Сто и одна сцена, оставшаяся за кадром

      У Мадары с самого нашего знакомства была «замечательная» привычка, чуть что, давить на всю округу жаждой крови. Ткнешь его пальцем — ки. Подшутишь над ним — ки. Ляпнешь дурость — ки. А уж начнешь перечить ему — все, туши свет, спасайся. Хоть наши отношения и претерпели изменения, что-то все-таки оставалось неизменным. — Да не правда это! — взвизгнула я и яростно топнула ногой. Упрямый старикашка!.. Что, думает, раз ему добрые люди не встречаются (и неудивительно, от него даже мухи разлетаются, не то что хорошие личности!), то их и вовсе нет?! — Если ты чего-то не видел, что, думаешь, этого и не бывает совсем, да?! — Я видел уж поболее тебя, — заявил едко Мадара, грозно хмуря брови. Брови он на меня хмурит! А я что? А я тоже буду на него хмуриться! Пф! — Нет смысла искать в людях то, что в них отсутствует. Может хорошие люди и есть, но выбираешь ты отъявленных мудаков. Твой новый знакомый… — Он хороший! — если поначалу у меня и были силы отстаивать честь своего нового друга достойно, то сейчас я доносила свою позицию криками. Но грэндпа все стоит на своем, типа, видите ли, мой новый знакомый в глубине души маньяк какой-то. Главное, доказательств у него никаких не было, он моего друга видел только издалека, судит чисто «по своим ощущениям». Когда я сужу «по ощущениям», это сразу «глупо», «бессмысленно» и «ты головой треснулась?», а как он, так это сразу константа и аксиома?! Я всегда старалась видеть в людях и даже Мадаре самое хорошее, поскольку плохое и так видно издалека, лишний раз не укоряла за то, что они такие плохие, но и на Мадару так сильно я злилась редко. А когда я злюсь, тормоза у меня слетают. — Он хороший, а ты этого не понимаешь, знаешь, почему? Потому что сам ты плохой! И ты просто не знаешь, как человек может быть хорошим, потому что…! — Потому что я плохой? — спросил Мадара резко, и что-то в его голосе заставило меня замолчать. Его голос… он звучал… нет, не с обреченностью и не с глухой печалью. Он звучал так, словно его владелец меня сейчас прибьет. Нехороший грэндпа знатно приложил всю округу своей жаждой крови, что, конечно, еще больше свидетельствовало об его нехорошести, но наводило на мысль, что напоминать ему о ней явно не стоило…       Однако, знаете, тормоза, даже если на нажмешь на рычаг, не срабатывают сразу. Разумом уже осознавая, что мне и так конец и следует остановиться, по инерции я еще успела ляпнуть дурость… — Да! — причем, ляпнуть решительно и убежденно. Ки стало больше…       Справедливости ради, в конечном итоге, «ощущения» Мадару обманывали куда реже, чем меня. И мой «хороший» друг оказался буквально маньяком, любящим, к тому же, потрошить глупеньких девочек (отойдя от всех впечатлений, я вдруг поняла, почему грэндпа выглядел таким довольным, когда я пришла жаловаться ему на несправедливость мира). Дед успокоился, как всегда, довольно быстро, стоило мне разрыдаться с восклицаниями, что он мне совсем не верит, клевещет на моих друзей, и, в общем, разыграть (нет) нешуточную драму. Он вообще довольно быстро отходил, как и распалялся. Но тем не менее, да, у Мадары была крайне неприятная привычка чуть что, давить на меня ки. Он был образованным человеком, неплохим оратором, но главным его аргументом была жажда крови (ну, другие аргументы я принимать не хотела… у меня свои были!). Он давил ей каждый раз, и каждый раз это помогало, пусть иногда приходилось и увеличивать дозу до того, что я падала в обморок, но…       Даже к яду рано или поздно вырабатывается иммунитет. У деда выработался иммунитет к моим крикам, у меня — к его ки. — Последний раз повторяю: еще хоть слово в адрес… — громовым тоном прошипел Мадара, а глаза его бешено горели алым. Вокруг него темнел воздух, а сам он больше всего походил на демона. Самого настоящего, и это не было бы эпитетом или преувеличением.       