Where to begin eludes me Without you to remind me «Just begin»
Сакамото Наоки – обладатель докторских степеней по нейробиологии и биоинженерии, пять лет назад описал действующую модель искусственного позвоночника из наноматериала, в настоящее время возглавляет научно-исследовательский институт по изучению свойств синтетических металлов, спонсирует фонд борьбы с болезнью Альцгеймера и эпилепсией. За его счет построено восемнадцать больниц, шесть рекреационных центров, а также университет биокибернетических технологий и трансплантологии, где он преподает биоинженерию. Уважаемый и во всех отношениях достойный человек, добившийся немалых успехов в свои тридцать два года. Изначально заслужил авторитет научными трудами по функционированию человеческой памяти и принципах формирования ассоциаций. Потом кардинально сменил сферу деятельности и занялся исследованиями спинного мозга, периферической нервной системы и высокотехнологичными протезами. Его мать была известным генетиком, пока семь лет назад ей не диагностировали прогрессирующую деменцию. Это стало трагедией не только для семьи, но и для всего научного сообщества Японии. Информации об отце Сакамото Наоки вы, однако, много не найдете. И все же если очень постараться, то можете, разве что, прочитать отрывок из его ранней биографии, где сказано, что тот ушел еще до рождения будущего ученого и в его последующей жизни участия не принимал. Разумеется, имени вы не увидите тоже, а фамилию дала мать. Наше государство с особым уважением относится к вопросам конфиденциальности и этики. И все же, вопреки ложному, но по неясным причинам весьма распространенному мнению, я – не государство. – Все же люди – удивительно упорные существа, не находите? – стрелка часов коснулась шести, пора разливать чай. – Иметь в своем распоряжении все чудеса современной медицины и до последнего дня носить позолоченные зубы. Не лучшего качества, к слову. – Он был довольно консервативным человеком, – сначала, разумеется, кружка гостя. Знакомый теплый пар щекочет ладонь. – И всегда с недоверием относился к актуальным эпохе технологиям. – Тем больше уважения вызывает ваше с ним сотрудничество, Сакамото-ши, – идеальный цвет, и ни минуты дольше. – Как же вам удалось его убедить? – И вправду, восхитительный аромат. – Лучше подождать несколько минут, пусть немного остынет. Излишне горячий чай вреден. – Расширяет сосуды носоглотки и обжигает пищевод, если быть точнее. – Ах да… – безотказная маска-улыбка сойдет за извинения. – Прошу прощения, редко обедаю с медиками. – Бросьте. Я больше ученый, чем медик, – потенциально вредный напиток заполняет уже мою кружку. – К тому же, отчасти и живу за счет тех, кто уже безнадежно обжег или повредил себе что-нибудь. Приглушенный смех наполнил кабинет. Деревянный настил слегка скрипнул под движениями гостя, пока тот принимал более удобное положение. «Эти твои доски мне уже мозг проскрипели…» Кружка дрогнула в руке. Пожалуй, лучше пока отставлю. Поберегу носоглотку. – Превыше традиций отец ценил только деньги. И мои разработки гарантировали их более чем, – он с наслаждением вдохнул аромат чая. – Вы, как я вижу, тоже сторонник традиций. Однако деньги вас, очевидно, не интересуют. Улыбчивый человек с темно-русыми волосами, собранными в хвост. Серые глаза за круглыми стеклами очков смотрят с вежливым участием. В них читается и холод, и интерес, таким глазам нельзя верить. Им можно только отвечать тем же. – И снова вы правы. Традиции – это лишь сантименты, рожденные воспитанием. Их ценность проявляется скорее в эмоциональном плане, нежели в практическом, что, впрочем, не лишает их значимости. Ну а денег у меня действительно достаточно для комфортной жизни. – Вы принадлежите к редкой категории людей, капитан Мунаката. Мало встретишь тех, которые, добившись ваших высот, скажут, что им достаточно. – Боюсь, мои высоты несколько переоценены, – заманчивый запах настойчиво призывает обжечь пищевод прямо сейчас. – Ваш вклад в общество заслуживает куда большего уважения. – У общества много граней, – и снова скрип. – Всего лишь предпочитаю вкладываться в те, которые принесут определенные дивиденды. Это у меня от отца. Но в чем ваш интерес, если не секрет? «Но как же на них, черт побери, удобно спать…» «Что у тебя за магия такая, Мунаката?» «Всю жизнь бы вот так провалялся…» – Мой интерес – исключительно исследовательский.***
– Якудза? А не такой уж ты и святоша, – он отхлебнул чая, скривился и поставил назад. – Вечно какую-то дрянь пьешь, но меня то поить зачем? – Тебе нужно восстановиться, это улун, полезен для сердца. Он для всего полезен. – Мое сердце спасет только хороший коньяк, – откинулся на диване, закрыл глаза руками, потер виски. – Голова болит? – он все еще слишком бледный, смотреть непривычно. – Сейчас тебе тем более нельзя алкоголя, потерпи. – У меня все болит, но от твоих улунов лучше не станет, – под моим настойчивым взглядом к кружке все же вернулся. – Давай рассказывай дальше, как ты там законы нарушал, мне интересно. Стрелка на трех – мой уже достаточно остыл. Вдыхаю аромат и наслаждаюсь. Отличный чай, и что ему вечно не нравится? – Ну, во-первых, Сакамото Наоки формально не числится в якудзе, лишь его биологический отец, с которым он, к тому же, никогда не контактировал публично. Во-вторых, принадлежащая ему лаборатория является частью зарегистрированного научно-исследовательского института, а сотрудничество с семьей оформляется через множество подставных фирм. То есть по факту я ничего не нарушил. – Не морочь мне голову. – И мы заранее условились, что производство оружия будет закрыто. По крайней мере, приостановлено. Он хмыкнул и сделал еще глоток. Видишь, все не так уж плохо. – Дальнейшие дела велись уже с его младшим братом. Сводным, по линии отца. Хироши Рю. – Откуда я помню эту фамилию? – Ты сжег их дом. – Ну допустим. Глотать улун залпом – вопиющее святотатство. И все же лучше так, чем никак. Суо в принципе тяжело заставить делать то, чего он не хочет. – Тогда ему было тринадцать, сейчас восемнадцать. Год назад Рю проявил заинтересованность в делах отца, которыми с момента смерти последнего занимался дядя. Может, для тебя это станет сюрпризом, но они продолжали изготавливать и продавать оружие, только за границу. Чтобы не привлекать ваше внимание. – Не знал, что у него были сыновья. – Ну да, ты не привык оглядываться на пепелища. – Я не убиваю детей. – Дети имеют свойство вырастать. Он быстро допил свой чай, бескомпромиссно громко поставил кружку на стол. Рифленый фарфор жалобно звякнул. – Доволен? – Вполне. Привычным жестом полез в карман за сигаретами, снова вспомнил, что я их забрал, чертыхнулся. Уже понял, что спорить бесполезно, хотя его это все еще злит. – И зачем мне такая жизнь, где даже закурить нельзя? Я промолчал. Суо медленно выдохнул и упал мне на колени. Я едва успел убрать руки, чтобы не разлить на него чай. Иронично бы получилось. – Мы остановились на том, что ты спонсируешь якудзу в изготовлении пушек… – Только в исследованиях, не обобщай. – Плевать. За каким вообще чертом там оказался Изумо?***
