунду, — бурчит Крейг и ставит аптечку на стол. Стэн тупит взгляд с полминуты, а после стягивает шарф и шапку и уходит в коридор.       Он пилит взглядом стол, аптечку, а после свои руки и плюётся на них за то, что трясутся. За спиной начинает свистеть чайник, и Крейг поворачивается к нему, чтобы скользнуть рукой по выключателю конфорки и разлить кипяток по чашкам: себе и Стэну. Затем он вытягивает пакетики и выкидывает их в мусорку. Случайным образом разбавляет чай не только себе, но и Стэну, и поэтому бьёт себя по лицу. Задев ссадину, Крейг шипит, но быстро забывает о боли и ставит чашки на стол. В этот момент возвращается сам Марш, который тянется к аптечке и ищет перекись. Потом он с полвека ищет пластырь и ватку, из-за чего Крейг цокает и всё же тащится в свою комнату. Возвращается он с ватным диском и пластырем, отдаёт их «гостю» и плюхается на своё место. Стэн недолго мнётся, а после выливает на диск перекись и касается им щеки Крейга. Холодно и щиплет. Словно замёрзшие пальцы на морозе. Потом он чувствует, как шершавые кончики пальцев разглаживают пластырь, а после ловит на себе выжидающий взгляд синих глаз. — Спасибо? — уточняет Крейг и кивает на второй стул.       Стэн ведёт плечами и садится напротив Крейга.       Они молча пьют чай, и то делая это предельно тихо, боясь нарушить то ли минутное спокойствие, то ли тишину, что воцарилась между ними. Крейг думает о том, что теперь делать с родителями: как объяснить Трише, что она больше не сможет ходить к дедушке и бабушке? И что теперь делать Крейгу, если он не сможет забрать Тришу после школы? Напрягать Токена не хочется, ведь у него своя жизнь… он и так доставил ему кучу хлопот в последнее время. Надо извинится перед ним, что ли… — О чём думаешь? — в своей манере спрашивает Марш, наклонив голову набок. — Что мне теперь делать, — признаётся Крейг и откидывается на спинку стула. Что же ему делать? Триша ещё маленькая, чтобы самостоятельно возвращаться домой. Отпрашиваться? Тогда у него не будет выходных… сменить работу? Да куда же его возьмут? Никакого образования, только навыки кассира и администратора. Да и где в Южном Парке его примут с теми распростёртыми объятьями, с которыми его взял Джерри? Да нигде, если честно. — Сплошная мозгоёбка… — Это тебя отец так? — спрашивает Стэн и показывает на свою щеку. Такер почему-то положительно кивает. — А за что, если не секрет? — За то, что я шляюсь с тобой, — усмехается Крейг и начинает ковырять свои пальцы. Так, ему нужно очень хорошенько подумать над тем, что делать дальше. Если отец его прогнал, то значит, мать тоже будет не рада его видеть? — Он совсем двинутый? — интересуется Стэн и тоже начинает ковырять свои пальцы. — Мы с тобой не так уж и часто где-то «шляемся». — Марш, ты же помнишь, что наши отцы враждуют по непонятной причине? Не удивлюсь, если твой батя тоже не лучшего мнения обо мне, — Крейг смотрит на него таким усталым и в то же время ядовитым взглядом, что Маршу немного, но становится стыдно. — Угадал, да? — Ну… не совсем. Ему лично всё равно, кто ты: омега, отморозок или обычный парень. У него нет привычки судить других людей по их происхождению, — он кусает свои губы и смотрит в пол перед собой. — Моя мать скорее худшего мнения о тебе, чем мой батя. — О, и что же я ей такого сделал? — Крейг откровенно смеётся, но только в себя. Ему действительно интересно, что о нём думает Шерон, хоть она ничего в его жизни и не значит. — Извечная причина: родился, — теперь откровенно смеётся Стэн, но в голос и совсем тихо. — Не знаю, она просто не очень хорошо к тебе относится. Она ко многим в моём окружении не очень хорошо относится. Не удивлюсь, если и меня она недолюбливает.       