***
Очередное собрание. Традиционно в среду, только в этот раз с утра, а не в три часа, поскольку у Дениса запланирован выезд куда-то. Через Марио руководитель предупредил всех о переносе времени, а тот сообщил им во время ужина. Кажется, тогда на кухне присутствовали все без исключения, даже Илья и Рома, что уж вообще было редкостью. Тем не менее, кое-кто всё равно умудрился не дойти до общего сбора в кабинете Черышева. — Где Смолов? — обращается ко всем Денис, строго оглядывая каждого из своих помощников. Он уже давно заметил, что с Федей творится какой-то ужас. Мужчина никогда прежде, даже в самые отвратительные периоды своей жизни, не был настолько несобранным и не нарушал дисциплину так нагло и открыто, буквально смеясь своими действиями в лицо начальнику. Это, конечно же, беспокоило Дениса. Он ведь несёт за него ответственность, как за своего подчинённого, да и вообще они, вроде бы, друзья. — Я ещё раз спрашиваю: где Смолов? — теперь пронзительный взгляд упирается в Миранчуков. — Без понятия, — отвечает, естественно, Антон. — Вы его напарники. Вы обязаны знать. Немедленно выясните, где он. Пока не сделаете, никого собрания не будет, просидите здесь до конца дня. По лицу парня видно, что он возмущён. Единственное, что останавливает его и не даёт в очередной раз раскрыть рот, — рука брата, сжимающая его ладонь. Чёрт возьми, они же не в детском саду, чтобы выяснять, кто вернулся с прогулки, а кто нет. И не школе, чтобы отвечать за соседа по парте, пропустившего урок математики. — У нас даже нет его телефона, — говорит Лёша. — Судя по всему, в организации Федя отсутствует, иначе Артём сказал бы нам об этом, — Дзюба утвердительно кивает. — И как же мы должны узнать, где Федя? Денис переводит взгляд на Илью, и тот, тяжело вздыхая, открывает толстый блокнот в кожаной обложке, который всегда берёт с собой на все собрания. Около минуты уходит на то, чтобы найти, как выясняется, телефон Смолова. Лёша набирает необходимые цифры и уже практически нажимает на кнопку вызова, как вдруг Черышев произносит: — За пределами кабинета, пожалуйста. Близнецам приходится выйти за дверь. Ощущение, будто их действительно выгнали с урока в школе за нарушение дисциплины. Звонок своего телефона Смолов узнает из тысячи, потому что на нём стоит самый идиотский рингтон, какой только можно придумать. Спасибо Дзюбе, которому мужчина два дня назад проспорил и теперь должен позориться до Нового года. Тем не менее, сигнал слышится где-то очень далеко, а Федя, только открывший глаза, даже не до конца осознаёт реальность. Он точно не в своей комнате, он, определённо, вчера был на какой-то тусовке, только совершенно не помнит, на какой и с кем. Рядом спит какая-то непонятная девушка, перебросив свою руку через Федю. Мужчина осторожно приподнимает её запястье, стараясь высвободиться, никого не разбудив. Где же чёртов телефон? На короткое время звонки прекращаются, и это даёт Смолову шанс сначала найти свою одежду в месиве чужих разбросанных шмоток. Рубашку он обнаруживает где-то на лестнице, зато выясняет, что находится в загородном доме. Не то чтобы это сильно помогало вспомнить вчерашний вечер, конечно, но уже что-то. Телефон снова начинает издавать пронзительные звуки. Федя спускается по лестнице к кухне, и обнаруживает аппарат в стакане с чьим-то недопитым виски. Прекрасно. Слава богу, что хоть вообще работает после этого. — Ты где, нахуй? — слышится по другую сторону. — О, доброе утро... Лёша? — Вообще-то, я Антон! Где ты, мать твою, у нас собрание?! — Хотел бы я знать, где я, — полушёпотом говорит мужчина, оглядывая помещение. Судя по шипению в трубке, его всё-таки услышали и пожелали умереть в мучениях. — Какое вообще собрание? Десять утра. Даже если сегодня среда, Черышев не имеет права собирать нас раньше трёх. — Сам ему об этом скажешь? Марио вчера всех предупреждал, а если у тебя вместо головы жопа, это не мои проблемы... — Федя, тебе бы побыстрее приехать, — телефон, очевидно, переходит в руки другого Миранчука. — Денис на нас наехал из-за тебя. Конечно, тебе-то пофиг, но... Но, знаешь, было бы неплохо, если бы хоть кто-то из нас троих первым включил мозги и собрался. — А-а... э-э-э, — тянет Смолов, не зная, что и сказать. — Я что-нибудь придумаю. Наверное... Удивительно, с ним впервые поговорили, как с человеком. Вернее, один из близнецов поговорил. Судя по всему, Лёша. Мужчина ещё раз обводит кухню чужого дома взглядом и собирается искать способы выхода отсюда. Для начала нужно найти ключи от машины, потому что в карманах брюк они