Неожиданное предложение поступило от лейтенанта Авашимы во время утренней тренировки в фехтовании. – А он не уточнил, что именно подразумевает под нейтральной территорией? – На ваше усмотрение, – лейтенант выполнила ловкий пируэт. – Но если дословно, то «где угодно, пусть даже под кафедрой университета биокибернетических технологий и трансплантологии». В этом есть какой-то смысл, капитан? Вот уж чего не хватало. Перенести встречу в итальянский ресторан, где он неделю назад обсуждал вопросы транспорта с наркобароном из Роппонги, или ограничиться парком Уэно – отсылкой на контрабанду вина в прошлом месяце? Или же… – Ну что ж, в переговорах нет ничего дурного. Один вопрос, Авашима-кун, – отразил выпад и ушел в оборону, – у вас не найдется на примете какого-нибудь достойного заведения неподалеку от острова Ашинака? Нет, это определенно не тот случай, когда есть смысл сосредотачиваться на незначительных погрешностях. Лучшее решение – акцентировать внимание на одном глобальном происшествии, одинаково значимом для обеих сторон. Без шантажа, без угроз и демонстрации преимущества. Только вежливым напоминанием. «Всегда раздражала эта твоя чрезмерная вежливость…»***
– Сдаешь позиции, Мунаката. Мне бы ты так просто не уступил. – Тебя там и не было. Красные волосы отрасли и потеряли форму. Он постоянно поправляет их, укладывая назад. Я помогаю, расчесывая пальцами. – И до чего же вы там договорились? – Кусанаги сведет Хироши со своими контактами в Берлине, готовыми предоставить старые записи Адольфа и Клаудии Вайсман в обмен на доступ к результатам исследований. Так же гарантирует отсутствие претензий и посягательств со стороны криминального сообщества Токио, а в случае непредвиденных конфликтов – поддержку Хомры. – Вижу, вы без меня неплохо спелись, – он хмыкнул. – Но Изумо просто так ничего не делает, а торгуется как сам дьявол. Ты ему душу пообещал? – Почти, – желтые глаза лениво открылись и уставились на меня с немым вопросом. – Если есть способ разбудить и направить пассивную энергию Дамоклова Меча в оружие, значит теоретически можно и в человека. К тому же, в носителя, привыкшего к пламени того же цвета. – Получается, что любому из моих ребят можно подсунуть силу предыдущего Красного Короля, а они и не заметят разницы? – Мы так думали. Но энергия осколков, изъятых из кратера Кагуцу и переведенных стараниями доктора Сакамото в стабильное состояние, не приживалась в носителях. Суо нахмурился и тяжело вздохнул. – Мне лучше не знать, как вы это проверяли, да? Закрыл ему глаза руками, слегка массирую веки. – Голова все еще болит? – Так меньше. Продолжай… Наклонился к нему. Дыхание все еще горячее, пусть и лишенное прежнего пламени. Сухие губы дрогнули в улыбке. – Я не мог жить без тебя, Суо. Это был какой-то кромешный ад.***
Стрелка на четырех. Этот чай уже можно выливать, но сейчас не до него. Хироши Рю флегматично листает документы, изъятые таможней. Вообще парень на свой возраст держится убедительно. Впрочем, не мне судить о возрасте. – Капитан Мунаката, вы мне сразу показались человеком рациональным. А значит должны понимать, что не мы с вами диктуем правила, а рынок. По сути, он мне скорее симпатичен – волевые, и при этом рассудительные люди всегда находят во мне отклик. За исключением тех случаев, когда наши с ними интересы расходятся. – Мы условились, что вы закроете производство оружия. С моей стороны наивно было бы ожидать, что все в итоге пройдет идеально гладко, но проблемы посыпались одна за другой и без передышки. Началось с серии неудачных экспериментов, в итоге потеряли семь человек и частично – веру в проект как таковой. Возможность активировать красное пламя путем трансплантации в спинной мозг частиц сланца от Меча Кагуцу Генджи выглядела все более призрачной. Кусанаги привел ребят в качестве подопытных – не выжил никто. Не знаю, что за помутнение на меня нашло, когда я предложил эту идею. «Кажется мне, что рано или поздно эта твоя девственная совесть столкнется с перевозбужденной реальностью, и ей будет не слишком приятно…» Потом он же начал проявлять ненужный интерес к моим мотивам. Сначала невзначай, но намеки проскальзывали все чаще. Кусанаги не привык к неосведомленности, и его можно понять. Я и сам стараюсь быть в курсе намерений временных союзников, которых от врагов отделяет один призрачный договор. Поэтому наглядное доказательство его нарушения одной из сторон настолько выбило меня из равновесия. «Мы оба волей-неволей идем по головам, Мунаката. Разница лишь в том, что ты еще зачем-то смотришь под ноги…» – Мой брат – превосходный ученый, но в бизнесе он, увы, понимает не больше, чем, простите, я – в биологии. Вы договаривались с ним, но напрямую работаете со мной. Так уж получилось, мы оба принимаем это как должное и очень благодарны за ваши инвестиции. Но, по правде, их с трудом хватает, чтобы покрыть расходы на первичную обработку сырья, не говоря уже об остальном. Мы не можем работать в убыток. Они отчасти похожи: волосы у Рю того же цвета, только короче, да и черты лица достаточно узнаваемы. Но глаза не серые, как у брата, а темно-карие, почти черные. И еще одно существенное отличие – от лба и до половины левой щеки его лицо сильно обожжено, половина брови и часть волос над ухом отсутствует. Память о пожаре пятилетней давности, надо полагать. – Я правильно понимаю, что вы с самого начала и не пытались соблюдать договор? – Повторюсь, что договор составлен не мной и без моего участия. Почему бы просто не продолжать как раньше? Вы проводите свои исследования – мы зарабатываем средства, чтобы их содержать. Пока каждый делает свою работу и не пытается лезть в чужую, все довольны. Кроме жителей городов, обреченных быть под контролем криминальных группировок, купивших это оружие. Пусть даже массовым оно не станет, ведь цена соответствует разрушительной мощи. А она беспрецедентна. – Почему вы так уверены, что я не могу вас арестовать, конфисковать оборудование и продолжить исследования без вашей помощи? Признаю, это будет дольше и дороже, но вполне реально. Ложь. Но рассчитывал, что хоть занервничает. Ошибался. «Да ладно, только ты здесь нервничаешь…» – Капитан Мунаката, при всем уважении… Мы оба знаем, что вы не хотели бы перед кем-либо отчитываться за то, чем там занимаетесь, тогда о чем спор? Мы оба используем осколки в своих целях. Нас не интересуют ваши дела, а вас – наши. Так понятнее?***
– Бесит. – Почему же? – бульон закипел, пора добавлять грибы. – Человек просто защищал свои интересы. Я по-своему его понимаю. – Убил бы. Теперь водоросли. Ставлю суп на медленный огонь и возвращаюсь к рису. Добавляю плавленый сыр и специи. – Тебя опередили. – И кто же? – Я. Но об этом позже. Теперь нарезаю морскую капусту и кальмары. Посыпаю кунжутом. Суо замолчал. Почти физически чувствую, как его взгляд уперся мне в спину. Тяжелый. Минута прошла, засыпаю в бульон мисо-пасту. Тщательно размешав, снимаю с огня. Добавляю зелень и кубики тофу. – Как это было? Достаю два блюда под салат, рассыпаю суп и рис по мискам. Ставлю чайник. – Потом. Не сбивай мне хронологию. И садись уже за стол. Кастрюли лучше мыть сразу. И в тишине – ведь тема не из приятных. Более того, оборачиваться не хочется тоже. Совсем. Помыв и протерев все, что можно было помыть и протереть на этой неуместно чистой кухне, взглянул на тарелки. Нельзя позволить еде остыть в угоду моему чувству стыда. И нет – от того, что он тоже убивал, легче не становится. Ведь моим первым убийством стал именно Микото. А после… Не хочется даже думать. Хватит. Усмиряю демона самобичевания, беру тарелки и направляюсь к столу. Почему «за стол» Суо всегда понимает как «на стол»? И почему он так и не надел футболку? Еда заняла свободное место подальше от него. На всякий случай. – И чем тебе так не угодили стулья? Еще влажные после душа волосы пахнут дымом. Я все-таки разрешил ему покурить. Прохладный лоб. Засохшая кровь на губах. Знакомый металлический привкус. – Угадай.***
