wrath

      В гостиной приятная полутьма, лишь слабый свет лампы возле кресла греет лучами помещение и небольшой силуэт мальчика, что устроился там с поджатыми под себя ногами. Книга в руках раскрыта почти на середине, и чуть нахмуренные брови указывают на крайнюю увлеченность возможно слишком сложным для маленького возраста текстом. — Что же там такое интересное? — мужской голос прервал шелест страниц, и в приятной полутьме мальчишке вдруг стало еще уютней. — Книга, — маленькие глазки-полумесяцы, обращенные к отцу, ярко засветились искорками детского счастья, он ловил в ответном взгляде одобрение, точно зная, что именно этого и стоит ждать. — Так ты у нас книжный червь, — мужчина хмыкнул, но не желая обидеть мальчика незнакомым прозвищем, а скорее с легкой издевкой, которая тем не менее полна восхищения, — Ты молодец. Что же так увлекло тебя в этой книге? Мужчина не стал нарушать таинственную обстановку гостиной, оставив лампы над их головами выключенными, неспешно прошествовал к письменному столу, откуда забрал красивый стул с резной спинкой, и разместился напротив сына. Ребенок поерзал на месте и немного нахмурил аккуратные брови, явно выражая внутреннюю неуверенность; мужчина даже чуть наклонил голову, чтобы разглядеть том, лежащий на коленях ребенка. — Чонгук-и, в чем дело? — знакомый голос в миг охладел, и ощущение не совсем приятного вечернего разговора затопило пространство между ними. — Я читал историю, — отец кивнул, откидываясь на спинку, — И мне просто стало интересно, почему правитель поступил так? Почему маги — это плохо? — внутри Чонгука зарождался некий страх, который объяснить он пока не мог; каждый раз, когда речь заходила о волшебных существах, которых отец наотрез отказывался называть людьми, злость других настолько отчетливо летала в воздухе, что он пугался. Но у кого как ни представителя Совета уточнять такие вещи. — Чонгук! Мы обсуждали, что ты не должен так много читать про этих… — мужчина облизнул нижнюю губу, отвлекая себя от чувства, рождающегося в груди. — Маги, Чонгук, это ужасные твари, они способны лишь на предательство, они мечтают лишь об убийстве. Представь, что у тебя есть враг, — Чонгук помедлил, но все же неуверенно, кивнул, — А теперь представь, что этот враг способен влиять на твое тело, способен чувствовать твое будущее, предотвращать или создавать события. Этот враг хитер, а у тебя есть только сила армий и оружий. Мальчик поморщился, опуская глаза на упитанный томик, устроившийся на коленях, ему сложно было признаваться отцу, что одна мысль об убийстве магов вызывала у него неконтролируемую дрожь. Ему всего пять, сложно представить, что реакция могла бы быть другой. — Правитель поступил верно, предатели должны быть наказаны, — теплая ладонь отца легла ребенку на макушку и слабо потрепала мягкие волосы, — Они пришли к нам в мир как гости, но так и не смогли вести себя как подобает. Чонгук не понимал, но все же кивнул. Выбора не было. Ненависть рождалась не сама, она намеренно была посажена куда-то внутрь тела, напитана страшными историями, пугающими в ночной тьме, и взращена повторениями одной и той же фразы: «Маги — это твари!». Чонгук не раз возвращался к этому разговору, как к единственному яркому детскому воспоминанию. С этого началась его история. Тот Чонгук, был глуп и слеп, искал истину в чужих словах, надеясь услышать голос репрессированных, надеясь сохранить образ чистой магии. Чонгуку было шесть, когда он бросил саму идею найти именно тех магических существ, которые рассказали бы ему другую версию истории, он видел их лишь загнанными в угол и разъяренными, они вселяли страх, а бояться он устал. Все сплетни и разговоры, нравоучения и наставления вдруг обрели смысл; слова отца стали истиной в самой последней инстанции, и в тот момент родился тот Чонгук, что непоколебимо стоял по правую руку от отца всю жизнь, горделиво расправлял плечи и надменно морщил нос, услышав о новых пойманных магах. Себе он пообещал никогда не быть слабым, пронести сквозь года уроки, усвоенные на чужих ошибках, пообещал вплести в свою ДНК ненависть, чтобы в будущем никто больше не пострадал. Магический мир теперь казался абсурдом, отхождением от общепринятой нормы, нарушением, которое достойно если уж не смерти, то наказания. И Чонгук, как бы в протест тому маленькому ребенку из прошлого, был готов вершить правосудие, вызывая гордость отца. Он хотел