Принцесса из трущоб

      Квил собрал всю свою невеликую магическую силу и запустил файербол в кучу трупов. Пламя никак не бралось за угощение, и будто даже брезговало. «Вообще не удивлён», — устало пробормотал Квил, пытаясь создать второй источник огня в помощь первому. Он бы тоже побрезговал сваленными друг на друга трупами, некоторые из которых уже начали подгнивать, а другие были едва не разорваны в клочья. Вся эта куча пропиталась кровью и трупным ядом, и запах от неё стоял такой, что хотелось взять свой арбалет и застрелиться к драучьей матери.       Но огонь всё же соизволил взяться за работу, и Квил, взглянув на это с будничной ненавистью ко всему живому, принялся тихо и незаметно «исчезать». Гора томящегося на костерке мясца вот-вот привлечёт толпу всевозможных тварей, и среди них, конечно же, опять будут дроу, деградировавшие до каннибализма.       Нелегка, однако, жизнь дворника в Браэрине…       Квил стелился по стенам выдолбленных в пещерах «многоэтажек» — это такой особенный вид трущоб, типично браэринский вариант, — и практически полз по узким улочкам. Глаза потрёпанного жизнью дворника сверкали из-под капюшона грубого плаща, и каждый поворот заставлял жизнь пролететь перед глазами. Нарваться на неприятности, в конце концов, ничего не стоило, и в какой-то мере Квил понимал предлагающих обнести этот район крепостной стеной и залить сверху кипящим маслом. Здесь царит антисанитария, и весь город вспоминает об этом хотя бы раз в столетие, когда очередная эпидемия вырывается за пределы обнищалого района. Здесь почти в открытую разгуливают беглые рабы, и знать, вместо того чтобы навести порядок, приезжает охотиться на отбившихся от рук иблитов, порой задевая «своих» — и не то чтобы остальных браэринцев это как-то огорчало. Здешние мужчины дерутся за место в борделе — там хотя бы есть гарантия, что они получат свои деньги, а заодно защиту от невменяемых клиенток, а те, кому не удалось, учатся относиться к страстным избиениям до полусмерти философски. Здешние женщины грызут друг другу глотки — порой буквально, как пара штук из только что подожжённой кучи, — в борьбе за территорию и мужчин. Заход на чужой «двор» карается немедленной казнью — некоторые следят за своей территорией с арбалетом наперевес, другие заводят огромных ящеров, затачивая им клыки и подсаживая на дровятину, третьи держат при себе агрессивных иблитов — эти бесхозные животные и не понимают, что едва отвоёванная воля снова ограничена, а про то, что убийства за бутылку самого дрянного пойла здесь в порядке вещей, и говорить не приходится. Некоторым и такой повод не нужен.       Поговаривают, где-то здесь устроила свою базу легендарная группировка Брэган Д’Эрт — а может быть, в Клаурифте, а может быть, это не таких, как Квил, дело, — но их предводитель слишком умён и обучен жизни, чтобы детали были известны кому попало. Он, пусть и находится под покровительством самой Ллос, будучи агентом хаоса, видел, что происходит на этих улицах, и явно не намерен пополнить своим прекрасным телом одну из трупных куч.       Из этого района выходят другими «людьми», но чаще никто отсюда никуда не выходит.       Квил, собирающий трупы после разборок — никто в Браэрине даже не пытается изобразить «несчастный случай» или сделать всё тихо, без свидетелей, — в свои сто считается почти долгожителем, хотя по дровийским меркам ещё свежи должны быть его воспоминания о подростковом возрасте. Его можно считать почти что цветом нации в здешних краях: один из немногих мужчин, занимающихся чем-то, кроме проституции, работающий, к тому же, на местную «власть», получающий легальную зарплату, и даже сумевший не подсесть на галлюциногенные грибы! И был бы он самым счастливым обитателем района, если бы не дочь.       