***
Прекрасного юношу звали Астер. От слова «астероид». Подобные имена частенько встречались у юных потомков первых переселенцев, рожденных чуть менее четверти века назад. Их родители были всецело ослеплены романтикой благоустроенного космоса, но со временем заскучали по своей голубой планете и вернулись к именам земным и давно знакомым. Астер был солдатом первого европейского орбитального полка, телосложение имел крепкое и стройное; темно синяя форма удивительно шла к его смуглой коже и соломенным волосам, позолоченный ворот мундира обрамлял подбородок с ярко заметной ямочкой. Тем вечером он спустился к порогу дома перекурить и решил пройтись немного по Златой улочке, где были расквартированы все солдаты его полка. Час был не слишком поздний - военные гуляли по кабакам, и узкая улочка с небольшими, будто игрушечными, домиками была абсолютно пустой. Астер затянулся поглубже - на конце его сигареты зажглась желто-красная лампочка, имитирующая тлеющий табак. Белый пар (со вкусом, кажется, спелой вишни) на секунду застил глаза. А когда рассеялся, улочка вмиг перестала быть темной и скучной: впереди показалась знакомая до сладкого дрожания в животе фигурка. Астер спешно укрылся в ближайшем переулке. Выпустил в сторонку - чтоб не было видно с улицы - еще одно облачко пара и выключил электронную сигарету. Принял непринужденную позу. И, дождавшись момента, сказал погромче: – Ну здравствуй, Эмма! Проходящая мимо девушка испуганно вздрогнула. Кажется, сердце её удержал в грудной клетке один только гравитационный жилет. Из тени показался знакомый мундир. Говорить с Астером ей не очень то и хотелось, она торопилась домой, едва поспевая к ужину. Но Эмма, как вы можете помнить, была девушкой скромной и доброй, и потому не могла отказать никому в общении. В особенности влюбленному кавалеру. Эмма принимала его, как друга, вот только он её дружбу решительно отвергал. – Привет, Астер! Ты меня напугал. – Напугал? Ну надо же! Не хотел, - ответил он, не утруждая себя приданием голосу убедительности. - А ты, видно, шла ко мне в гости? - Астер встал настолько близко, насколько мог. - Иначе, что тебе делать на Златой улочке? – Я возвращалась из маминой пивоварни! – Вот как? - он подмигнул игриво. – Ты же знаешь - это самый короткий путь! - смущение девушки стало заметно даже под густым слоем румян. Она сделал пару шагов в сторонку и оказалась зажата между солдатом и темно-зеленой стеной одного из домиков Златой улочки. – Ну не смущайся! Я тоже всё время думаю: как бы нам с тобой вдруг “случайно” встретиться?! – Но я… я об этом совсем не думала… - залепетала Эмма. И этот лепет отозвался в животе Астера все тем же сладким дрожанием. Он оперся на стену двумя руками и приблизился к румяным щекам дочки космического купца. – Прошу тебя, не надо. - Эмма деликатно толкнула его в плечо, лишь раззадорив мужчину своим касанием. - Не надо, Астер. Я сказала «нет»! – А в глазах я вижу «да», - прошептал солдат. - Зачем же ты обманываешь?.. – Что за глупости?! - девушка возмутилась так глубоко, что вмиг растеряла всё свое смущение. - «Нет» всегда значит только «нет»! Астер застыл на секунду, словно был удивлен до глубины души этой банальной истиной. Но удивление его быстро прошло. Он закатил глаза и довольно ухмыльнулся: – Ах, Эмма, Эмма… зря ты так дразнишься! – Я не дразнюсь, Астер...Глава 1. Эмма Карловна Шульц
19 июля 2020 г. в 22:53
Орбитальная станция «Прага 3»
Стоял погожий теплый денек. Других в дивном городе Прага 3 никогда не бывало: солнечные батареи прогревали землю под булыжными мостовыми, яркие фонари освещали стилизованные под старину улочки. Все здесь было точно, как на Земле. На такой же точно Староместской площади крутили стрелками такие же точно астрономические часы, сияли под светом фонарей изящные витражи собора Святого Вита (отличного от оригинала всего лишь тем, что на строительство его ушло не шесть столетий, а каких-то полгода); тянулся над звездной рекой многолюдный, манящий музыкой Карлов мост.
Архитекторы орбитальной станции «Прага 3» установили на каменных набережных голографические проекторы, и какое-то время под мостом протекала такая же точно, как на Земле, река Влтава. Но голограмма Влтавы пришлась первым переселенцам не по душе: она текла чересчур уж ровно и монотонно, и время от времени покрывалась неестественной рябью, как экран потерявшего сигнал телевизора. Людям куда интереснее было видеть под ногами разливы бесчисленных звезд Млечного пути и полукруг родной сине-зеленой планеты. Река осталась только в воспоминаниях: чем-то бурным и неподдельным, сверкающим под лучами земного солнца и отражающим голубое земное небо.
Так вот, в этот погожий денек (пускай не под синим небом, а в просторах космической черноты) родилась на свет одна маленькая девочка - дочка космического купца и совладелицы сети орбитальных пивоварен «У трех андроидов». И коль уж скоро отец этой девочки был выходцем из Германии (той самой, настоящей, земной Германии) он решил назвать свою дочку Эмма. Эмма Карловна Шульц.
Имя еë, как вы можете видеть, звучало чересчур уж солидно и взросло, и потому уже к девятнадцати годам к ней сумело крепко накрепко привязаться нелепое прозвище - Старая Дева Шульц, которое в сокращении превращалось в еще более нелепое - Дева. Так иногда обращались к ней все родные.