Привычным движением надеваю бахилы, снимаю очки и смотрю в камеру, пока сканер опознает радужную оболочку глаза. Получив сигнал подтверждения, захожу в лифт. Едкий запах смеси химикатов сопровождал меня до минус первого этажа, где находится кабинет Сакамото Наоки. Дверь оказалась заперта. Что ж, зайду позже. Одной остановкой в неизменном ежедневном маршруте меньше. Следующая – на стыке надежды и боли. Минус четвертый этаж, дальний кабинет. У входа еще один сканер, на этот раз – сетчатки. Из живых людей только двум разрешен доступ в это помещение. Но в систему безопасности также дополнительно включили данные одного мертвеца. Их я достал из базы данных Скипетра-4. Как удобно, что мы вносим в нее биометрические данные всех арестованных. Возможно, в этом и не было смысла. Как и во всей этой лаборатории, перепрофилированной за мой счет. Для единственной цели, которая касается только двоих живых и одного мертвеца. И вот, волей случая все трое оказались в одном помещении. – Не ожидал встретить вас здесь, Сакамото-ши. Доктор склонился над экраном цифрового микроскопа. Под тремя объективами лежит нечто сверкающее и цветное. – Чего не скажешь о вас, капитан, – ученый сдержанно улыбнулся, не отводя взгляд от экрана. – Слышал, что вы здесь почти поселились последние недели. Живые обменялись поклонами. Мертвец по-прежнему лежит в резервуаре, подключенном к некоему модифицированному аналогу аппарата жизнеобеспечения, служащему для имитации процессов жизнедеятельности в мертвом теле, не позволяя тому разлагаться. По факту – нечто среднее между анабиозом и комой. Если в течение года эксперименты с модифицированным сланцем не дадут результата, аппарат придется заметить на криогенный. Как же это дико – замораживать того, кто при жизни властвовал над пламенем. Но выбор невелик. И снова здравствуй, Суо. И снова не скажу, что рад тебя видеть. Извини. За то, что соврал Анне и остальным, что твое тело сгорело. За то, что снова тебя запер. За то, что твои глаза должны быть постоянно открытыми, чтобы отслеживать реакцию зрачка на свет. За то, что так и не смог оставить тебя в покое. За то, что повторяю эти слова изо дня в день. – Капитан Мунаката? – присутствие еще одного живого в этом кабинете как-то выскользнуло из внимания. – Вам стоит на это взглянуть. Сверкающий полукамень-полужидкость лежит на предметном стекле и плавно сменяет цвета граней. На первый взгляд они кажутся случайными, но исследования показали, что у всех осколков присутствует определенная периодичность цвета и участок спектра, который они отражают. Вероятно, это связано с их расположением и функциями. С моим приближением камень на мгновение отчетливо окрасился синим, что неожиданно – прежде модифицированный сланец так не реагировал. – Видели? – глаза ученого за круглыми стеклами очков сверкнули не хуже того же осколка. – И это еще не все. Он поднял камень щипцами и положил в чашу. Поднес к мертвому телу, и кристалл ожил снова – сверкнул красным. – Погодите… Вы ведь понимаете, что это значит?***
Тяжелое дыхание коснулось моей щеки, вернув сознание из муторных воспоминаний. Дышишь. Живой. Здесь. – Завтрак остынет. – Переживу. Конечно. Теперь переживешь. Снимаешь мои очки и кладешь на стол. Уже теплее. Кожа нагревается под твоим дыханием. Я так и не поел – кусаю твои губы. Вдыхаю тебя в ответ – запах дыма сгущается и становится всем. Мне нравится, как ты пахнешь. – Тебе пока не следует курить. – Тогда кури на меня. Ты привык к дыму, а я – к тебе. Сложно отказаться от своих привычек, верно? Нереально. Каждый по-своему голоден. Можешь заставить себя притвориться, что это правильно. Но один вдох, один укус – и ты пропал. Мы оба. Кто сказал, что есть разница между удовольствием и болью? Кому вообще могла прийти в голову такая глупость? Ты грубо притянул меня к себе и обхватил ногами. Поцелуи как языки пламени – хаотичные, резкие. Бессовестно друг друга обжигаем – затем что способны. Мы снова намертво привязаны друг к другу, и эта страсть петлей сдавливает горло. Бросаю тебя на стол, посуда предательски звякнула. Хватаешь меня за волосы и тянешь следом. Ты не можешь терпеть мою слабость, завуалированную под силу. Ты хочешь ее терпеть. Хватит. Резко стягиваю с тебя брюки, что не составило труда – ты сильно исхудал. И если каждый прием пищи будет проходить так, это нескоро изменится. Ты слегка улыбнулся и хрипло вздохнул, почувствовав мои прикосновения, подался навстречу. Как же я без ума от этого низкого рычащего голоса. И ведь не прекращал улавливать его следы все эти месяцы, мой рассудок безнадежно сдавал позиции… Но я все же был безумно рад, что мог слышать тебя хоть так – посредством психосоматических слуховых галлюцинаций в своей голове. Неожиданно поднимаешься и цепляешься зубами мне в горло. По-прежнему дикий как загнанный лев, злой и голодный. Пропитываюсь этой злобой и с силой сжимаю в пальцы в кулак, чтобы ты закричал. Кусаешь шею до хруста, в глазах потемнело – от боли и желания. – И это все, на что ты способен? Привычная ухмылка на лице, желтые глаза смотрят с жестокостью и вызовом. Отклонить который было бы крайне невежливо… Мельком взглянув на безвинные тарелки, швыряю тебя на пол. Ухмылка переросла в оскал. Бьешь по ноге, я почти теряю равновесие. Пока не отказался от него сам безо всяких «почти». Деревянный пол приветствует нас знакомым скрипом – тебе ведь нравится этот звук, да? Отточенным движением развязываешь пояс – ты давно уже наловчился это делать. Юката летит в сторону, переворачиваешь меня на спину и садишься сверху. Горячий. Мне нравится, как ты смотришь. Нравится, как впиваешься ногтями мне в руку, пока я сжимаю твои бедра… Как мокрые от слюны пальцы касаются меня небрежно и медленно… На фоне начинает закипать чайник. Вхожу в тебя требовательно и резко – ты не потерпишь нежности, с моей стороны она стала бы лишь оскорблением. Боль – это язык, которым мы выражаем чувства. Отчетливо и громко, как мое дыхание и твои хриплые стоны. Прижимаешься сильнее и ближе. Глубже. Хочу, чтобы ты сразу потерял себя от болезненного давления и спазмов. Да ты и сам этого хочешь. Поэтому так скептично поглядываешь мне в глаза, когда пытаюсь задать собственный ритм. Сопротивляешься и давишь – теперь больно нам обоим. Но боли много не бывает, и я почувствовал твои пальцы в себе. Вот видишь, а сам говорил, что не умеешь идти на компромисс… – Что такое, Мунаката? Даже чайник не выключишь? Сгибаю ноги в коленях и раздвигаю в стороны – навстречу новой боли. Моя рука сдавливает тебя крепче и жестче двигается. Ты наклоняешься и смотришь с жадностью. Пот капает на кожу. Хватаешь меня за горло и грубо целуешь. Продвигаешь пальцы дальше – кусаю твои губы. Рычишь что-то невразумительное, держу тебя за волосы и тяну назад, впиваясь зубами в шею. Буря ощущений сводит с ума. Укусы переходят в поцелуи, поцелуи – в укусы. Это заставляет ускоряться и делать тебе еще больнее, безропотно ожидая боли в ответ. Желая этой боли… Да, именно этой, Суо. Ты все правильно понял… Преодолеваю желание кричать – не могу же я уступить тебе так сразу. Это ведь даже неприлично, в конце-то концов… Твердый деревянный пол скрашивает ощущения от твоих взбесившихся рук, да и я сам слишком уж тщательно тебя… Свистящий звон раздражающе неуместно врезался в уши. Преодолел тело