быть хорошим сыном, и этой цели достиг. С Края Мира открывался абсолютно захватывающий вид на вечерний город. Ночь еще только подступала к домам, небесное полотно теряло привычный голубой оттенок, пока лишь неотчетливо, но солнце подходило к краю, готовое окунуть мир в палитру ярко-оранжевого. Чонгуку до заката дела не было, он жил в этих стенах слишком долго, чтобы сохранять интерес к ежедневному природному явлению. Странно было осознавать, как быстро черствеет сердце, когда в руках вдруг оказывается власть, и времени на глупый романтизм все меньше. — Сколько можно, — светловолосый парень выглянул из-за двери, обращаясь, впрочем, не к брату, сидящему за столом, а к кому-то позади себя. Чонгуку и голову поднимать не пришлось, чтобы понять, что пришедшего снова долго пропускала охрана. — Чимин, не шуми, — очередная бумага оказалась у глаз, а через секунду, безжалостно разорванная, валялась в переполненной урне, грозя вывалиться на пол. — Рабочий день окончен, — Чим хлопнул в ладоши, заставляя старшего брата нервно моргнуть от громкого звука, окрасившего тишину, в которой он находился с пару часов. — Я хотел привести тебе еду, но твой секретарь любезно упомянул, что ты уже ел сегодня, — Чимин казался чем-то воодушевленным, поэтому щебетал, будто весенняя пташка, загружая брата информацией, которая была абсолютно не к месту, — Но я принес холодный кофе, — Чон первый раз осмотрел пришедшего с ног до головы, подмечая два стакана в руках и хитрую улыбку на пухлых губах. Попахивало новой авантюрой, в которой старший не был заинтересован. Чонгук с Чимином были абсолютно разные — будто огонь и вода — они с трудом походили на братьев, и дело не только во внешнем различии, но и внутреннем. Чимин был мягким и добродушным, упрямым, стоящим на своем, но все же лояльным, в отношении других, готовым прислушаться. Складывалось ощущение, что его растили в совсем другой семье, потому что Чонгук был полной противоположностью, более грубым и нетерпимым —копией отца. Получив первого наследника, Чон старший отступил от второго сына, рожденного в новом браке, и балуя его, разрешил выбирать свой путь, не спорил и не вколачивал заученные фразы. Впрочем, была у этого и обратная сторона: отец в погоне за тем, чтобы огородить второго сына от любой угрозы, возможно, даже слегка надуманной, не признал его наследником. Два брата не только выглядели и вели себя по-разному, но и носили разные имена: Пак и Чон. У Чимина не было доступа в совет, в котором находился его старший брат, власти семьи Чон, накопленной с далеких лет истребления магов, но зато вся любовь семьи, свободный выбор и жизнь абсолютно в любой точке мира — вот чем он обладал. — Тебе же что-то нужно? — Чонгук откинулся в красивом черном кожаном стуле и скрестил руки на груди. В этом жесте Чимин моментально прочитал привычки отца. Когда Чон старший покинул этот мир, Чонгук стал его полноправной заменой. Это выражалось абсолютно во всем: черный классический стиль одежды, навечно замершее серьезное выражение лица — улыбку он дарил куда реже, чем прежде — непреклонность с подчиненными, то уж говорить о чем-то более личном. Но в одном они с отцом походили друг на друга задолго до смерти: Чонгук души не чаял в брате. — Ну что ты, почему же сразу нужно, — Чимин плюхнулся в кресло напротив и закинул одну ногу на другую, тут же упирая локти в подлокотники и отпивая свой напиток: вне сомнений снова пьет матчу, которую так не любит Чон. — Прекрати, выкладывай, что хотел, — хозяин дома забрал свой напиток, не забыв одарить брата хмурым взглядом. Но самому Чонгуку было трудно отрицать, что с приходом Чимина вечер стал приятней, да и кофе оказалось к месту. — Лаадно, я хочу попросить у тебя машину на сегодня или завтра, — Чимин наконец отставил стакан и лучезарно улыбнулся, будто не просьбу выпалил, а банальное приветствие. Чон даже кофе подавился, впиваясь взглядом в парня напротив. — Машину? — красавица Бентли Континенталь была самой первой мечтой Чонгука, которую он реализовал, поэтому свою малышку он любил и оберегал даже, казалось бы, от родного брата. — С водителем, конечно, — тут же оправдательно выдал Чимин, покрутившись на стуле из стороны в сторону, — Я еще не готов сесть за руль твоей «красавицы», — он нарисовал кавычки в воздухе, с легкой издевкой в отношении к мягким прозвищам старшего в сторону машины. — Еще бы, без водителя я тебя к ней даже