Как случилось, что девятнадцатилетнюю особу прозвали Старой Девой? - спросите вы. И отчего такое прозвище имело наглость за ней закрепиться? Наверное, от того, что две еë младших сестры (шестнадцати и семнадцати лет) были уже помолвлены, а старшая сестра (двадцати трех лет) успела к этому времени стать матерью аж пятерых детей. Одного из них она назвала Карлом, в честь отца большого семейства Шульцов.
Карл был единственным мальчиком в их многолюдной семье.
– Эй, Дева Шульц! - сказал он однажды после ужина, усевшись на кресло рядом с Эммой. Сказал не грубо, скорей непосредственно, ведь было ему от роду всего пять лет.
– Что, малыш Карл? - Эмма оторвалась от занятной книги.
– Я тебя из дома не прогоню, - он зашептал на ухо, как опытный заговорщик.
– А разве должен?
– Мне мать сказала, что я вырасту и стану здесь самым главным, а ты тогда будешь уже старушкой…
Девушка кивнула.
– Так вот, послушай, я разрешаю тебе остаться, чтоб нянчить моих детей, - позабывши свою таинственность, он сказал это слишком громко. Раздался смех.
– Вы посмотрите! - вскричали сестры. - Даже малышка Карл уж давно не верит, что наша Дева когда-нибудь выйдет замуж!
– Ну тихо вам! - успокоил их взрослый Карл, не пойми о чём сильнее переживая: не то о душевном спокойствии средней дочки, не то о своей неминуемой скорой старости. Если подумать, внук был еще слишком мал. Но чем старше становишься, тем быстрее летят года, а отцу семейства было почти полсотни.
Он не уподоблялся своим домашним, не хохотал и не подшучивал над Эммой, но тем не менее тоже использовал это нелепое прозвище. Вот только сокращал его до ласкового Девушка.
– Милая моя Девушка, ты не слушай, - говорил отец, вызывая Эмму Карловну к себе в кабинет, - выбирать нужно не возрастом - только сердцем. Не красоту искать, не статность и не богатство, а трепет в груди, негасимый любым изъяном: лица иль тела. Изъян души - вот страшнейшее из несчастий.
И Эмма была согласна. Со всем, кроме разве что красоты. Ведь сама Эмма Карловна была хороша собой: нос у нее был маленьким, тело стройным; не портил её даже объемный гравитационный жилет, который так ненавидели местные барышни. Длинные волосы, синие, как лазурь, она заплетала в густую французскую косу, скулы румянила цветом альпийской розы, а платья и брюки, напротив, носила скромные.
– Я на них ни капли не обижаюсь! Мы слишком разные. Но как хорошо, что есть у меня такой золотой отец, - она обнимала его, и чуткого носа девушки касался запах морского прибоя. По крайней мере, Эмма считала, что море пахнет именно так - сладким и свежим мужским шампунем. Об этом сообщал ей бутылек на ванной полке, ведь сама она у моря никогда не была.
Эмма Карловна обнимала крепко и очень долго. Она была девушкой крайне любвеобильной. Доброй, скромной и, кроме того, начитанной. В семейном доме ей, по причине любовного одиночества, отводилась только крохотная мансарда. Два верхних этажа занимали старшая сестра с мужем и детьми, этаж пониже - родители и младшие сестры Эммы, а самый первый отводился для кухни, общей гостиной и большого домашнего кинотеатра.
Но крохотная мансарда девушку не смущала, тем более, что крохотной она была лишь в ширину и в длину. Купол её, напротив, был непомерно высоким, да к тому же ещё стеклянным: и днём, и ночью Эмма Карловна наблюдала сквозь него алмазные звезды, и это было её бесценным богатством.
Вторым бесценным богатством была их общая с отцом библиотека, она умещалась всего-то в двух электронных книгах - тонких пластинках в винтажных обложках из искусственной темной кожи. Взяв в руки каждый свою, отец и дочь могли читать без перерыва. Один - в кабинете, другая - в мансарде, под звездами.
А вот мать Эммы Карловны их интересов не разделяла.
– Как по мне, - говорила она, поднимаясь к дочери, - главное для женщины - это семья. И затем уже учеба и развлечения.
– У меня уже есть семья, - отвечала Эмма. - Ты, сестры, племянники, да и папенька, - и добавляла, видя бурное недовольство матери: - А муж... муж когда-нибудь повстречается.
К слову сказать, кавалеров у Эммы было немало. Большую часть из них находила маменька. Она устраивала знакомства в своей пивоварне, завлекая дочь туда под предлогом помощи.
– Наша судомойка опять в запое! - возмущалась она картинно с утра за завтраком. - Придешь сегодня, Эмма? Сама не справлюсь!
Другие сестры, конечно же, были заняты. Кто заботой о детях, кто прогулками с женихами. Эмма точно знала, что этим вечером мыть пивные кружки ей не придется, и что судомойка давно уже ходит с антихмельным имплантом. Но не могла ответить отказом на просьбу матери.
Кавалеры были чудо, как хороши (мать отбирала строго): образованные, смышленые и галантные. Но не нашлось среди них к тому же еще красивого. Первый был ростом на голову ниже Эммы, второму мешал немалый пивной живот, а все остальные сливались в сплошную серую массу, среди которой, к несчастью родимой маменьки, девушка не могла разглядеть милого сердцу, да и глазам, лица.
И только один из них, несмотря на свою красу, был решительно, непримиримо глуп. Такой вариант Эмму Карловну равным образом не устраивал.