и сконцентрировался, дабы воспользоваться аурой. Пытался отключить чайник с помощью силового поля, но не рассчитал и перевернул его. Признаю, с моей стороны это было весьма опрометчиво. И надо бы сейчас подняться и убрать, но… Услышал сдавленный смех под ухом и бросил тебя на спину. Перекладываю твои ноги на плечи, в очередной раз заставляю зажмуриться от боли, это всегда так просто. Особенно с мыслью, как ты потом старательно мне все это припомнишь… Взгляд прожигает. Вдавливаю тебя в пол, ты мстишь пальцами, ведь боль и удовольствие должны быть обоюдными… Нагибаюсь ниже, складывая тебя пополам. Целую и двигаюсь жестче, ты дышишь мне в рот… Голос дурманит, и я вырываю из тебя новые децибелы. Входишь пальцами дальше, взрыв ощущений лишает рассудка… Зачем ты открыл глаза, Суо? Ну почему ты их открыл именно сейчас? Тебе так нравится смотреть на результат своих трудов, даже если приходится жертвовать комфортом собственного тела… Ведь я этого так просто не оставлю, ты же знаешь. Я отвечу новым темпом и намеренным напряжением мышц, сдавливая твои пальцы и причиняя себе же в разы больше дискомфорта… Нет, сейчас он мне просто необходим. А моя боль всегда каким-то образом доходит и до тебя, это у нас обоюдно… Как же мне жарко… Какой же ты горячий. Тебе и пламени не нужно, верно? Ты сам – пламя. В котором приятно гореть заживо. И меня всегда так тянуло… К тебе. В тебя. Это пламя заменяло мне жизнь. Нет, оно и было моей жизнью. Пока ты ее не отнял, так безрассудно умерев… Ты заставил меня тебя убить, Суо. И этим же убил меня сам… И теперь у меня есть моральное право тебе отомстить, не так ли? Определенно. Касаюсь твоей щеки и сжимаю подбородок. Как же это опьяняет – видеть тебя таким, закрывающим глаза от моих движений и подающимся навстречу. Какое бесценное воспоминание… Но не мне лишать тебя жизни снова, не сегодня. Я лишь сожму твое горло, чтобы ощутить пальцами пульсацию артерии, надавив на нужные точки шеи, чтобы частично перекрыть поток кислорода. Не повреждая при этом ни челюсть, ни трахею. Ты ведь и сам любишь так делать, я еще не забыл. Такое не забывается… – Как же я скучал по тебе, Суо… Целую, чтобы ртом ты дышать тоже не мог. Теперь я твой единственный источник кислорода, привыкай. И ты сначала должен еще заслужить этот вдох… Вырываешься и кусаешь мою руку, совершенно не удовлетворившись ролью жертвы. Мучаю тебя в кредит, можешь потом выплачивать по мере страсти. Я пока буду вдохновлять тебя на контратаку… Глажу по щеке, как же я все-таки рад, что могу тебя снова… – Значит так тебе и надо, Мунаката… Все верно, так мне и надо… Но сейчас с тобой не соскучишься – притягиваешь к себе за шею и смотришь в глаза. Ты просто на меня смотришь, а я уже хочу кончить от одного этого взгляда. Делаю тебе приятно, когда набираю темп: ведь ты скривился от боли, но век, однако, не сомкнул. Если ты не прерываешь зрительный контакт, значит и так нравится… Даже если в уголках глаз с каждый моим движением наворачиваются слезы – а говорил, что не умеешь плакать… Но я уже доказал тебе обратное в тот же день через несколько часов. Когда вошел в тебя резко и вжимал спиной в твердый пол. Мне слишком хотелось увидеть слезы Красного Короля, и это стоило того, чтобы вытерпеть его инфернально горячую ауру. Мое крещение огнем… Мой ухмыляющийся ад. Как же мне тебя не хватало, Суо… Ты ведь уже мне в губы стонешь, а я все пытаю тебя воздухом, да и себя заодно… Ты ведь знаешь, что в глазах сейчас темнеет от самого дыхания – нехватка кислорода опьяняет и вызывает выброс эндорфинов, поэтому ты так хочешь задыхаться… Впрочем, во мне одно твое присутствие уже вызывает выброс эндорфинов… Я задыхаюсь вместе с тобой… Подталкиваешь ощущения, жадно двигаясь навстречу. Твои пальцы достаточно разыгрались, чтобы понимать, что будет дальше, верно? И это слишком приятно – понимать… Настолько, что терпеть уже невмоготу… Кончаю в тебя и падаю лицом в плечо… Кусаю горячую кожу, требуя твоего реванша. Одна только мысль об этом спонтанно доводит до предела… Освобождаешь руку и резко хватаешь за волосы, перевернув меня на спину, занимаешь мое положение. Мне нравится, когда мы так хорошо друг друга понимаем… Смотришь сверху вниз и лениво улыбаешься – я хочу тебя в себе, Суо… Прямо сейчас хочу… Входишь и двигаешься издевательски медленно. С каждым вдохом чувствую, что снова возбуждаюсь, пусть и расслаблен до предела. Усталость мешается с эйфорией, становясь чем-то вроде опьянения… Дышишь ближе и невесомо касаешься губами моего лица. Слишком нежно. И эта нежность бьет сильнее любого удара… Целую тебя – не могу оторваться. Ты сжимаешь мои бедра и входишь глубже. Впиваюсь ногтями в твою спину. Шею. Твоя медлительность сводит с ума – и ты это знаешь. Ты пользуешься этим, ведь всегда недолюбливал мой ум. Обнимаю тебя. Придвигаюсь ближе. Кусаю ухмыляющиеся губы. Отвечаешь ритмично. Каждое движение – небрежно и лениво, но ощущается, как сила и напряжение в тебе нарастают. Предвкушение большего щекочет нервы. Мои нервы слишком одичали за эти полгода, уж нечего жаловаться… Издеваешься… Темп остается мучительно-размеренным, и я с трудом держусь, чтобы не выпустить срывающееся с губ «обезумей уже – трахни меня как ты можешь». Читаешь это в моих глазах. Реагируешь. Резко выходишь и переворачиваешь меня на живот. Ставишь на колени, по коже прошелся предательский ток, я вздрогнул. Зажмуриваюсь и кусаю свою руку. Потому что помню, что будет дальше… Слишком хорошо помню… Одним быстрым и грубым движением входишь полностью и вжимаешь меня в пол. Ноги дрожат, сдавливаешь бедра до синяков. Сразу ускоряешься, не позволяя привыкнуть к боли – к этой боли и невозможно привыкнуть… На глаза наворачиваются слезы, сдерживаю крик – безуспешно… Но тебе лишь в удовольствие – насилуешь меня со всей своей свирепостью, ведь именно это всегда нас и сближало. Это даже не ненависть – лишь обоюдное желание томить друг друга жестокостью и силой, неизбежно превращая в сражение любое свое взаимодействие… Это даже не страсть – лишь месть. Мсти, Суо… У тебя отлично получается… Я так изголодался по твоей мести… Хватаешь меня за волосы, поднимаешь головой вверх и продолжаешь двигаться с нестерпимой грубостью – жестко и резко. Боль обжигает, дышать страшно… Раздвигаешь мне ноги шире, прогибаюсь в спине, пуская тебя еще дальше. Ты срываешься окончательно, и не кричать уже не получается. Твои вздохи становятся рычанием, дыхание – жаром пламени. От нехватки кислорода и бешеного темпа закладывает уши. Этот огонь пожирает сознание, больно даже думать… Мои колени трясутся, а кожа головы уже щемит, когда ты сдавливаешь мне волосы между пальцев и сжимаешь руку в кулак… Как же тебе нравится делать мне больно… Но куда больше мне нравится эту боль ощущать… Тебя нельзя подпускать к себе так близко, мы ведь сейчас задохнемся оба… Дрожащими пальцами царапаю пол – это все, что я могу… Предплечья под собственными укусами уже не чувствую, от нахлынувших слез все расплывается… Зачем же ты так со мной, Суо… Когда обжигаешь мне дыханием спину и требуешь прогнуться… Требуешь расслабиться и отдаться без сопротивления, ведь я уже и так достаточно сопротивлялся… Больше не могу – с тех пор, как понял, что от этого лишь хуже. И я сейчас вовсе не про секс… Осознать, что не могу без тебя жить за несколько секунд до твоей гибели… Осознать и пронзить тебя мечом, тем самым совершив чистое самоубийство. Я ведь и не жил без тебя все это