Bombshell blonde.

***

О, как они шли, а если точнее шёл только Бакуго, Изуку болтался у него на плече. Все считали своим долгом обернуться и посмотреть на эту весьма и весьма колоритную пару. А как не оглянуться? Перед людьми предстает такая картина: По коридору идёт блондин, идёт так, будто дикий зверь. Движения плавные, нарочито расслабленные, но стоит только ему увидеть угрозу, чего, конечно, не будет, как мышцы превращаются в сталь. На его плече висел зеленоволосый юноша. Казалось бы, надо возмутиться, но тот был спокоен, да изредко, украдкой, глядел на ягодицы Бакуго. Его парня. Теперь точно его. Слова и взгляд блондина подтвердили мысли Изуку. Так не говорят людям, которые безразличны. За размышлениями он не заметил, как они пришли к какому-то помещению, сам факт перемены дислокации он заметил только из-за того, что потемнело и его поставили на ноги. Но не долго быть ему свободным, Бакуго, в свойственной ему грубоватой манере, прижал Изуку к стене. — Доигрался? — Звучит так гортанно, что кажется, сейчас Кацуки зарычит. И все это выглядело так до ужаса забавно, что Мидория не выдержал и сладко пропел: — Героям подвиг, подонкам повод.. — И то, как полыхнул рубин глаз Бакуго, сказало ему о многом, игра стоит свеч. — Какой же я музыкант, если у меня все ещё не было закулисного минета? — Заигрывания Изуку с каждым разом становились все откровенние. А Бакуго уже сбился со счета, когда его сердце должно было покинуть грудную клетку. Но он взял себя в руки, на сколько это вообще возможно рядом с этой ходячей проблемой, подцепил указательным и средним пальцами чокер на шее Изуку, корпус потянул к себе, но таз зафиксировал своей ногой, притерся бедром к паху, почти выбивая из гитариста беззвучный стон, фактически зажимая. Следом, обхватил шею той же рукой, которой держит чокер, проникая под полоску кожи и слегка надавливая на кадык. И резко, без всякого предупреждения, впивается в слегка обветренные губы, достаточно грубовато прикусывает, вызывая покалывание в нервных окончаниях. Блондин стонет в губы Изуку, нащупывая сквозь спортивные штаны его повздошную кость, до синяков впиваясь пальцами в бедра. И Мидория стонет, до ужаса, до звёзд перед глазами, сладко. Дыхание сбито у обоих, у гитариста по подбородку стекают капельки крови, взгляд расфокусирован и горит огнём, огнём не страсти, пламенем нечто большего. Бакуго ведёт от эйфории, поэтому слова, что он произнес, были с хрипотцой, но кого это волнует: — Ты хотел минета? — в голосе явно чувствуется усмешка. В глазах все больше разгорается пламя и это выглядит одновременно очень круто, и как то страшно. Но так хочется. Хочется его рук. Ласк. Грубых, жалящих поцелуев. — Еще не передумал? — У Мидории было ощущение, что он заключил сделку с личным дьяволом. И теперь навечно затерялся в рубиновом аду, растворился. — Тогда на колени, похотливое животное! — Слова, преисполненные силой, давили, вынуждали подчиняться. И Изуку падает, падает на колени, но по ощущениям, проваливается в бездну, в бездну похоти, желания. Он горит, чувствует, как возбуждение накрывает, затапливает разум, заставляет задыхаться, захлебываться чувствами. Ремень щёлкнул как-то сам собой, руки, его руки, исполосованные шрамами, сами собой потянулись стянуть все это безобразие, которое скрывает плоть. А Бакуго тоже поплыл, но, утекающими, как вода из рук, остатками разума, он захотел взаимного, не то удовольствия, не то каких-то новых ощущений. Наклонился ближе и большим пальцем приподнял подбородок Мидории, у которого был на столько расхристанный вид, что стояк Кацуки слегка заныл и тот, предупреждающе зашептал Изуку в лицо: — Если перегну палку, наше стоп-слово – Всемогущий. — И, почти, на самой тонкой грани боли и наслаждения наступил на пах зеленоволосого, потер, надавил большим пальцем стопы на место, где предположительно располагалась головка, выбивая данными действиями судорожный всхлип-стон-крик. Стараясь заглушить громкие звуки, блонлин прижал ладонь к губам Деку. Хотя сам был на грани, но он дальше продолжал быть "ведущим". — Ну, что, готов к новому опыту, Де~ку? — Он так протянул прозвище Изуку, что того пробрала новая волна удовольствия. Мидория почти достиг пика, но это разочаровывающее слово "почти". Бакуго, будто инстинктивно чуя, когда зеленоволосый подберется к краю, останавливал свои грубоватые ласки и ласково целовал Изуку в губы, влажно чмокая. Тот немрого ожил, наконец-то стянул мешающую ткань с чужих бёдер и уткнулся носом в пах, мимоходом прошёлся языком по стволу, мягко чмокнул головку, заставляя Бакуго судорожно втянуть воздух сквозь стиснутые зубы. Изуку, издав тихий смешок, все же взял в рот, стараясь не задевать член зубами, терся языком о кожу. А у самого внизу такой пожар, что доводит до тихого скулежа. Тихий шёпот на ухо Мидории: — Будь хорошим мальчиком и заставь меня кончить. — От силы вложенной в эту фразу, Изуку обкончался себе в штаны, хоть из-за джинс не видно. Сам Кацуки закончил от гортанного стона Мидории. Такого плутовского лица он не видел у него уже давно, да и не ожидал услышать следующую фразу: — Может, ещё?