Фиолетовые небеса

Бежать. Очертя голову. Оставив за спиной всё, что раньше было его жизнью. Чем раньше был он сам. Бежать! Как чёртова сука, которой на хвост подцепили жестянки от «Будвайзера». Захлёбываясь слюной, ужасом, слезами. Улепётывать нахуй! Это всё, что ему осталось. Всё, что ему оставили. Бегать Эмерих научился давно. Он никогда не был особо спортивным, но стометровку на школьном стадионе отстукивал ластами быстрее остальных, упиваясь шумом ветра в ушах и надсадным сопением преследователей за спиной. Сейчас подобные воспоминания вызывали только волну щенячьей тоски и злости. На себя же. Что не ценил те спокойные годы. Не ценил отца, когда он еще был собой. Настоящим. Не откалиброванной куклой с промытыми мозгами. Собой! Прокуренным до кончиков седых волос рыбаком, любящим грог, скабрёзные шутки, свою старую лохань, на которой выходил в море всегда, даже в самый лютый шторм. И приёмного сына. Да, старик Уильям любил его. Эмерих это всегда знал. Чувствовал шкурой, как привыкшее к арктическим ветрам зверьё чувствует приближение весны. Это так грело, так окутывало умиротворением. Знать, что тебя любят. Той спокойной, уверенной любовью, которая приходит только с годами, после бурных штормов юности, после опалённых взрывами военных лет молодости. Уильям Юттер был своеобразным человеком. Непростым, склонным к вспышкам ярости. У него был миллион историй из прошлого, которые удивляли и никогда не повторялись. Он был настоящим. Таким живым, что его едва вмещал прокуренный паб, где старик коротал выходные. Полный энергии и собственных воспоминаний, самобытный, как каменные истуканы в прибрежной гряде. Эмерих помнил, как в их дом у маяка прибежал Сэмми Скидроу, весь запыхавшийся, с глазами навыкате. Он что-то сбивчиво лепетал. Выделить из этого словесного поноса суть удалось не сразу. Так Эмерих узнал, что отца больше нет. Домой вернулась пустая кукла. Его выхолостили, вычистили как яичную скорлупу. В тот день их захудалый городишко посетили серые. Так некстати Уильям решил побуянить в баре и стал первым, кого эти ублюдки «исправили». Теперь уже было поздно думать о том, что он мог сделать, что могло сложиться иначе, не пойди Уильям травить свои байки в паб. Отец, вернувшись, заявил, мол, завтра же Эмериху самому надо познакомиться с их инопланетными «друзьями». Серые проявляли повышенный интерес к «талантливым» аборигенам. И отца уже не беспокоило, чем это грозило его сыну, ведь всеобщее благо человечества превыше личных интересов индивида. Ведь так неправильно, что его приёмный отпрыск скрывает от всех свои особенности, а мог направить их на благое дело. И Эмерих сбежал той же ночью. Затолкал в рюкзак первое, что попалось под руку, поджал хвост и подался куда подальше от дома, ставшего ему родным. Это было три месяца тому назад. Сейчас остались только облупленные стены склада и нехватка воздуха, который драл гортань, словно наждак, при каждом вдохе, похожем на всхлип. Завернув за угол, беглец врезался плечом в груду какого-то прелого хлама. С пылью и грохотом шаткая конструкция обвалилась под сдавленные маты Эмериха и нагоняющие тяжелые шаги. Склады, в замшелом нутре которых он скрывался последнюю неделю, оказались не таким уж хорошим выбором. Да, внутри они скрывали целый лабиринт гор никому не нужного дерьма, но крыша… Эмерих забыл, что ржавые жестяные перекрытия не спрячут его сигнатуру от сканирования. В тот момент, измученный и уставший, он мог думать только о возможности поспать. А сейчас уже поздно сожалеть о собственном выборе. Его в очередной раз нашли. Сколько он еще сможет бежать? Сколько ему еще будет везти? Как быстро твари, способные дотянуться до звезд, доберутся до него? И схватят и… И что тогда? Что с ним сделают? Бегал Эм всегда хорошо. Высокий и гибкий, не слишком массивный, зато выносливый. Кто бы мог подумать, что подобная мелочь спасёт ему жизнь? Точнее спасала. Пару раз до этого. Но не сейчас. Всё выглядело так, будто загонщик одержит верх. Лёгкие горели, наполняясь раскаленными иглами при каждом вдохе. Мышцы ног тянуло от самой задницы до пяток, и каждый новый шаг давался труднее предыдущего. А ведь переставлять эти самые треклятые конечности нужно было быстро, причём не глядя куда. Лишь бы подальше от преследователя. Охотились за ним с чувством и расстановкой. В любом городе, где пытался затеряться Эм, рано или поздно появлялся серокожий ублюдок, решивший, что ему позарез нужен именно этот взъерошенный, русоволосый парень, стреляющий по сторонам цепким взглядом светло-карих глаз из-под нахлобученного капюшона бесформенной толстовки. И с чего он им так упёрся, Эмерих не понимал до сих пор. Агрессии он не проявлял, ни в каких протестах не участвовал, был тише воды, ниже плинтуса. И даже пресловутые способности у него едва дотягивали до уровня «середнячок» и сильно сомнительно, что были хоть как-то применимы на практике. Немного эмпатии, чутка телекинеза, да и то последний он подавлял, поскольку попытка поднять чашку воды вполне могла подарить головную боль на весь день. Да такую, что хоть волком вой. Вот и вопрос, с фига ли он стал таким популярным у космических мудней? На этот раз за ним нёсся один из умников. Умай-тэ, кажется, так эти твари себя называли. В сортах дерьма, свалившегося