время, веришь? Дышал, ел, спал, ходил на работу – но нет, не жил… Тот взрыв вернул к жизни не только тебя, как видишь… И это повод взрываться снова – каждым движением и мыслью, каждой клеткой кожи, ни на миг не забывшей твое пламя… Ты обжигал меня им при каждой встрече, а я не хотел защищаться. Потому что без тебя слишком холодно… И даже сейчас, лишившись силы Короля, ты все еще умеешь согревать, это просто в твоей природе, Суо… Это не аура, это сам ты. В тебе больше от огня, чем от живого существа, и ты сам это знаешь… Оттого продолжаешь гореть, и плевал ты на все эти способности, кланы и законы мироздания… Тебя же даже смерть не остановила, видишь? Сам огонь вернул тебя к жизни, я лишь немного ему помог… Ведь ты – стихия, не человек… Ревущее пламя… Ты – лучшее, что со мной случалось. Врываешься в меня волнами боли и удовольствия – да кто вообще сказал, что между ними должна быть разница? Ее и не может быть, когда настолько сильно хочешь, грани просто стираются… Когда готов принять любое страдание, только чтобы продолжать чувствовать на себе эту страсть… В себе… Горишь… Запрокидываешь мне голову, держа за волосы, кусаешь шею и плечи. Закрываешь рот рукой, вгрызаюсь в нее со всей силы. Сжимаешь пальцы, царапая мне лицо. Распрямляешь ноги и вжимаешься в меня всем телом, мы падаем на пол. В тот же момент почувствовал, как ты кончил. Медленным аккуратным движением забираешь руку от моего лица. Громко выдыхаю. Ты поправляешь мне волосы и целуешь шею сзади. Обнимаешь. Опускаешься к уху, слегка покусываешь и шепчешь. – Ладно, Мунаката… Может, поедим уже?***
Грохот сменился пищащим монотонным звоном. Холодные капли врезаются в лицо – противопожарная сигнализация. Сильный химический запах вынуждает хоть чем-то прикрыть дыхательные пути, но руки не чувствую. Яркость света ослепила, когда я резко открыл глаза, чтобы убедиться – с рукой все в порядке, просто затекла. Уткнулся носом в рукав, массируя онемевшее предплечье. Но запах по-прежнему проникает в самый мозг, вызывая приступ тошноты. Спокойно. В шкафчике были респираторы. Осталось только сдвинуть себя с места. Приподнялся на локте, пока к руке неприятными волнами возвращалась чувствительность. Ноги тоже не пострадали, хорошо. Все тело ноет, но шевелиться более-менее могу. Повсюду обломки. Поднял очки. Есть трещина, но так все же лучше, чем без них. Прикрывая нос, по скользким лужам из воды, крови и пыли заставил себя доползти до поваленного шкафчика. Взял четыре респиратора, неподалеку еще три бессознательных тела. Надел свой, полез проверять остальных. Все мертвы. Но респираторы на всякий случай забрал. Оперся на стену и поднялся. В коридоре сквозь снесенные двери и частично поваленные стены видно еще несколько лежащих людей. Подошел ближе в надежде почувствовать хоть чей-то пульс. С прояснением зрения понял, что нет смысла – с такими ожогами не живут. Меня спас щит. Но только меня… Понемногу возвращается и слух – звон становится все громче, аварийная тревога. Остался ли здесь в живых хоть кто-нибудь? Какой это вообще этаж? Давай же, напряги память… Сначала как обычно зашел к Сакамото. Он показал первые результаты воздействия на недавно обнаруженный осколок. Реакция была неожиданно бурной, излучение увеличилось в разы. Камень пришлось спрятать в ограничивающей плите, дабы не допустить распространения энергии, в потенциале эквивалентной чуть ли не четверти от мощности падения Дамоклова Меча. Потом мы спустились на минус второй этаж, дабы снова измерить реакцию осколка на присутствие Короля. Результат насторожил, ведь ограничивающая плита пропускает более тридцати процентов излучения. Дальше – минус третий, к специалистам по измерению и контролю санктума, ведь использовать осколок в таком активном состоянии опасно. Потом мы наконец получили детальную аналитику по исследуемому камню. Он не только обладал другими свойствами, но и существенно отличался по составу. Что наталкивало на мысль об отдельном от остальных происхождении… Потом Сакамото решил отследить, с какой партией он прибыл, и пошел на склад. Через несколько минут позвонили с минус второго и сообщили, что излучение внезапно подскочило до критического уровня. Объявили тревогу и эвакуацию. Мы не успели покинуть этаж – серия взрывов прогремела практически сразу после звонка. Началась откуда-то сверху, но быстро дошла сюда. Значит… минус третий. Поскользнулся на чьей-то руке. Узнал аналитика, с которым мы разговаривали. По халату, остальное не опознаваемо. Ушел ли Сакамото? И не подозрительно ли вовремя? Если первый взрыв все же произошел на минус втором, то остальные похожи на цепную реакцию. Если бы сдетонировали все имеющиеся здесь частицы сланца, от этого места камня на камне не осталось бы. Что же тогда взорвалось следом? И не взорвется ли оно снова? Произошла ли авария по техническим причинам или же по чужому умыслу, виновен в любом случае я. Потому что изначально весь этот проект, сотканный из отчаяния и слабости, вел в никуда. Всю свою сознательную жизнь я игнорировал капризы эмоций, ведь они не достойны служить мотивацией. Эмоция – лишь реакция психики на определенный раздражитель. Так уж устроен наш мозг – мы чувствуем ярость, когда не получаем того, что нам необходимо. И горе – когда теряем это. Эволюционный смысл этого прост: ярость активирует выброс адреналина, необходимого человеку, чтобы сражаться – за жизнь или за ресурсы. Горе учит осознавать свои ошибки и впредь беречь самое ценное. Миллионы лет назад примитивному сознанию, еще не способному самостоятельно расставить приоритеты, они служили подсказкой, предостережением. Это как физическая боль, возникающая лишь в качестве сигнала тревоги организма. Неотъемлемая часть инстинкта самосохранения, вызывающая неприятные ощущения не просто так, а чтобы избежать опасности дальнейшего разрушения. Но идя на поводу у боли, никогда не научишься сражаться. Ситуации более сложные и цели значимее сиюминутного выживания учат нас преодолевать боль. С развитием интеллекта человеческое сознание научилось мыслить стратегически и тренировать выносливость. То же касается и эмоций. Избегая страха, ярости или горя мы не способны двигаться дальше. То, что изначально призвано оптимизировать наше существование, также его и усложняет. Какой прок от меча, ломающегося от первого же удара? Иногда чтобы добиться результата, нужно перетерпеть дискомфорт. Не понимая этого, невозможно даже выжить. Боль от чужих кулаков говорит телу отступить, дабы не повредить себя еще больше. Но если перестать сражаться, это может стоить жизни. Страх смерти куда сильнее и глубже, чем страх боли. Инстинкт самосохранения сам себя обманывает, вынуждая вмешаться уже сознательную оценку опасности. Эмоции обманывают тоже. Бегство от страданий неизбежно приведет к еще большим страданиям. И все же на состояние тела они влияют куда меньше, чем физические раздражители. Более того – их проще контролировать. Это означает, что в определенных ситуациях эмоциями можно пренебречь, дабы принять правильное решение. Даже необходимо. И никогда прежде эти истины меня не подводили. Да и по правде говоря, ни одна эмоция еще не задевала меня настолько, чтобы встать в полноценную оппозицию рациональной мысли. Незамутненные чувствами, правильные решения были очевидны, оттого и просты. Как и в тот раз – я не сомневался. Когда на кону выживание миллионов людей против одного, все элементарно. Но если задаться вопросом и представить, будь там не