Дневник исследователя

Я... я один...

      Воздуха нет. Я пытаюсь вдохнуть. А кислород не поступает, — ему места не хватает. Я подскакиваю с места и вслепую пытаюсь за что-то ухватится. А потом резко монотонный цвет сменяется комнатой. Вернулась возможность свободно дышать. Я замер, давая себе время разобраться в происходящем.       В настоящее время я был в каком-то небольшом кабинете с одним окном, с одним шкафом, с одним кактусом, с одним столом, с одним стулом, с одним диваном и с одним выходом. За столом, в куче бумаг, сидела Кейтлин и что-то расписывала. На самой больше кипе отчетов расположилась цилиндрическая шляпка, а по левую руку от девушки, — винтовка.       Но мыслями я все еще был там, в той заварушке, где мой крик глушил поток крови. До сих пор ощущаю этот холод и эту стягивающую боль во всем теле. Ощущение будто кто-то вставил металлический штык в кости.       Что это? Новый симптом? Может это из-за сильного расхода магии? — Одно дело себя телепортировать, другое, — себя и две огроменные туши!        С каждым разом все страшнее и страшнее…       Придя в себя, я выдохнул и лег обратно, подобрав полумокрую тряпку, что упала с моих глаз, как только я очнулся.       Кейтлин наверняка все видела… я про бледность и капилляры. Ту сцену она видела однозначно. Это она пыталась докричаться до меня, а я не мог даже пошевелиться. «Как ты?» — встретил меня тот час вопрос. — «Все еще жив», — ответил я, усевшись поудобней на диване. — То, что тогда было, это из-за яда? — Да. Ты нашла Кимберли? — Не совсем. Его нет в городе. Он уехал в Ноксус. В небольшой город Антида*. Хотя, пока это не точно. — Спасибо.       Я встал, положил тряпку на подлокотник, застегнул куртку, накинул капюшон на голову и на ватных ногах заковылял к выходу. — «Эзреаль! — окликнула меня Кейтлин. Я остановился. — Однажды я заболела обычной простудой, но у меня были небольшие осложнения, которые могли перерасти в более серьезные болезни. Несмотря на это, мне было очень-очень страшно. Я не могла спать, в страхе, что не проснусь, постоянно плакала и ворочалась от боли… Единственным моим утешением стали родители, которые заботились обо мне, и даже ночами не спали, чтобы сберечь мой покой. Только когда я была с ними, я не чувствовала боли, страха, отчаяния.       Эзреаль, не пытайся справиться со всем сам. Просить помощи не постыдное действие. Даже простое объятие может спасти человека". — «Спасибо, Кейтлин, за совет, которого я не просил!» — фыркнул я, и тот час вышел из кабинета.       Пока я был на пути к выходу, со всех сторон слышался шепот. Некоторые, конечно, терпеливо дожидались, когда я исчезну из их поля видимости, а некоторые не стесняясь, во весь голос обсуждали меня как труп, как хахаля Кейтлин, как меня тащила Вай на руках до самого кабинета Шерифа и так далее.       Ощущение было, будто бы я полностью выпотрошен изнутри. Меня все злило, при этом было настолько плевать, что я бы даже не обратил внимание, если бы меня облили грязью средь белого дня. Я шел, как танк: прямо, не обращая ни на что внимание — по оживленной дороге, против толпы людей, по закоулкам, где меня могли убить в любую секунду. Да, мне было плевать. Я уже чувствовал себя неживым. Убьют-не убьют. Какая к черту разница? Это невозможно было назвать жизнью…       Каким-то неимоверным чудом я добрался до гостиницы без происшествий. Опять веселый гул, опять «давай выпьем», «налей покрепче», — нашли, блин, официанта.       Я вошел в комнату. Каин не спал. Я сел на кресло и уставился в потолок. Все тело трясло, а внутри так больно…       Глядя на меня, Каин спросил: — Что с тобой? — Ничего. — Да как ничего, если… — Буквально ничего.       И я тихо заплакал.       Тогда Каин понял, что подразумевал я под «ничего».       Кейтлин сказала, не пытаться справиться со всем сам… но у меня никого больше и нет. Мне не к кому обратиться. В себе-то я уверен, а в остальных наполовину. «А как насчет, твоего дядюшки Лимера или твоей возлюбленной Люкс? — спросите вы. — Ты же их любишь, а значит доверяешь».       А я скажу: — Вы правы, я их люблю, но… не доверяю…       Ирония в том, что я могу отдать последнюю каплю души ради них, ради любви, но… откуда мне знать, любят ли они меня в ответ? Старик Лимер до последнего меня игнорировал и, я бы сказал, даже абьюзил**, а теперь, учитывая, как я сбежал и ни разу не навестил, неизвестно, что он думает обо мне, примет ли или погонит к чертям собачьим. — Но ты же хотел к нему прийти, когда искал убежище для себя в день захвата Пилтовера, не так ли? — Хотел, но… потому что я его люблю. Он мой единственный родственник, друг детства, так сказать. Я хотел знать, что из-за меня, из-за того, что меня искали, у Лимера не появились проблемы. Поэтому я так испугался, когда Вай оговорилась и сказала: «Ты уже спас Лимера». Наверное, я бы даже тогда не решился постучать в дверь… — А что насчет Люкс? Ты же в ней души ничаешь! — А любит ли она меня в ответ? Любовь ли это или временное увлечение? Да и переться в Демасию, чтобы она меня по головке погладила, глупо. Особенно, если она в конце концов меня не любит, ей и дела до меня никого и не будет.       Родители все еще не подали знаку сыну…       Я… я один…       Каин встал передо мной на полусогнутых коленях, стараясь держаться на уровне моих глаз. — «Эзреаль…» — проскрипел он так тоскливо, с такой жалостью и болью, что в моей душе что-то перевернулось. И вот уже одиночные слезы бегут быстрее под всхлипывания. Я рефлекторно пытаюсь закрыть рот и глаза руками, скрыть лицо от всех, скрыть свои слезы, свою слабость, свою боль. «Ну, ты чего?» — спрашивает тот, пытаясь убрать мои руки от лица. Пытается увидеть то, что пытаюсь скрыть, услышать то, что боюсь рассказать.       Только он коснулся моих рук, Каин оробел. Дыхание стало глубоким, тяжелым. Стук сердца усилился. И самого его будто озноб охватил. С каждым касанием ионийца бросало в дрожь, но он продолжал обхватывать руки, не тянуть, а убирать их в стороны, щупая, касаясь ладоней, обхватывая локти, проходясь пальцами по руке.       А я все равно пытался спрятаться. Закрывал глаза, зажимал голову в плечах, стискивал зубы, но все ж уже не скрыть ни эти чертовы слезы, ни стон из глубины души. И ведь больно. Больно не в теле, а где-то глубже. Хочется драть, высвободить сердце из этой клетки. Но я продолжаю прятаться, скручиваться, как ежик. Я и ноги начал поднимать, точно отделяя от себя Каина и пряча лицо в коленях.       В конце, взявшись осторожно за пальцы, будто боясь их сломать, Каин на секунду замер, затих полностью, даже, кажется, сердце замерло, и молча прижался к моей защите от внешнего мира. И вдруг тихо зарыдал. Он тихо заплакал, так же стискивая зубы, так же жмурясь и уводя в сторону глаза, но прижимаясь ко мне, обхватывая руками мои «иголки». «Ты-то почему плачешь, дурак?» — выдавил из себя я. «Все… — ответил Каин. — Все!..»