🖇️
Чонгук облокачивается головой о холодное стекло и вставляет в уши наушники, погружаясь в давящую — и по-прежнему ненавистную — тишину, норовя побыстрее избавиться от неё путем поиска песни на экране смартфона. Он открывает Apple Music и сразу же находит её: as Asking Alexandria – I don't need you, что играла позавчера весь вечер, пока они с Чимином, еле отдышавшись, упали на диван и заснули непробудным сном. Приятная и с тем же волнительная мелодия окутывает парня, пока он, прикрыв глаза, расслабляется и делает беззвучный вздох. Удивительно, но Чонгук совершенно забыл, что он слушал и как жил до того как узнал об этой песне. Она играет у него сутками напролёт, абсолютно не надоедая и не приедаясь, как часто бывает с остальными песнями. Чон словно нашёл в ней покой. Можно ли назвать песню своим соулмейтом? Чонгуку начинает казаться, что да, можно. А иначе как объяснить его зависимость от неё? Маршрутка резко тормозит, и парень недовольно жмурится, когда ударяется лбом о стекло. Он поднимается с насиженного места и выходит на улицу, полной грудью вдыхая свежий и прохладный воздух крадущейся осени. Чон опускает взгляд на телефон в руках и заледеневшими по непонятной причине пальцами быстро открывает карту, вбивая адрес, что дал ему хен. Сам он отлучился по каким-то неотложным делам, велев младшему ехать самому черт знает куда. Чонгук в этой части города никогда не был, а потому понятия не имел, куда ему идти, и мысленно молился не наткнуться на стаю каких-нибудь гопников по пути. Он моментально принял вызов, чтобы не привлекать к себе излишнее внимание, когда телефон разразился громким звоном и на экране высветились фото и имя Чимина. — Да? — начал младший. — Ты уже там? — с той стороны трубки слышалось сбитое дыхание хена: видимо, он куда-то бежал. — Ещё нет, только приехал. А что? — Чонгук не понимал, зачем Чимину понадобилось звонить ему и допрашивать как ребёнка. — Ничего, — выдохнул Пак. — Напишешь или позвонишь, как закончишь. Надо будет встретиться, — приказным тоном произнёс старший. — Что-то случилось? — медленно, но верно на Чонгука начала нападать паника, отражаясь дрожью в голосе. — Нет, ничего. Боже, не паникуй, щегол. Все просто отлично, — ответил Чимин, и по его голосу было понятно, что тот улыбается. — Короче, пиздуй. Жду звонка. До связи, — Чонгук не успел попрощаться: вызов сбросили. Парень вновь открывает карту и смотрит, как далеко находится салон: в пятидесяти метрах от него. «Довольно близко», — проносится у него голове, и, поправив растрепанные ветром волосы, он двинулся в нужном направлении. Добраться до салона заняло у него пять минут, если не меньше. Чонгук обводит глазами здание — такое же, как и все остальные тату-салоны — и вывеску, на которой неоновым читается «KTAE». «Назвать салон в честь себя... Как скромно», — Чонгук ухмыльнулся и перевёл взгляд на тяжёлую металлическую дверь, за которой и находится все самое интересное, поэтому Чон, не теряя времени, схватился за ручку и, приложив некоторые силы, потянул на себя. В нос сразу же ударил запах спирта и краски на пару с чем-то сладким, если не приторным. Не сказать, что Чонгуку не нравится, но это явно не то, чего он ожидал от тату-салона, что внешне выглядит так брутально. Парень вытягивает из ушей наушники и прячет в кармане джинс, делая шаг внутрь. Дверь позади громко захлопывается, заставив парня слегка дернуться и тихо выругаться себе под нос. Он поворачивает голову и видит чёрные стены, чёрные полы и чёрные потолки. «Хорошее начало», — мысленно оценивает Чонгук. Он делает ещё один небольшой шаг и просовывает голову в арку, за которой находится кресло, лампы и прочие необходимые для работы вещи. Но там пусто. Ни единой души. Чонгук хмурится в непонимании и кусает обветрившиеся губы, пытаясь унять внутреннюю нарастающую панику. Он ни черта не понимал: где все, почему никто не вышел, услышав звук захлопнувшейся двери? Это что, конец света? Тогда почему Чонгуку не сообщили? Он резко оборачивается, услышав, как из колонок, висевших на стенах, заиграла какая-то мелодия: MISSIO — I see you. Чон, опустив голову, едва слышно вдыхает и тяжело сглатывает. Ему натурально становится не по себе, а по коже проходится мерзкий холодок. — Могу чем-то помочь? — он резко поднимает голову и с широко раскрытыми глазами смотрит на стоящего всего в нескольких сантиметрах от него парня, появившегося из ниоткуда. Его белые пряди волос неопрятно спадают на глаза, в ушах в неярком свете ламп поблескивает серебро, и, начиная от шеи и пропадая где-то под чёрной тканью футболки, тело обвивают чернильные рисунки, от которых