Мафия

      Следующим же днём «Ригель» возвращается в привычное рабочее русло. Артём, конечно, этому совершенно не рад, ведь у них не было нормальных выходных, всего лишь какая-то жалкая неделя, если учесть декабрь. Впрочем, мало кто поддерживает возмущение Дзюбы, во-первых, потому что он слишком часто возмущается не по делу, а во-вторых, ситуацию всё равно уже не изменить. Нельзя же вломиться в кабинет Дениса и начать требовать ещё несколько дней отдыха. Нет, вообще-то, можно попытаться, только Черышев всё равно откажет и будет совершенно справедлив. Однако страдать Артём не прекращает, чем сильно действует на нервы Игорю.       Невозможно обойти стороной тот факт, что, вопреки раздражению, Акинфеев не спешит орать на своего напарника. Он почему-то решает терпеть, причём, смысл этого действия никому не ясен. Федя ходит и удивляется, так как никогда прежде не видел Игоря в подобном настроении. Конечно, мужчина всегда отличался ледяным спокойствием, которое было привито ему воспитанием Дмитрия Николаевича, но сейчас оно переходит все границы.       — Что-то мне это не нравится, — качает головой Смолов однажды за завтраком, когда Акинфеев покидает кухню, не перебросившись ни с кем и словом. — Как бы не помер.       — Кто? Игорь?! — удивляется Рома. — Я не уверен, что этого человека вообще убьёт хоть что-нибудь. Тьфу-тьфу-тьфу, — и на всякий случай стучит по столу. — Ты почему подумал об этом?       — Просто выглядит слишком странно в последнее время. Вроде бы и не плохо, но не так, как раньше.       — Ой, а тебе-то какая разница? — вклинивается Артём. — Переживай за одинаковых.       — Вообще-то, я Игоря знаю дольше, чем ты, так что имею полное право попереживать. Да и потом, должен это делать хоть кто-то, если тебе пофиг, — Дзюба широко распахивает глаза, запоздало понимая, что на него сейчас конкретно наехали. — А по поводу одинаковых, то с ними всё в порядке, поэтому не волнуюсь.       Федя, конечно, несколько ошибался, полагая, что у близнецов никаких проблем нет. Их было в избытке, просто в последнее время они стали беспокоить парней поменьше, хотя никуда не исчезли. Со дня на день всё могло вернуться на круги своя.       Иногда Смолов вспоминает тот странный вечер, когда он столкнулся с Лёшей в коридоре. До сих пор непонятно, что с ним тогда случилось, поскольку ни сам Миранчук, ни его брат не собирались снова говорить про это. Федя, однако, всё равно продолжает думать и строить предположения. На данный момент, одно хуже другого, и это не даёт ему покоя вот уже полмесяца точно. Казалось бы, какое Смолову дело, да только после Нового года он как-то сблизился с парнями. Напарники для мужчины всегда имели особое значение, тем более те, с которыми удавалось построить отношения, выходящие за рамки деловых. Пока что Федя был на верном пути.       Тем временем, Марио переезжает в новый кабинет. Рома выполнил обещание, поговорив с Денисом о проблемах Фернандеса, и тот нашёл другое рабочее место для своего помощника. Теперь Марио чувствует себя гораздо лучше, может более спокойно заниматься своими прямыми обязанностями, не ощущая неприятного страха и чужого присутствия за спиной. Вот только ему всё равно приходится идти мимо десятой комнаты, поскольку иначе до кабинета руководителя попросту не добраться. И каждый раз мужчина кидает боязливый взгляд на блестящий номерок на двери. Он не может опустить глаза в пол, не может быстро пройти, не оборачиваясь, всё равно что-то заставляет его смотреть прямо в глаза своим страхам, а потом возрождать в памяти некоторые отрывки своего пребывания в «Империи».       Марио действительно вспоминает кое-что. Конечно, лица по-прежнему слишком размыты, но иногда всплывают имена и обрывки фраз того человека, который нещадно издевался над ним ради собственного удовольствия. Всё это Фернандес рассказывает Роме, как единственному компетентному человеку. Разумеется, иногда хочется поделиться своими переживаниями и болью с кем-то ещё, например, с Сашей, всегда готовым выслушать, да только не может Марио взять и вывалить на Головина столько всего сразу. Вряд ли тому безумно интересно послушать о чужих психозах, ему вполне хватает Ильи, с которым иногда нужно обходиться очень осторожно. С остальными же Фернандес знаком не настолько тесно, чтобы лезть со своими кошмарами. Тем более, кто знает, вдруг у них полно личных?       Итак, теперь самым опасным местом для Марио становится собственная комната. Каждый раз, засыпая, он боится увидеть во сне что-то отдалённо похожее на свои воспоминания или даже конкретно их. Однако ожидания несколько не оправдываются. С одной стороны, можно порадоваться, но, с другой, то, что заменяет отрывки из памяти, ещё хуже. Марио видит убийства. Бесконечную череду убийств, сделанных его руками. Он постоянно кого-то убивает, а потом ещё долго смотрит на труп очередной жертвы. Этот кошмар повторяется изо дня в день, и, что наиболее ужасно, Марио просто не может проснуться. Он вынужден досматривать до конца.       Занимаясь очередным поручением, Фернандес вдруг задумывается над своими снами, совершенно не представляя, что бы они могли значить. Ведь говорят, что сны — это наши воспоминания или тайные желания. Вот только убивать Марио совершенно точно не хочет, тем более, так, как это представляет его подсознание. Надо снова побеседовать с Ромой, может быть, он что-то знает.       