Вильгельмская Охота

Утро. Настал новый день, который мало чем отличался от предыдущих дней в Южном Дасилосе, впрочем как и любой день в этом скудном округе. Похоже ночью разыгрался еще один дождь, потому что стражники которые вели преступника по черному выходу из дворца, чуть не повалили железую стойку у двери, которая промокла и окончательно проржавела. А вода, похоже, попала внутрь через уже довольно старые щели, что создавало сырость в помещении, которую дополнительно поддерживал запах гниющих мышей. Выйдя из цитадели, стражники провели паренька уже по совсем другому пути. Конечно особо сильно он не отличался, тоже проходил через лес, однако, что сразу бросилось в глаза, а если точнее, то в нос, так это запах соленого моря, смешанного с шелковым песочком и этот дуэт был бы очаровательным, если не одно но. Похоже, что то было вовсе не побережьем, а скорее гаванью, потому что в этой примеси уж сильно выделялся запах водорослей, который напрочь отбрасывал все мысли о отдыхе и умиротворении. Перламутровый восход радовал взгляд, даже несмотря на то, что скоро человека могла ждать публичная гибель, что могло вызвать среди сородичей, друзей и знакомых незабываемый шок, муки, плачь и грусть. Парнишка шагал между двумя стражниками, думал о том, что он скоро умрет. Что же на самом деле ждет его после смерти, он не знал. Он был в растерянности и испуган, но на удивление страх не поработил его, а наоборот, освободил. Дал свободно мыслить и понять, что виноват не он, а тот, точнее те, кто заставили его это сделать, принудили совершать зло, и вскоре, как был уверен он, они получат свое наказание. Они кажутся плохими, но даже для таких уродов можной найти оправдание. Когда смотришь на них, слушаешь, может слова и выглядят жестоко, но их лица такие монотонные, тоже немощные. Они будто тоже рабы, которые боятся своего собственного неповиновения, потому что знают, что неповиновение приведет к тому, что они потеряют все и станут такими же как все. Они тоже бояться умереть, ведь их свобода не безгранична, а даже меньше, чем себе можно представить, но они люди, винить все стадо из-за одного отморозка неправильно. Аристократы в уже укореневшийся иерархии могут быть людьми, которые идут во всеобщую выгоду и жизнь, не только в свою. Хотя, если судить честно, все эти звания, деньги и кровь такие скудные, что решать, кто лучше по таким критериям плохая затея. В далеке уже можно было разглядеть город, такой тихий, но большой, вылитый слезами природы и муками людей, открытый для всех, но скупой и безжалостный, нудный и серый из-за своих правителей. Кандалы на руках парня жали мышцы, их холод передавался по всему телу и щипал кожу, а цепи своим надоедающим звоном об землю разрывали голову на части. Но он увлекся своими мыслями, воспоминаниями, жизнью наконец, что повлекли душевные слезы и гнев в свою сторону. Он был убийцей, хоть и по нужде, однако убийцей. Его взгляд то стремился вниз, то вверх, то вперед, разглядывая местность и живность вокруг. Воронье карканье темнело на фоне печали и боли вокруг, придавая аутентичную атмосферу всему что было вокруг. Наконец группа дошла до города. Он особо не изменился за сутки, только вот дождь переменил его стиль поведения. Столица округа и вправду была тихой, и данную симфонию все-таки изредка прерывали капли дождя падавшие с крыш домов. Тесные улочки немного пугали, но этот страх перебевали другие чуства, неопределенные, непонятные. И вот стражники, и парень-заключенный дошли до того места, которое скорее смущало, а не вызывало чувство страха. Деревянная платформа и такой же столб, ну и конечно не обошлось без главного элемента — веревки. Всего лишь хрупкий канат навивал больше воспоминаний чем родной дом, свой и безопасный. И вот момент, шея парнишки от пота приссосалась к веревке так быстро, что сердце сильно забилось в груди. Люди начали собираться на главной площади, но не для того, чтобы оклеветать имя убийцы, а всего лишь выполнить свой долг. И вдруг сердце заколотилось еще сильней, просто так, без причины, что по правде уже напугало его. От тусклого отблеска стали он прищурил глаза, мурашки полезли по коже и кто то своми ледяными, тонкими и мягкими пальцами коснулся его лоба. Мягкий голос, будто мамин, что то шепотел на ухо, но парень не мог разобрать ни единого слова, потому что те были