отсутствуют. Приходится осмотреть все комнаты, где до сих пор спят какие-то незнакомые люди, валяются их одежда, обувь и прочие вещи, повсюду пустые бутылки и стаканы с недопитыми каплями алкоголя разной степени крепости. В гостиной на журнальном столике лежит вскрытый пакет белого порошка, имеющего одно очень известное название, и тут же рядом дорожки из этого наркотика, которые почему-то оставили нетронутыми. Находит Федя и несколько самокруток, одну даже закуривает прямо в процессе поисков. Нет, ну, не пропадать же добру. А тем временем, близнецы возвращаются в кабинет, где все сидят и молчат. Очевидно, за время их отсутствия ничего не происходило, а Денис выполнил своё обещание не начинать собрание, пока все не будут в сборе. — Он сам не знает, где находится, — сообщает Антон. — Но мы попросили его поторопиться, — добавляет брат. — Значит, подождём, — спокойно произносит Черышев, присаживаясь на своё место. Проходит час, потом ещё один. Денис уже отменил несколько встреч. Илья успел переписать какую-то информацию с трёх документов к себе в блокнот. Вот как знал, что стоит взять работу с собой. Артём со скуки изрисовал листок, который выпросил у Кутепова. Саша задумчиво смотрел всё это время в панорамное окно, изредка бросая взгляды на руководителя. На улице стало совсем светло. — Извините за опоздание, — Федя всё же появляется. — Очень тяжело добираться из Подольска. — Какого хера ты вообще забыл там? — со злостью спрашивает Артём, откладывая листок в сторону. — Позорище, — шипит Антон, смотря на Смолова исподлобья, когда тот проходит мимо. — Бесполезное позорище. — Ну, теперь мы можем начать, — Денис встаёт со своего места и поправляет рукава рубашки. Они обсуждают последние задания, вскользь проходятся по бытовым вопросам, касающимся того же отопления, которое наконец-то включили, как надо, и все этому очень рады. Илья сообщает что-то важное по поводу годового отчёта, а Марио добавляет от себя, что скоро закончит с чем-то там и принесёт это Кутепову. Ни близнецы, ни Федя не слушают. Они сверлят друг друга взглядами, выражая этим всё отношение к происходящему. Обстановка раскалена до предела. По крайней мере, Артёму, проявляющему наибольшее любопытство, так кажется. Уже потом, на кухне, Дзюба поделится своими взглядами на неожиданное решение Дениса, на опоздание Феди, выскажет тому всё, что о нём думает, и успокоится, почувствовав облегчение. Всё-таки тяжело молчать два часа подряд. Ещё и на собрании слова вставить было негде. — А я считаю, что Денис был абсолютно прав, — говорит Игорь, разогревающий себе обед в микроволновке. — У нас нет никакой дисциплины, все делают то, что им вздумается. Никакого уважения к начальству. В кои-то веки Денис обязан был показать характер, и я даже рад, что это произошло именно на ситуации с Федей. При предыдущем руководителе никто не посмел бы слишком часто дышать на таком собрании, а здесь опоздание на два часа. — Вот только диктатуры и угнетения нам тут не хватало, — Артём морщится. — Да, Федя тот ещё дебил, но можно было бы отдельно влепить ему какой-нибудь выговор с угрозой, а не устраивать этот цирк. Дэн сам не в плюсе остался, половину своих планов похерил. — Иначе вы бы не поняли. С вами по-другому нельзя. Я вообще считаю, что надо вернуть все те правила, которые были при Дмитрии Николаевиче. — Понятия не имею, как вы там жили при каком-то Дмитрии Николаевиче, но я заранее против, — говорит Артём. — Мне для полного счастья только, по струнке вытянувшись, ходить не хватало. Мне кажется, сейчас Дэн поступил максимально тупо, при всём моём к нему уважении. Он даже слова не сказал Феде, когда собрание закончилось. То есть, по сути, страдали все, кроме самого Смолова. Надо наказывать тех, кто всё портит, а не весь коллектив. — Вам это полезнее... Артём и Игорь вновь спорят, как всегда, достаточно яростно, хотя Акинфеев при этом умудряется сохранять ледяное спокойствие. В конце концов, всё снова переходит на личности. Вроде бы, обсуждается поступок Феди, но завершают почему-то выходками Дзюбы на различных заданиях. Игорь высказывает всё, что думает по поводу методов своего напарника, которые вечно ставят их на грань провала, и обещает однажды не промолчать при отчёте, а донести до Дениса, какой ужас творится у них в паре. Пусть принимает какие-то меры, это уже ни в какие ворота. — Ну и жалуйся. Всегда знал, что ты грёбаный стукач, — выплёвывает порядком разозлившийся Артём. — А ты тогда, кто? Судя по твоим высказываниям, если что-то пойдёт не так, как тебе нравится, то ты сразу