Однако Зобнин лишь разводит руками, будучи не в силах сходу дать нормальное объяснение. Психиатр обещает подумать над рассказом Фернандеса, хотя заранее предупреждает, что на это потребуется достаточное количество времени. Весь этот период Марио, скорее всего, придётся как-то терпеть и стараться не сойти с ума. Конечно, Рома мог бы дать ему какие-нибудь сильные препараты, убивающие сновидения, но в данный момент мужчина не считает это верным выходом из положения. Иногда надо уметь ждать.       — Я смотрю, ничего не меняется, — хмыкает Зобнин, заходя в кабинет Дениса и заставая его в очередной раз с бутылкой в руках. — У тебя точно не алкоголизм?       — У меня херовое настроение и куча проблем. Если ты сейчас скажешь нечто приятное, пожалуй, я допивать не буду, — мрачно отвечает руководитель.       — В таком случае, боюсь, тебе придётся открыть ещё одну. Я присяду? Разговор долгий.       Черышев кивает на стул рядом, и Рома начинает рассказ, основанный на последних известиях от Марио. И без того хмурый Денис сводит брови к переносице и поджимает губы.       — То есть тот твой план не сработал? — цепляется за самое неочевидное мужчина, несколько нарушая логику Роминого повествования. От перемены акцентов разговора, психиатр ненадолго замолкает, обдумывая ответ.       — Мой план сработал. Всё, чего мы хотели, мы добились. Марио больше не выбегает из кабинета в ужасе, — Зобнин делает очередную паузу. — Однако его расстройство нашло почву в другом месте.       — Можно поменьше загадок и метафор? Мне для полного счастья только мозгового штурма не хватало.       — Как хочешь, буду говорить проще. Короче, теперь Марио снятся кошмары, в которых он постоянно кого-то убивает. Выходит, что, убрав кабинет, как триггер, психика Марио ненадолго успокоилась и перестала искать причину для стресса. Но, видимо, это показалось ей слишком скучным, и теперь она добавила ко всему букету симптомов кошмары и флешбэки.       — Насколько часто происходит последнее?       — Зависит от того, нашёл ли Марио какой-то объект, напомнивший ему время пребывания в «Империи». Кстати, об этом. В последнее время мне кажется, что подсознание Марио пытается транслировать ему не только события с июля по сентябрь, но и что-то, произошедшее с ним гораздо раньше. По крайней мере, все эти сны про убийства никак не связаны с тем, чему он подвергался в «Империи». Конечно, может быть, это нормальное видоизменение и...       — Так, стоп, — прерывает Денис. — Ты обещал проще, а я всё равно ничего не понимаю. Что ты подразумеваешь, когда говоришь про какие-то события из прошлого Марио?       — Ну, вариантов у меня много. Начиная от того, что он мог стать свидетелем убийства, и заканчивая тем, что когда-то Марио убивал сам.       Черышев смеётся. Ну, какие вообще убийства и Марио? Эти понятия совершенно не подходят друг другу, по крайней мере, в настоящий момент. Разумеется, Денис ничего не знает о том, чем занимался его помощник, к примеру, лет десять назад, но всё равно вариант с криминалом находится на самом последнем месте. Он же видел Фернандеса, присматривался к нему в первые дни, поэтому с точностью в девяносто девять процентов может заявить, что мужчина не имеет никакого отношения к убийствам и крови. Денис прекрасно чувствует людей, он уверен, что не ошибается.       — Ладно, какие у тебя предложения? — наконец, спрашивает руководитель. — Мы ведь не оставим всё, как есть.       — Безусловно. За Марио нужен присмотр. Нужен кто-то, кто мог бы наблюдать за его состоянием, пусть и не пристально, поскольку иначе можно упустить нечто важное. Я бы посоветовал тебе отправить его в соответствующее учреждение, вот только заранее знаю, что не послушаешь. Впрочем, это твоя проблема, поэтому и решать её тебе.       — Не понял, то есть ты просто отказываешься помогать?       — Я не отказываюсь. Но я чисто физически не смогу контролировать Марио, поскольку у меня уже есть Илья, который находится в гораздо более опасном состоянии, — Рома поднимается из-за стола. — К тому же, ты прекрасно знаешь, как я отношусь к твоим благим намерениям. Денис, нельзя построить нормальную организацию, если каждый второй сотрудник на грани психического расстройства.       — Вообще-то, у всех всё хорошо, кроме Ильи и Марио.       — А ещё говорят, что ты людей чувствуешь, — на лице Ромы саркастическая улыбка. — Ты ничего не знаешь про своих людей, Денис. Совершенно ничего. Ладно, я понимаю, что у тебя много сотрудников, за всеми не уследишь, но за собственной-то командой! Ты ведь сам набирал их. Неужели у тебя такая фишка работать исключительно со сломанными и сломленными?       — Без твоих советов разберусь, кого и куда мне брать, — сквозь зубы огрызается Черышев.       — Окей. Я мешаться больше не буду, займусь исключительно Ильёй. Ведь ради него я сюда пришёл, а не чтобы лечить всех твоих психов.       — За языком следи.       — Кстати говоря, на себя тоже смотреть иногда надо.       С этими словами Рома выходит из кабинета, а Денис вновь берётся за бутылку, залпом допивая её содержимое. Как же всё не вовремя навалилось! Хотя, может быть, так было всегда, просто именно сейчас Черышев устал, и проблемы на каждом шагу теперь кажутся более серьёзными.       