чужими, однако, и близкими одновременно. И распахнув глаза, легкий, теплый выдох человека, который был прямо перед ним, поднял его волосы. Багровый, чуть помятый костюм, приправленные волосы и бледная кожа, сомнения были неопровержимы, это и вправду был он, великий и почитаемый — Принц Дома Амона, Генрих Фриндевальц четвертый. У убийцы озарилась голова и он понял тот факт, что умрет достойно от рук такого человека, который лично захотел его убить, честь наполнила его сердце и воссоздала улыбку на лице. И вот рука аристократа оказалась на рычаге, он собирался дергнуть, но что то остановило его. Принц думал о том, что сейчас, а может позже, в любой момент дергнется тень и он умрет, тяготила его также и совесть, но в противовес стала его беспечность и страх. Такой же страх, как и у многих, потерять все что у него есть. Он пытался дернуть рычаг, но рука не повиновалась ему, не сдвинулась с места. Лицо слегка покрылось потом от нервов, принц думал о том, что на него смотрят тысячи людей, которые ждут казни. Он не мог, но хотел. Пытался, но не осиливал, думал, но не делал. Что-то, то что остановливало его принципы, устаревшие и безобразные, отталкивало его от совершения казни. Но у него не было выбора, поэтому он решил поступить только так, как мог. Достав золотую монету он протянул ее парнишке, на лице которого возникла легкая, прозрачная, незаметная слеза понимания и чести. Генрих активировал механизм спровоцировав цепочку событий и звуков. Треск, и на петле теперь не человек, а только труп, в крови и мокрой одежде. Распахнув свои ножны, Фриндевальц рассек своим стальным мечом грудь парнишки, и та кровь, которая осталась после удара, была помещена в грааль, которую подала ему служанка. Все это время она была за углом, тихая, в обычной дворянской униформе с такой же бледной кожей, следя за принцем, а точнее за его безопасностью. Возникает логичный вопрос, как служанка может следить за аристократом, а не стражники? Служанка называлась по своей должности, а лично Генрихом по имени — Лесли. Несмотря на слабую структуру тела она имела очень сильные руки и оружие, которое с первого взгляда может показаться смешным. Ими были спицы, стальные и острые, служанка мастерски обращалась с ними, и во время вязания, и во время незапланированой драки. Иногда принц проявлял к ней симпатию и не более, хотя со стороны девушки никакой реакции не было. Церемония была окончена, поэтому аристократ вместе со своей защитницей и двумя стражниками двинулись в глубь города к королевскому замку. Внешне в нем отметить что-то довольно сложно, а если описать двумя словами — серая груда камня которая олицетворяла город. Переулки и подворотни выглядели малообещающими. Оглядываясь по сторонам, Генрих то и дело натыкался на разлагающиеся трупы людей, которые на данный момент стали пищей для птиц, а в особенности для воронов, сладкой, но со стороны гадкой. Кровь была повсюду, а отломленые конечности не были редкостью по дороге. Конечно ни у кого не возникало и мысли о том, чтобы убрать эти тела, что вскоре и вызывало цепочки с недовольством аристократов, когда их имущество портили поганые призраки. И даже несмотря на то, что все вполне знали причину шествия живой эктоплазмы, скорее высшему авторитету было мерзко даже коснуться клочка одежды бродяги, не говоря уже и о его трупе. Возвращаясь к группе и говоря о их делах, то у них возникли некие проблемы по пути, из-за которых принцу и его помощнице вместе с стражниками пришлось пройти через какой-то дом, чтобы продолжить дорогу. Особо это место и не поражало, скорее отвращало, хотя, что можно было ждать от такой то развалюхи? Да, место было мерзким, пахло не очень, и говоря именно про этот запах, (ведь их было несколько, хоть они и не сильно отличались) он напоминал чем-то пьяных мужчин переваленных жареными крысами. Где то в углу, в комоде шарился бродяга, то и дело сметая в кучу вещи возле него и раскидывая разные бумажки по сторонам. Конечно он даже краем глаза не заметил никого, а вот от удара по спине, скорее всего который был нанесен ногой, очень лихо зарыпался и плюнул в сторону. Недовольство пьяного быстро затихло после удара по лицу, который окончательно оглушил его и заткнул. В доме стало так тихо, будто звуки наковальней придавило, что мысленно заставляло атмосферу съеживаться от каждого биения