близко не подпущу, — Чогук махнул рукой на бестолкового брата, вызывая у того новую улыбку, — Зачем машина? — пока младший собирался с мыслями, Чонгук перебрал листы и отсортировал их на две стопки, тут же запихнув в выдвинутый ящик, на сегодня действительно было достаточно. — Тебе не понравится мой ответ, — Чимин выудил из кармана рваных светлых джинс телефон, ловко прокручивая его меж пальцев, — Хотя тебе почти всегда не по душе любое веселье. Когда ты стал таким ханжой? — Паку только исполнился двадцать один год, а по ощущениям Чонгука, от силы пятнадцать. Разница в пять с половиной лет стала все больше ощущаться, когда у Чона не осталось выбора кроме как сидеть на взрослых заседаниях, а не на тусовках в любимом клубе, не прожигать ночи, а подписывать контракты поставки. — Когда ты стал таким оторвой? Сидел себе за учебниками в школе, никого не трогал, — не остался в долгу Чон, вставая с кресла; все мышцы задубели за весь день, что он провел сидя, сейчас бы хорошего массажа, а не пустой болтовни, но жаловаться было глупо. — Так это когда было, — захохотал за спиной Пак, и судя по звуку тоже встал, в отражение окна Чон видел, что тот все еще делает что-то в телефоне. Впрочем, быстро прервав свою тайную переписку, младший оглядел спешным взглядом кабинет, который так же, как и вся квартира Чонгука был слегка не обжит, будто Чон только заехал сюда, и ему так и не хватило времени поставить что-то, что могло напоминать ему о семье или школьных и университетских годах, глупые вазы тоже бы подошли, да что угодно, кроме кипы бумаг и пиджака, который постоянно висел на спинке стула. Пока брат бегал взглядом по кабинету, Чонгук обратил внимание на самого светловолосого. И вправду, тот так вырос! Из маленького неуклюжего мальчишки, он вдруг, словно по щелчку пальцев, превратился в утонченного юношу: волосы выкрашенные в пепельный будто намеренно лежат небрежно, но, если присмотреться, даже в таком хаусе волосок к волоску искусно уложены, на глазах глуповатые очки с оранжевыми линзами, которые по мнению Чонгука вообще никому идти не могу, но ему идут. Красив. И дело все даже не в этом милом лице с мягкими чертами, а в том, как медленно и аккуратно он движется, как дергается кончик его пухлых губ прежде чем расплыться в улыбке, как излюбленные серые линзы делают взгляд настолько глубоким, что не оторваться. Чонгук, если быть достаточно честным, даже немного завидовал, черты его лица были куда более резкими, оленьи глаза никак не сходились с его будничным выражением, поэтому прятать их приходилось за темными волосами, хоть отращивать их ему почти никогда не хотелось. Как только Чимин снова заговорил, Чон отвел взгляд. С одной стороны в душе зародилась гордость, а с другой он вдруг осознал сколько лет прошло мимо. — В университете прошелся слушок, — начал Чимин аккуратно, — старшая сестра моего однокурсника сходила к одному, — Чон отхлебнул холодный напиток, слушая брата чуть отстраненно, но даже это не помешало ему осознать тему дальнейшего разговора раньше, чем Пак сам сформулировал мысль: — Неужели опять гадалка? —  Паку оставалось лишь сделать самое милое лицо, на которое он был способен, — Нет, даже не думай, — тон приказной и даже немного грубый, и брови мгновенно сдвигаются, проявляя вертикальные складки кожи, что уж говорить о чуть сжатых губах — в обычных разговорах Чонгук был очень читаем. — Да почему нет! — Чимин прекрасно знал о том, что делал за свою жизнь Чонгук в отношении магов и их родственников. Участие в таком органе управления как Совет передавалось по наследству, их отец был с магами краток, сколько крови осталось на его руках было большим вопросом, а Чонгук от него отличался не сильно. Несмотря на то, что в давние времена гонений и убийств многие маги в попытках скрыться от погони скрестили свою кровь с кровью обычных людей, и сквозь года потеряли почти все свои умения, Совету всегда находилось кого ловить. Чимин считал это поведение узколобством - магия для него была чем-то восхитительным и недосягаемым, он с трудом представлял, как пару поколений назад люди, что обладали восхитительными навыками, просто гуляли рядом, кто-то из них был целителем, кто-то спасателем; все просто жили бок о бок. А сейчас. Ну что ж, сейчас те остатки волшебства, что таятся в крови некоторых дальних родственников, годятся только если на маленькие трюки вроде гадания на картах или