Однако над ситуацией с Марио ему приходится подумать. Рома, должно быть, не просто так говорил о присмотре, видимо, без него могут наступить не самые приятные последствия. Денису совершенно не нужны потери в штабе приближённых сотрудников.       — И потом ещё здесь была ошибка, но мы с Ильёй разобрались. Теперь уже всё нормально, — говорит Фернандес, показывая на какую-то строчку, а затем переворачивает лист. — Я постараюсь закончить сегодня с оставшимися, но тут много. Можно взять дополнительный день?       Денис смотрит сквозь листы, вполуха слушая своего помощника, и Марио замечает это. Вздыхает, понимая, что зря столько времени распинался, мог бы просто рассказать всё в двух словах.       — Я спросить хотел, — снова пытается обратить на себя внимание Фернандес, еле ощутимо дотронувшись до плеча руководителя. Тот вскидывает голову и пытается быстро вспомнить, на чём они остановились. — Можно мне ещё день поработать? А то это невозможно закончить за сегодня.       — Да-да, конечно, — кивает Денис. — В целом же всё в порядке? Вы с Ильёй там разобрались?       — Ага, — снова вздыхает Марио, захлопывает папку с документами и собирается отправиться к себе в кабинет.       — Постой, ты же говорил, что там осталось немного. Доделай здесь, чего два раза по коридору ходить.       Денис хочет сказать что-нибудь более вразумительное, но способен только на две кривые фразы. За Фернандесом надо присматривать, однако никто не требовал, чтобы этим занимался сам Черышев. Да он и не планировал, вообще-то. Просто в данный момент никакой кандидатуры получше не нашлось.       Впрочем, стоит Марио пожать плечами, согласившись на предложение, а руководителю отойти к окну, как до него тут же доходит самый очевидный вариант решения проблемы. Саша Головин, Господи, это же было так легко! Он всегда рядом с Фернандесом, да и в последнее время постоянно без дела. Был бы Денис в кабинете один, точно стукнул бы себя по лбу за недогадливость. Кажется, мужчина стал слишком рассеянным и несобранным, а ещё сотрудников своих упрекать в этом смеет.       В кабинете Дениса никогда не бывает посторонних. Сюда приходят или на собрания, или с отчётами, и третьего просто не дано. Черышев не любит, когда рядом сидит кто-то лишний, кто мог бы провести время в другом месте. Это отвлекает его и мешает работать. Возможно, всё тянется с детства, ведь на протяжении своего взросления Дениса постоянно отлучали то от друзей, то от семьи, то от возлюбленных. Он уже привык всегда всё брать на себя, и, собственно, именно эту фразу сказал ему Игорь, когда убеждал занять руководящий пост в «Ригеле».       Сейчас в помещении присутствует Марио, и Денис чувствует себя неуютно. В его личное пространство вторглись, причём, он сам же этому поспособствовал. «Ты бы его ещё в комнату к себе пригласил, идиот», — размышляет Черышев, исподлобья поглядывая на помощника, склонившегося над бумагами. Кажется, того ничего не напрягает, он полностью погружён в своё дело и ни на что не отвлекается. За такое принято обычно хвалить.       — Ты куда-то торопишься? — спрашивает Фернандес, когда руководитель раз в четвёртый проходит от одной стены к другой. Мужчина даже не сразу отзывается, поскольку не привык ещё, что помощник теперь обращается к нему без показательной вежливости. Впрочем, тут тоже не обошлось без вклада Дениса. Пора бы уже перестать удивляться очевидным вещам.       — Нет у меня сегодня никаких дел. Просто жду, пока ты закончишь.       — Ты задерживаешься ради меня? Не стоило. Можно было сказать, чтобы я поторопился. Тем более, ещё завтрашний день есть, — Марио вкладывает вытащенные листы в папку и закрывает её.       — Я как-нибудь без посторонних советов разберусь, что, кому и когда мне говорить.       — Извини, я не хотел грубить, — на лице мужчины сразу такое раскаивающееся выражение, будто он только что совершил один из семи смертных грехов.       Черышев анализирует ситуацию и понимает, что извиниться стоило бы ему. Он вообще в последнее время стал слишком резок со своими подчинёнными, это очень напоминает поведение его отца. Конечно, тот в любом случае будет представлять из себя идеал руководителя в глазах Дениса, однако мужчина не собирается полностью копировать все замашки родителя. С большей частью он не согласен и будет осуждать их до конца своих дней.       — Завтра тоже можешь здесь работать, — вместо всего обдуманного произносит Черышев.       — Спасибо, но у меня ведь есть свой кабинет...       — Завтра работаешь тут.       — Ну, ладно.       Идя по коридору, Марио размышляет над непонятным поступком руководителя. Зачем он так категорично пытается оставить его у себя в кабинете? Может быть, он хочет проследить за процессом работы, потому что по какой-то неизвестной причине начал сомневаться в полезности Фернандеса? Тот аж останавливается прямо перед дверью лифта, словно его только что холодной водой окатили. Нет, ни в коем случае нельзя падать в грязь лицом. Надо стараться ещё лучше, надо доказать, что он не зря занимает тут место...       Со стен на мужчину смотрят портреты, и он долго вглядывается в один из них. Резкая боль в висках заставляет зажмуриться, а перед глазами всплывает слишком чёткая картинка: глаза, чьи-то светлые глаза, наполненные, однако, лишь жестокостью и ненавистью. Марио прислоняется к стене, медленно выдыхая, когда воспоминание отпускает его. Он может только догадываться, кому принадлежат глаза, ведь кроме этого человека, никто больше не приходит с такими ощущениями. Где-то под рёбрами начинает ныть, и Марио прижимает ладонь к нужному месту, надавливая, думая, будто это поможет избавиться от боли. В этот момент лифт приезжает на этаж.       