сердца. Авторитетные личности долго в доме оставаться не собирались, поэтому стражники начали выламывать дверь, которая была заперта и вела их на волю. — Лесли, ты же сама прекрасно знаешь, что тебе не следовало пачкать руки об этот мусор, пусть бы это соизволили сделать стражники, — сказал Генрих мягким голосом, придавая ему немного симпатии, — вдруг бы ты подхватила от него болячку, знаешь ли. — Ты ведешь себя со мной, будто я придворная собачка стоящая где то 800 золотых и ты боишься потерять потраченные деньги, а не милое существо. Ты же не считаешь себя садистом, так не веди себя так как он! А о себе я и сама могу позаботиться. Не просто так же меня поставили на твою охрану, верно Генрих? — с легким недовольством в голосе прощебетала себе под нос Лесли, хотя этот щебет из-за тишины был слышен по всему дому. — Не притворяйся, будто я не помню тот случай. Да ты бы копыта отбросила, если бы тебя уборщик не спас от того призрака. Хотя вспоминая о том случае, до сих пор не могу понять, как такой призрак смог попасть в замок, даже через заколдованную призму, которую наложил чародей. И говоря о нем, даже сейчас мне немного его жалко, это было слишком жестоко. — Неужели ты хоть что то помнишь? Разве ты не каждую неделю посещаешь подземный бар, где уходишь в беспамятство, и потом ищешь пропавшие деньги и ожерелье? Хотя, если я не забыла, сегодня именно этот день недели, так что можно считать это хорошим совпадением. Все таки у нас сегодня удачный день, ведь его число нечетное, — сказала прислужница, вынеся ответ с помощью своих уникальных часов, которые по привычке она всегда носила с собой. Лесли к этой фразе примешала чуть эмоций и чувств — что то вроде ложной заботы. Сказать в ответ Генрих ничего не смог, поэтому парочке лишь осталось последовать за стражниками, чтобы наконец добраться до этого чертового замка. И вот момент истины — огромные деревянные ворота обделанные сталью и небольшой частью золота, которое похоже было на ненастоящее. Внутри обстановка была куда лучше. Кирпичная, где то извилистая тропинка, проходящая через идеально выстреженные кусты и серый, элегантный мрамор по обе стороны, на котором отчетливо было видно лакировку, и неизменный представитель любой королевской обители — призматические, с ноткой бирюзового оттенка фонари. Этот вид отчасти захватывал дух, легкие прямо наливались свежим, влажным воздухом, а сердце медленно уходило в закат. Внутри оказалось бесподобно — все сверкало, мрамор был везде и именно он отдавал блеском, золотое покрытие на ступенях и потолке, и всю симфонию сопровождал канделябр с восковыми свечами. От них запах был будто лавандовый, такой мягкий и воздушный, ласкал нос, щекотал кожу. Генрих посетив свою комнату и взяв свои вещи, направился в личную гостиную вместе с Лесли, которая заглянула в зеркало. Она по велению принца носила багровое платье и алые бантики на нем, снежная, ледяная кожа, и небольшие туфли с оловяной обводкой, лично приобретенные Генрихом. А лицо ее вызывало восхищение — такое красивое, где то виднелись веснушки, которые слегка утопали в волнах белой пудры и невероятной красоты диамантовая брошь, полученная в подарок от Тети Маргарет, и наконец шелковые, бледные пучки волос. Все эти наряды поражали и были одеты для сегодняшнего праздника — Кровавого бала Черной Королевы. В этот день, со всех королевств приезжали арисократы и короли, чтобы насладиться кровью бродяг и отдать им честь. — Не хочешь ли побыть со мной на празднике, Лесли? — с каплей официальности произнес Генрих юной леди. — Ты ведь понимаешь, как мне тяжело смотреть на ту кровь, того сброда, которым я была когда-то. Я знаю что ты меня любишь и уважаешь, но слишком больно мне при таком зрелище, — сказала, чуть натянув воображаемую маску актера, Лесли. — Раз так, то уж лучше бы тебе снять этот наряд и отправиться в мою комнату, ждать моего прибытия, — грустно, тоже будто актер, произнес принц. — Тогда уж лучше я пройдусь, может захвачу нам что нибудь вкусненького на вечер, запалю камин. Дневник заполнить? — складывая свои вещи в плетеную корзину сказала Лесли. Кивнув, Генрих скрылся в затемненом коридоре, а прислужница направилась в его комнату. Войдя внутрь, Лесли почувствовала тот самый запах, запах принца, такой неизменный, похожий на старый, но такой приятный. Сев на небольшой стул