Чон с особым усилием отрывает глаза. Незнакомец склоняет голову вбок и вопросительно приподнимает брови, явно желая услышать от незнакомца хоть что-то. — Я... ты... Ты Ким Тэхен? — без какого-либо уважения и сразу на «ты» начал Чон, проходясь языком по губам в попытках унять непонятно откуда взявшееся волнение. Парень напротив дёргает уголками губ вверх и, мягко прикрыв глаза, кивает. — Он самый, — с хрипотцой в голосе отвечает Ким. У него был помятый вид. Чонгук сделал очевидные выводы о том, что он только что встал. — Я... Пак Чимин. То есть, не я Пак Чимин, мой друг... он... — на одном дыхании выпаливает Чон, бегая глазами по чёрным стенам, находя их невероятно интересными в данный момент. Тэхен усмехается. — Боже, в общем... Я от Пак Чимина. Он писал тебе, да? — переведя дух, произнёс Яонгук. — Рыжик? Да, писал, — Чон едва сдерживается, чтобы в голос не засмеяться из-за прозвища, что дали его другу, поджимая губы. — Так ты Чон Чонгук? — Он самый, — в той же манере, что и Ким секундами ранее, отвечает парень, вызывая у того улыбку. — Тогда... — протянул он и, приподняв руки вверх и обхватив свои волосы пальцами, сделал что-то наподобие хвостика, а после поднёс одну руку к губам — чертовски красивым губам — обхватил зубами чёрного цвета резинку и стянул её с запястья. Всё это время они не разрывали между собой зрительного контакта, а Чонгук осознал одну вещь: лучше кофе может быть только одно: такие же крепкие, сводящие с рассудка и стягивающие все органы в узел кофейные глаза, в которые он безотрывно смотрит, не смея отводить взгляд — иначе точно пропадёт. Тэхен ловко завязывает резинкой хвостик и, заведя оставшиеся пряди волосы за ухо, мило улыбается. — Давай начнём. А из колонок льётся негромко: i'm alone with you я наедине с тобой you're alone with me ты наедине со мной what a mess you've made of everything что за путаницу ты создал i'm alone with you, you're alone with me я наедине с тобой, ты наедине со мной and i'm hoping that you will see yourself и я надеюсь, что ты увидишь себя, like I see you как я вижу тебя.🖇️
Кресло под весом тела неприятно скрипит, когда парень принимает полусидячее положение. В комнате практически не горит свет, за исключением рабочей лампы, нещадно слепящей слизистую глаз. Тэхен возится с чем-то у стола, стоя спиной к Чону, и изредка цокает языком, прорезая девственную тишину. Парень слышит звук зажженной зажигалки, а после невесомые дымки показываются из-за спины белокурого, разнося приятный аромат цветущий сакуры по помещению, и Чонгук невольно делает глубокий вдох, донельзя заполняя им лёгкие. Тэхен неторопливо поворачивается к нему лицом, натягивая на тонкие кисти рук чёрные перчатки: санитария превыше всего. Он вновь выдаёт слабую улыбку, когда их взгляды пересекаются, а в воздухе тем временем искрится вполне ощутимое напряжение, и непонятно, откуда и почему. Чонгуку уже, откровенно говоря, совсем ничего не понятно. Единственное, чего ему хочется, — поскорее избавится от клейма, на груди высеченного, и дело с концом. По окнам начинает бить дождь, давая знать о приближающейся осени, что несёт за собой ещё большую меланхолию в жизни людей, и Чонгук едва слышно вдыхает через нос, то и дело поглядывая на Тэхена. Тот раскладывает все необходимое на тумбочке возле кресла и свистит себе что-то под нос: знакомая, очень знакомая Чонгуку мелодия, но из-за постепенно усиливающегося за окнами дождя расслышать так и не удаётся. А он и не пытался. Зачем? Верно. Зачем. Ким садится рядом и складывает руки на груди, постукивая пальцами по коже, покрытой тёмными рисунками. Чонгук на секунду зависает. Честно говоря, у него не было никаких особых представлений о том, каким будет этот Тэхен. Есть вполне устоявшиеся стереотипы о том, что практически каждый второй тату-мастер имеет лишний вес, брутальную бороду, бесчисленное количество проколов где можно и где нельзя, ужасное чувство юмора, перегар и, конечно же, рисунки по всему телу. Тэхен пролетел по всем пунктам, кроме последнего. Удивлён ли Чонгук? Да. Разочарован? Отнюдь. Тэхен ничем особым не выделяется: обычная одежда, обычная прическа, обычные татуировки. Он совершенно обычный. И Чонгук понятия не имеет, почему его током прошибает, когда их взгляды пересекаются. Он ведь... обычный? Если не считать его глаз — невозможно глубоких глаз —, губ — невозможно красивых губ — и пальцев, так жестоко скрытых за тканью перчаток. Чонгук не понимает. Но, может, оно и к лучшему? Меньше знаешь — крепче спишь, ведь так же? — Значит, удаляем тату? — наконец подаёт голос мастер, рассматривая круглые мешки под глазами