Вера в мир

      Прохладный воздух было приятно вдыхать. Он пробуждал, приводил мысли, то собирающиеся в беспокойную кучку, то расплывающиеся, в порядок. Самолётик рассекал воздух, плавно стекая к земле по воздуху. На белых крыльях — узор из букв, неровных, некрасивых. Солнце постепенно нагревало крышу, ещё не полностью войдя в свои права. Город вдали светил не потушенными фонарями. В разрывах облаков виднелось кристально-голубое небо, спокойное, необъятное.       Лёша сидел, скрестив ноги, наблюдая за падением самолета и вспоминая прошлое, думая о том, как скучает по родным. И о том, что хотел бы открыться Жене и поделиться с ним своими переживаниями.        — Жень, а что ты написал на самолетике? — спросил Лёша, провожая его самолёт.       Женя улыбнулся спокойно и грустно и сел рядом с Лёшей, положил голову на его плечо. Он выглядел спокойным, но Лёша буквально чувствовал, как внутри Мильковского метался пожар. Как боль внутри него разгоралась и поглощала все на своём пути.        — Своего отца. Что хочу, чтобы он оставил меня в покое, — он сжал Лёшины пальцы и закрыл глаза.       Его веки дрожали, лоб хмурился, будто в голове проносилась стайка птиц-воспоминаний о прошлом, живом и больно. И это прошлое, казалось, убьёт его, если не расскажет.        — Это всё началось в детстве, — сглатывая ком в горле, начал он, — Я же могу тебе рассказать?        — Да, конечно, — Лёша приобнял Женю, пытаясь согреть его. Он знал, что сейчас ему тепло очень нужно.        — Тогда мне казалось, что все вокруг меня рушится. Мне казалось, что никто меня никогда не уже не будет той заветной мечты. Что я никогда не достигну… — Мысли Жени обрывались, он замолк на пару мгновений, пытаясь понять, что именно он хотел рассказать, — И никогда не спою своих песен. Мне казалось, что меня вот вот убьют, за то что творю, за то какой я есть. Мне было шестнадцать. Жизнь только начиналась, а я уже не знал, как мне быть.       Женя выдохнул, и Лёша, разбираясь в сумбурном потоке мыслей, только притягивал к себе ближе Женю, позволяя ему уткнуться себе в плечо.        — Он не работал, ничем не занимался и не интересовался и при всем при этом считал себя самым лучшим человеком в мире, — голос звучал горько, в нем слышно всё то отчаяние, которое испытывал Женя на протяжении всей своей жизни, — После смерти мамы он забрал меня к себе, я надеялся, что всё будет хорошо, но он издевался и и избивал меня даже просто за то, что я «не так» на него посмотрел.       Лёша ужаснулся, но в глазах уже мелькали картинки с Женей-подростком. Представлял забитого беззащитного ребенка, зажавшегося в угол, сжавшегося в комок и пытающегося защититься. Ребенка, избитого до полусмерти. Ребенка, прячущего свои синяки. Ребенка, который не хотел возвращаться как можно дольше домой. Лёша не хотел представлять, как фиолетовые цветы расцветали на его бледном теле и с усмешкой жили еще несколько дней, недель…        — Я помню как один раз он избил меня до такой степени, что я не мог встать с кровати. И ему было абсолютно все равно. Мне было так плохо, мне казалось что меня все ненавидят, никто не слушает. Что я чужой в этом мире. И вроде бы я готов быть умереть, но я сбежал. Ночью, когда пьяный отец спал в своей комнате.       И Лёша вспомнил Женины шрамы. На руках, на спине, на душе. Этот затравленный волчонок, изредка выглядывающий из самого уголочка души. Лёше стало больно, но он знал: эта боль не сравниться с Жениной.        — Знаешь, он ведь нашёл работу, после того, как забрал меня себе. Он вязал обычных музыкантов, не боящихся быть собой. Выражающих свои чувства публично. Он нашёл меня, после того, как я сбежал и был в бешенстве, ведь я целовался с парнем. Я был уверен, что он меня убьет. Это было так давно, но я помню его глаза, с ненавистью смотрящие на меня. Я уверен, что если бы я не был на таком большом расстоянии о него, если бы я был на расстоянии нескольких шагов, то он бы схватил меня за шею и удушил бы, не дожидаясь приговора. Я знаю, что на его совести многие музыканты. Именно из-за него умер Тошик…       Женя на пару мгновений замолк, приходя в себя. Расслабился, пока Лёша гладил его волосы.        — Черт, это было так давно, но я хочу встретиться с ним, пожать его шею, чтобы он оплатил за все то, что сделал, — Женя сжал кулаки и посмотрел вперед, на город, — Но я не собираюсь его убивать. Слишком легкий исход для такой мрази, как он.        Лёша молчал, пытаясь подобрать слова поддержки. Повернул голову к Женьке и утёр одинокую слезу, невольно появившуюся на его щеке.        — Жень…        — Блять, вот вы где! — на крыше появилась запыхавшаяся Алина, уничтожая их уединение, — Миловаться потом будете, у нас задание. Сейчас.