свалишь. Перебежчик чёртов. Я предан «Ригелю», я всегда пойду за Денисом. — Какой молодец! — Уж получше некоторых буду. Игорь покидает кухню, не желая дальше распространяться. Последнее слово осталось за ним, так что Артём будет ощущать себя проигравшим. Если бы они продолжили, Акинфеев точно не смог бы сохранить самообладание, и дальше в ход пошли бы кулаки. Во время этого очередного скандала в помещении также присутствовали Марио и Саша. Оба не вмешивались, понимая, насколько бессмысленны будут их попытки утихомирить мужчин. Впрочем, Головин вообще привык к такому, не в первый раз слышит разборки конкретно Игоря и Артёма. Это уже почти как мелкие семейные скандалы, которые случаются с различной периодичностью, но не несут разлада и никак не влияют на течение жизни внутри семьи. Правда, Марио почему-то так не кажется. Он с сожалением смотрит вслед уходящему Игорю. Отчего-то хочется как-то исправить всё это. Хочется, чтобы всё было более спокойно. Вот только никто не знает, как добиться этого заветного спокойствия. — И чего он каждый раз приёбывается? — вопрос Артёма, скорее, риторический. — Как будто нельзя хоть раз промолчать. Но нет! Стоит мне открыть рот, и он тут же влезает. Злющий ещё, словно у него недотрах. — Это вряд ли, — хмыкает Саша. — Почему? У Игорька кто-то есть? — в голосе Дзюбы сквозит усмешка. — Так у него же свой бордель недалеко от Волокамского, — парень удивлённо смотрит на своих товарищей. — Вы не знали? Я думал, уже все в курсе. Всё-таки два года, как он купил его. Нет, ладно, Марио, он у нас даже полгода не пробыл... Хотя я был уверен, что рассказывал. Продолжить свои, обычно всегда долгие, рассуждения Саша не успевает, поскольку со стороны коридора слышатся чьи-то громкие голоса. Позже выясняется, что это Антон в очередной раз высказывал Феде своё недовольство. На кухню они приходят, тем не менее, вместе. Миранчук собирается сделать себе чай, а Смолов пришёл... Да он и сам не знает, зачем, поэтому просто садится рядом с Артёмом. — А мы тут Игоря и его бордель обсуждаем, — говорит Саша. — Увлекательно, — тянет Федя, подпирая щёку кулаком. — Эй, слышь, там соли нет случайно? — обращается Артём к Антону. Тот никак не реагирует. — Я спрашиваю: соль есть или нет? Алло! — Вообще-то, у меня есть имя, — резко разворачивается к нему парень. — Если ты до сих пор его не выучил, ищи свою ёбаную соль сам. — Ой, а не слишком ли много претензий? Ты кто такой, чтобы тут рот раскрывать? Месяц поработал, зато гонора, как будто... — Да пошли вы все на хуй. Саша морщится, когда кружка летит на пол, а потом дверь захлопывается с таким громом, что начинаешь сомневаться в её целости. — Совсем оборзел, — цокает языком Артём. — Смолов, ты же с ним типа в напарниках. Скажи, чтобы базар фильтровал, а то в следующий раз я на слова тратиться не буду. — Сам с ним общайся, — вздыхает раздражённо Федя. — Вообще, я бы лучше не разбрасывался такими фразами, Артём, — произносит Саша. — Всё-таки Антон и Лёша первые в рейтинге. — Обосраться и не жить! — Извините, а о каком рейтинге речь? — Марио вдруг показывает своё присутствие, хотя до этого момента только молча ел макароны. — Ну, в каждой стране, где существует преступная сфера, есть свой рейтинг убийц, — с удовольствием начинает объяснять Головин, так как это лучший способ немного сбавить градус напряжения и перевести тему. — Там записывается, кто и сколько убил. — Погоди-погоди, — видя, как парень начинает набирать что-то в телефоне, говорит Марио. — То есть он вот так вот в общем доступе? Это разве нормально, что любой человек может просто сделать запрос в поисковике? — Ага, если бы только все знали о существовании рейтинга. Большинство людей просто не в курсе, да и вообще, зачем им это сдалось, сам подумай. Многие сторонятся преступности, боятся её, пытаются всеми силами отгородиться от нас. Так что, какой тут рейтинг. — А кто его составляет? Должен ведь он откуда-то появиться. — Обычно есть такие люди, как наш Илья, которые вносят корректировки после каждого задания. Но, вроде бы, раньше существовала целая комиссия, которая ставила всех на учёт. Её организовала какая-то нейтральная ко всем группировка, но потом всё это дело достаточно быстро сошло на нет. Ибо появилась «Империя», начавшая всех массово истреблять. Но я не уверен в этой информации, так как в тот момент ещё не был в «Ригеле». Это мне Игорь рассказывал. Саша ждёт загрузки страницы, чтобы наглядно продемонстрировать Марио рейтинг убийц. Артём, тем временем, решает узнать, сколько конкретно трупов за плечами