Лисьи уши, вороньи перья

Десять лет спустя. Август 1991 года. Шотландия.       Раннее — ну совсем ранее — утро августа.       В школе остались разве что МакГонагалл, решившая, что жалостливые взгляды родни ей неинтересны, Филч, та ещё старая заноза, Хагрид — куда убогому податься — и, собственно, он сам, Северус Снейп.       Детей нет, педсостава нет, а значит, можно шастать по Запретному лесу, собирать травы и ингрeдиенты, и тренироваться, чтобы не терять форму.       Привычно повесив на пояс фляги, с водой обычной и соленой, ножны с Аспидом и Гадюкой — один знакомый в благодарность за спасение сделал подарок, вручив выкованные в японском стиле клинки из метеоритного железа -, почти нежно погладив обтянутые черной плетенкой рукояти.       Ему больше не идти в бой на Грани — травма оказалась куда серьезней, и при смене погоды ногу крутит и ломит, но задержать противника, случись что, сможет.       В сумке с расширением через плечо баночки, скляночки, коробочки, ножички — все для сбора нужного и полезного. Такая сумка у него всегда наготове.       Одежда для таких походов удобная и не мешающая движению, и в то же время скрадывающая фигуру. Темно-серый костюм — навроде того, что носят военные не-маги, на ногах удобные сапоги, в которых не слышно шагов, перчатки. Ну еще палочка в ножнах на плече, но он может и невербально гвоздануть чем-то неприятным. Но мало ли.       Заперев свои покои, Снейп набросил на голову капюшон куртки и решительно зашагал к лесу. Там процесс сбора понемногу увлек его, мужчина уверенно углублялся в лес, помня о том, что здесь водится всякая пакость вроде акромантулов или не слишком дружелюбных кентавров. Хотя тут же обитали фестралы и единороги…       Время шло, утро все больше вступало в права, он быстро уходил все дальше и дальше, не забывая о бдительности. Внезапно где-то в той стороне, где были как раз гнезда акромантулов, что-то сверкнуло, грохнуло, а по лесу пронесся порыв ветра, и вдруг он ощутил толчок магии. А затем раздался крик, и кажется, звук боя... и мерзенький шорох множества лапок.       Он замер и задумался - с одной стороны, мало ли что… Вдруг кто так неудачно апарировал — тогда стоит отбить. Даже если это шпион, его не стоит оставлять в качестве ужина паукам. А с другой, он уже не так хорош, и стычка с пауками могла стать для него смертельной…       Яростный крик донесся снова — долг бывшего Стража, хотя они не бывают бывшими, перевесил. Сбросив сумку, чтобы не мешала, и выхватив меч и кинжал, Снейп поспешил туда, откуда доносились звуки боя, попутно послав сигнал Мерриде, чтобы аппарировала к ним и прихватила арбалет.       Выскочив на поляну, волшебник слегка обомлел: от десятка здоровых пауков отбивался кто-то очень высокий в зелёной одежде, двигаясь быстро, так что установить личность не было возможности. К кустам прилип лук, очевидно, неизвестного, оплеванный паутиной, клочки паутины висели и на незнакомце. Три паука уже валялись, изрубленные в фарш, но из леса доносился шорох подкрепления.       «Не справится, — цокнул Северус, любуюясь искусным фехтованием. — Что ж, потом разберемся».       — A shealbhú ar! Tá mé ag teacht!       С этим возгласом он выскочил на поляну, сразу принимая на выставленный клинок Аспида огромного паука. Ну, мастерство никуда не делось, да и привычка бить сразу насмерть осталась. Паук, пораженный в нервный узел, был отброшен невербальным заклинанием, но на его место лезли еще два — и шорох в зарослях подсказывал, что приближаются еще. Пауки словно не кончались, не давая сосредоточиться на заклинании. Его уже не раз и прежде укоряли в излишней импульсивности, но только сейчас Снейп осознал серьёзность таких обвинений, когда, выбиваясь из сил, отбивался от колонии акромантулов.       «Хагрид, блять».       А рядом рассекал мечами монстров тот, кому он решился помочь, и делал это яростно, словно в последний раз, ругаясь на смутно знакомом языке.       А потом пауки вдруг кончились.       Незнакомец повернулся к нему… И осел на землю, вырубаясь. Северус присмотрелся и обомлел, потому что на изгаженной земле в отключке валялся… сидх.

