***
Иорвет лежал, подложив под голову руку, и наблюдал за работой светловолосой кудрявой полукровки. Адара оказалась права — он уже долгое время лежал между жизнью и смертью у травницы в глухом селе в Редании. Эвариан не смог создать полностью стабильный портал, и его в итоге выкинуло в родном мире чуть ли не по кускам: левая половина тела не ощущалась даже сейчас, ему оставалось лишь надеяться, что повреждённая рука восстановится достаточно, чтобы он смог взять в руки лук. Одна мысль о возможной беспомощности вызывала у него неподдельный страх. Такое уже было очень и очень давно, когда он потерял свой глаз, и тогда он смог приспособиться, приучить себя к стрельбе заново. Теперь зрение вовсе не нужно ему, чтобы никогда не промахиваться. Только ситуации различались. Он мог стрелять вслепую, но потеря руки поставит крест почти на любом воинском искусстве. Иорвет не тешил себя иллюзиями: он не оборотень, не целитель-маг и не ведьмак, который мог залиться по горло своими зельями и восстановиться. Повреждения нервов навсегда превратят его из опытного лучника в однорукого калеку. Поэтому он молчал, тихо скрежеща зубами и послушно следуя всем просьбам девчонки. Обычное лечение их мира после нескольких лет в Хогвартсе казалось ужасно медленным, Иорвет терял огромное количество времени, лёжа здесь. Но на лечение магией здесь надеяться даже не приходилось. Адара, беспардонно вытащившая его из его собственного сознания, также беспардонно сообщила ему, что помочь не может, и вообще встретятся они «только после прилёта ворона». Такое поведение вызывало раздражение: при желании эльфка вполне могла оказаться тут, но, очевидно, нашла красивые слова, чтобы оправдаться. Да и ворон… Иорвету на ум шёл только Северус, которому в этом мире взяться было решительно неоткуда. Даже больше — он бы не хотел, чтобы это случилось. Каким бы магом ни был Снейп, с большей долей вероятности он окажется у Вечного Огня, где ни один чародей долго не протянет. Тревога из-за слов Знающей не проходила, сменяясь злостью на собственное тело. Будь он здоров, он бы гораздо меньше переживал за Северуса, зная, что сможет защитить его или хотя бы объяснить текущий расклад. Во снах его тоже были вороны. После того, как Ада выдернула его из внутреннего мира, каждый раз, как он засыпал, он видел странные сны. В этих снах он стоял на берегу моря, постоянно яростно ревущего, терпел колючий порывистый ветер и слышал панические крики чаек. Небо постоянно было мрачным, и иногда даже шёл снег. Он видел старую человеческую женщину с чёрными волосами и резким птичьим профилем. Она смотрела на него жёлтыми нечеловеческими глазами, говорила негромко, почти каркая, и он не мог разобрать слов. Диалект Скеллиге резал ухо своей грубостью, и из-за этого слова сливались и отказывались пониматься. Но они отпечатывались в голове, Иорвет хрипел их по утрам, силясь понять смысл, и чувствовал, как магия внутри него гудит. Кем бы ни была женщина с островов, она диктовала ему заклятья, от которых ныли, начиная срастаться, раны. А ещё его занимало будущее. Подтвердив свои догадки насчёт долгоиграющих многоходовых расчётов Алирики, он пытался понять, насколько важным был план, что ради него нестрашно было убиться об нильфгаардского чародея? Насколько важным был план, ради которого она так тщательно выстроила послевоенный путь самого Иорвета? Чего в итоге она хотела добиться? Ведь он ощущал, что игра ещё не окончена — маховик только набирает обороты. Он пытался примерить её поступки на себя, но ему в голову не приходило ни единой мысли. Насколько амбициозной должна быть цель, ради которой она пожертвовала столькими жизнями? Ведь даже не учитывая его боевых товарищей-офицеров, был отряд Соколов в пятнадцать солдат, который также практически полностью уничтожили — не попади Кот в другой мир, он бы этого не допустил, да и живая Ольха тоже была бы против, а значит, Пустельга сознательно обрекла на смерть своих бойцов. Это просто не укладывалось в голове. Ради чего он смог бы пожертвовать Киараном? А Северусом?***