близнецов, отчего столько шума вокруг их личностей. — Хм, ты уверен, что готов услышать? — спрашивает Головин. — Ну, смотри, я не буду называть конкретную цифру, но, чтобы с ними хотя бы сравняться, тебе надо... — парень листает вниз, разыскивая фамилию Артёма. — Тебе надо грохнуть ещё триста шесть человек. Ты, кстати, девяносто восьмой в списке. — Триста шесть? Не верю. Это какая-то хрень. — Ну, тут так написано. Вот, смотри, Миранчук Алексей и Миранчук Антон, — Саша указывает пальцем, куда посмотреть. — Пиздёж. Быть такого не может, чтобы они... Да ты их видел вообще? Какие триста шесть трупов? — Вполне возможно, — спокойно говорит Федя. — Я с ними на трёх заданиях был, и, поверь мне, Артём, они действительно могли вдвоём убить столько человек. — Так то вдвоём! Тогда надо вообще пополам делить. — Не факт, — качает головой Саша. — Мне вот кажется, что Антон убил больше, чем Лёша. Не знаю, почему, просто чувство такое. — А может быть, что здесь перечислены не все убийства? — интересуется Марио. — По идее, может быть. Но я всё-таки склонен верить этой статистике. Фернандес нервно сглатывает. Да, впечатления бывают очень обманчивы. Он каждый раз удивлялся, как эти люди могут являться убийцами, если совершенно на них непохожи. Ну, не считая Ильи. А вот как! Кто бы мог подумать, что близнецы здесь самые жестокие и хладнокровные? Кто сказал бы, посмотрев на них, что они способны на подобное? — А кто там ещё в тройке? — спрашивает Артём. — Ну, на втором месте, естественно, Илья. Вряд ли его кто-то сможет подвинуть, как это сделали Миранчуки. Тут цифра, конечно, тоже зашкаливающая. — М-да, я смотрю, в нашем «Ригеле» все такие с претензией. Первые места в рейтингах всяких, борделей себе понакупали, а потом выясняется, что один наркоман, у другого крыша едет регулярно и с удовольствием... — Артём, это единичные случаи. Не надо превращать нашу организацию в притон. К тому же, Федю сложно назвать наркоманом. — Но психов-то у нас хватает. Тот же Илья, например. Был Монстр, великий и ужасный, а что с ним стало? Марио вопросительно смотрит на мужчину, и Саша тут же снова пускается в объяснения, сразу упомянув, что Фернандес обязан во век теперь молчать об этом разговоре. «Правило №6», и всё подобное. — До появления в преступном мире близнецов Илья был самым первым в рейтинге, — начинает Головин таким голосом, будто рассказывает какую-то древнюю легенду. Впрочем, стоит признать, что это добавляет дополнительный интерес. — Вся страна гудела о нём, все хотели узнать, как ему удалось убить стольких людей. Илья, кстати, довольно уникальный случай, поскольку своё первое место получил, не состоя ни в одной группировке. Он был одиночкой и, по идее, должен был таким остаться до конца. — Подожди, — прерывает Марио. — Зачем он убил такое количество людей, если ни на кого не работал? Он, правда, псих? — Ах, да нет. Просто Илья был киллером. Его нанимали все, начиная с бизнесменов, любящих устранять своих конкурентов, и заканчивая всякими мелкими группировками и бандами, у которых было много денег, но не было хороших исполнителей. Илья просто выполнял всю грязную работу за них, требуя соответствующую плату. Однако, как только ему предлагали стать частью какого-либо объединения, чтобы работать на них постоянно, он отказывался. Ему это было не нужно. Он вообще не собирался тесно связывать себя с преступным миром, — Саша выдерживает интригующую паузу. — А потом случилась трагедия. Вернее, у нас принято это так называть. У Ильи была семья. Ну, там, жена и ребёнок, может быть, двое, но я не знаю. С родителями у него были достаточно непростые отношения, так как они не поддерживали его идею работать киллером, и после восемнадцати Илья перестал с ними общаться. Но его жена зато смогла добиться их расположения и стала единственным каналом связи между сыном и семьёй. В тот день она также была вместе с матерью Ильи. Та, кажется, зашла к ним в гости. А сам Илья выполнял очередное задание. Насколько мне известно, как всегда, успешно. — Откуда ты вообще знаешь все эти подробности про родителей и прочее? — спрашивает Федя, который, конечно, уже слышал эту историю, но без таких деталей. — Просто однажды мне посчастливилось подслушать разговор Ильи с Ромой. Тот, видимо, как раз пытался понять, почему именно с Ильёй произошло то, что произошло. Это было аж в самом начале работы Ильи тут. — Умеешь же ты всегда оказаться в нужном месте в нужное время, — хмыкает Артём. — Так вот, в тот день практически вся семья Ильи была у него дома, пока он отсутствовал. Кстати, кажется, его