***

      Лай гончих выдернул его из секундного помутнения, и Иорвет рванул ещё быстрее, чем до этого. Бежать-бежать-бежать. Пережить Врихедд, Цинтру и Верген и так глупо сдохнуть!       Собаке собачья смерть.       Эльф себя псиной не считал, но продолжал бежать, спотыкался, падал, разодрал зелёную рубашку, оставив кусок ткани на ветке дерева. В темноте он даже не видел, куда, лишь бы сбежать, чтобы гончие псы не догнали, чтобы забиться в какую-то нору или на ветку и просидеть там до прекращения погони. Ему бы достать лук или мечи, оскалиться и принять последний, смертный бой. Но тело почему-то хотело жить.       Перед взглядом мигало пятнами чёрт знает почему, от холода, от голода или усталости, от сбитого ли дыхания. Но его гнал вперёд топот лошадей в ночной темноте, лихой свист охотников, дорвавшихся до опасной добычи — матёрого, старого зверя.       Иорвет быстр нечеловечески. Но псы быстрее, и на руке сомкнулись мёртвой хваткой челюсти легавой, остальная свора лаяла и догоняла, путалась под ногами, кто-то вцепился ему в загривок, и скоя’таэль со всей силы ударился спиной о дерево. Гончая с жалобным скулежом рухнула наземь. Иорвет ощерился.       Его повело. Помутнело в голове, и он совершил непростительную ошибку: замедлился на пару секунд. Впереди уже чернели руины эльфских строений, когда свист охотников послышался и спереди.       Красивое место, чтобы умереть.       Эльф резко сменил направление, с кровью отодрал от своей руки псину и позорно споткнулся на неподчиняющихся ему ногах. Послышались весёлые крики охотников, и Иорвет заметался в разные стороны, как зверь в клетке, не удержал равновесие и в последний момент схватился окровавленной рукой за арку посреди руин. Влажная ладонь скользнула по камню, и мир потонул в неяркой зеленоватой вспышке.       Его выкинуло почти в метре над землёй, магия пропахала им шагов десять по земле, и эльф, замерев в положении, в котором многочисленные синяки болели чуть меньше, прислушался.       Тишина.       Казалось, он мог услышать отдающее в кончики пальцев собственное сердцебиение. Шум леса вокруг и никакого свиста, лая, и эльф позволил себе тихо проскулить что-то невнятное на Старшей речи.       Ясный день. Быть того не может.       Эльф аккуратно поднялся и пошатнулся от слабости, тряхнул упрямой головой и содрал с головы повязку, которая сейчас годилась лишь для костра. Аккуратно приладил за ухо соколиное перо и осмотрелся.       Он, партизанивший практически во всех лесах Севера, не узнавал ни одного дерева. «Хотя нет, вон тополь, — Иорвет пригляделся, — вроде». На старых деревьях висела клочьями старая толстая паутина, и, похолодев, он вдруг с каким-то истеричным весельем понял, что попал во владения арахноморфов.       — Bloede.       Мечи из стали, заговорённой когда-то его хорошей боевой подругой и эльфийской Знающей, с тихим шелестом вышли из ножен. Он понятия не имел, есть ли хоть где-нибудь здесь жизнь, но быть сожранным пауком, когда ты умудрился уйти от охоты, это уже позорно. И вовремя он вытащил мечи, понял эльф, когда откуда-то сверху раздалось щёлканье хелицеров паука.       «Не только скоя’таэли нападают сверху из засады», — подумал Иорвет. И тут же с ужасом осознал, что клацанье раздавалось практически со всех сторон.       Первый паук спустился вниз, и эльф напал первым. Ослабленный, раненый, но всё равно чертовски опасный противник, он одним мощным ударом рассёк пасть морфа, ещё раз помянув добрым словом заговорённый металл. Он обернулся и посмотрел на пауков с отчаянным азартом, готовясь драться до смерти.       — Vrijhedd! — выдохнул он сквозь зубы клич забытой и несуществующей бригады.       А дальше всё смешалось в голове: он рубил пауков, стараясь уворачиваться от ядовитых жвал, ругался на Старшей речи, рычал и старался прихватить с собой на тот свет как можно больше чудовищ. За время боя Иорвет успел морально принять скорое попадание на Яблоневый остров, ведь сознание снова мутнело, а тело отказывалось подчиняться, путалось в шагах и ударах, когда вдруг на периферии зрения он заметил облачённую в серое фигуру. На грани сознания он почему-то подумал, что это Геральт.       А потом всё потухло.