***
Тень накладывается на реальность дымчатыми слоями магии, струится прозрачными потоками сквозь меня — сквозь всё живое и неживое в Мундусе и за его пределами. Я смотрю сквозь отражения идеологий, искажения вер, я шагаю по пластам смешения света и тьмы, пробираюсь через формы идей и неудержимый хаос стремлений; дороги теней расстилаются передо мной, открывая иные возможности — новые Серые пути, так удобно сокрытые за привычкой разума не искать подвох в очевидном. Джи’Хаса отпечатан в мире гораздо глубже, чем многие, но даже его импринт тонет в штормовом водовороте, в который превратился Риммен. Я прослеживаю каждую из отброшенных им теней: все они сворачиваются в тугой клубок перепутанных нитей, в изломанное отражение, пляшущее за его спиной. Я тянусь дальше, перебираю вероятность за вероятностью, но мои силы не бесконечны — чем глубже я ухожу, тем сильнее расплывается тень, становится практически неразличимой. Всё, что я вижу — это безумная пляска каджита, черного, как сама Великая Тьма. Я касаюсь его собственной волей, как протянутой для рукопожатия ладонью, но дро-м’Атра хохочет мне в лицо, скаля клыки. Перемирия не будет. Но я всё равно пытаюсь. — Я — клинок ночи, — говорю я. — Я не желаю тебе зла. Мой голос ему не интересен. Он танцует под непонятный мне такт, скользя по уже пройденным им Серым дорогам и непрестанно пытаясь вырваться на просторы еще одной. Может быть, тени поют ему, как никогда не пели мне. Я обещаю, что не трону его. Я прошу его говорить со мной. Я задаю вопросы и сам даю на них ответы, то правдивые, то ложные, но ни то, ни другое не привлекает его внимания. Тень Джи’Хасы сошла с ума; будь то дэйдрическая магия или неудачный эксперимент с более традиционным колдовством, избавиться от нежеланного гостя будет непросто. — Похоже, придется взяться за ум всерьез, — со вздохом бормочу я. — Пятьсот авансом есть пятьсот авансом, — резонно замечает Сервий Гарон.Пролог
20 июля 2020 г. в 02:34
Я почувствовал его приближение еще до того, как он постучался в мою дверь. Но всё равно — слишком поздно.
Неудивительно. В кипящем котле Риммена я ослеп и оглох; под беспощадным солнцем здешних пустынь я видел только миражи, едва-едва различая в них знакомые очертания. Многоликая тень королевы Эвраксии накрыла собой весь город. Не нужно было быть провидцем, чтобы предсказать грядущее восстание; непривычная, злая чернота сжималась в клубки и пряталась по трущобам, в которых теперь ютились каджиты северной Анеквины. И всё это — рядом с разоренным Сиродилом, со столицей, наполненной дэйдрическими ордами, и куда более смертными стервятниками, слетевшихся со всех краев — поживиться легкой добычей. Сердце Сиродила уже два года как было наполнено темнотой, неумолимо расползающейся по всему Тамриэлю.
Я привык к темноте. Но теперь даже я не могу разглядеть в ней ничего путного.
Поэтому я открываю дверь, отступаю на один шаг назад и смотрю на своего гостя. Всё равно я уже опоздал со своими великими прозрениями.
Каджит глядит на меня в ответ пронзительными ярко-голубыми глазами, чёрный как смоль, такой чёрный, что даже ослепительное солнце Риммена за его спиной не в силах придать иной цвет его шерсти. Или…
Нет. Мне показалось. Глаза у него обычные, золотистые, шерсть — рыжая; я отвожу взгляд, рассматриваю пушистые белые кисточки на его ушах. У кого там кисточки, у сутаев? Нет, не у сутаев. Вечно путаю.
— Вы — Сервий Гарон?
Темнота растет под нашими ногами, взбухает, пропитывает каменный пол старого дома. Потянешься навстречу — опрокинет в себя или прорвется наружу, как воздух из лопнувшего пузыря.
— А кто спрашивает?
— Этому нужна помощь, — говорит каджит. Кисточки на его ушах тревожно вздрагивают. — Этому сказали, что вы специалист по теням.