отец тогда уже умер... Да, наверное. Но это не особо важно. Важно то, что Илья обнаружил в своей квартире по возвращении. Вся его семья была убита. Жена, мать, ребёнок — мертвы, причём, убили их из огнестрела. Соседи ничего не слышали, видимо, убийца действовал очень быстро, да и глушитель поставил. В тот день Илья и съехал с катушек. Ну, вернее, не целиком, но что-то в нём нарушилось. Рома называет это ПТСР. — Посттравматическое стрессовое расстройство, — понимающе кивает Марио. Буквально вчера он ходил к Зобнину за небольшой консультацией, и тот, услышав все симптомы мужчины, поставил ему такой же диагноз. — Именно. В общем, до сих пор неизвестно, кто убил семью Ильи и почему, но, говорят, что это было предупреждение. Кто-то хотел доказать ему, что он не единственный тут крутой, что есть люди сильнее, и ему не стоит, скажем так, выпендриваться и думать, будто он неуязвимый. После этого Илья отошёл от дел, тем самым, дав Миранчукам шанс обогнать его в рейтинге. А к нам он пришёл, потому что ему посоветовал Рома. Ради безопасности. Марио прикусывает нижнюю губу. Это слишком похоже на его историю, слишком много точек соприкосновения. От осознания становится не по себе, ведь, получается, однажды Фернандес может стать таким же, как Илья, если его расстройство спрогрессирует от какого-нибудь фактора. Вот только, разве они в безопасности, находясь в «Ригеле»? — И ещё он вечно теперь тренькает на своём пианино какую-то мелодию, — добавляет Артём. — Да, Илья играет полонез Огинского, потому что это любимая композиция его матери. Он делает это, вообще-то, не настолько часто, но иногда его будто клинит, и ему необходимо немедленно сесть и сыграть. Рома утверждает, что это нормально. Один из симптомов. На кухне повисает молчание. Федя и Артём, может быть, хотели бы что-то сказать, да только не к месту сейчас разговоры. Саша тяжело вздыхает, как и всегда после этой истории. В первый раз она произвела на него большое впечатление, а когда уже он начал передавать её другим членам «Ригеля», то стал чувствовать сильную горечь к судьбе Ильи. Тот вряд ли был плохим человеком, пусть и убивал за деньги, но ведь у него была семья, даже ребёнок. — Так, кто там третий? — Артём всё же вспоминает, с чего они начали. — Некий Александр Кокорин, — пожимает плечами Головин, закрывая вкладку. — Понятия не имею, каким чёртом он сюда влез. Разрыв с Ильёй большой достаточно, но, по-моему, Кокорина ещё несколько месяцев назад тут не было. Федя морщится, когда Саша называет этого человека. Правда, замечает действие лишь Марио, но ему сейчас явно не до заострения внимания на этом. Может быть, Смолов действительно знаком с каким-то Кокориным... И тут Фернандес чувствует очередной приступ страха. Он сжимает вилку, чуть было не втыкая её в стол. — Ты чего? — заметив состояние товарища, обеспокоенно спрашивает Головин, тряхнув мужчину за плечо. Тот дёргается, будто отмирая. — Не знаю, просто... Странное ощущение... Всё хорошо, не переживайте.***
Антон влетает в комнату, снимает с вешалки куртку и резкими движениями пытается надеть её прямо на ходу. — Ты куда-то собрался? — заинтересовано спрашивает Лёша, опираясь на дверной косяк. — Да. — И куда же? — По делу. — Информативно. Всё хорошо? — Всё прекрасно, — сквозь зубы поизносит Миранчук и роняет на пол телефон. — Блядство. К счастью, экран цел. Если бы в этот отвратительный день ещё и мобильник приказал долго жить, Антон, скорее всего, застрелился бы с отчаяния. Брат продолжает удивлённо следить за его действиями. Ждёт хоть каких-то объяснений, однако близнец не настроен на долгие разговоры. Его всё достало, происходящее, каким бы оно ни было, бесит неимоверно. Ему срочно надо кому-то излить душу, но во всём мире есть только два человека, которым интересны проблемы Антона. Один стоит прямо перед ним, вот только сейчас Лёша никакой пользы для душевного состояния брата не принесёт. Он вообще вряд ли сейчас поймёт его, потому что на одну из проблем Антона у близнецов взгляды разные. Не прощаясь, парень выходит из комнаты. Набирает несколько цифр в телефоне, зная, что ему точно ответят. Однако звонок прерывается, впрочем, Миранчук даже догадывается, почему. Значит, надо ехать и пробовать застать такого необходимого человека дома. Он собирается навестить последнего спонсора «Империи». Мужчина ведь всегда, с первой встречи с парнем, был заинтересован в нём и его жизни. Вот и теперь хочется верить, что он выслушает. Ему необязательно давать какие-то советы, главное просто послушать. — Антон? — удивлённо