Каллахан медленно брела по тёмному древнему лесу, глядя на своё тело, идущее рядом. Теперь она знала, как ощущает себя Алирика, когда материализуется рядом с ней: «телом» она не чувствовала ничего, даже мысли текли неторопливо и как-то лениво. Никакие препятствия таковыми для неё не являлись: Каллахан спокойно пересекала и деревья, и кусты, и камни, даже не замечая их. Единственное — почему-то было очень холодно. Но как раз это оказалось нормальным: вне тела она явно ощущала холод смерти, которая когда-то должна настигнуть каждое живое существо. Зато временно занявшая её тело Алирика ругалась через каждые пару шагов: привыкнув к нематериальному телу за полгода, сейчас она постоянно запиналась. Но Каллахан сама разрешила ей взять управление на себя: она, если честно, ни капли не была уверена в своей способности найти и захватить живьём Отщепенца. Опытная ольха же, махнув рукой, решила сделать всё сама. Вот сейчас они и шли по глухому ирландскому лесу. Алирика аппарировала куда-то сюда прямо из Хогвартса, красноречиво наплевав на теоретическую невозможность аппарации из него или в него. По бедру мерно постукивали ножны простенького бастарда, который Каллахан получила в подарок за отличное окончание ещё пятого курса. Как ни странно, у самой Джиллиан меч тоже появился — такой же нематериальный, как и сама она. — Ты уверена, что мы их найдём? — уточнила она. — Я видела. — Ты гадала! Эльфка закатила глаза. — В моём случае это почти одно и то же. Отвечать было нечем. Каллахан пожала плечами и начала озираться, прекрасно понимая, что эльфская ведьма всё равно заметит всё нужное быстрее неё. Профессор Шиадаль в отличие от профессора Арката не учил свою группу чтению следов или выживанию в чаще, касаясь этих тем лишь мельком, и умения Джиллиан заканчивались на необходимости на ночь забираться на дерево, чтобы не сожрали. Алирика же была намного старше и опытнее её. Та тихо цокнула, привлекая внимание. — Готовься, гарью пахнет. Они где-то рядом. Ввиду бытия призраком Каллахан никаких запахов не чуяла и поверила на слово. Её всё ещё потряхивало от представления ритуала, который они собирались сотворить на Йоль: живое можно обменять только на живое, а потому возрождать эльфку они собирались путём приношения в жертву нескольких животных, что было в принципе терпимо, и «замены» одной души на другую - с помощью ритуала и магии главного праздника Колеса Года тело жертвы станет очень мягким и податливым для изменений, и Джил нужно будет поместить в него душу Алирики, после чего Отщепенец должен под влиянием новой души превратиться в Ольху. Это было чисто теоретически, но сама ведьма заявила, что согласна и на Отщепенца, и даже на мужика — вернуть себе магию она всегда успеет, а вот вечно болтаться паразитом на чужой душе не получится. Они шли по лесу и охотились на Отщепенцев. Звучало как бред, но это было реальностью. Эльфка одним движением плавно вытащила клинок. Тот еле заметно отразил тусклый солнечный свет и словно бы спрятался в тени её тела. Алирика замерла и больше по привычке, чем из необходимости, подняла руку, призывая Каллахан замереть тоже. Всё погрузилось в тишину. Казалось, ольха даже не дышала — до того неподвижно и тихо она стояла. Даже чужое тело не смогло помешать её опыту, она словно терялась среди ветвей и лесных теней, смешиваясь с окружающим пространством. Это в какой-то степени восхищало. Возле мелкой нодьи сидело трое сидов. Они тихо переговаривались о чём-то и изредка оглядывались на самые подозрительные шорохи. По призрачному телу прошли мурашки — так она реагировала на магию. Алирика стояла у самой границы, за которой о них сразу стало бы известно магу в основном лагере. Значит, эти трое — ночной пост. Ольха решительно поджала губы и сделала шаг вперёд. — Что ты… — Каллахан не успела закончить. Сиды вскочили и схватились за мечи. Зазвенела в воздухе сигнальная магия, и закрутился бой. Алирике мешало чужое тело. Она огрызалась короткими атаками, парировала, вертелась между ними, пропускала удары так близко, что сталь холодила кожу. Вспыхнула магия, что-то хлопнуло, один из Отщепенцев упал с распоротым горлом. Эльфка