миллионы, а, скажем, сотня… Или даже десяток? Десять случайных невиновных людей, которые могли бы пострадать ни за что, – в обмен на твою жизнь. Это смешно. И я бы ведь действительно усомнился в их праве на существование, в ценности этих десяти людей. Как далеко зашел бы этот вопрос? Какое минимальное количество жертв однозначно и стопроцентно я бы поставил против твоей – без секунды колебаний? Это вовсе не сложно на самом деле – совершить то, в чем уверен как в единственно верном решении, пусть даже придется вывернуть себя наизнанку. Когда помыслы чисты, а меч наготове. Вопросов не задаешь. Ответы выбиты на твоих костях. Остается только жить с ними дальше… Нет, я бы сделал это снова. Не опустил бы меч, не сбежал бы от ответственности. У меня просто нет такого права. Вот только дальнейшие события оказались не столь однозначными. Я просчитался и не учел человеческий фактор. А именно то, что Мунаката Рейши – тоже человек. Когда сильные мира сего проявляют слабость, такой мир обречен. Полгода назад я убил тебя, чтобы предотвратить катастрофу. Теперь я устроил катастрофу, чтобы тебя вернуть. Подобные риски, возможно, оправдали бы себя, будь цель за гранью сугубо личного. Нет уже смысла обманываться и искать себе оправдания. Я понимал, что исследования нестабильных искусственно материализованных частиц сланца – не забавы. И нельзя было полностью полагаться на Хироши, предлагая ему изначально невыгодные условия. Это действительно глупо – не осознавать, что он продолжит продавать оружие. Но как же проще было закрыть глаза на эту неизбежную правду, спрятать ее подальше от совести. Ведь обнаружив комплекс нелегальных лабораторий, производящих оружие на базе осколков Дамоклова Меча, капитану Скипетра-4 и Синему Королю положено остановить их работу, конфисковать оборудование и арестовать всех причастных. Это не миллион, конечно. Всего лишь около шестидесяти ученых и лаборантов, плюс еще двадцать пять – обслуживающего персонала. Одиннадцать человек из службы охраны. От десяти до пятнадцати подопытных. Немногим больше сотни. Далеко не миллион. А также все те, кто пострадал от оружия, производство которого мне следовало остановить. Я могу никогда и не узнать даже примерного их числа, ведь продажа ведется за границу. Моя слабость уже погубила пару сотен человек как минимум. Но это еще не самое жуткое. Пугает то, что я даже не пытаюсь искать путь на верхние этажи, чтобы потушить пламя или помочь потенциальным выжившим. Вместо этого я направляюсь к лестнице на последний, минус четвертый этаж.***
– А теперь объясни по-человечески. Завтрак пришлось греть по новой, а также вытирать пролитую воду из чайника. Повезло, что не пострадала бытовая электроника. Во время трапезы поставил себе задачу все же купить в эту квартиру автоматический чайник. Это решит много проблем. – Один из обнаруженных осколков демонстрировал необычные свойства. Как минимум, он реагировал на санктум Королей, загораясь соответствующим цветом. У нас была теория, что это нечто вроде центрального элемента, так называемое «сердце Дамоклова Меча», описанное Вайсманом еще в сорок первом. Или, по крайней мере, его часть. Суо задумался, потягивая авамори. Да, к сожалению, запрет на алкоголь тоже пришлось смягчить. Других вариантов, по сути, и не было – раз уж мы еще с утра напились. – И если нам удастся разобраться в его структуре и функциях, это и будет решением большинства проблем. Так мы думали… Однако исследования показали, что этот осколок отличается не только свойствами, но и происхождением. Что натолкнуло на мысль проверить всю партию. Но… – Потом все взорвалось. – Да. Он зажмурился, потер виски и налил себе снова. Я забрал стакан. – Хватит, Суо, я серьезно. Тебе пока нельзя столько пить. А мне можно. Вот я и пью. – Да-да, ты уже говорил, – а он просто взял бутылку и отхлебнул с горла. – Из-за того камня все и рухнуло, я так понял? – Поставь бутылку, – тянуться слишком далеко, да и у меня тут полный стакан в руках. – Иначе не расскажу дальше. – Если ты реально думаешь, что я слушаю этот бред не от нечего делать, то не такой уж ты великий разум, Мунаката. Несколько молчаливых глотков спустя все же поставил бутылку на стол. После чего самым наглым образом разлегся на ковре. – Доволен? – Вполне. Я допил свой авамори и упал рядом. – Ну так? – зажмурился и снова потер виски. Голова идиота все же болит. – Говори уже.***
Оросители давно справились с огнем, как минимум на этом этаже, но, похоже, взрыв повредил и систему пожаротушения – они теперь не отключаются. Множество безымянных тел плавают по коридору, уровень воды уже почти по икры. Нет, это не безымянные тела. У каждого из них была жизнь. Дом. Семья. Друзья. У кого-то – собака, у кого-то – странное хобби, которое никто не понимал. Кто-то из них читал по вечерам статьи по трансплантации органов, кто-то – смотрел видео с кошками. Кто-то помогал ребенку с домашним заданием, кому-то жена готовила изумительный карри. Нет, ты уже не отгородишься от них. Ты запомнишь каждое имя, будешь всматриваться часами в каждое фото, чтобы эти лица намертво врезались в твою память. Лица людей, умерших по твоей вине. Тебе больше не удастся уйти от этой ответственности. Ты ничем не лучше Сакамото, ведь даже не осмелился поинтересоваться погибшими парнями из Хомры. Для тебя это тоже были лишь абстрактные организмы, удобные примеры для анализа, верно? У первого отказало сердце – впредь будем вводить больше транквилизаторов. Второй получил смертельные ожоги при контакте с осколком – не предусмотрели, теперь нужно тщательнее отслеживать индивидуальную реакцию. Третий остался парализован, а через два дня умер от инсульта. А чего мы ожидали? Операции на позвоночнике – дело рискованное. Было еще четверо. А я даже не могу вспомнить, от чего они погибли. Семеро человек, которых Кусанаги счел достаточно бесполезными, чтобы отдать под нож. Семеро. И достаточно неприметными, чтобы их пропажи не хватились. Может, кого-то из них я даже знал или арестовывал. Впрочем, вряд ли стратег Хомры так просчитался бы. Его целью было возвращение клановых способностей, утраченных после смерти Короля. Моей – возвращение самого Короля. О чем, разумеется, ни ему, ни остальным знать не следует. Скрыть правду не удалось только от Сакамото. Раз уж без его помощи затея была обречена, да и он определенно не питал личной ненависти к человеку, ответственному за смерть отца. Для этого улыбчивого доктора, казалось бы, вообще не бывает ничего личного. С Хироши Такадой его связывали больше деловые отношения, нежели родственные. В отличие от Рю. Наоки настойчиво советовал держать его подальше от того, что именно находится на минус четвертом этаже. К лифту идти бесполезно, а лестница под завалами. Не уверен, что защитный экран, удерживающий энергию под землей и принудительно блокирующий проявление Дамоклова Меча, до сих пор работает, но выбора нет. Активирую ауру достаточной мощности, дабы расчистить путь вниз, ощущаю сопротивление. Работает – хоть одна хорошая новость. Удастся пока избежать лишнего внимания и вмешательства Золотого Короля. Или по крайней мере отстрочить. Пожар, впрочем, не утаить. Его уже наверняка тушат или с минуты на минуту начнут. Но пути отхода продумаю позже. Если оросители так и не отключатся, у меня больше шансов утонуть здесь, чем сгореть. Блокирующие ауру экраны мешают сдвигать обломки стен и пола. Как только уровень санктума приближается к материализации