Джи’Хаса пил чай. В Эльсвейре трудно утонуть в озере, но очень легко — в чае. Чая здесь — Обливион можно затопить; в торговых лавках от травяных ароматов голова идет кругом, поэтому я не жалел чая для незваных гостей.
Джи’Хаса совсем не напоминал безродных котов из римменских трущоб: слишком чисто искрилась под лучами солнца лощеная рыжая шерсть, слишком мало было городской пыли на ярких одеждах, и украшения, которые так любят каджиты, выглядели не слишком фальшиво. Вероятно, они действительно не были фальшивками. В дни, когда Риммен фактически принадлежит Имперскому легиону, не каждый местный осмелился бы пройти по городу вот так.
Но это совсем не моё дело.
— Что за работа?
— Дро-м’Атра, — сказал Джи’Хаса. Я покачал головой: на та’агра я не понимал ни слова. — Потерявшиеся… Потерянные Коты. Чьи души забирает себе Намиира.
Намира? Я вгляделся в изломанную тень, танцующую за спиной гостя. Я никогда не видел ничего подобного у живых, и это вполне могло быть последствием дэйдрической магии — у меня никогда не было на нее чутья — но водиться с сектантами в наши дни было подобно самоубийству. В мои планы никогда не входило вмешательство в дела дэйдра, и сейчас — особенно.
— Я не решаю подобные вопросы, мастер Джи’Хаса. Вас направили не к тому человеку.
Глаза каджита блеснули.
— Этот не поклоняется Великой Тьме, Гарон-джо.
— Что за работа? — повторил я. Суффикс «джо» тоже был из та’агра, но я не имел ни малейшего представления, что он обозначает.
— Деликатная, Гарон-джо. Этот желает быть уверен в вашем молчании.
Тень Джи’хасы плясала под ногами, как бешеная, пытаясь дотянуться до моей — неизменно ускользающей в сторону. Я еще не коснулся ее сам, но подобная осторожность вызывала… любопытство. Возможно, Джи’Хаса действительно знал, к кому идет.
Смутное время, смутные люди… то есть, коты. Я пожал плечами.
— Пятнадцать процентов к авансу, и мое молчание гарантировано. Аванс — две сотни.
Наверное, я мог бы запросить и больше, но две сотни — немалая сумма для уже-имперского Риммена, а мне становилось интересно. Джи’Хаса осуждающе пошевелил усами и, облизнувшись, аккуратно поставил чашку с чаем на блюдечко.
Даги, вот как называлась эта порода. Мельче сутаев и со смешными кисточками. Их не так уж и много в северном Эльсвейре.
— Этот считает, что вы размениваете свой талант на гроши. Этот заплатит вам три сотни за молчание, и добавит еще две к авансу, если вы примете заказ.
Как говорят во всех частях света, кроме Морровинда, Скайрима и Орсиниума, не пытайтесь купить у данмера его честь, у норда — его гордость, у орка — его топор; со всеми остальными можно договориться. В Эльсвейре абсолютно всё измерялось деньгами. Будь у королевы Эвраксии достаточно золота, каджиты сами с радостью продали бы ей Риммен.
— Мне нравится, как вы ведете дела, — честно признал я. — Оплата?..
На блюдечке рядом с чашкой как по волшебству появился драгоценный камень. Он выглядел… дорого — это всё, что я мог сказать, вооружившись своими знаниями о драгоценностях. В Кошачьей Лапе, уже неофициально принадлежащей Легиону, такие принимали с большой охотой. Я кивнул: если бы Джи’Хаса решил меня подставить, я нашел бы его даже среди необъятных просторов эльсвейрских песков.
А потом он сказал: этот превращается в дро-м’Атра.
Я кивнул снова с самым умным видом, на который был способен после службы в Имперском городе. Джи’Хаса посмотрел на меня как на идиота и добавил: это надо остановить. Дро-м’Атра — духи зла. Вы возьметесь за работу, Гарон-джо?
За полтысячи авансом я готов был остановить любых духов зла. Он мог и не спрашивать.