чернилами по телу твоему

Густой едкий дым заполняет небольших размеров комнату, когда брюнет размыкает губы, выпуская тот наружу. Парень подминает одну ногу под себя и упирается локтем о стол, принимая более удобную позу. Пак возле него кривится от запаха и, показывая все свое недовольство дерганностью в движениях, поднимается и приоткрывает форточку, пуская на кухню свежий прохладный воздух улицы. — Ну и? — начинает он, садясь обратно за стол и открывая бутылку с пивом. — Что теперь делать будешь? — продолжает, делая небольшой глоток и не сводя взгляда с Чона, который устало трёт переносицу свободной от сигареты рукой. В ответ — тишина, словно со стеной говорят. Хотел бы Чонгук сейчас стать таковой и избавиться от всего дерьма, что на него вывалилось за последние пару дней. Чимин глазами своими дыру в нем прожигает и нервно стучит пальцами по столу, терпеливо дожидаясь ответа от неразговорчивого собеседника. Чон поднимает на него глаза, в которых кроме бесконечных тоски и боли больше ничего не видно: все затмили, не оставив и намёка на что-то радостное. — Не знаю, — наконец подаёт голос парень и тянется за рядом стоящей чашкой, в которую уже успел попасть пепел. Чонгук с секунду смотрит на него, плавающего в чёрном кофейном напитке, и делает глоток. Всё, что ему необходимо сейчас, — кофе и сигареты. Вечные спутники по жизни, без которых жизнь — немыслимая пытка. Не сказать, что с ними намного все лучше, но они хоть как-то притупляют все непрошеные чувства, облегчая существование. Существование. С каких пор жизнь для Чонгука превратилась в «существование»? Кто бы мог подумать, что вечно радостный и воодушевленный на все Чон Чонгук вдруг превратится… в это? Ему самому от себя тошно, хочется пальцами кожу разорвать, выпотрошить всего себя, измельчить кости и по ветру развеять, лишь бы не ощущать ничего, что чувствует сейчас. Лишь бы прекратить все это. — Ты же понимаешь, что это не дело? — спокойным, размеренным тоном говорит рыжеволосый, глядя куда-то в окно и вертя в руках бутылку со спасительной жидкостью. — Я знаю, что тебе неприятно слышать это, но я повторю: мы тебе говорили. Тысячу раз говорили, Чонгук, — Пак переводит взгляд на того и тихо вздыхает, прикрывая веки. Он поворачивается всем корпусом к нему и облокачивается двумя локтями о стол, нависая над ним и вынуждая смотреть на себя. — Говорили, что ей нельзя верить, что она шлюха, что ты для неё — очередная игрушка на время, что она изменит сразу, как подвернётся шанс. «Поматросит и бросит». Мы ведь говорили, да? Но что мы слышали в ответ? — на одном дыхании выпаливает Чимин. — «Она не такая, мы любим друг друга, у нас все искренне, у нас все серьёзно», — не унимался он. Чонгук с горечью выслушивает все, не смея перебивать, потому что правда. Всё, черт возьми, правда. Как бы неприятно было это осознавать, но его друзья как всегда оказались правы, а в дураках остался как всегда один он. «Любовь навсегда»? Извини, Чонгук, мир — не сказка, а ты не принц. В этом испорченном мире твои чувства никому даром не нужны и любовь твоя гроша ломаного не стоит. Для людей это игрушка. Поиграются, наскучит — выкинут, и дело с концом. Жаль, до него это не сразу дошло, хотя все было прямо у него перед носом. Сколько раз ему намекали на похождения его любимой? Сколько раз он становился свидетелем ночных звонков и переписок? Но ведь Чонгук любил. Правда любил. Всего себя отдавал, не жалея ничего. Он тонул в своих чувствах, медленно, но верно стремясь к самому дну, которого он достиг в тот самый злосчастный день, воспоминания о котором хочется выжечь. — Я сегодня у парней останусь, ладно? Мы тут выпили и… ну ты понимаешь, да? — пьяно смеясь, бормочет в трубку парень. — Я лю-блю-те-бя, — нараспев поговаривает тот шёпотом, словно делясь с девушкой на той стороне трубки чем-то ценным, а после вновь впадает в пьяный смех. А ведь правда хотел остаться с друзьями и отдохнуть, но Чонгук такой романтик, делать неожиданные сюрпризы определённо в его стиле. В его стиле уничтожать все самое светлое внутри себя. Он не виноват, что его так тянуло, что так хотелось почувствовать тепло любимого тела в своих руках и заснуть вместе, деля одну постель на двоих. Но место уже, как оказалось, было занятно. Щелчок, скрип двери, секунда. И сказке вдруг конец пришёл. «А почему не сказали, что конец плохой?». Дальше — пустота. Крики, слезы, жалкие оправдания и опустевшая квартира. Дна достиг, а дальше что? Что дальше делать? Чонгука никто не учил, как жить, когда сердце на куски ломают и под ноги кидают как бесполезный мусор. Он поселился в этом тёмном месте, спрятав себя за семью замками. Тоска и боль — его верные друзья теперь, а любви здесь, кажется, места уже не найдётся. Чонгук её собственными руками душить будет. — Прости, — шёпотом в звенящую тишину комнаты бросает Чон, откидываясь на спинку стула. — Я сам во всем виноват, — он подносит сигару к потрескавшимся губам и вдыхает никотин, ядом растекающимся по его иссохшим лёгким, после чего резко распахивает глаза, уставившись на глядящего куда-то в стену напротив Чимина, — я должен избавиться от этой тату. Как бы Чонгук не пытался вытравить из своей жизни все прошлое, чтобы дышать легче было хотя бы на мизерную долю, но клеймо на груди вечно будет напоминать ему о его ошибках и жалкой вере в несуществующее. Он вытатуировал на собственном теле имя, а точнее прозвище человека, с которым, как он думал, навсегда. Чонгук уверенно пошёл на этот смелый шаг, безмерно глупо и наивно веря в свою же выдуманную любовь между ними. Теперь это место невыносимо жжёт каждый раз, когда он вспоминает о нем. Расплата за собственную глупость, получите и распишитесь. — Да ну? Правда что ли? — Чимин сразу понимает, о какой татуировке речь. Гадать тут не надо. — А кто мне кричал «я уверен, это будет лучшая моя татуировка, я хочу, чтобы она всегда была рядом со мной», а, Чонгук? Кто? — с насмешливой ухмылкой выпаливает старший. — Давай без нотаций, ладно? Мне и так хреново, — пробубнив последние слова себе под нос, Чон выхватывает из рук Чимина его бутылку и в три глотка осушает её, пока еще не пришедший в себя Пак с шоком на лице наблюдает за ним. — Мне нужен специалист, который избавит меня от этой дряни. — Ладно, есть у меня один на примете, — оклемавшись, старший достаёт из кармана джинс телефон, бегает глазами по экрану и, победоносно улыбнувшись, протягивает его другу. Ему нравится такой настрой младшего. Шаг за шагом он пытается вылезти из этой дыры. — Ким Тэхен? — Ага. Он как-то раз очень помог Хосоку. Лучший тату-мастер в этом богом забытом городе. Но никто Чонгуку не сказал, что Ким Тэхен станет причиной каждого последующего рисунка на его теле, (а после желания сгореть с ними заживо).