Денис закрывает кабинет и уже предвкушает вечерний отдых в компании очередной бутылки чего-нибудь крепкого, как вдруг обнаруживает вышеописанную картину. Коридор позволяет ему остаться незамеченным. Впрочем, вряд ли в своём состоянии Марио мог бы среагировать хоть на что-то постороннее. Теперь руководитель своими глазами увидел то, о чём предупреждал Рома. Быть может, всё уже настолько плохо, что никакой присмотр не поможет Фернандесу, но сразу здесь судить нельзя — скорее всего, ошибёшься. Однако внезапное решение лично смотреть за помощником больше не кажется настолько бессмысленным и напрягающим. Денис, как настоящий руководитель, обязан решить эту проблему. Денис, как человек, привыкший всё делать в одиночку, обязан взять всю полноту ответственности на себя.

***

      Артём чувствует себя ужасно уныло по утрам, особенно, когда вокруг ничего не происходит, а коллеги предпочитают буквально спать за столом вместо того, чтобы вести какие-нибудь разговоры. Самое ужасное, что Дзюба пытается хоть немного расшевелить остальных, вбрасывая внезапные шутки, но реагируют на них вяло. В конце концов, мужчина не выдерживает и хлопает по спине Смолова, который как раз пытался отхлебнуть немного чая. Разумеется, ему попадает не в то горло, он начинает кашлять и чай, по сути, оказывается буквально прямо на задумавшемся Головине.       — Ну, ёпт, вашу мать! — возмущается Саша то ли забрызганной футболкой, то ли тем, что его мысли были прерваны самым варварским способом. В любом случае, парень встаёт из-за стола, чтобы отправиться за новой одеждой, однако не успевает сделать и пары шагов в направлении двери, как врезается во взбешённого Игоря.       Кажется, утро слишком быстро перестаёт быть скучным, ибо Акинфеев, прошипев нечто неприятное в сторону Головина, подлетает к холодильнику, ищет в нём что-то бешеным взглядом, а потом говорит громко, одновременно захлопывая дверцу с такой силой, что холодильник угрожающе пошатывается:       — Блядь, в этом грёбаном здании есть хоть что-нибудь?!       — А что тебя интересует? — спокойно и не без видимого удовольствия спрашивает Артём.       — Сливочное масло, нахуй. Сука, то соли нет, когда она так нужна, то графина. Идиотизм!       — Бля, Игорь, хорош орать, — стонет Федя, наконец-то расправившийся с последствиями чайной церемонии. — Масла у него нет. Кому оно вообще было нужно до сегодняшнего утра? Ты чего возмущаешься с нифига?       — С нифига?! — мужчина только что на месте не подпрыгивает. — Да я, блядь, если найду этих сук, которые не дали мне выспаться, придушу голыми руками.       — В смысле? Всё же нормально ночью было, — не понимает Артём.       Дело в том, что комната Игоря располагается в другом конце коридора. Между комнатой Ромы и комнатой близнецов. Артём, Федя, Марио и Саша живут в другой половине этажа. Где-то посередине всего этого существует комната Ильи, но все уверены, что мужчина предпочитает жить у себя в компьютерной, хотя никто не видел там кровати. Тем не менее, если какое-то событие происходит в районе Игоря, то Федя с Артёмом об этом узнать не могут — слишком большое расстояние, да и звукоизоляция довольно хорошая. Впрочем, Акинфеев готов с этим яростно спорить.       — Если бы я хотел полночи слушать, как кто-то трахается, я бы спал у себя в борделе. И то, мне кажется, там было бы так громко.       Саша, так и не ушедший к себе, нервно потирает затылок, не припоминая, когда у них случалось нечто подобное. Интересная ситуация, однако.       — И кто же мог это делать? — задаёт вполне логичный вопрос Артём.       — Всем доброго утра! — в дверном проёме стоит Лёша, потягивающийся и чувствующий себя, кажется, совершенно прекрасно. Более того, на нём какая-то толстовка невероятных размеров, в которую легко могло бы поместиться два Артёма. В ней Миранчук выглядит довольно забавно.       — Кому как, — грубо фыркает Игорь, скрещивая руки на груди. — Скажи мне, Лёша, как ты сегодня спал?       — Вроде нормально.       — Странно, а я вот не очень. Кто-то постоянно мешал мне это делать.       Парень удивлённо приподнимает одну бровь, с сомнением смотря на Игоря. Он чувствует злость, исходящую от мужчины, и аккуратно обходит его, чтобы сесть за стол. Головин машет рукой со вздохом, попросив Артёма потом рассказать, чем закончится дело, удастся ли выяснить, кто помешал Акинфееву.       — Передаю привет тому идиоту, который начал пылесосить в пять утра! — неожиданно врывается на кухню Рома. — Что за внезапная потребность в уборке?! Кому это понадобилось?!       — Допустим, мне, — холодно отвечает Игорь. — Ты даже не представляешь, что именно сподвигло меня на такой поступок. Сегодня ночью кто-то решил, что потрахаться прямо рядом с моей комнатой — это охуенная идея, лучше и придумать нельзя! Нет, я не имею ничего против выражений любви или удовлетворения своих физиологических потребностей. Но! Нахуя стонать на весь блядский этаж? Неужели нельзя хоть немного подумать о людях?! Может быть, кому-то сегодня вставать рано!       — Даже не знаю, — всё ещё с претензией продолжает Зобнин. — Возможно, стоны были бы лучше, чем звук пылесоса. Я думал, что из меня высасывают душу.       — Хорошо, признаю свою вину, мне не следовало этого делать, — соглашается Игорь. — Вот только я просто не мог больше слушать эту порнуху! Такое чувство, будто меня изнасиловали в уши! А я всегда начинаю делать уборку, когда испытываю стресс.       — Кто-нибудь что-то понимает? — шёпотом спрашивает Лёша у Феди с Артёмом. Те синхронно мотают головами. Абсурдная ситуация переплюнула сама себя, превратившись в совершенно неясный бред.       В итоге, ни Игорь, ни Рома не завтракают, поскольку понимают, что сейчас лучший момент для сна. Надо восполнить ночные часы, пока их не вызвали на собрание или не послали на задание. Тем не менее, Акинфеев до сих пор намерен разобраться с нарушителями его спокойствия. На их месте стоило бы уже паковать вещи и валить подальше из организации, ведь слова Игоря с обещанием мучительной смерти были сказаны совершенно серьёзно.       — Как в венгерском артхаусе, — комментирует Федя.       — Ты смотришь венгерские артхаусы? — ужасается Артём.       Смолов цокает языком и начинает рассказывать давнишнюю историю про то, как его позвали на тематическую вечеринку, где все собирались покурить травки и посмотреть кино. Ну, кино бывает разным, и Феде повезло попасть на шестичасовой марафон венгерского артхауса. Все вокруг восхищались глубинными смыслами, которые режиссёры этих шедевров смогли показать на экране, а Смолов лишь курил, как не в себя, думая, что скоро и это ему перестанет помогать. Да, ещё целую неделю после он не мог адекватно воспринимать окружающее.       Лёша громко смеётся, обещая запомнить совет и никогда не смотреть венгерские артхаусы, даже если от этого будет зависеть жизнь. Огромная толстовка немного сползает с плеча парня, и Артём замечает россыпь засосов на Миранчуке. Мужчина начинает улыбаться, складывая в уме невыспавшегося Игоря и внешний вид Лёши.       — Интересно, — тянет Дзюба.       — Что тебе интересно?       — Да так, просто, — недвусмысленно указывает взглядом куда-то на туловище Миранчука, и тот пытается понять, что же не так. Где-то через минуту до него доходит, и он чуть смущённо подтягивает толстовку обратно.       — И что такого? У меня есть личная жизнь.       — Заметно. Что ж ты раньше про неё не рассказывал, а? Вот, бери пример с Феди, ни одно его похождение без обсуждения не обходится.       — Не считаю нужным посвящать всех в это, — пожимает плечами парень, и элемент одежды снова сползает.       — Чёрт, ну, так неинтересно. Миранчук, ты всё портишь своей скромностью.       — Ну, извините, что у меня...       — Ты женат? — перебивает Артём, упирая взгляд в кольцо на безымянном пальце Лёши.       — Что? Нет! Это... это просто... красиво и всё.       Федя закашливается, поэтому Дзюба временно переключается на него, но только чтобы в очередной раз за сегодняшнее утро долбануть со всей силы товарища по спине. Смолову уже начинает казаться, что ему сломали какую-нибудь кость. Он поднимает возмущённый взгляд на друга, не успевая высказать всё, что думает о нём, поскольку в районе двери появляется Антон. Артём приветливо улыбается ему, чуть-чуть ухмыляясь, внимательно следит за каждым движением парня, пока тот трогает рукой чайник и достаёт с верхней полки две чашки.       — А тебе как спалось? — интересуется Дзюба с иронией в голосе.       — Прекрасно. А что?       — Да просто Игорь тут ходил и орал, что ему не дают высыпаться соседи. Судя по всему, проблема явно была не в Роме, который тоже не спал. Но я знаю, что у Игоря есть ещё соседи... Кто-нибудь помнит, какие?       — Пиздец, у тебя намёки прозрачные, — хмыкает Антон. — Ну, мы его соседи. В чём проблема-то? Вроде, всё нормально ночью было. Во всяком случае, у меня.       — Оно и видно, — с сторону произносит Артём, снова бросая недвусмысленный взгляд на Лёшу.       Тот начинает нервно натягивать рукава толстовки на ладони, сосредоточенно смотря куда-то между Дзюбой и стеной. Когда брат садится рядом, ставя на стол чашки, всем в глаза бросается кольцо на пальце Антона. Аналогичное, кстати. Артём и Федя вопросительно переглядываются, чем вводят близнецов в небольшой ступор.       — Что происходит вообще?       — Слушай, Тоха, у тебя есть личная жизнь? — вопросом на вопрос отвечает любопытный Артём.       — Тебе-то какая разница?       — Просто интересно. Вот у брата твоего есть, например. А у тебя?       — Ну, допустим, тоже. Это на что-то влияет?       — На бодрость Игоря, — усмехается мужчина.       — Ты сейчас пытаешься меня в чём-то обвинить? А не кажется ли тебе, что это немного моё личное дело?       Начинающийся спор прерывает Марио, который забыл вчера предупредить Федю и близнецов, что сегодня в два часа их ждёт Денис у себя в кабинете. Фернандес вчера вообще мало что мог осознать после очередного приступа около лифта, зато утром, как только проснулся, так сразу всё вспомнил. Впрочем, новость не особенно радует троицу, ведь у каждого были свои планы, а забывчивость Марио начинает выходить боком остальным членам «Ригеля».       Впрочем, задание выполняется так же успешно, как и предыдущие. Снова всё делают близнецы, снова Смолов лишь наблюдает со стороны, и, казалось бы, всех всё должно устраивать, ведь никто никому не мешает. Однако Антон, стоя перед зданием организации и закуривая уже вторую сигарету, задумчиво смотрит на Федю или даже куда-то сквозь него.       — Слушай, а когда ты начнёшь приносить пользу? — спрашивает парень.       — Мы же вроде решили, что я безнадёжен. Да и потом, вы всегда можете пожаловаться Черышеву, если что-то не так. Это мы, кажется, тоже обговаривали.       — Да, знаешь ли, не очень хочется быть крысой, но раз ты настаиваешь... — Миранчук вздыхает. — Федя, мы уже почти три месяца вместе. Работаем вместе. Тебе самому-то не хочется что-то поменять?       — Ну, я бы машину себе новую купил, — пожимает плечами мужчина, а его напарник закатывает глаза. Лёша, кстати, практически никак не реагирует на происходящее сбоку. Его больше занимают медленно падающие с неба снежные хлопья.       Он думает о недавнем разговоре с Артёмом, которым слишком активно интересовался их с братом личной жизнью. Конечно, Миранчуку совершенно всё равно, как к нему станут относиться временные коллеги, если узнают про его отношения с Антоном. Это ведь их с братом дело, другим в него соваться не следует. Однако есть какое-то мерзкое чувство скрытности, подсознательное желание оставить всё в тайне. Лёша смотрит на своё кольцо, которое не снимает практически шесть лет. Удивительно, что за это время только Артём задал логичный вопрос о браке. Остальным людям, встречавшимся на пути близнецов, было как-то абсолютно безразлично.       — Я имею в виду кое-что более масштабное, Смолов. Включи уже мозги. Неужели тебе так нравится чувствовать себя ничтожеством по сравнению с нами? — продолжает Антон.       — Не преувеличивай своего значения. Да, может быть, вы чуть-чуть лучше меня, но у меня есть опыт...       — И где он? Почему я до сих пор ни разу его не видел? А я тебе отвечу. Ты просто банально не хочешь даже пытаться. Вот это и делает тебя ничтожным. Люди, Смолов, должны всегда стремиться к развитию, ты же стремишься исключительно к деградации. Однажды ты очухаешься на дне, но будет уже поздно.       — Поздравляю, в тебе умирает философ. Со своим дном я разберусь как-нибудь сам, благо не в первый раз.       Он ускоряет шаг, оставляя Антона позади. Тот бросает взгляд на своего брата, прося помощи, но Лёша ничего не слушал, поэтому только разводит руками, предлагая на данный момент оставить напарника в покое. Миранчук-младший категорически не согласен с этим решением, у него есть более масштабные планы, но, видимо, придётся следовать всем известному правилу: «Хочешь сделать что-то хорошо — сделай это сам».       — Федя, блядь, — говорит парень, возникая на пути Смолова. — Я пытаюсь тебе помочь. Мог бы хоть из уважения послушать.       — Ну, хорошо, давай я тебя послушаю. Вряд ли ты скажешь что-нибудь информативное, конечно...       — Я тебя сейчас ударю, — мужчина примирительно выставляет вперёд руки. — Вот, прекрасно. Послушай, Федя, я понятия не имею, что именно заставляет тебя опускаться на это самое дно, но в любом случае так нельзя. Мне неизвестно, сколько мы ещё проработаем вместе... В смысле, мало ли что там, какие обстоятельства... Короче, ты понял. Какое бы время нам не выделили, я не хочу постоянно смотреть на твою деградацию.       — Ну, а я не хочу что-либо делать. Меня всё устраивает.       — А меня нет!       — Так, может быть, это уже твои проблемы? Причём тут я?       — Ох, блядь, я надеялся не говорить этого, — вздыхает Антон, отбрасывая недокуренную сигарету в сторону. — Короче, это... Ну, мне на тебя типа не пофиг, я как бы переживаю и всё такое. Вот. Прими, как факт, и начни подниматься со дна.       Федя действительно удивлён, потому что из всего списка знакомых Миранчук был последним, кто теоретически мог сказать нечто подобное. Значит, он переживает за своего напарника. Очень интересно. С чего бы вдруг? То каждый раз ничтожеством и позорищем называет, показывает всю свою неприязнь, а теперь, пожалуйста, чувства какие-то выразить пытается. Странные они с братом. Один посреди истерики может полезть целоваться, у второго вообще любое действие продиктовано, похоже, всем, чем угодно, но только не мозгами.       Да, Федя до сих пор помнит тот спонтанный поцелуй от Лёши. Уж кто-кто, а Смолов такие ситуации обычно забывает через пять минут, но не в этот раз. Он до сих пор не может понять, зачем парень тогда сделал столь отчаянный шаг. В том, что свой поступок Миранчук совершил исключительно от отчаяния, сомневаться не приходится. Но на что он рассчитывал? Никакого продолжения, кажется, требовать не пытался. Более того, будто бы испугался своей решительности, да и выглядел слишком ошеломлённым. Федя уже начинает путаться в логике близнецов, хотя давно закрадываются подозрения, что она отсутствует напрочь.       — Да, ты действительно зря это сказал, — произносит Смолов и с удивлением отмечает, что в глазах напротив мелькает разочарование. — Зря, потому что теперь я должен, по идее, раскрыть тебе душу.       — Так раскрывай. Мы же напарники.       — Вау, ещё несколько недель назад ты знать меня не хотел, а тут откровений требуешь. Нет, Антон, давай как-то более постепенно. Начнём издалека, а потом по ситуации.       — Господи, ну, давай я тебе тоже что-нибудь расскажу, чтобы быть в одинаковом положении.       — Да уж, умеешь ты приебаться на пустом месте, — Федя кусает нижнюю губу, задумываясь. — Хорошо, раз тебе приспичило, я согласен. Только учти, тебе придётся слушать меня от и до. Только попробуй возмутиться.       — Без проблем. Когда?       — Сегодня в половине восьмого.       — Прекрасно, у меня как раз нет никаких планов. Лёша! — окликает Антон своего брата. — Сегодня в половине восьмого мы идём к Феде слушать его нытьё. Ничего не спрашивай, так надо.       Тем не менее, за час до назначенного времени Миранчук уже толкает близнеца, сообщая, что им пора выходить. Лёша непонимающе бросает взгляд на часы, поскольку точно слышал информацию про половину восьмого.       — Да, всё правильно, — кивает брат, хватая его за запястье и утаскивая вдаль по коридору. — Но мы придём раньше. В этом весь смысл.       Любой из планов Антона уже вызывает кучу вопросов одним своим существованием, так как чаще всего они служат благим целям, но исполняются слишком криво или требуют каких-то невероятных обстоятельств. Впрочем, на данный момент Лёша никакого особого подвоха не чувствует, он уверен, что брат знает, что делает.       Федя же старательно пытался привести свою комнату в божеский вид. Вообще-то, они не договаривались о месте, но почему-то негласно решили собраться именно на его территории. Смолов уборку терпеть не мог, так что никогда не стал бы, как Игорь, пылесосить в пять утра. Сейчас он лишь убирает всё ненужное, что может повлечь за собой цепочку неуместных вопросов. Однако стоит ему взять в руки какую-то фоторамку, стоящую на полке, и раздаётся стук в дверь. Мало ли, кто это может быть. Тот же Дзюба часто заходит без причины, чтобы просто вкинуть какой-нибудь идиотский факт или задать дурацкий вопрос.       Однажды Артём смотрел футбольный матч. Федя понятия не имеет, за какую команду болеет его друг, и есть ли у него фаворит в чемпионате какой-либо страны, но подозревает, что московские клубы Дзюбу не особенно привлекают. В принципе, у Смолова давно есть мысль, что товарищ не в восторге от столицы в целом, и при любой удобной возможности он уехал бы отсюда... Но вернёмся в тот момент, когда Артём посмотрел матч. Очевидно, что кто-то там феерично проиграл, и это опечалило мужчину. Он решил поделиться своим горем с другом, поэтому вломился к нему в комнату поздно вечером и начал рассказывать, как один кривоногий идиот не смог отдать пас на полметра другому идиоту, ещё более кривоногому. Федя, как любой нормальный друг, конечно, выслушал столь пламенную речь, хотя почти ничего не понял.       Сейчас же Смолов надеется, что это не Артём, у которого опять что-то произошло, ибо тратить целый час на разговоры ему не хочется. Впрочем, ещё меньше он ждёт близнецов.       — Вы пришли на час раньше? — удивляется Федя.       — Правда? А я был уверен, что мы договаривались именно на это время. Но ты же не выставишь нас за дверь? — произносит Антон.       Напарник отходит чуть в сторону, позволяя парням зайти. Они с особым интересом и вниманием оглядывают его комнату. Пожалуй, больше всего их впечатляет наличие разных несочетающихся друг с другом предметов, вроде каких-то небольших картинок на стенах, фигурок на столе и внезапных огромных часов в золотом обрамлении рядом со шкафом.       — Ты пытался собрать тут музей? — интересуется Лёша, поднося к глазам фарфоровую чашку с каким-то рисунком. Когда он был здесь в прошлый раз, то ничего рассмотреть не смог. Во-первых, его совершенно не волновала в тот момент окружающая обстановка, он согласился бы рыдать даже на кладбище. Во-вторых, единственный источник света представляло из себя незашторенное окно.       — Нет. Это всё Головин. Вечно притаскивает какой-нибудь хлам с каждого задания. Мне иногда кажется, что он всё же клептоман, — Федя до сих пор держит в руках фоторамку, но замечает это только сейчас, так что начинает искать место, куда её можно убрать. Фотография внутри — явно не то, на что хотелось бы обращать внимание.       Впрочем, исполнить задуманное мужчина не успевает. Вездесущий Антон уже вопросительно смотрит на предмет в руках напарника, а потом самым наглым образом забирает его себе. Нет, это провал. Теперь точно не удастся уйти от не особо приятного откровенного разговора.       На снимке двое людей — мужчина и женщина. Первый, естественно, Федя. Очень счастливый, кстати, улыбающийся широко, он приобнимает свою... Наверное, это его девушка. Она тоже ничего, довольно симпатичная, определённо за ней ходило много желающих, но она отдала предпочтение Смолову.       — Это... — начинает Антон.       — Это неважно, — Федя вырывает фоторамку из рук парня и кидает её в какой-то ящик. — Больше не вспоминаем.       — Слушай, а не с неё ли всё началось? Ну, точно. Классно, то есть весь этот бред из-за какой-то...       — Она не какая-то!       Федя зло смотрит на Миранчука, а потом с досадой отмахивается и подходит к серванту. Он ищет что-то за дверцей на третьей полке и находит всего лишь бутылку с портвейном, разумеется, тоже появившуюся благодаря Головину. Возможно, что во всей этой комнате нет ни одной вещи, которая изначально принадлежала Смолову.       — Ну и что в ней такого особенного? — спрашивает Антон и садится по правую руку от напарника, уже расположившегося на диване. Лёша следует примеру брата и садится с другой стороны.       — Я просто её... любил.       — Прикольно. А зачем тогда..?       — Потому что мы давно расстались. Слушай, Миранчук, какая тебе разница? — но потом мужчина вспоминает, что здесь бесполезно искать логику и смысл, тем более, они изначально договаривались именно на такой разговор. Антон, несмотря ни на что, прав, ведь все Федины проблемы так или иначе были связаны с Ингой. Сначала с их расставанием, а теперь с её смертью.       