спрашивает спонсор, выходя на порог своего дома. — Зачем ты здесь? — он хмурится, сводя брови к переносице. — Мне очень нужна ваша помощь, — выдыхает Миранчук. Мужчина отходит в сторону, позволяя парню зайти в дом. Тот уверенно идёт на кухню и садится за стол, вытягивая вперёд руки. — Я знаю, что мы тогда попрощались навсегда. Я знаю, что вам, наверное, неприятно моё присутствие, поскольку у вас ко мне были чувства, и вы, вероятно, хотели от них избавиться... Но да, я снова здесь. Мне просто больше не к кому идти. Вы — единственный, кто может сейчас помочь мне. То есть нет, я не знаю, поможете вы мне или нет, я не надеюсь на это даже... Я просто хочу, чтобы вы меня выслушали... Хотя у вас полно других дел, я уверен. — У тебя что-то случилось, — это не вопрос, а утверждение. Мужчина кладёт руки на спинку стула, на котором сидит Антон. — Насколько серьёзно? — Ну, если честно, то вообще нисколько, — парень запрокидывает голову, чтобы посмотреть на спонсора. — Вернее, для всех вокруг это будет какой-то хуйнёй. А я уже не могу это терпеть. Мужчина понимающе кивает, одновременно разрешая Антону начать рассказывать. Он перескакивает с одного на другое, постоянно взмахивает руками, когда говорит о чём-то, что больше всего раздражает. Спонсор узнаёт про то, какой уёбок некий Кокорин, про непонятного, очень тупого Федю, про самоубийство какого-то Юры, и, кстати, Антон сам не до конца понимает, зачем приплёл в свою речь Газинского, который утопился аж в сентябре. Видимо, именно с того момента всё окончательно запуталось. — Я просто хочу, чтобы это закончилось, в конце-то концов. Я устал. Мне надоело. — Оно закончится, — обещает мужчина, приобнимая Антона за плечи. — Когда-нибудь всё обязательно будет хорошо. — Все так говорят. Только я заебался ждать. — Да, это нормально. У каждого бывают подобные моменты в жизни. Иногда они длятся пару дней, иногда годами. Но, в итоге, жизнь потом вознаграждает за ожидание. — Ага, вы ещё скажите мне, что на небесах всем воздастся, — парень невесело усмехается. — Мне даже там в Аду гореть придётся. — Всем придётся. Давай выпьем? — предлагает спонсор и, получая утвердительный кивок, подходит к кухонному шкафу. В итоге, Антон возвращается домой только около половины двенадцатого ночи. Возвращается только потому, что сам спонсор настаивал на том, что парню не стоит ночевать у него: «Ведь твой человек не поймёт». Однако Миранчук в тот момент совершенно не думал о Лёше. Он вообще ни разу не обратился к нему в мыслях за весь этот вечер. Напоследок спонсор просит Антона не думать, будто он не рад был его видеть. Да, мужчина, может быть, хотел тогда, в сентябре, навсегда проститься с ним, однако этот внезапный визит парня оказался более, чем приятным. Мужчина, наверное, даже рассчитывал в какой-то степени на сегодняшний день, верил, что когда-нибудь он снова встретится с Антоном. И, конечно, он был рад его выслушать. — Ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью, — произносит спонсор, тепло улыбаясь. Несмотря на поздний час Лёша ждёт брата. Он ему не звонит, он его не ищет, но ждёт. Почему-то парню кажется, что его беспокойство было бы лишним, оно могло бы ещё больше выбесить Антона, у которого сейчас и так не самый лучший период в жизни. Лёша всё прекрасно понимает, вот только ему хочется знать, куда именно так спешно собирался брат, ведь у него явно был какой-то заранее заготовленный план на подобный случай. — Ого, ты ещё не спишь? — удивлённо тянет Миранчук, вглядываясь в часы на экране телефона. — А ты пил, что ли? — чувствуя резкий запах вина, спрашивает Лёша. — А нельзя? — Я просто спросил. Не помню, чтобы ты решал свои проблемы таким способом раньше. — Всё меняется, знаешь ли. Антон садится на кровать, потягиваясь. Брат остаётся стоять около стены. — Куда ты ездил? — он не особенно надеется получить ответ на вопрос, но попытаться стоит. — К одному человеку. — Что за человек? — в уме Лёша уже прикидывает варианты. Почему-то вспоминаются частые поездки Антона в сентябре к какому-то очередному спонсору «Империи». Брат никогда не рассказывал про этого человека, так как никому не было интересно. Вообще-то, у парня нет друзей и знакомых, с которыми он бы общался в свободное время. Всё, что оставляла ему «Империя» на личную жизнь, вертелось исключительно вокруг Лёши. Так, к кому же тогда он мог поехать? — Один хороший человек, который всегда готов меня выслушать, — Антон отвечает нехотя, даже с каким-то вновь появляющимся раздражением. Видно, что этот разговор становится ему