перескочила через него, гаркнула что-то на чужом языке — повеяло неприятным злым холодом… И она исчезла, растворившись вихрем снега, собралась за спиной второго, подсекла под колени, прыгнула снова — третьего ударила в шею, сразу переместилась назад, пропуская магию. Ледяная молния Отщепенского мага ударила туда, где она стояла секунду назад. Алирика подхватила за руку того из тройки, которого ранила по ногам, а потом снова прыгнула. Вывалились они в Хогвартсе. Пока оглушённая даже в призрачном состоянии Каллахан приходила в себя, эльфка, не вставая, достала палочку и с ходу приложила попытавшегося встать воина Ступефаем. Тот рухнул на пол и застыл. Эльфка тяжело выдохнула. Калахан осмотрелась, заметив знакомые помещения. Она была здесь нечасто, но уж покои декана Гриффиндора узнала — камин и красный ковёр, вместительный диван и несколько кресел, полки с книгами. Принесённая лично эльфами стойка для оружия, сейчас тоскливо пустая. На столе лежала книжка об анимагии с закладкой, на полу около кресла стояла открытая и уже наверняка выдохшаяся бутылка какого-то алкоголя. В камине так и не разожжённые дрова. Создавалось впечатление, будто оба профессора убирались отсюда в дикой спешке. Джил перевела взгляд на своё собственное тело. Эльфка медленно поднималась, стараясь ничем не выдать своего состояния, но уж Каллахан знала, какой вид приобретает, когда пытается сдержать боль: кожу покрывали мелкие язвы, вокруг которых не спешил таять иней. Это не могло не быть болезненным, но Алирика, сжав зубы, сколдовала Мобиликорпус и потащила бессознательного Отщепенца в одну из комнат. Комната очевидно принадлежала профессору Шиадалю: практически необжитая, стол завален бумагами, а в его угол воткнут небольшой бытовой нож, на подоконнике пустой прозрачный графин. Несколько ножен, в одних из которых даже был меч. Около кровати тряпка с пузырьком оружейного масла, которым нужно смазывать клинки, чтобы те не покрылись ржавчиной. Отщепенца эльфка положила на кровать и привязала Инкарцеро — оставалось только удивляться, как бодро она кидалась заклинаниями, владея палочковой магией всего полгода. После этого она распахнула дверцы шкафа и вытащила из ящика классическую походную аптечку, откопала с верхней полки запасной ключ, словно в этой комнате как минимум жила пару месяцев, и закрыла её. — Не пойду в твою гостиную, — зевнула Алирика. — Переночуем у Иорвета. А завтра обработаем, — она неопределённо указала руками на язвы по всему телу, — это.***
Праздники у них прошли не очень. Северус собирал Гарри к Дурслям как на войну. Изначально он не собирался его туда вовсе отправлять, но директор настоял, что мальчику нужно пожить с роднёй, чтобы восстановить «кровную защиту матери», а Снейп не мог возразить, и из-за этого его настроение быстро испортилось. Почему-то сидхи то ли одним своим существованием сдерживали директора, то ли ему требовалось время, чтобы включить их в свои планы, но после длительного периода простоя Дамблдор опять начал что-то готовить, и ему это не нравилось. Гарри тоже не горел желанием Рождество отмечать у своих родственников, но не противился: обещания Северуса, что тот заберёт его сразу же, как сможет, хватило. Снейп выдал ему порт-ключ до Принц-мэнора, предупредил насчёт обретающихся внутри Пожирателей и наконец, легко приобняв, аппарировал к дому семьи Дурсль. Зима была тёплой. Если в Шотландии лежали хоть и мелкие, но сугробы, то в Лондоне снега не виднелось вообще. Единственное, что говорило о пришедших холодах, это голые деревья и кусты живой изгороди. Погода больше напоминала позднюю осень, чем конец декабря. Этот факт расстроил Гарри ещё больше, и пришлось клятвенно заверить, что если что, то они потом навестят Люциуса — погода и время года в его саду не зависели от таковых «снаружи». Когда мальчик постучал и ему открыла недовольная Петунья, Северус смерил её таким красноречивым взглядом, что женщина сбледнула. Ничего ей не сказав, он проследил, как Гарри затащил свою сумку в дом, и переместился в Принц-мэнор. Думать о плохом не хотелось. Как воспитанный Северусом, Гарри мог