Сколько же раз он собирался отравить мерзавку Мерит! Она всё равно не делает ничего полезного — просаживает все свои деньги на дружков и совсем не защищает его! Квил мог бы как-нибудь смириться с первым, но второе… Мерит его дочь, единственная связанная с ним женщина, и это делает её чем-то вроде официальной опекунши, но садизм заглушает в ней женские инстинкты, велящие охранять свою собственность. Дроу не удивить жестокой женщиной, дроу не удивить даже законченной садисткой и маньячкой, но мужчины находили бы способ убивать себя ещё в утробе матери, если бы эта жестокость не предполагала компенсации. Все знают негласное правило — женщина делает со своим мужчиной всё, что придёт ей в голову, но взамен она даёт своё покровительство. Все это знают, не знает одна только Мерит! Квил давно избавился бы от мерзавки, у него так много способов в распоряжении — он же, в конце концов, мужчина в доме, а значит все домашние дела на нём, — но приговор мерзавке всё время откладывается на неопределённый срок. Она ведь учится, и не где-нибудь, а в Арак-Тинилите! Законченная браэринская падаль и та думает дважды, прежде чем связываться с подопечным самой настоящей жрицы. Жаль только, Мерит вместе с замашками помоечного агрессора достался вполне рабочий мозг. Эта дрянь видит, какую выгоду папочка извлекает из её существования, и окончательно теряет берега.       И поэтому вид драгоценной дочурки, явившейся домой раньше него, Квила совсем не радует. Ничто его, вообще-то, не радует. Нечему радоваться, когда ты обречён сгнить в Браэрине.       — Здравствуй, дочь моя, — Квил сама благовоспитанность, даже кланяется, как дроу из-за пределов этой помойки. Мерит отвечает ему самым кислым выражением лица, и как ни в чём не бывало продолжает сидеть посреди их единственной комнаты, закинув ноги на стол и даже не сняв перед этим грязные сапоги. Квилу от этого вида хочется выхватить книгу из её рук и как следует ударить этой самой книгой по наглой голове. Не ей, дряни, отмывать потом стол и драить полы! — Я смотрю, ты уже вернулась из школы?       — Да ты догадливый, — отвечает она так, будто Квил некогда разрушил её жизнь. Квил вскинул бы руки к каменному небу, восклицая «в чём повинен я, чтоб заслужить столько презренья?!», но беда была в том, что ему плевать. Хотя немного грызёт тоска по временам, когда Мерит не выпускали из школы. Младших жриц, как сообщила ему милая доченька во время плановых побоев, не выпускают на волю (уж точно не простолюдинок!), разве только тех, что выполнили весь учебный план, но слишком молоды для посвящения в высшие жрицы. Квил быстро сложил одно с другим — это самая опасная группа. Такие жрицы уже пропитались духом вседозволенности, но невозможность посвящения превращает их в зверьё. Они уже возомнили себя высшими жрицами — воплощением власти и лицом «закона», но вынуждены ходить в одном строю с салагами, а избыток у них свободного времени ставит всё вокруг под угрозу вымирания. Всем вокруг Мерит, увы, оказался Квил, и за это он ненавидит свою жизнь самой лютой ненавистью.       — Чё встал? — сладкий голосок милой доченьки проехал по его ушам наждачкой. Квил вздрогнул, едва не бросившись бежать, когда она соизволила убрать ноги со стола и даже, о чудо, смахнуть комки грязи. — Доставай, что принёс.       Квил повиновался — что же ещё остаётся делать, когда ты заперт с идейной садисткой на полторы головы «длиннее» тебя? — и на стол лёг свёрток с прихваченным по дороге провиантом. Мерит кивком велела продолжать, и вот внешней тьме предстала нехитрая добыча: кусок свалявшегося рофьего сыра. Вообще-то, можно было и купить, а не брать то, что плохо лежит, но в Браэрине издревле относились к честным сделкам настороженно. Так-то никто не против, но за излишнюю законопослушность могут и тёмную устроить.       — И всё? — от презрительности дочуркиного тона сыр свалялся ещё больше.       — Ну, я приношу в дом хотя бы что-нибудь, — Квила едва удар не хватил от его же наглости. Предъявлять претензии женщинам не принято, за такое можно отхватить по всей строгости на ходу придуманного закона, но что поделаешь. некому больше за него заступиться… А жаль, ведь Мерит есть, что предъявить. Будь у Квила путёвая опекунша, ему бы не пришлось заниматься женскими делами и брать ответственность за собственную жизнь.       — Знаешь что, — начинает он с такой осторожностью, будто случайно забрёл на чужой участок и стоит теперь под прицелом арбалета. Квил сглотнул, спрятал взмокшие ладони в карманы и поднял голову, чтобы заглянуть в пару красных и очень наглых глаз. — Мне кажется, ты ничего не делаешь. Что ты за женщина, если сваливаешь всё на мужчину? Я должен… Я должен… — он пытался подобрать слово, но такое, чтобы не вырыть себе этим яму. Делать всё, что ты скажешь? Служить тебе? Выполнять любой твой приказ? Нет, эти формулировки загонят его в тупик… Вот и оставалось только стоять, заикаясь, и бегать глазами в поисках подсказки. Мерит же смотрела на это с наглой ухмылкой. «Ну, давай, выкручивайся», говорил весь её вид. Мерит, не придавая какого-то значения своим будничным действиям, достала из кармана заштопанного во всех возможных местах платья небольшую коробочку, выудила оттуда нечто вроде крохотного пакетика и закинула за нижнюю губу. Квил заподозрил, что она достала эту дрянь там же, где здешний бомонд берёт галлюциногенные грибы. — Может, ты хотя бы начнёшь платить за комнату? Хотя бы вкладываться… Хотя бы иногда…       Если кто-нибудь за пределами их каморки разведает, что Мерит, взрослая женщина, оставляет такие вопросы мужчине, её поднимут на смех и закидают нечистотами, но они оба знают, что Квил никому ничего не расскажет. Ему, берущему на себя слишком многое, совсем не хочется прослыть за это женской особью — ведь тогда и вопросы с ним начнут решать соответствующе. Вызовом на разборки и грубой силой. Откупиться по-мужски — участь унизительная и порой страшная, но Квилу это по душе куда больше, чем кулачные бои с противницами на голову выше и шире в плечах раза в два.       — Ну уж извини, — Мерит развела руками, — у меня нет денег.       И тут Квил вскипел, как вода, которую они разогревают в железном кувшине на магическом огне.       — У тебя будут деньги, если перестанешь тратить их на шлюх и всякую дрянь!       — Будут, — согласилась Мерит, а затем, хорошо подумав, снабдила ответ воспитательным подзатыльником.       Квил со стоном упал на ближайший стул. В стоне боли совсем не было — одна сплошная безысходность. «Послала же богиня дочурку», — мысленно причитал он. И хоть бы в подоле уже приволокла — всё равно только и делает, что ходит по шлюхам. Тогда был бы хоть какой-то покой в жизни, ведь Квилу, единственному в доме мужчине, пришлось бы возиться с младенцем, пока тот не подрастёт достаточно для отправки на воспитание в общину. Стирать пелёнки и следить за источником нескончаемого плача — удовольствие для гурманов, но это всё же лучше, чем расчищать улицы от трупов и всю дорогу домой молиться с усердием конченной фанатички.       «Кстати о фанатичках», — подумал Квил, скосив взгляд на дочь. Та сидела в углу, где было сосредоточено в этот момент всё, что условно принято называть подушками, и с упоением читала свою книгу. Глядя на её злодейскую ухмылочку, Квил сразу понял, что это очередной учебник для жриц. Квил как-то попросил почитать вслух — он-то читать не умеет, а что говорит богиня знать интересно, но Мерит так отходила его этой самой книгой, что вопрос отпал навсегда. «Не лезь. Ты всего лишь мужчина», — объяснила Мерит. Обидно было… Но доходчиво. Что-что, а понимать с первого раза Квил за свою браэринскую жизнь научился.       