неприятен, и, по-хорошему, стоит закончить, пока всё не вылилось в проблемы. — Странно, раньше таким человеком был я, — но Лёша не заканчивает. Наоборот, он решает усугубить ситуацию, хотя искренне понимает, что не хочет этого. А, может, всё-таки подсознательно хочет? — Ты до сих пор такой человек. Просто сейчас мне нужно было рассказать о некоторой вещи, взгляды на которую у нас совершенно разные. Ты бы вряд ли меня понял, а я не хочу ссоры. Мне хватает всякого дерьма за последние несколько месяцев и без неё, — парень смотрит на брата исподлобья, внимательно и цепко. — Почему ты вообще решил спросить об этом? Мне казалось, что раньше тебя нисколько не волновало, куда я пропадал. — Да, не волновало, когда я знал, чем и с кем ты занимаешься. Сегодня же ты вдруг взял и куда-то умотал, с кем-то напился, ещё и говоришь мне, что я не смог бы тебе помочь. Нет, ты не подумай. Мне нисколько не обидно, мне совершенно плевать, — и последняя фраза становится своеобразной точкой невозврата в этом разговоре, потому что Лёша врёт. Ему с самого начала обидно, ему неприятно, ему, будем честны, мерзко от осознания того, что приходится делать его брату. Он любит Антона, и он не хочет делить его с кем-нибудь другим, пусть даже знает на сто процентов, что близнец любит его не меньше и ни на кого постороннего не променяет. Потому что, при всём доверии к Антону, всегда есть зерно сомнения. Оно никуда не девается, сколько раз ты себя не уговаривал бы. Может быть, это особенный вид паранойи, но Лёша и не утверждает, что с ним всё в порядке. С ним уже давно не в порядке, возможно, никогда и не было. А сейчас, выходит, зерно сомнения дало свои плоды. Антон действительно в состоянии однажды уйти, он знает, что есть люди, которые заменят ему брата в каком-то плане. Лёша понимает, насколько, наверное, ужасны такие его мысли, но удержать их не в силах. Они есть, и они будут существовать, разъедая мозг, пока не найдутся какие-либо примеры, перечёркивающие и делающие их совершенно невозможными. — И что же ты хочешь этим сказать? — с претензией спрашивает Миранчук-младший, вставая с кровати и подходя к брату практически вплотную. — Что мне неприятно такое твоё поведение. Я понимаю, что раньше у тебя не было выбора, а у меня не было права голоса. Ты выполнял Пашины приказы. Если бы мне сказали делать это, то я тоже не стал бы возмущаться. Но сейчас, когда подобных поручений нет, поскольку всё, вроде как, уладилось... — Лёша поднимает взгляд на Антона. — Ты зачем-то снова едешь к этому человеку домой. Я не утверждаю, что вы там обязательно... — Обязательно, что? Ты уж договаривай тогда, раз начал. — Ты и так всё понимаешь. Не вижу смысла тратить время на очевидные вещи. — Значит, для тебя это очевидно! Просто прекрасно. Я давно хотел это услышать, — парень несколько раз кивает головой. — То есть тебя всегда это возмущало и не устраивало, но ты молчал. Ни разу ты не попытался со мной поговорить, чтобы узнать, собственно, насколько мне это омерзительно. Видимо, в твоих глазах мне всегда нравилось. Наверное, ты думал, будто я в восторге, будто я чуть ли не сам себя предложил. Да?! — Антон резко переходит на крик. — Тогда я просто не понимаю, если ты испытываешь отвращение, то какого хера ты вообще был со мной?! Ты ведь прекрасно осознавал, что так же, как и ты, кто-то трогает меня, целует, пользуется моим телом! Ты мог просто сказать, что я тебе не нужен! Зачем ты столько лет мучился?! Меня обижать не хотел?! Так я же, блядь, шлюха, хули мне! Ну да, пострадаю пару дней, а потом найду себе кого-нибудь другого! — Антон, я не об этом. — Нет, ты именно об этом. Вы все всегда именно об этом! Вы только и видите во мне подстилку, никогда не думаете, что за этим всем вообще скрывается! — Уж кто-кто, а я точно в тебе подстилку не вижу! — голос срывается и у Лёши. Он долго терпел, он не хотел доводить до такого, но что поделать, когда пути назад отрезаны собственными же неосторожными словами. — Ещё бы ты её видел! Знаешь, ты мне должен быть благодарен. Мамаев ведь тебя хотел отдать для этого, ты же проблем меньше доставишь, меньше возмущаться будешь, да и вообще как-то удобнее. Но я влез. Я не позволил ему тебя трогать, потому что только я знаю ту самую историю. Я знал, что это тебя окончательно сломает, а ты был мне нужен. Я не хотел тебя потерять навсегда, — Антон замолкает сравнительно ненадолго. — И что я теперь за это получаю? Очередные обвинения в неверности, да?! Ну так, может, закончим весь этот бред, который мы начали семь лет назад?! Тебе оно явно никуда не упёрлось! Со