Шрам

Скромность украшает человека, но зачем мужчине украшения? (Ярослав Гашек)

Дмитрий Карп; второе лицо Смотрю в зеркало и понимаю, что тебя никогда не смогу забыть, мой милый чертик. Провожу кончиками холодных пальцев по еле заметному от слоя тонального крема шраму, который тянулся вдоль левой скулы. Это так непривычно — разглядывать себя в зеркале и поддаваться воспоминаниям. Папа мне всегда говорил, что я красив и статен, даже слишком, даже для альфы. Но я смотрю на свое отражение в уже порядком запотевшее зеркало в ванной и не понимаю его… Черные, как небо в безлунную ночь, волосы неровной лесенкой спускались до плеч, а такая же рваная челка закрывала добрую половину лица. Глаза, еле выглядывающие из-за челки, были насыщенного коричневого цвета, но в последнее время их будто посыпали пеплом — они стали со странным дымчатым помутнением. Справа, около виска, две пряди были покрашены в яркие цвета: розовый и синий. Узкие, почти бесцветные губы, они часто бывали обветренными и покусанными — следствие нервных срывов. Широкие плечи и полная гамма выступающих мышц по всему телу (любил выделяться), хотя в последнее время я сильно сбросил в весе. Низкая талия и длинные, чуть неровные ноги, которые удобно было прятать под широкими джинсами. Провожу рукой по волосам и невольно вспоминаю лицо папы, когда он их увидел. Скандал был знатный, а мне хотелось выделяться и быть не таким, как все. Отец лишь махнул рукой, мол, понимаем, сами такие были. А папа тогда раскричался. Говорил, что я стал похож на невесть что, что стал эмо, готом и все в одном лице. Он и понятия не имел, кто это такие, но для приличия поругался. Папа, как мне тебя не хватает… Мои родители были братьями, более того — близнецами. Но я их не винил. Понимал, что когда находишь любовь, то становится неважна степень родства. Отец был на полторы головы выше папы, и его лицо намного мужественнее, но в остальном они были одинаковы. Длинные красные волосы, при ветре напоминающие полыхание огня, темно-бoрдовые глаза и густые ресницы (у папы более длинные, нежели у отца). Оба были нереально красивы в свои сорок. Были… Год назад, когда я был еще несмышленым ребенком и учился в десятом классе, мы всей семьей ехали к нотариусу. Какая ирония! Родители оставили бы мне, в случае чего, дом и немалую сумму на счету. Я сильно возмущался, говорил, что они торопят события, но они и слушать не желали. Как чувствовали. На обратном пути, когда до дома остался один злосчастный поворот, нам в «зад» вписалась зеленая (ненавижу этот цвет) иномарка. Стоял май, на дорогах — лед. Машину и развернуло, а там столб и… Последнее, что я помнил, — ярко-красные линзы. Очнулся я через два дня в больнице. Легкое сотрясение и множество гематом и ссадин. Мне сказали, что я легко отделался, если брать во внимание, как была помята машина. А вот папа с отцом… Похороны состоялись через две недели. Все это время в меня пачками пихали таблетки. В основном, успокоительные. На церемонию пришел Олег (он вел наше дело), бета рассказал мне, что Андрей Волков — тот, кто был за рулем той зеленой иномарки, отделался лишь штрафом. Большим, конечно, но всего лишь штрафом. Все бы ничего, но Волков — фамилия моего омеги. Омеги, предназначенного мне судьбой. Твоя фамилия. Я об этом знал, а ты, мой чертенок, еще не созрел до этого, и даже подумать о подобном не мог. Мы не ладили с класса восьмого — так уж волей судьбы случилось, что мы учимся в одном классе — что произошло, ни я, ни ты не помним, но никто не упускал случая поглумиться над другим. Сейчас, стоя перед зеркалом и понимая, что безбожно опаздываю, я осознаю, что люблю тебя всем своим нутром, всей душой и всем сердцем. Но когда мы с тобой пересекаемся, будь это случайностью или запланированной встречей, то я срываюсь. Мигом вспоминается обида на твоего отца, хотя ты сам тут не причем, и я начинаю кричать и ругаться. Эх, мой милый чертенок, нам бы только провести хоть одну ночь вместе, и покажу тебе всю свою страсть и любовь, и тогда, возможно, ты тоже признаешь во мне свою пару. Хотелось бы… Вытираю только что побритое лицо полотенцем и шествую назад в свою комнату. Надевая черные джинсы и фиолетовую футболку (этот цвет ты, мой милый омега, просто ненавидишь, а я люблю тебя позлить), вспоминаю своего чертенка — тебя. Как и подобает омеге, ты не высок. Мне по плечо будешь. Но, в сравнении с другими омегами, ты более… мужественен, что ли. Мягкое лицо с детскими закругленностями, напоминающее лицо двенадцатилетнего ребенка, если бы не мелочи. Тонкие брови, часто хмурящиеся. Большие глаза красного цвета. Больше, чем у альф, но меньше, чем у других омег. Это я про глаза. Ты всегда, всегда носил ярко-красные линзы, из-за чего никто не знал твой натуральный цвет глаз. А как хотелось бы. Пышная шевелюра белых матовых волос. Не светло-желтые, как это часто бывает у блондинов, а именно белые. Челка зачесана на один бок — правый. Ты крепкого телосложения, а не худой. И сила тоже при тебе, а изворотливости сколько… Живу лишь встречами с тобой, мой любимый чертенок, но остался месяц. Потом сдача экзаменов, и все разъедутся по городам и странам, и я упущу свой шанс. Надо действовать. Собрав учебники в сумку, на ходу допивая кофе, бегу в коридор, чтобы переобуться. А после вылетаю из дома, совершая марш-бросок до школы. Залетев в класс со звонком, поздоровался с учителем и некоторыми ребятами, сажусь за парту. Я уже три года сижу на одном и том же месте. Третий ряд, последняя парта. Мой чертенок, ты сидишь в середине среднего ряда, и я могу тайно за тобою наблюдать, не боясь, что меня заметит кто-нибудь. Искать тебя глазами я не стал. Бесполезно. Мой чертенок, ты либо просто опаздываешь, либо не приходишь на первые уроки вообще. Да и учишься ты так себе… на тройки-четверки. — Здравствуйте, извините за опоздание, могу я пройти на место? — скороговоркой проговорил только что вошедший парень. А голос-то приятный, звонкий, но с легкой хрипотцой. О! А вот и вышеупомянутый объект. Ты с наглой моськой попросил прощения, хотя на лице ни грамма раскаяния, и прошел на свое место, скорчив мне гримасу. Знал, зараза, что при учителе огрызаться не буду. Но что на тебе было надето! Ты и раньше страдал дурным вкусом, но сейчас…