Дамоклова Меча, срабатывают блокираторы вроде тех, которые установлены в тюрьмах Скипетра-4. Но несколько другой мощности. Это скорее в целях конспирации, нежели безопасности. Ведь потенциал любого осколка определяется в первую очередь его реакцией на ауру Короля, а привлекать внимание кланов – в том числе и моего – к этому месту не стоит. Остается только гадать, отдадут дело нам или же полиции. Зависит от видимой поверхностной силы взрыва и от характера пламени. Нужно будет позаботиться о том, чтобы данные с серверов не добрались до информационного отдела. Фушими здешняя система шифрования нипочем, а посвящать его в курс дела и опасно, и эгоистично – даже по моим меркам. Блокиратор снова бьет по ауре, предотвращая повышение уровня санктума. Да, такими темпами я здесь еще нескоро управлюсь… Изнуряющие воздействие на эти завалы минимальными потоками энергии сравнимо, пожалуй, с попытками выкопать карьер ложкой. Из которой тут же все высыпается, стоит только превысить допустимый лимит заряда. С красной аурой, возможно, эта задача была бы проще. Так как она первоначально нацелена на выжигание и разрушение. Синяя же более стабильна, поэтому используется в основном в сдерживающих и защитных целях. Не то чтобы атаковать или разрушать с помощью силового поля было так уж сложно, но это требует куда больших затрат энергии, чем аналогичный процесс для красного пламени, защитный потенциал которого, в свою очередь, минимален. Однако следующий удар по обломкам вышел на удивление сильным. Я даже решил, что блокираторы по какой-то причине отключились, но ответ вскоре показал себя сам. Насыщенно красным пламенем, взрывающим сбитые кучи камня куда эффективнее и с обратной стороны. Снизу.***
– Дальше уже помню, – скучающим голосом пробормотал Суо. – Ты так был рад меня видеть, что свалился с лестницы. – Что еще мне оставалось делать, если ты ее подорвал, а левитирующие платформы отключились при первом же движении? – Поздороваться, может? В этом наморднике тебя хрен узнаешь. Обычно мы ощущаем присутствие друг друга по ауре, но в лаборатории искусственно понижается не только порог допустимого применения силы, но и чувствительность к ней. Впрочем, в тот момент это знание не помогло мне совсем. – Зато тебя не узнать было сложно. Живой Суо Микото, собственной персоной. Окутанный красным пламенем, действительно куда более эффективным в разрушении зданий, чем синее. В итоге я сосредоточился на поддержании защитного барьера, а он пробивал дорогу дальше. Но это было уже потом… – Да, ведь одежда для трупа – неоправданные расходы. – Ты лежал в слабом бальзамирующем растворе с частицами сланца, поддерживающем остатки твоей ауры и не позволяющем телу разлагаться. Какая могла быть одежда? – Давай без этих деталей, – он зачем-то попытался вникнуть в мои слова и понял, что лучше не стоит. – Ты просто любишь на меня пялиться. – Не стану отрицать. В подтверждение своих слов наклонился над ним и засмотрелся в эти уставшее расслабленные глаза. Дышу в такт с тобой. Провожу пальцами по шее. – Опять ты за свое? – снимаешь мои очки. – И как тебе еще не надоело… Обнимаешь меня ногами и прижимаешься. – Никогда не надоест.***
Нижний этаж пострадал меньше, так как отчасти изолирован – спуск туда был отдельно от основных лестниц. Он использовался как инвентарь или склад оборудования, мебели и тары. Кроме самого дальнего от лестницы помещения, нигде не было ни сырья, ни химических растворов, за исключением, разве что, нескольких бытовых средств. Ни дыма, ни тошнотворных запахов, ни особой пыли здесь тоже нет, так что можно снять респиратор. Система пожаротушения не сработала. Пусть здесь, как раз таки, огонь был. И я обнимал его так, словно провел вечность в холоде. – Микото… Кожа все еще сильно пахнет сулемой и формалином. И он худой, какой же он теперь худой, – смотреть страшно. Жидкость в капсуле искажала внешность. Но теперь, пусть даже в темноте, я вижу. Ты жив, Суо, ты наконец-то жив… – Что происходит, Мунаката? Поцеловал его, попробовав на вкус десятки химикатов, в которых он лежал последние полгода. Микото закрыл глаза и прислонился ко мне лбом. – Почему ты меня не добил? Столько деталей, объяснений, оправданий накопилось в голове, пока я представлял себе, как ты откроешь глаза и спросишь. Но все они куда-то исчезли. – Я не могу без тебя. Множество людей погибло сегодня из-за этого решения. И если такова цена, я убил бы их снова. Я убил бы их даже лично. Ненавижу себя за эти мысли, но они совершенно искренни. – Идиот.***
Купленная всего месяц назад однокомнатная квартира стала уже больше чем домом. Она достаточно просторная и с превосходной звукоизоляцией. Простой традиционный дизайн привлек меня своим минимализмом и деревянным полом, слегка поскрипывающим в определенных местах. Хозяева предложили за это сбавить цену, но я ее даже поднял – при условии, что без критической надобности меня впредь не побеспокоят. Все началось с того, как ты однажды пришел прямо в штаб. Нагло и без предупреждения, пьяный вдребезги. Мы тогда еще не встречались даже, это лишь второй раз – а потому довольно неожиданно. Поскольку была ночь субботы, тебя немногие видели, но для них это стало настоящим шоком. Я настойчиво попросил ребят не распространяться, списав на конфиденциальность встречи и твою беспечность. Мы занялись этим прямо у меня в кабинете – сначала на столе, потом за ширмой, где обычно проходит обед. Пусть там и не было камер, но образ того, как ты прерывисто дышишь, глядя на меня сверху вниз и цепляясь одной рукой мне в горло, а второй – за бамбуковую изгородь, еще надолго закрепился в памяти. С тех пор у нас появилось нечто вроде общего фетиша на скрипящий деревянный пол. Ведь именно тогда мы впервые и договорились, что будем встречаться на более-менее регулярной основе: повторных сюрпризов на территории штаба мне определенно больше не надо. – Почему Дамоклов Меч не свалился на меня сразу по пробуждении? – Ты правда хочешь поговорить об этом сейчас? Пустая бутылка авамори укоризненно стояла на столе как памятник моей беспомощности. – А почему нет? Ответом на этот вопрос стал очередной скрип, с которым я придавил твои руки к полу. – Все дело в ограничивающем барьере вокруг лаборатории. Он контролирует уровень энергии, излучаемой объектом или индивидуумом. В случае с Королями это предотвращает воплощение Дамоклова Меча. – Как те наручники? – Наручники тебя не сдержали. – Это потому, что я не хотел сдерживаться. Резко двинулся мне навстречу, дыхание перехватило. Ладно, тогда и я не буду. – Ты разве не заметил сопротивления, когда использовал силу там? Наклоняюсь к твоей спине, ты прогибаешься. Придерживаю за бедра и вхожу глубже. – Ааа… Да… Было что-то такое… – Вообще на случай твоего пробуждения у нас был особый ограничитель с абсолютным подавлением силы, но так как все произошло спонтанно… Снова хватаю твои руки и прижимаю ладони, чтобы больше не вырывался. Не сейчас. Потерпи. Мне так больше нравится. – Мунаката, ты чудовище… В доказательство твоих слов замедляюсь и целую позвоночник. Дохожу до шеи, кусаю. Ты коротко рычишь – перестарался. – Ограничитель в итоге и не понадобился.***