перед ним сидящего. Чонгук опускает голову, ломая суставы пальцев. — Да. — На груди, если я не ошибаюсь? — Тэхен понижает голос, заставляя Чонгука сглотнуть: в горле резко пересохло. — На груди. — Тогда... снимай футболку? — слегка улыбнувшись, поговаривает он, не отводя от Чона внимательного взгляда. Тот поднимает голову и пару раз кивает. — Да, конечно... — он тянется пальцами к краям футболки и одним быстрым движением снимает ее с себя, откидывая куда-то на скамью у стены. — Какую из? — спрашивает Ким, проходясь глазами по бледной груди, где высечена пара чернильных рисунков. — Эта, — Чон указывает пальцем на три едва заметные буквы прямо под сердцем, и Тэхен наклоняется ближе с целью рассмотреть получше. Чонгук отводит взгляд. Стыдно. Тот пару секунд молчит и хмурится, а после отстраняется и принимает прежнее положение. — «ive»? — в недоумении спрашивает тот, наклоняя голову в бок и пытаясь словить взгляд младшего. В ответ ничего. Тэхен вновь опускает глаза на татуировку. — Что это значит? Чон поджимает губы, проходясь по ним языком, и, невесело усмехнувшись, отвечает: — Прозвище. — Прозвище? Кого? Собачки? — шутка не удалась: тэхен это понял по резкой смене выражения лица Чонгука. — Моей девушки, — едва слышно в ответ. — Бывшей девушки, — поправляет сам себя. Тэхен ничего не отвечает: это ни к чему. Чонгук ему за это благодарен. —Знаешь, — младший слегка дергается, когда ощущает на коже холодные прикосновения от перчаток, проходящихся по небольших размеров буквам, и задерживает дыхание. И в очередной раз он не знает, почему. Почему дыхание спирает к черту, почему кожу накрывает волна мурашек, почему сердце ходит ходуном. Чонгук молится, чтобы Тэхен не почувствовал этого, резко вскидывает голову и тонет. Тонет в глазах, что тяжелее любого наркотика, любой зависимости. Чонгук тонет, даже не пытаясь спастись (бессмысленно). «Это от неожиданности. точно, это все от неожиданности», — как мантру повторяет про себя Ч. Никак иначе. — Что? — наконец выдавливает из себя он, буравя старшего взглядом и все ещё чувствуя, как тот пальцами вырисовывает какие-то узоры на его груди (а внутри все в узел сворачивается). — Нам не обязательно удалять ее, — легко бросает Тэхен и опускает взгляд, пока другой с полным недоумением бегает глазами по его лицу, пытаясь понять, что он только что сказал. — Извини? — смешок срывается с его губ, а на лице читается полное замешательство. — Предлагаешь мне с этим дерьмом на груди остаток жизни провести? — он, не контролируя себя, повышает голос и крепко сжимает челюсти. Тэхен на это улыбается своей очередной милой улыбкой. «Раздражает». — Нет, — так же спокойно и размеренно отвечает тот. — Я не понимаю, — Чонгук переводит дыхание и смотрит выжидающе, но пальцы на его груди по-прежнему не дают покоя, выводя из себя. Его все просто бесит, ведь так? В этом же причина? — Нам необязательно удалять ее, но мы можем ее преобразить, — мягко, как ребёнку, объясняет Ким, выводя указательным пальцем какую-то букву прямо перед рисунком: Чонгук, будучи сейчас предельно чувствительным, все чувствуют каждой клеточкой своего тела и опускает глаза вниз. Тэхен задумчивым взглядом проходится по его татуированному телу, едва заметно хмурясь, и вновь возвращается к груди. Он тихо выдыхает через нос и откидывается на спинку стула, жуя нижнюю губу. Чонгук смотрит, не отрываясь. — «live», — шепотом сходит с мягких губ, а Чон, словно в трансе, следит за его плавными движениями, когда тот вновь наклоняется ближе — ближе, чем нужно — и, словно с вызовом, смотрит в ответ. — Мы можем добавить «l» перед «ive», и получится «live». Просто и со вкусом. А главное быстро и безболезненно, — проговаривает он, вновь дотрагиваясь пальцами до груди. Ким молчит пару секунд и, понизив голос до минимума, шепчет: — Вместо того, чтобы бежать от прошлого, можно использовать его как стимул, чтобы двигаться дальше. Чонгук молча сидит, не зная, что сказать. Он как рыба на суше открывает рот, так ничего и не произнося, а Тэхен... улыбается. И единственное, что остаётся Чонгуку, — это улыбнуться в ответ. — Ты улыбнулся! — радостно произнёс Тэхен, а вокруг его глаз появились маленькие морщинки. — Впервые за все время, пока ты сидишь здесь, ты улыбнулся. Полагаю, это успех, — довольно сказал он, улыбаясь ещё шире и похлопывая Чона по плечу. — Да... — удивлённый резкой сменой настроения Кима, как-то смущённо проговаривает он в ответ, ломая суставы и заполняя комнату звуками хруста. И Тэхену совсем не нужно знать, что Чонгук улыбается не впервые за все время, что сидит здесь. Чонгук улыбается впервые за весь месяц.