Квил принялся за свои мужские обязанности, стараясь вести себя как можно тише и не привлекая внимание сосредоточенной дочери — что было ой как непросто, когда в распоряжении обоих только однокомнатная каморка. Но что ни сделаешь, когда внутри инстинкт самосохранения, а снаружи — бессовестная садистка.       И так прошло, должно быть, несколько часов. Судя по внутренним часам, внешние должны были приблизиться к «чёрной смерти» и встречать архимага в предвкушении нового цикла. Всё это, правда, было далёкой, «лакированной» картинкой, и вовсе не казалось правдой.       — Чего такой довольный?       Аккуратная картинка с архимагом и Нарбонделью треснула по швам. Голос дорогой дочурки надломился от передозировки презрением. Квил и не заметил, как ухватился за метлу покрепче — это инстинкты поняли, что к чему.       — Не довольный, а задумчивый, — уточнил он с видом безнадёжно уставшего от жизни работяги.       Неожиданный удар сообщил, что ответ неправильный. Квил принял упор лёжа, даже не вздохнув от неожиданности. Он попытался встать, но удар поперёк спины отправил его обратно на пол. Квил удивлённо обернулся, догадавшись, что на полу сейчас безопаснее, и увидел свою верную метлу в руках неприятеля. Сердце кольнуло от такого вероломного предательства.       — За что ты бьёшь меня? — спросил он с обидой. В самом деле, как будто это не происходит каждый раз, когда дочь удостаивает родную каморку своим визитом.       — Просто так, — искренне ответила Мерит. Без злобы, без скрытого подтекста! «Просто так», и всё тут!       Квил тоскливо растянулся на полу, загрустив о безвременной кончине матери Мерит. С тех пор, как Мерит начали выпускать из школы, Квил только и делает, что тоскует по ней. Эту бедную женщину, наверное, скоро с позором прогонят с посмертных мук, решив, что её с мужем связывало что-то, кроме взаимной выгоды. Тогда она явится перед Квилом, и ему несдобровать… но всё же времена её проживания в этой каморке были лучшими десятилетиями его жизни. Она была жестокой женщиной, но берегла то, что принадлежит ей. Её монтировка всегда была на страже дома и семьи, и Квила она била строго по делу, — а теперь что? Теперь всё наоборот! И даже верная метла обернулась против него.       За тоской о былом Квил не сразу сообразил, что дочь куда-то засобиралась.       — Я к «мальчикам». До завтра не жди, — предупредила Мерит, закрывая дверь с другой стороны.       — Очень мило с твоей стороны, — хмуро пробормотал Квил. — Теперь я не буду переживать.       Он поднялся с пола и схватился за спину, ломящуюся от удара метлы-предательницы. Квил бросил усталый взгляд на закрытую за дочерью дверь и хмуро поплёлся в сторону свободного теперь угла с подушками. Вот так, полдня она читала книгу со словами богини, а как дочитала, так сразу к продажным мужчинам. «Потрясающе, — внутренне ворчал Квил, — вот, чему вас в школе учат!».       Но, с другой стороны, теперь, когда Мерит ушла прогуливать свою получку, можно, наконец, расслабиться и употребить снадобье, купленное у торговки галлюциногенными грибами, чтобы забыть обо всём и провалиться в самый настоящий, почти беспробудный сон.       Квил улыбнулся своим мыслям — как же давно он не улыбался! — и бросил предвкушающий взгляд на тайник, нетерпеливо выуживая оттуда склянку. «Снотворное зелье (на розлив)», гласила надпись кривыми рунами, поверх каких-то иблитских закорючек.