Обугленные стены встретили нас по пути на минус второй этаж, жаркий поток воздуха ударил в лицо – здесь еще горит. Снизу нашли для Суо одежду, и я все же заставил его надеть респиратор. Он очищал путь с помощью взрывов, так что я мог сосредоточиться на поддержании барьера. В первую очередь принялся осматривать тела с отчаянной надеждой, что в этом аду мог еще кто-то выжить. – Это отсюда? – сигнал тревоги гудит вовсю, из-за чего приходится кричать. – Нет, дальше. Пойдем. Воды под ногами здесь меньше, чем этажом ниже, но она куда грязнее. Из-за щита падающие капли нас не касаются, пусть и в такой жаре они были бы вовсе не лишними. Трупы здесь обгорели дочерна, от стен остались только куски горячего камня. В полу местами зияли дыры, по которым можно было бы отследить траекторию взрывной волны, но не мне и не сейчас этим заниматься. Однако кое-что не вписывается в общую картину. – Видишь? – Ты про пламя? – Да. Чем дальше вглубь этажа, тем агрессивнее горит огонь, и тем больше энергии требуется на тушение. То и дело начинает срабатывать блокиратор, уже и поддержание щита начинает ощущаться. Но дело не только в этом. С приближением к источнику пламя постепенно меняет цвет. – Какого хрена оно красное? Выглядит точно как у Суо, уже и различить не удастся. Здесь нужно быть осторожнее. Не уверен, что смог бы потушить его даже в полную силу. Часть меня уже начинает сомневаться в нашей способности управиться здесь при нынешних обстоятельствах. Снятие сдерживающих экранов развязало бы мне руки, но вместе с моим Дамокловым Мечом неизбежно материализуется и его, который вряд ли за время смерти Короля сумел восстановиться. Ограничения снимать нельзя ни в коем случае. Они спасают это место от повторения судьбы кратера Кагуцу, а меня – от необходимости убить тебя снова. По той же причине. И даже в таком случае новую катастрофу предотвратить не удастся, только оттянуть на несколько минут. Ведь если мне действительно придется это сделать, уже мой собственный Дамоклов Меч неизбежно создаст новый кратер. – Источником возгорания вероятнее всего стал камень из Дамоклова Меча Кагуцу Генджи. Это объясняет цвет. – Не только цвет. Внезапно пламя впереди начало расступаться и понемногу гаснуть. Суо остановился и сосредоточено смотрел вдаль, прищурив глаза. – Ты можешь им управлять? – Ага… Довольно неожиданно. С каждым новым Королем Дамоклов Меч видоизменяется, пусть и аура по характеристикам остается той же. Мысль о том, что следующий Король может контролировать силу предыдущего, не рассматривалась, поскольку подобная ситуация даже в теории лишена смысла. Однако этот факт переворачивает с ног наголову все, что мы знали о принципах передачи клановой силы. Что неплохо поможет мне аргументировать свои действия и родить оправдания перед Кокуджоджи Дайкаку, когда все раскроется. – Порядок? Киваешь. Желтые глаза отражают пламя и становятся жидким золотом. Я многое отдал, чтобы иметь возможность смотреть в них снова. Не похоже, чтобы ограничивающие щиты как-то влияли на его силу, и в этом есть смысл, ведь ее источник – не Суо, а сам сланец. Вот только когда Король гасит собственное пламя, то поглощает оставшуюся энергию. Но куда она девается сейчас? – Как ты себя чувствуешь? – Живым… Пытаюсь сконцентрироваться на его ауре, чтобы ощутить состояние. Никак. Восприятие притуплено, да и многочасовое поддержание защитного экрана уже дает о себе знать. Расслабляться нельзя. У Суо с защитой хуже. Не похоже, что он сумеет воспользоваться пламенем Кагуцу Генджи в этих целях. И если я больше не смогу его прикрывать, он просто сорвет блокировку. – Этот огонь делает тебя сильнее или истощает? – Истощает… Значит аура не смешивается. Что наталкивает на вопрос, как бы все происходило, будь Меч Суо при нем. Проверять – смертельно опасно. Ему нельзя покидать лабораторию без индивидуального ограничителя. Зайдем за ним на верхний этаж, как только закончим здесь. Но когда вся эта энергия вернется обратно в камень, что помешает ему взорваться снова? Мы почти дошли до эпицентра, огромная каменная плита виднеется за стеной огня. Уже даже визуально заметно, как она поглощает красное пламя. Измерительные приборы давно превратились в груду расплавленного металла, а определить уровень излучения на глаз не представляется возможным. Несмотря на ограниченную энергетическую чувствительность, я уловил усиление вибраций под щитом, прикрывающим Суо. Языки пламени редеют на глазах, но это и настораживает. – Не перестарайся. Резкое восполнение энергии может спровоцировать новый взрыв. – Это не я. Та штука сама втягивает в себя огонь, – он прикрыл глаза и провел ладонью по лбу. – И мой, походу, тоже… – Что?! То есть камень ощутил однородную ауру и пытается ее поглотить? Вопрос в том, насколько далеко это зайдет. Хоть его тело и восстановилось, но энергетическое истощение в таком состоянии критично. У меня ведь даже не было возможности его обследовать. – Мунаката… Направь туда щиты… – Не выйдет! Я и так с трудом удерживаю энергию, создание нового защитного экрана превысит допустимый лимит силы. Ответный удар собьет концентрацию, а здесь без защиты мы беспомощны. – Сними чертов щит с меня! – С ума сошел?! – Этот огонь мне не навредит, Мунаката! Снимай! А ведь он прав – камень уже впитал то, что горело рядом, и теперь отчетливо видно, как он вытягивает огонь из Микото. Но каковой будет реакция внутри и чем это грозит – непредсказуемо. Рискую – переношу щит на плиту. Получилось недостаточно равномерно, но на аккуратность нет времени. Суо дернулся от потока горячего воздуха, и все же цел – собственное пламя его не обжигает. Боюсь представить, что было бы, окажись это не так. – Черт… Оно еще тянет! Не сразу разобрал слова, но потом заметил сам. Его огонь по-прежнему уходит в направлении камня. И тут я осознал. Дамоклов Меч – источник силы Короля и ее же хранилище. У нас есть свой определенный лимит энергии, который можно использовать самостоятельно. Однако с материализацией Меча фокусировка и контроль уровня санктума неизбежно осуществляются через него. И если мы были правы в том, что запечатанный здесь камень – часть «сердца», то он поглощает энергию Короля своего цвета, ведь это и есть его прямая функция. Что, возможно, решает еще одну проблему… – Не сопротивляйся. Если я не ошибся в выводах. В противном случае я снова убиваю тебя. И обрекаю уже свой Дамоклов Меч на неизбежное падение. – В другом контексте это прозвучало бы заманчиво, Мунаката…***
– Не сопротивляйся… Ты все еще пытаешься освободить руки, но у меня мертвая хватка. Расслабься, Суо… Я хочу, чтобы ты просто отдался ощущениям, но именно этим… – Наглеешь… В прежние времена ты бы мне такого не позволил. Теперь же я сильнее. И бесстыдно этим пользуюсь. Дышу тебе в затылок. Раздвигаю своими бедрами твои, ты почти падаешь на пол. Едва не схватил тебя по привычке, чтобы поддержать, но вовремя среагировал. Обмануть меня моими же рефлексами – хитро. Врезаюсь ногтями в твои ладони. Толкаю вперед, вынуждая тебя прогнуться. Ну вот, так устойчивее… Ты рычишь что-то неразборчивое, вхожу резче. Рычание смешалось со стоном, твой голос дразнит. Я хочу слышать его постоянно, хочу, чтобы ты кричал… – Я хочу заставить тебя кончить… – Ну удачи… Двигаюсь жестче, и вот ты уже действительно кричишь. Твоя боль возбуждает, ею можно захлебнуться… Кусаю плечи. Ты не умеешь быть беспомощным. Ты перехватываешь контроль хотя бы так – прижимаясь и ускоряясь навстречу. Я бы и рад тебе не позволить, но это… выше моих сил. Невыносимо… Нет, я хочу на тебя смотреть… Перевернуть тебя на спину, задыхаясь от желания. Снова схватить руки и прижать запястья к полу. Я возьму тебя силой, чтобы ты разозлился. Но на твоем лице лишь легкая ухмылка. – Заставляй лучше…