Крейг смотрит на своего собеседника и не может сдержать смеха. Совсем тихо, словно он не смеётся, а кашляет, вырываются из груди весёлые звуки. И от чего ему так смешно? От того, насколько всё плохо, или от того, что все вокруг — исключительные эгоисты? — Мой папаша сказал, что ты никчёмный. Я сказал, что ты не такой, за это он мне и отвесил. Он вообще не любит, когда я общаюсь с парнями-альфами, если они мне не коллеги. Даже на Клайда рычит, как собака дикая, — откровенничает Крейг и допивает свой чай. — Все эти два месяца терроризировал, что от меня пахнет твоими феромонами. Кстати, это странно, ведь на рецессивных запах почти не держится. — С Баттерсом была та же лажа: Стивен всё время его наказывал за то, что от него несёт моими феромонами. Не знаю почему, но на рецессивных мой запах остаётся лучше, чем на доминантных, — Стэн жмёт плечами и чешет бровь. — Пиздишь, — отвечает Крейг и смотрит на него прищуренным взглядом. — Шаришь за невербальное общение? — спрашивает Стэн с лёгкой улыбкой и наклоняется немного вперёд. — И это тоже, — он откидывается на спинку стула и продолжает смотреть на Марша с прищуром. — Не можешь контролировать свой феромон? — Да, — сдаётся Марш, и Крейг внутренне ликует. — Сколько не пытался, даже таблетки не помогают. Я тебе завидую… — Не завидуй рецессивной омеге. У меня своего говна хоть лопатой греби, — тут же режет Крейг и смотрит в потолок. — Давно хотел тебя спросить… — Валяй. Думаю, сейчас я расскажу тебе любую херню. — Что произошло шесть лет назад?       Крейг понимает, что этот вопрос, не любая херня. И он бы послал Марша на хер, да вот только… язык повернулся не в то русло.       Он просидел где-то с минуту, думая о том, с чего лучше начать. Наверное, с того, что шесть лет назад он залетел. Не только Тришей, но и в жизнь. Взрослую, трудную, порой невыносимую. Нет, что-то не то…       «Сложно», — думает Крейг и закрывает глаза. Тишина действует на него как успокоительное, поэтому он вдыхает привычный запах кухни и выпускает его через нос. После он открывает глаза, встаёт со стула, берёт с полки пачку и пепельницу, поджигает сигарету и затягивается. Что ж, если и рассказывать, то не мало и не за пять минут. — Ты же помнишь, что мы с Твиком встречались? — Стэн не сразу, но кивает. — Мой отец изачально не был против, но потом по его голове ебанул отцовский долг, и он заставил меня бросить Твика. Вообще, я и сам хотел этого в скором времени, потому что встречаться с Твиком та ещё морока, но в то время расставание было для меня трагедией. Наверное, именно тогда я закрылся от отца, — Крейг делает затяжку и открывает окно на проветривание. — Потом он решил оградить меня от Клайда, потому что «парням-альфам от омег нужно лишь одно». Чем именно было это «одно» я тогда не сразу понял, но Токен любезно мне всё объяснил, — он усмехается и стряхивает пепел. — Токена он тоже хотел убрать из моей жизни, но мать настояла, чтобы у меня остался хотя бы один друг. Отец не особо возражал, потому что Токен — бета, но его доверие постепенно снижалось. И так я к шестнадцати-семнадцати годам остался без своей прежней компашки, под опекой курицы-наседки, — Крейг грустно улыбнулся и вновь сделал затяжку. — Как знаешь, бунтарство было в моей крови всегда, хотя я весьма равнодушен ко многим вещам. И этим я раздражал отца: что в детстве, что в юношестве, что сейчас. Спросишь: «Почему?» — Такер смотрит на Стэна, и тот запоздало кивает. — Потому что я вёл себя не так, как подобает омеге: я не любил обсуждать альф, как партнёров; не вёл себя, как ебаная принцесса; характер у меня тоже далеко не «омежий». В отличие от того же Твика я больше смахиваю на альфу. Ну или очень трудную бету, но никак не на омегу. Отцу это, естественно, не нравилось. Он хотел, чтобы я прилежно учился, не ввязывался в драки. Короче, был копией Баттерса. Только без всей той ебистики, которую он вытворял, — сигаретный окурок тушится о стекло, а на смену ему приходит другой. — Ну, а я, конечно же, его стандартам не соответствовал. Из-за этого мы часто ругались, и я часто получал. Как сегодня, — Крейг чешет пластырь и кривится. — А потом, когда его запреты заебали меня в полной мере — я чувствовал, как буквально становлюсь копией Баттерса, — я решил ему доказать, что ни за что не буду сыном-омегой его мечты. Как назло, эти мысли вдарились