защититься от магии, а как воспитанный Иорветом — просто и без затей дать в челюсть, поэтому переживать за него, особенно после выдачи экстренного порт-ключа до его дома, не было нужды, но Снейп всё равно переживал. Чтобы отвлечься от этого, он решил выбрать ему подарок на Йоль. Принцип выбора был прост — что может понравиться пацану, который сделал своим кумиром Иорвета и успевал мотаться по факультативам обоих эльфов? И он направился в оружейный зал своего рода. Хоть Принцы и предпочитали хранить нейтралитет в вопросах войн соседей, далеко не всем такие позиции нравились. В результате за века у них скопилось много всего, начиная от алебард и заканчивая даже азиатскими мечами — Северус плохо разбирался в них сам, но характерные изогнутые клинки и гарды явно говорили о стране происхождения. Иногда Принцы путешествовали и почти всегда привозили что-нибудь из оружия. Можно было назвать это родовой страстью. Северус долго стол, гипнотизируя взглядом стойки с луками — самые разные, с длинными, прямыми и почти круглыми изогнутыми плечами, обмотанные кожей и расписанные какими-то узорами. Иорвету бы понравилось, вот только показать не успел. Да и вряд ли он променял бы свою монструозную дуру на что-то местное, как бы ни было оно качественно сделано и хорошо зачаровано. Но сам факт, что эльф бы оценил, грел душу. Принадлежность Гарри к его роду, хоть и чисто биологическая, развязывала руки: многое оружие было специально проклято так, что пользоваться им могли только члены рода Принц. Кроме того, по-настоящему качественное зачарованное оружие походило на волшебную палочку — каждое было уникально и разным волшебникам могло не подойти. Это не говоря уже о полностью магических клинках: они зачастую могли вообще не даваться в руки магам, которые им не нравились — по его самолюбию больно бил тот факт, что меча, подобного ольхскому Северному ветру, не нашлось во всей оружейной, но понимание, что малхус принял его своим хозяином, сглаживало это чувство, — поэтому стоящее оружие Гарри сможет вынести отсюда только в день своего совершеннолетия, когда окончательно определится с целями в жизни, принципами и характером. Тогда он сможет найти здесь что-то действительно своё. Пока же Северус искал что-то качественное и не слишком замороченное, но действенное и желательно красивое. И нашёл. Со вкусом украшенный парадный кинжал-квилон длиной сантиметров тридцать. На лезвии у самой гарды была гравировка на латыни: «Primus inter pares», — первый среди равных. В свете свечей металл отливал серебром, что неудивительно — раньше маги часто в металл добавляли серебро, чтобы клинок был одинаково эффективен и против сидов, и против тёмных тварей вроде оборотней или вампиров. Добротная рукоятка, покрытая тёмная кожей и мелкими-мелкими рунами, позволяла кинжалу удобно лежать в руке, а диагностика показала наличие на нём чар острой заточки, защиты от выбивания и укрепления: серебро делало металл мягче, и зачарование должно нивелировать этот недостаток. Яблоко и гарда сверкали позолотой и россыпью мелких камней: не особо заметные сами по себе, на свету они начинали неярко, но красочно блестеть. Кинжал определённо подходил в качестве подарка. И в пир, и в мир, и в добрые люди. То есть и не меч, который нельзя проносить в общественные места, и достаточно торжественный, чтобы взять с собой на какое-нибудь официальное мероприятие, и, что главное, эффективный. То, что нужно. Вдобавок он приложил пару занимательных на его вкус книг по боевой магии и справочников по магическим существам — Иорвет на ребёнка определённо плохо влиял, потому что всяких тварей Гарри любил безмерно. Определившись с подарками, он решил поискать своих постояльцев. Хоть Белла с роднёй и Роули остались у Люциуса под присмотром Нарциссы, то вот близнецы Кэрроу, Август и Антонин пока проживали и восстанавливались у него. Он вёл с Руквудом переписку — мрачный сотрудник Отдела Тайн меньше всех пострадал от дементоров и разве что стал ещё более хмурым. Судя по его коротким письмам, больше напоминающим отчёты, бывшие заключённые уже приходили в форму и успешно