на старушку Землю из холодной бездны космоса, разобраться было несложно. Тем более что сами благодетели охотно шли на контакт, делились знаниями, сеяли добро и справедливость широкой горстью. Попутно вправляя мозги всем, кто казался хоть немного опасным. И наступил мир во всем мире. Как-то внезапно. Сразу. Умай-тэ самые темнокожие из греев. Грифельно-серые, иногда почти чёрные, как гудрон, с синими гляделками и чутка мельче умай-ар, красноглазых и светлокожих, которые зачастую обладают массивным телосложением и когтями, как у безумной росомахи. Были еще третьи, просто умай, без приставок. Эти, видимо, являлись результатом смешения двух противоположностей. Цвет кожи мог быть любой, зато цвет глаз варьировался по всему фиолетовому спектру. На этот раз Эмериху достался какой-то техник. Он курировал установку непонятной херовины в водохранилище рядом со складами. На шум этой «стройки века» беглец и выполз из своей норы. Не полностью, лишь выглянул в щель между плитами обшивки. И наткнулся на повернувшуюся к нему серокожую морду, как будто они все его кожей чувствуют. Повезло, что умай-тэ не таскают с собой тех здоровенных тварей, которые обычно сопровождают красноглазых. Зато у этих были сканеры, и мелкие, противно пищащие дроны, парочка таких, словно навозные мухи, жужжали над головой беглеца, а он пытался на них не обращать внимания и бежать дальше. Не останавливаться, не думать. Бежать! В переплетении складских ходов и перекрёстков заблудиться можно было легко. Эм не успел изучить их хоть сколь-нибудь хорошо. Не рассчитывал, что придётся петлять по ним испуганным зайцем. И поэтому сейчас вынужден бежать без оглядки, по наитию выбирая повороты и коридорчики между ржавыми контейнерами. Оставалось только молиться, чтобы за следующим его не ожидал тупик. Потому что тогда — всё. Край. Лучше сдохнуть, чем в руки к серым. Преследователь держался молодцом. Насколько Эмерих успел понять, на родной планете ублюдков гравитация чуть слабее. Поэтому твари вымахали высокими. И атмосфера там разреженнее. Поэтому у них широкие грудные клетки. И еще способность выщеплять кислород из чего угодно. Так что умай-тэ бежал пусть и не так быстро, как мог бы у себя дома, зато дышалось ему явно легче, чем Эмериху. Тому казалось, что ещё секунда и - собственные легкие полетят под ноги, болтаясь на трубках ребристых трахей. Но нет. Не срослось. Полетел он сам. За следующим же поворотом, наткнувшись на невидимую стену, что проглотила всю инерцию его движения, а затем и его самого втянула в неосязаемый кокон, внутри которого стояло трое укутанных в серый городской камуфляж господ. Это были люди. Первое, что понял Эм, приложившись затылком о бетон. Рассматривать троицу с такого ракурса было нихрена не удобно. Но он не жаловался. Даже несмотря на то, что не понимал ровным счетом ничего, офанарело моргая на окутанных пузырём защитного поля неизвестных. Позади что-то громыхнуло и со скрежетом посыпалось. Из закоулка, откуда он сам мгновение тому назад вылетел как пробка из бутылки, теперь шло ещё двое, волоча за руки грея. Длинные ноги в чёрных пластинах защитного костюма скребли по бетону. С безвольно повисшей головы стекала белесо-лиловая кровь. Эмерих сел, ошарашенно наблюдая за происходящим. Военные? Разве они ещё остались? Кем ещё могли быть люди с оружием? Террористы? Бандиты? Ответ на его молитвы? — Тех, отключи его, — одна из фигур, не в меру щуплая, тут, кажись, отдавала приказы. И пока куча тряпья по имени «Тех» шла к брошенному на пол пришельцу, самая низкорослая куча тряпья присела рядом с Эмерихом на корточки. — Ну ты как, цел? Прости Ала, он в таких условиях склонен перестраховываться. — Мы не знаем, кто он. И не знаем, есть ли у него оружие, — неожиданно мелодичным голосом выдал «Ал», хотя был выше на голову вот этой извиняющейся за него мадам, и обиженно отвернулся, делая вид, что сильно заинтересован серой полоской неба в высоком окне почти под самым потолком огромного ангара, где они все так удачно собрались. — Думаю, нет, раз он ещё им в нас не тычет. Вся эта словесная перепалка казалась слишком фантасмагорической и глупой в сложившихся обстоятельствах. В паре шагов Тех ковырялся в спинных пластинах грея. Тонкие, бледные пальцы то и дело искрили электрическими разрядами. Оглушённый, или вообще убитый, пришелец конвульсивно дергался, словно брошенная на сковороду рыбина. С его приоткрытых губ на бетон сочилась кровь. Короткие, похожие на иглы дикобраза, волосы топорщились. Судя по их длине, этот умай-тэ был совсем молод. Эмерих с удивлением почувствовал что-то схожее с уколом совести, но быстро подобную неуместную хрень от себя отогнал, вспомнив, что было бы с ним самим, поймай его этот серый. — Вы кто такие? — задал сакраментальный вопрос, кое-как вставая. Пигалица в камуфляже тоже поднялась, отряхивая маленькие ладошки. В тени капюшона можно было различить ее кривую ухмылку. — Мы сопротивление, парень. Добро пожаловать. Насколько я понимаю, с серыми ты точно не заодно. Возразить Эмериху было нечего. Даже с учетом того, что за год оккупации никто ни о каком сопротивлении ни слова нигде и никогда не слышал. Но ему ли выбирать и жаловаться? Группа странных людей в стрёмной одежде и с оружием явно предпочтительнее пришельцев.