Смолов узнаёт об этом случайно, буквально по слухам. Благодаря им же, он узнаёт, кто именно убил девушку. Пожалуй, он даже удивлён не был. Александр Кокорин, чёрт бы его побрал, постоянно возникал в этой истории, вмешиваясь своим появлением в самый неподходящий момент. Что ж, из-за него всё дерьмо началось, им же и закончилось. Наверное, так правильно и логично.       Тем не менее, если раньше Федя ещё находил в себе силы хоть на какую-нибудь деятельность, то, посетив могилу Инги, он их окончательно растерял. Теперь ему не хотелось ничего. Его бы воля, он бы из комнаты не выходил. Помер бы себе тихонечко от передоза или от голода — неважно совершенно. Всё-таки он слишком сильно любил Ингу, это, видимо, была единственная настоящая любовь в его жизни. Вряд ли удастся снова найти что-то, хоть отдалённо похожее на неё.       — Федь, так нельзя, — тихо говорит Антон, выслушав всю долгую историю напарника.       — Тебе-то откуда знать, как можно? Если бы ты потерял самого дорогого человека, то поступил бы как-то иначе?       — Если бы я был на твоём месте, я бы застрелился, прыгнул с моста или, в крайнем случае, перерезал себе вены, но точно не стал бы заниматься такой хуйнёй, которой страдаешь ты. Понимаешь ли, когда ты на самом деле любишь человека, когда он — твой смысл жизни, то ты просто не можешь без него. Без него ты совершенно ничего из себя не представляешь, ты какой-то неполноценный, что ли... Короче, когда рядом нет этого самого человека, то ощущения, будто от тебя оторвали какой-то кусок. И всё, уже ничего без него не надо. Жить не надо, дышать не надо.       — А мне типа надо?       — Не перебивай, — Антон вздыхает и проводит рукой по плечу Смолова, после чего упирается подбородком в это же самое плечо, смотря куда-то в висок напарника. — Федь, если бы ты её любил так, как думаешь, ты бы уже давно умер.       — То есть ты хочешь сказать, что я на самом деле её не любил?       — Нет, любил. Но не настолько сильно.       — А может быть, я просто...       — Нет, Федь.       Смолов закатывает глаза. С чего Антон вообще решил, что всё про него знает? Они общаются друг с другом всего лишь месяца два, если уж округлять. Мужчина поворачивает голову ко второму Миранчуку, надеясь хоть от него услышать что-нибудь более приятное, но Лёша только качает головой. Ну да, он всегда согласится с братом.       — Хорошо, хрен с вами, психологи. Допустим, мы выяснили, из-за чего я начал падать на это грёбаное дно. Что дальше-то делать?       — Подниматься со дна, — пожимает плечами Антон.       — Вау, а я-то думал, что-то более сложное. Как я, по-твоему, смогу это сделать, если до сих пор был не в силах?       — Один не сможешь. Но у тебя же есть люди, которые помогут.       — И кто же?       — Например, Дзюба, — вклинивается в разговор Лёша. — Вы же с ним друзья, причём, насколько я вижу, довольно настоящие. И потом ещё Головин много раз вспоминал про Дениса, с которым ты тоже, вроде как, не враждуешь.       — Ой, Дениса уж точно мне не надо. Друг из него очень херовый. Конечно, может быть, я не имею права так говорить, но... Но всё равно пусть идёт к хуям, пока не начнёт ценить тех, кто вместе с ним прошёл через различное дерьмо во имя «Ригеля», — Федя задумывается. — Выходит, одна надежда на Дзюбу. Да уж, звучит не особо оптимистично.       — Кхм-кхм, — возмущённо кашляет Антон. — А мы тебе зачем? Вот только не надо так удивлённо на меня смотреть. Можно подумать, будто я совсем мудак и не стану помогать человеку, если вижу, что он в отчаянии.       — Ты серьёзно сейчас?       Миранчук цокает языком и поднимается с дивана, кивает брату в сторону выхода и, видимо, собирается на самом деле обидеться из-за слов напарника. Тот хватает его за запястье, останавливая:       — Ладно, тебе. Я как должен был догадаться, что на вас можно рассчитывать?       — Телепатически, — смеётся Антон.       В этот момент из коридора раздаётся какой-то непонятный визг, и троица спешит узнать, что же именно случилось. Однако они находят лишь Сашу. Слишком счастливого Сашу, который на все вопросы только загадочно улыбается и уходит к себе в комнату, не собираясь ничего прояснять.       Дело в том, что позавчера он работал в баре, никого не трогая, и вдруг у него зазвонил телефон. Саша ответил на звонок, даже не удосужившись посмотреть, кто именно его беспокоит, и продолжил протирать какой-то стакан. Однако в трубке неожиданно раздался голос Александра. После того, как он отправил парню новогоднюю смску, не зная его номера, Головину уже можно было не удивляться, но он всё равно удивился. Александр сообщил, что он в России, правда, пока лишь в Саратове. Что он там забыл, Сашу совершенно не интересовало, так как он буквально почувствовал присутствие мужчины в одной с ним стране.       — Я постараюсь найти возможность оказаться в столице, — напоследок сказал Ерохин, и Саша был на сто процентов уверен, что тот улыбнулся.       Ещё никогда Саратов не был так близко к Москве. Однако сегодня он стал ещё ближе, поскольку Александр сфотографировал парню билет на самолёт, благодаря которому он через полтора часа уже будет здесь, в одном с Сашей городе. И они обязательно увидятся.