колдовали, осваивая колдовство без палочки: главное оружие магов им так и не выдали, назвав неблагонадёжными. Тем не менее, имея под рукой Долохова и Руквуда, Кэрроу спешно обучались этому мастерству. Домовичка сообщила, что они находятся в малом дуэльном зале, и Северус направился туда. Что-то было не так. Он понял это сразу, как зашёл: в зале царило далеко не тренировочное напряжение. Амикус стоял у дальней стены, пригнувшись, словно загнанный дикий зверь. Его двухцветные жёлто-серебристые глаза шально сверкали от силы, которую он готов был обрушить на всех вокруг в любую секунду. Длинные волосы приятного медового цвета от пота прилипли ко лбу, рубаха в нескольких местах была порвана и… тлела. Что бы тут не произошло, Благой действительно обратился к своей силе — об этом говорили обугленные стены и стойкий запах гари. Сила Двора Лета, сила Солнца, живительная и тёплая, в любой момент могла обратиться ужасающей мощью, выжигающей и иссушающей всё вокруг себя. Напротив, совсем рядом с самим Северусом, замерли остальные. Долохов — единственный абсолютно чистокровный человек, но далеко не самый слабый маг, второй сын рода, который всю жизнь занимался охотой на опаснейших тварей, таких, каких боялись даже ведьмаки, — не сводил с него взгляда, словно гончая собака. Рядом с ним подрагивал, собирая силы, Руквуд с обожжённой правой рукой. В нём крови Дворов было слишком мало, чтобы он сумел что-то противопоставить жару Благого Двора. За спинами мужчин не менее напряжённо стояла Алекто — копия своего брата, но в адекватном состоянии. Её руки чуть светились желтоватым. Алекто никогда не была ровней в боевой магии своему брату, Белле или Долохову, но держали её в ближнем круге за исключительные лекарские навыки. Вот и сейчас она смотрела на руку Руквуда, уже заранее думая, как её лечить. — Что происходит? — нарушил тишину он. Амикус отвлёкся на секунду и тут же проиграл — Долохов рявкнул что-то на русском, бросив непонятную распальцовку, Руквуд добавил чего-то молча, и Благой рухнул, как подкошенный. Тут же все спокойно вздохнули и чуть расслабились. — Здравствуй, Северус, — кивнул Август. Долохов кивнул, внимательно прищурившись. Алекто тоже ограничилась кивком, прикипев к руке Руквуда. — У него крышу снесло, — охотно поделился Антонин. — Ну, сам должен понимать, ментальные установки, особенно такие глубокие, как у него, без проблем не умеют пропадать… Да чего я рассказываю, сам больше меня знаешь. Вот его и мотает от адекватного состояния до ненависти к Тёмному Лорду и особенно ко всем, кто ему прислуживал. — Я работаю над этим, — подала голос сосредоточенная Алекто. — Благодаря связи между близнецами у меня это получается довольно быстро, но за полгода последствия такого вмешательства не убрать. Долохов пожал плечами. — Ну, у него реже кукуха едет, уже здорово. — Какая кукушка? — не поняла Алекто. — Да, — махнул рукой тот. — Долго объяснять. Речевой оборот. Амикуса переместили в его покои, и Снейп, подавив тяжёлый вздох, отправился варить зелье для облегчения работы с памятью. А через пару дней к ним экстренным порт-ключом перенёсся Гарри, и первым его увидел тот же Кэрроу. Мальчик Пожирателя не испугался, познакомился, даже успел подружиться — ему очень уж понравилась тёплая солнечная магия Благого народа. Магия, которой Амикус походя исцелил огромные синяки на рёбрах и руках. К тому моменту, как Северус оказался рядом, Пожирателя снова начало штормить. Он держался только ради ребёнка и из последних сил: глаза его лихорадочно сверкали, руки засветились желтоватым. Пожирателя трясло. Он стоял, вцепившись в собственные плечи руками, и тихо-тихо что-то шептал себе под нос. От него распространялось ничем не уступающее Коту желание убивать.***