Было страшно. Но мы происходили из одного клана, и я, в конце концов, тоже не хотела терпеть оскорбления. Я тоже была в бешенстве. — Тогда и ты… и ты… — я задыхалась. От страха, от ярости. Это мешалось в специфичный коктейль, и уже сложно было понять, какое чувство лидировало. Главное, что это удивительным образом отключало инстинкт самосохранения и придавало сил спорить дальше. Мадара злился, когда я говорила что-то, что ему не нравилось, но сам не следил за тем, что говорит в адрес тех, кого я люблю. И если он выпускает ки, чтобы придать веса своим словам, то… То и я так умею! — Тогда и ты больше не смей оскорблять наш клан!       Я прорычала это далеко не так угрожающе, как это удавалось деду, но вложила в этот крик все силы. Ки я практиковала редко, но выходило хорошо, так как сила ки зависит от силы чакры в том числе. И от яркости эмоций, в чем я перегоняла даже деда. Сказав свое слово, я замолчала. Дышать тяжело… Мадара тоже заткнулся, так и не договорив свою фразу, и при этом уже не смотрел на меня так, словно сейчас придушит.       Неловкая тишина.       Неужели он совсем не думал, что однажды я могу ему ответить? Мадара удивился моей ответочке так, что вся ки мгновенно пропала. У меня-то это еще могло значить, что силы кончились (так оно и было), а вот чтобы силы кончились у него, это нужно что-то помощнее небольшой перепалки с внучатой племянницей.       Кинув взгляд на подоконник, я с сожалением заметила, что драгоценные мои цветочки… того. Повяли. — Ты что, на меня сейчас ки надавила? — спросил Мадара куда спокойнее спустя пять секунд. В голосе его слышался оттенок угрозы, но после прошлого это было так, пшик. Хотя, кажется, это намек на новую бурю… — Так ты ведь тоже, — справедливо ответила я, уже без былого запала. Устала… Если ки бахнуть сразу, без подготовки, да еще и противостоя кому-то другому, это нереально выматывает. Тело наполнила даже какая-то сонливость, но я всеми силами сохраняла бодрый вид. Грэндпа смотрел на меня неотрывно, так что нужно было держаться. — Справедливо, — вздохнул дед спустя некоторое время переглядок. Зря я, конечно, затеяла этот спор сразу после тренировки… Не удержавшись, сонно моргаю. В атмосфере наконец рассеиваются даже остатки ки. — Значит так, мелочь, предлагаю компромисс… Знаешь же, что это такое?       Сонно моргаю снова. Компромисс-то?.. Знаю, конечно, — надо было бы сказать, но Мадара уже успел сделать свои выводы. — Это договор, при котором люди взаимно друг другу уступают, — объяснил, как идиотке. — Давай договоримся так, я не оскорбляю при тебе Учиха, а ты замолкаешь раз и навсегда насчет «отношений» моего отца с Буцумой Сенджу.       Но между ними реально какая-то химия есть, эта их синхронность действий в политике и прочем… Впрочем, я уже туго соображала, чтобы даже придираться к формулировкам. Ухватившись за протянутую мне руку, крепко (насколько могу) ее пожимаю, ощущая внутри нечто вроде радости. Меня признали как равную, юхху! — Хо-ро-шо, — чеканю, преисполненная собственной важностью. Мадара мне уступил, а это многого стоило. Наши споры большей частью заканчивались ничьей, чуть в меньшей степени — его победой, и не так уж часто — моей (и то, скорее, это было откладывание разборок на потом), и таким официальным способом мы ничью еще не объявляли. Кажется, мне стоит почаще отвечать ему с ки…       (Идея, конечно, была хороша, но, как оказалось, эффект первой попытки был достигнут только за счет неожиданности. Дальше дед просто продолжал спорить, будто не замечая моих потуг в устрашение и показывая, как нужно пугать, если я вдруг начинала эту игру первой. Намек был ясен: на роль самой страшной не претендую.)