***
— Будь здесь, — говорю я ему, как только выбираю идеальное место на холме, чтобы посмотреть фейерверк. Уже почти полночь, поэтому фейерверк начнется в любую минуту, но я все еще хочу что-нибудь поесть. Лучшая часть фестиваля - уличная еда. — Что ты хочешь поесть? Кимимаро пожимает плечами, затем прислоняется спиной к стволу дерева. — Все, что хочешь ты, — отвечает он, затем переводит свое внимание на окружающие нас цветы. Когда я возвращаюсь, он все еще смотрит на цветы, нежно касаясь их пальцами. Он чувствовал себя подавленным с тех пор, как ему стало плохо, потому что он больше не может стать сосудом Орочимару. Я даже не стану делать вид, что понимаю, почему все эти люди развивают такую сильную преданность Орочимару. Я в точности как Кимимаро, ребенок с уникальными способностями, которого Орочимару нанял и на котором экспериментировал. Но я не хочу становиться сосудом Орочимару, я хочу стать похожей на него, я хочу быть его самым надежным партнером, когда дело касается экспериментов. — Ты слышишь это? — спрашивает меня Кимимаро, когда я сажусь рядом с ним. Я купила такояки и данго и поставила между нами бумажные коробки, до краев заполненные едой. Я киваю, когда слышу песню, и мы оба закрываем глаза, пойманные на звуки музыки. Мне нравится эта песня, я должна ее запомнить, - думаю я про себя, стараясь запомнить слова и мелодию. Я кладу руку ему на плечо и нежно сжимаю, когда начинается фейерверк, и улыбаюсь ему, когда он поворачивается и вопросительно смотрит на меня. — Ты думала об этом? — он спрашивает меня. Я вопросительно поднимаю бровь, и он продолжает. — О том, чтобы стать сосудом Орочимару на тот случай, если он не сможет уговорить Саске прийти к нам. Я качаю головой, и он отворачивается. — Могу ли я доверять тебе, Кимимаро? — внезапно говорю я, возвращая его внимание ко мне. Я замолкаю и останавливаюсь на несколько секунд, размышляя, стоит ли мне рассказать о своем секрете. — Помнишь, когда Кабуто потерял флакон с кровью Саске, который он привез из Конохи? Или когда Орочимару пожаловался на исчезновение змеи, на клыках которой была кровь моего другого брата, Итачи? Кимимаро кивает, и я сопротивляюсь желанию убрать несколько прядей его серебристо-белых волос с его лица. — Помнишь, я сказал тебе, что Кабуто послал меня взять немного твоей крови на анализ? Он снова кивает, и я продолжаю. — Я не хочу становиться сосудом Орочимару, потому что я создаю для него лучшее. Глаза Кимимаро расширяются, когда я рассказываю ему о созданном мной гибриде Учиха и Кагуя - я лгу ему и говорю, что я все еще развиваю его, но правда в том, что эмбрион уже находится внутри молодой женщины, заключенной в убежище, которое Орочимару выделил мне после того, как я объявила ему, что хочу попробовать свои силы в экспериментах. Ниндзя-медики, которые помогли с операцией, уже мертвы и похоронены, так как мне не нужны были свидетели. — Итак, как видишь, это новое судно будет иметь все, что наш хозяин когда-либо хотел, - кеккей генкай и выносливость вашего клана, а также Шаринган моего клана, — заканчиваю я, глядя на него. — Но не говори Орочимару-саме ничего об этом, на случай, если я завалю эксперимент. Кимимаро кивает, улыбаясь, затем берет жареный шарик из осьминога. — Я обещаю сохранить это в секрете, если ты пообещаешь занять мое место вестника, когда я умру. Я усмехаюсь, а затем набиваю рот едой, чтобы не отвечать. В конце концов, я должна пообещать, потому что он просто так не оставит это. И это последний фестиваль, на который мы пришли вместе.***
Тело Кимимаро полностью подвело его во время убийства Четвертого Казекаге, поэтому Орочимару попросил меня отвести его обратно в укрытия, а Кабуто поместил его в интенсивную медицинскую помощь. К нему прикреплено так много трубок, что он не может двигаться. Я сижу на краю его кровати, смотрю на Проклятую Печать Земли на его груди, и чувствую, как его рука слабо ищет мою. — Ты можешь спеть мне эту песню? — шепчет он, и я точно знаю, о какой песне он говорит. Я подчиняюсь и пою для него, изо всех сил пытаясь сохранить спокойный голос и не обращая внимания на слезы, катящиеся по моим щекам. Мои глаза по-прежнему прикованы к его проклятой печати, и именно в этот момент мне приходит в голову мысль о наличии двух печатей и на моем теле. — Спасибо, — бормочет он, когда я заканчиваю, несколько раз кашляя. Я люблю тебя, я хочу сказать ему, но это бесполезно. Он мой лучший друг, и он умирает, подавленный тем, что больше не может быть полезен Орочимару. Я хочу сказать, что мой эксперимент удался. Его зовут Акира, он родился здоровым ребенком. Суррогатная мать умерла во время родов, но у меня в убежище достаточно ниндзя-медиков, чтобы позаботиться о нем должным образом. Я никогда не позволю Орочимару использовать Акиру как сосуд, я осознаю в этот момент; он слишком драгоценен, в память о Кимимаро. Когда Орочимару приходит в убежище, чтобы проверить, можно ли использовать Кимимаро в запланированной им атаке на Коноху, я рассказываю ему о своей идее, чтобы он наложил на меня вторую метку проклятия. — Слишком рискованно, — возражает он в конце разговора. Но я так не думаю. Каждый раз, когда в мою голову приходит идея, я неуклонно ее преследую. Вот как я в конечном итоге корчусь от боли, запертая на несколько недель в специальном помещении Четверкой Звука, командой шиноби, подчиненной Кимимаро. Когда я просыпаюсь, я еле могу двигаться, и все мое тело ощущается как открытая рана; Воспоминания о том, как я превратилась в дракона и вылез из запечатанном помещении, наполняют мой разум, уверяя меня, что эксперимент удался. — Ты наконец проснулась, — говорит мне Кабуто, поправляя очки. — Мы уже потеряли всякую надежду, ты была парализована несколько дней. Он рассказывает мне о неудавшемся вторжении и о том, как Третий Хокаге отдал свою жизнь, чтобы закрепить способность Орочимару к ниндзюцу. Однако впереди нас ждет кое-что хорошее; Саске принял предложение Орочимару о власти и идет нашим путем. — Кимимаро ушел, чтобы помочь другим привести к нам Саске-куна, — говорит Кабуто, завершая рассказ. — Боюсь, он не успеет, Орочимару уже выбрал другое судно. Его нынешнее тело больше не могло его поддерживать. Кабуто отправляет меня залечить и перевязать раны Саске, когда тот наконец прибывает в убежище; он тяжело ранен и у него кружится голова от кровопотери, поэтому, когда он впервые видит мое лицо, прежде чем потерять сознание, он называет меня «мама?». Я не могу не ненавидеть его; он высокомерный и дерзкий, постоянно твердит о своей мести Итачи. Я ненавижу его из-за того, как на него смотрит Орочимару. Я отказываюсь тренироваться с ним вначале, но в конце концов смиряюсь с этим. Через некоторое время вместе я удовлетворена техникой Чидори, которой он меня научил, а он использует свой Шаринган в полной мере, и мы вместе разработали Чидори Нагаши. Орочимару должен научить его пользоваться мечом Кусанаги, как он учил меня, поэтому я решаю уйти и вернуться в свое убежище, к своим экспериментам... и к Акире.