злости парень берёт с тумбочки лампу и со всей силы швыряет её на пол. Стеклянное основание разбивается на части, а Лёша вздрагивает. Сейчас он видит перед собой не Антона, а его. Он делал также: громил квартиру, поднимал руку и даже бил. Миранчук замирает, зажмуривая глаза. — Пожалуйста, прекрати, — шепчет он. Если бы брат его только услышал, если бы он вообще отдавал себе отчёт в том, что делает. Но злость заставляет его игнорировать посторонние малозначимые вещи, в том числе поведение близнеца. — Давай я просто уйду?! — выкрикивает Лёша и будто бы пугается собственного предложения. — Что? Подожди, мне послышалось? — Я не хочу, чтобы ты был, как... Антон знает, как кто, и это внезапное сравнение заставляет его сделать самую ужасную вещь в своей жизни. Хуже, чем убийства, хуже, чем выполнение заданий Паши, хуже, чем всё плохое, что он так или иначе сделал. Он ударяет Лёшу. Тот вовремя уворачивается, поэтому ладонь брата с громким звуком влетает в стену. Впрочем, суть действия всё равно остаётся прежней, и не важно, досталось близнецу или нет. Он ведь вспомнил, как это было раньше, когда он ещё жил. Не помня себя, Лёша буквально вылетает из комнаты. Заплетающимися ногами идёт по коридору, иногда стукаясь плечом о стены и запинаясь о паркет на ровном месте. В это время с кухни как раз выходит Федя, закончивший поздний ужин в компании нескольких бокалов коньяка. Заметив парня в каком-то странном состоянии, он чисто из любопытства решает подойти к нему ближе. — Ты чего тут шатаешься? — спрашивает Смолов, и него устремляется совершенно пустой потерянный взгляд человека, который только что увидел нечто ужасное. Мужчина знает этот взгляд, так как его часто демонстрировал Илья в первые дни работы в «Ригеле», когда Рома ещё не до конца разобрался, что именно заставило Кутепова стать таким. — Пойдём-ка, — Федя понятия не имеет, зачем тащит сейчас какого-то Миранчука к себе в комнату, но подсознательно чувствует, что тому лучше не оставаться в коридоре. По крайней мере, в таком виде. Он усаживает его на диван, пытается понять, что случилось, не задавая никаких вопросов. Разумеется, Смолов добивается ровным счётом ничего. Как он может догадаться, что именно испытал Лёша, если не знает предыстории? И тогда мужчина задаёт конкретный вопрос. Пожалуй, это было ошибкой, поскольку Миранчук сначала молчит, долго смотря на напарника, а потом вдруг начинает рыдать. Федя откровенно теряется и, кажется, вмиг трезвеет. Ситуация явно приобретает какой-то очень нехороший характер, и он совершенно не знает, как из этого всего теперь выбраться. Решение, впрочем, принимается достаточно быстро, хотя Смолов не до конца осознаёт даже, почему именно так, а не как-то иначе. Он просто обнимает Лёшу. Осторожно прижимает к себе, чувствуя, как парень обхватывает его шею руками, тянет на себя. Приходится сесть рядом, чтобы было удобнее. Далее Федя вообще не понимает, что руководит его действиями, но он гладит Лёшу по спине и даже пытается говорить ему что-то успокаивающее. Постепенно Миранчук успокаивается, прекращает рыдать и только дышит часто, уткнувшись куда-то в шею Смолова. Проходит пара минут, прежде чем он поднимает взгляд на напарника. В комнате темно, если не считать фонаря за окном, свет которого проникает сквозь плохо задёрнутые шторы, поэтому можно лишь смутно догадаться, что сейчас выражает лицо напротив. Лёша смотрит на Федю и вдруг подаётся вперёд, касаясь его губ. Если бы Миранчук знал, почему делает это, то никогда в жизни не сотворил бы этот странный поступок. Но он не знает, а потому не отстранятся тут же. Впрочем, разве незнание освобождает от ответственности? Парень разрывает спонтанный поцелуй резко, мгновенно оказываясь как можно дальше от Смолова. Тот ошарашенно смотрит перед собой, не понимая, как вообще всё произошло. Казалось бы, Федю точно не должны удивлять поцелуи. Его целовали часто и много, иногда партнёры сами старались проявить инициативу, чтобы показать своё желание, но в данный момент... Это было совершенно не то. Это даже было не близко к тому, что обычно выражалось в поцелуях, которые дарили Феде. Мужчина впервые не знает, как описать произошедшее. Лёша, кстати говоря, тоже. Никто не может сказать, что значит этот поцелуй, и почему он возник. Вот только Лёша, к сожалению, знает, какое значение придаёт подобным жестам Антон. Ведь поцелуй в губы равняется привязанности, равняется клятве принадлежать всегда только тому, кому этот поцелуй предназначался. Семь лет назад Миранчук-младший дал клятву, а брат её принял.