Сириус оставался верным человеком директора. Точнее, директор был в этом уверен. Сам Сириус уже не надеялся ни на что — психологи диагностировали ему тяжёлую депрессию. Даже родовое безумие Блэков не проявлялось, как его ни пытались вывести из себя — у него не было никаких чувств. Осознание собственной вины, собственных ошибок, которые повлекли за собой страшные последствия, давило на плечи. Невозможно было лечиться, если пациент не желал выздоровления. Сириус его не хотел. Он казался самому себе лишним в этой жизни. Римус двенадцать лет обходился без него, Питер оказался предателем, младший брат, как выяснилось, пропал без вести, а Джеймс и Лили умерли. И даже сыну их он уже не нужен — Снейп сам стремился заменить его крёстнику семью. У Блэка же сейчас была небольшая личная палата, регулярные беседы с докторами и желание сдохнуть вслед за лучшим другом. Далеко не лучший набор для человека, который хочет нормально контактировать с ребёнком. Да и стоило ли? Сириус мастер ломать всё, к чему прикасается. Так он думал. Он прекрасно знал, что его болезнь никуда не уходит, чувствовал это по подавленному, удушающему состоянию и перманентной ненависти к самому себе. Вспышки его гнева, быстро сменяющиеся унынием, стали для местных докторов нормой, потому что лекарства практически не помогали. Должен был быть хоть один плюс — такого психа не будут больше использовать в своих играх. Не будут, потому что он поломался за эти двенадцать лет, а поломанный механизм непредсказуем. Это было бы логично. — Мистер Блэк, — поздоровался один из врачей, заходя к нему в палату. — У нас есть к вам разговор. И вслед за ним зашёл Дамблдор. Сириус мазнул по нему безразличным взглядом, чувствуя лишь тупую горечь. — Здравствуй, Сириус. — Добрый вечер, директор. Он сел рядом, в одно из поставленных специально для возможных посетителей кресел на фоне большого окна. За ним падал снег, почему-то очень похожий на пепел. — Мы с моими коллегами решили, что ваша болезнь начала отступать, — сказал доктор. Неблагая суть внутри свернулась змеёй, чувствуя ложь, да и сам Сириус был абсолютно уверен, что это не так, но он молча кивнул. Дамблдор мягко улыбнулся ему. Стало понятно — директор всё ещё считает его своим преданным псом. И дыхание перехватило от внезапного осознания близости человека, которого Блэк давно сделал своим врагом. Казалось бы, резкий рывок с обращением в пса, и старый ублюдок не успеет отреагировать, но это было лишь мимолётной мечтой — Альбус Дамблдор не просто так считался одним из сильнейших колдунов Островов. Но его равнодушие дрогнуло впервые за полгода, сменяясь медленно закипающей злобой. — Сириус, — проговорил директор, — так получилось, что в Хогвартсе сейчас свободна вакансия недавно появившегося факультета по фехтованию. Помню, ты во время учёбы хвалился своими навыками, поэтому я хотел бы предложить тебе место преподавателя. Блэк перевёл взгляд на врача. Сколько Дамблдор ему заплатил, чтобы тот выпустил его из больницы, зная, что откровенно неадекватный сильный Неблагой пойдёт работать в школу? Ему нужно было отказаться. Нужно было. Но внезапно проснувшееся желание увидеть Гарри было сильнее. А жажда мести захлестнула его с головой, заставив мимолётно порадоваться, что в крови директора нет ни капли эмпатии сидов. Он понимал свою опасность для окружающих, но одновременно с этим неистово хотел… Чего-то. Злость разгоралась внутри подобно огню, грозясь скоро вырасти в очередной приступ. Тревожно зазвенели добротно зачарованные окна — по ним зазмеился белый морозный узор. — Я подумаю до завтра? — спросил он. — Конечно, — мудро кивнул директор. — Ты должен всё хорошенько обдумать. И они ушли. Сириус смотрел им вслед, пока дверь не щёлкнула, закрываясь на ключ. Тогда он рвано выдохнул и затрясся, то ли рыдая, то ли смеясь. Ему стоило выбирать: месть Дамблдору, в результате которой он, скорее всего, умрёт, или возможность общаться с сыном Джеймса и Лили. Защищать его, как обещал. Попытаться стать ему настоящим крёстным, отказавшись от своих планов. Сириус с силой вцепился пальцами в отросшие буйные кудри и завыл. Кресло, на котором сидел Дамблдор, разлетелось на заледеневшие мелкие кусочки. По оцарапанным щекам потекли капли крови, но он даже не заметил. Ему нужно было выбрать. — Прости врага своего! — повторял Сириус сам себе. — Прости врага своего! Прости! А в голове набатом звучало древнее, вбитое родом Блэк на подкорку: «Не можешь простить — убей!»