возле кровати, придвинув комод, и вытянув из него дневник друга, открыла его. Конечно по еще одной привычке Лесли, которая больше напоминала уважение, не пролистывала страницы, написаные лично Генрихом. Однако, почему то в этот день, искушение и любопытство взяло верх над ней, заставив перевернуть на несколько листов назад. Но особого и удивительного она не обнаружила — принц до сих пор писал о своих чуствах и любви к Лесли. Это даже слегка расмешило ее, но все-таки долг взятый на себя, нужно выполнить и поэтому девушка начала заполнять дневник, хотя этому уже мешали гудки и крики из зала. Праздник был торжественно открытым, за дверьми и дальше по коридору наверное стояло не меньше сотен человек, кричащие и радостные. Среди них скорее всего были и два известных дворянина во всех империях — Август, и его сын Жозеф. Если что и говорить про Августа, то это был крепкого и большого телосложения мужчина с черной, немного шоколадной кожей и в основном в белом костюме с яркой золотой булавкой, а главной особенностью была его лысая голова, которая считалась редкой среди большинства. Жозеф в свою очередь был хоть отчаянным, но довольно умным парнишкой, разбирающимся в магие и технологиях. Заполнив дневник, Лесли поднялась и достав из кармана свои стальные спицы. Они выглядили смехотворно со стороны, но мастерское управления, которым обладала эта женщина поражало. Одним ловким движением Лесли взмахнув правой рукой и направив силу на спицу подкинула небольшую шкатулку, левой в это время начиная колоть другой спицей протыкая предмет и окончательно победила, когда взмахнув вновь правой рукой и направив силу по обеим рукам, глубоко проткнула коробок. Конечно это была мелочь, но тренироваться было нужно, чтобы не утерять навыки. В редких случаях, Лесли конечно пользовалась магией чтобы усилить удары и спицы, но то скорее было козырем, нежели основной силой. В это время Генрих общался со своей знакомой — принцессой дома Ионы, Эмили. Молодая женщина в черном, бархатном костюме уставилась на собеседника и своим видом показала ему, что ей очень скучно. — Так, ты научилась владеть арбалетом от учителя, или в сложных ситуациях? — спросил Генрих пытаясь удержать принцессу во внимании. — В основном я оба варианта смешивала, но в общем главную роль сыграл именно опыт, а не знание, хотя и это спорно, — сказала Эмили с легким недоумением. Вдруг все гости как бы не случайно задрожжали, как и потолок вместе со стенами, и полом. Август подбежал к молодым парням и девушкам, прикрывая их тела. Всем немного было не по себе, а аристократу и во все было не лучше. Его охватила смутная паника и стресс, кости затвердели и сердцебиение ускорилось. Вновь волна и снова все не понимают в чем ситуация. Король подошел ко всем и произнес такую речь. — Дорогие мои друзья по проблеме и жизни, не волнуйтесь, ничего страшного не происходит, я отправил своих стражников, которые сейчас разберутся с этим. Не дайте какому то стуку прерывать ваше времяприпровождение! — Все верно, мы хотим крови, ничто не прервет наш долгий, вековой обряд, ничто! — громка произнесла большая часть толпы и вновь оживилась. А в это время, принцы и принцессы вместе с Августом стояли на месте. Их ухватил страх, любой звук хватал в дрожь, а страх исходила как туман, ото всех, извивая пучину ужасающих миазм. Все они оказались в ложном, таком грезном коконе, который поражал своей силой и плотностью. В дальних углах комнаты Жозеф общался с двумя милыми миледи, а Генрих с Эмили в это время безнадежно утихали и к сожалению, все их фразы обрывались на полуслове, образую между ними ментальную тишину. Чтобы собеседница не потеряла интерес к принцу, он задал ей еще один вопрос. — Скажи, у тебя есть любимый человек? — сказал Генрих, слегка покрывшись румянцем. — Уж хорошо, что есть, потому что с тобой у меня встречаться не просто сил не хватит, нервы мои скорее быстрее свернутся, нежели ты что то успеешь сделать. Генрих промолчал, ведь почуствовал волну и теперь все в зале уставились на потолок в ожидании. Новая волна и принц уронил свою чашу с кровью того самого бедняги, которого он повесил. Новая волна заставила центральный канделябр вздрогнуть, при этом обронив две свечки. А потом, волна пробившая потолок окутала всеx во тьму, заставив Генриха и Эмили, и остальных аристократов потерять сознание.