фокусов, поэтому Чимин попросту не намерен отпускать единственный шанс встретить хоть маленькие, но искорки магии, испытать их на себе и посмотреть на тех, кто был ими одарен. — Половина из них простые лгуны, решили притворяться, что у них есть эти их силы, хотя на деле лишь ищут легких денег. Что уж проще, чем наплести таким как ты обычную чушь. — Деньги-то не твои, — буркнул Чимин в ответ и пошел в наступление, он резко навалился на брата, обвивая того за шею рукой, — Что тебе стоит отпустить меня? Что ты за брат такой? — Чимин-ши, отвали, — Чон пытался вывернуться из хватки младшего брата, но тот отступать был не намерен, и, несмотря на всю серьёзность Чона, между ними буквально случилась шутливая потасовка, которую старший ожидаемо выиграл, и пусть темные волосы растрепались, а черная облегающая рубашка покосилась и вылезла из штанов, но победа была на вкус как сладкая конфета. Вот только до драки Чимину было без разницы, он, такой же растрёпанный, хитро улыбался, зная, что победит в другом. — Ты не поедешь один, мы не знаем, что от них ожидать, и вдруг им известно, кто ты такой. У меня плохое предчувствие, — отпустив младшего, победно проговорил Чон, поворачиваясь спиной, чем и воспользовался светловолосый, тут же запрыгнув тому на спину, шутливо обнимая его за шею, будто с намереньем придушить вредного брата. — Тогда ты едешь со мной, отвезешь меня и посидишь в машине, пока я не приду, — Чонгук чуть пошатнулся, но тут же удобней перехватил младшего, кажется и не собираясь скидывать того со спины, хотя Чим все же был готов к очередной подставе, поэтому держался крепко. — Еще чего, — пропыхтел парень снизу и вдруг двинулся к дивану, шагая со все большей уверенностью. — Только попробуй сесть и задавить меня своей толстой задницей, — тут же закричал Чимин, но Чон держал его крепко, злорадно посмеиваясь, — Если ты раздавишь меня, то тебе просто придется вести меня, а еще тащить, ведь идти я больше не смогу! Я останусь, — не успел он договорить, как Чон плюхнулся на диван, придавливая его своим телом к обивке, — калекой! — на выдохе с наигранным хрипом умирающего закончил Пак, не переставая безрезультатно брыкаться. — Мистер Чон, — в дверь постучал мужчина средних лет, который замер на пороге, немного смутившись странной картиной растрепанных братьев, одного из которых безжалостно вжимали в диван спиной. — Ты хитрец! — тут же вскрикнул старший, наконец отпуская пленника и спешно поднимаясь с дивана, чтобы посмотреть в глаза наглецу, — Ты уже вызвал водителя! — пришла очередь Чимина посмеиваться, абсолютно хитрая ухмылка играла на его теперь будто лисьем лице. — Тебя ведь не переспорить, — все так же дьявольски ухмыляясь и потирая плечи, горделиво произнес Пак, посматривая на сбитого с толку водителя. — Тогда в чем смысл был мне говорить? — Чон был где-то между злостью и принятием ситуации, поэтому то кидал раздраженные взгляды на брата, то закатывал глаза в попытках подправить всколоченный внешний вид немного резковатыми движениями. — Сам же мне сказал, что, если я сунусь туда без предупреждения, то получу от тебя. К тому же, было бы странно просто забрать твою машину и водителя, да и я рассчитываю, что ты сжалишься и меня отвезешь, хочу провести время с любимым братом, — Чим снова как по щелчку пальцев превратился в милого младшего брата, которого только и хотелось кормить сладким и тискать за пухлые щеки, — Говорят, вечером гадания куда более правдивы, — Чонгук колебался. Пока Чон раздумывал над ответом, пытаясь переломить свое желание запереть брата квартире на пару дней в наказание, Чимин приложил палец к губам и аккуратно, не привлекая внимание, замахал рукой, намекая водителю о том, что ему стоит идти, но тот тоже сомневался, поглядывая на хозяина дома. — Говорят, что лгунам не стоит доверять, но ты же веришь, — через секунды, что ощущались будто долгие минуты, выговорил Чонгук, быстрым шагом подходя к столу, чтобы забрать черный пиджак. Чимин победил. — Хен! — будто недовольно буркнул тот в ответ, на деле подлетая с дивана и пулей устремляясь к выходу, в надежде, что брат не даст заднюю, ведь Паку действительно хотелось поделиться со старшим частичкой восхищения, которым он сам пылал, когда видел магию. Чимину хотелось, чтобы сердце брата перестало быть таким черствым, к тому же, и вправду говорят, что вечером гадания становятся правдивей, ведь в ночи разум более открыт.