мне в период после течки. Даже под таблетками мой мозг не хило колбасит, — останавливается Крейг, берёт свою чашку, споласкивает её и наливает в неё воды. Он делает пару глотков и возвращается к пепельнице. — Тогда мой мозг тоже колбасило, и я договорился с Токеном, чтобы он взял меня на какую-нибудь из своих вечеринок. Отцу я успешно соврал, что у нас будет ночёвка лишь для нас двоих, а после удрал с Токеном чёрт знает куда: я уже и не помню, точно ли мы были в Южном Парке, — очередная струйка дыма утекает в приоткрытое окно. — К слову, Токен был против, чтобы я с кем-то знакомился: он взял меня отдохнуть от родителей, потому лишние знакомства были ни к чему. — Но ты его не послушал, — хрипит Стэн и продирает горло. — Конечно же, нет, — Крейг смотрит на «гостя», как на Мистера очевидность. — Ну, а дальше ты уже сам картинку в пазл сложи. — А дальше Триша, — усмехается Стэн, встаёт со своего места и подходит к Крейгу. Такер не сразу понимает, зачем, но, когда его собеседник нагло берёт из его пачки сигарету, до него доходит. И вот в следующую секунду они курят вдвоём. — Я так понимаю, отец отреагировал далеко не положительно? — он снова невесомо черкнул по своей щеке в том месте, где у Крейга был пластырь.       Он сдержано кивнул и докурил вторую сигарету. В ход пошла третья. Крейг нервничает. Очень нервничает. — Он настаивал на аборте, — шепчет Такер слишком тихо, сам не понимая, почему: то ли он боялся, что Триша услышит, то ли ему просто было тяжело произносить эти слова вслух. — Говорил: «Крейг, я достану деньги, только согласись. У тебя ещё будет возможность забеременеть, и не одна. Создашь нормальную семью, с прекрасной девушкой-альфой. У вас будут дети. Но сейчас я против». А недавно, когда я свалился с этими проклятущими течками, заявил, что «он же предупреждал», «он же говорил, что слишком рано для детей», — он затягивается и переводит взгляд на Марша. — Господи, Стэн, знал бы ты, какой он мудак. Всю мою жизнь он пытался меня контролировать, как собака-надзиратель, а в итоге проебавшись, упрекает меня во всём: «Вот, Крейг, это ты виноват, что у тебя всё так. Ты меня не слушал, а надо было. Бла-бла-бла!» Ненавижу его, — теперь Крейг опускает глаза на свои ноги и поджимает губы. — Он так мечтал о внуках, так хотел понянчить их… Триша ещё и в него внешностью пошла, а ему всё мало. «Не такой ценой я хотел внуков!» — да и катись ты к чёрту! Радуйся, что Триша, блять, у тебя вообще есть! — Стэн понимает, что его собеседнику трудно сдерживать себя, потому привлекает его внимание и показывает указательным пальцем, что им стоит быть тише. Крейг кивает и, смотря на Стэна не мигая, продолжает, — ты спрашивал, жалею ли я, что родился омегой? Да, я блядски жалею, что родился омегой, потому что все розовые сказки про принцессу на белом коне для принца-омеги — это дешёвая туалетная бумага. Она подтирает хуёвее, чем белый лист А4. Я блядски жалею, что все считают мне слабым и беззащитным. Я блядски жалею, что все думают, что я не справлюсь, — слова застревают в горле. Слишком много сожалений, чтобы произносить их. — Я блядски жалею… но я живу. Живу для Триши. Пока живёт она, я срал на мнение других. Вот, что я делаю со своей жизнью. Вот, что произошло шесть лет назад.       Они молчат. Молчат долго. В этой тишине тлеют сигареты и сыплется пепел. Сказать что-то невыносимо трудно, и кажется, что нечего. Все слова кончились, остались только эмоции и жесты. Но… для чего нужны они? Хороший вопрос…       Стэн треплет чужую макушку и совсем скромно улыбается. Сигарета из его руки давно перекочевала в пепельницу, а потому пальцы его, пропахшие приторной клубникой, перебирали ниточки волос, а с ними и струны души.       Крейг не понимал, что он чувствовал, ведь это чувство было в новинку.       Но оно однозначно понравилось ему.       А кому бы не понравилось? — Ты молодец, — произносит Стэн и эта пустота, царящая в комнате, в головах, в расстоянии между ними, наполняется пусть и прозрачным, но смыслом. — Ты настоящий молодец.       «Думаю, именно это я и хотел услышать», — усмехается своим мыслям Крейг и улыбается Маршу одними глазами. — Спасибо, — звучит тихо, но так искренне, так нежно…       Это определённо то, чего Крейг ожидал услышать все эти несколько лет. Всё это время…       И он наконец услышал.       Прекрасно. — Что-то мы засиделись.       Крейг смотрит на табло телефона и замечает, что уже три часа ночи. Погодите, только же было восемь вечера… — Н-да, — отвечает Крейг и закрывает окно. — И чем мы только занимались всё это время? — Молчали? — уточняет Стэн, и Такер понимает, что так оно и было. — Хорошая вышла беседа, Марш, — язвит Крейг и смиряет гостя насмешливым взглядом. — Соглашусь, Такер, — язвит в ответ Стэн и перенимает смех во взгляде. — Думаю, мне пора. Лишь бы Кайл не убил тем, что я не даю ему спать. — Да, — коротко отвечает Такер и протягивает руку в сторону выхода.       Они ещё раз обмениваются весёлыми взглядами, пока Стэн всё же не отчаливает в сторону коридора. Он ловко и быстро натягивает свои ботинки, застёгивает молнию на куртке, наматывает шарф и надевает шапку. Крейг наблюдает за ним нехотя: ему интересно, но желание прогнать незваного гостя отчего-то возрастает. Наверное, Стэн читает его мысли: как только он стучит по карманам, проверяя, всё ли на месте, и убеждаясь в этом, он отвешивает Крейгу низкий поклон, чем вызывает цоканье, и давит на ручку входной двери. — Спокойной ночи, Крейг, — шепчет он, потому что комната Крейга совсем рядом и случайно разбудить Тришу ему не хочется. — Спокойной, Марш, — салютует Крейг и закрывает за ним дверь.

***

— Экстренные новости! В районе ХХ поймали маньяка! Он ловил рецессивных омег и насиловал их, после чего оставлял раздетыми в тёмных переулках. Все подробности далее!.. — Папа, а что такое маньяк? — Триша смотрит на ошарашенного папу и искренне не понимает, что рассказывают по телевизору. — Я тебе потом расскажу, милая, — кое-как выдавливает Крейг и набирает номер начальника. — Алло, Джерри. Не подскажешь, когда следующая разгрузка товара?

***

— Скажи честно, ты что-то знал? — спрашивает Крейг, когда они в очередной раз устроили перекур между приёмом товара. — Насчёт чего? — не понимает Стэн и разблокировывает свой телефон. — Что в моём районе маньяк. Ты поэтому за мной таскался, да? — Марш давится воздухом и сигаретным дымом, а Крейг считает его потрясающим актёром. — Такер, я не такой мудак, как ты думаешь. Если бы я знал, что в твоём районе маньяк, я бы сразу сообщил бы об этом в полицию, — Стэн смотрит на свой улетевший бычок и достаёт другую сигарету. Он не знал, но догадывался. Поэтому он ходил в участок слишком часто, поэтому просил выслать патруль в район Крейга. И, как оказалось, сделал он это не зря… — А таскался я за тобой по другой причине. — По какой?       Марш смотрит на него сперва равнодушно, потом не мигая, а после он смущается, зажигает сигарету и отворачивается от Такера в противоположную сторону. Неужто Крейг ему нра… — Хочу наверстать упущенное, — отвечает наконец он и убирает свой телефон в карман. — В смысле? — Крейг тупит взгляд и выкидывает бычок в мусорное ведро. Уже онемевшие от мороза руки он прячет в карманы своей куртки. — Подружиться с тобой хочу. В школьные годы не смог, так теперь пытаюсь, — признаётся Стэн и долго затягивается.       Крейг не понимает.       А потом смеётся в себя, после чего его смех вырывается наружу.       Что ж, если Марш так горит желанием, то с этой самой минуты начинается первый день их дружбы. Ведь…       Крейг не против заиметь ещё одного друга. Пусть и не совсем соответствующего его стандартам, пусть бывшего одноклассника, ежели не врага… но, всё же, друга.       Может, из этого что-то выгорит. Хотя, что может выгореть с этим придурком Маршем? Крейг не знает, но мысль о том, что с ним хотят подружится, действует как бальзам на душу.

И дико бесит наивняк, Которым ты живёшь, повесив, будто флаг Себе перед глазами розовую тряпку — Зальёшь её слезами под тупой медляк…