В ловушке сновидения

Рейх был готов потерпеть Союза у себя дома один день, скрепя сердце согласился на второй, но жизнь его не готовила к тому, что русский изъявит желание остаться на целую неделю в, на минуточку, его — Рейха — доме. На вопросы, безопасно ли это, Союз отвечал, что всё будет в порядке, и он, если что, разберётся. На возмущения и попытки выгнать он обещал, что всё равно вернётся, и у Рейха нет выбора. Причём вытащить его из квартиры немца пытался в том числе Италия. Всё было абсолютно тщетно. Зато Союз готовил завтраки, ходил за продуктами вместе с Рейхом, помогал убираться и, проще говоря, отплачивал за свое нахождение здесь. Так что через четыре дня Рейх привык и перестал брыкаться, чему сам дивился, но, как говорил русский, у него всё равно не было выбора. Так смирение стало лучшим и единственным выбором, чем каждый день ворчать, сердиться и пытаться прогнать. К концу недели, в воскресенье, Рейх проснулся от ворчания и громких звуков на кухне. Он неохотно встал, протер глаза и огляделся, ещё раз доказав себе, что Союз не в спальне. Да и делать ему тут было нечего: он спал на диване. Уж в кровать Рейх его ни за что бы не пустил. Не те отношения. Третий Рейх поднялся и побрел на звуки. На кухне он обнаружил Союза не в лучшем настроении. Даже больше, чем обычно. С тех пор, как они выкрали файлы, он ломал голову над их расшифровкой каждый день, когда выдавалось свободное от работы время. С тех пор он стал пребывать не в настроении, однако с Рейхом общался в своей прежней манере. Точно так же случилось и сейчас. Когда он поднял глаза на немца, застывшего в проходе, его рот растянулся в улыбке. — Извини, разбудил? Рейху казалось, Союз стал мягче к нему после того, как без спроса поселился с ним. Это всё ещё вызывало странные ощущения и лёгкое непонимание. — Есть такое, — Рейх широко зевнул, прикрыв рот, и сел за стол. — Что у тебя? — он и сам немного подобрел к Советам, что не отрицал. На удивление, совместное проживание, пусть и недолгое, смогло их сблизить. И всё это после попыток выдворить русского и нападок на него. — Я не могу. Я не понимаю, как это расшифровывать! — Союз взмахнул руками. — А если что-то и выходит, то получается полнейший бред. — Он осторожно закрыл крышку ноутбука, потому как с вещами Рейха старался быть аккуратнее, и открыл холодильник, откуда достал остатки торта, за которым им пришлось идти вчерашней ночью в круглосуточный из-за неожиданного желания немца поесть сладкого. Один он идти по темноте никуда не хотел, а Союз согласился под предлогом отдыха для мозгов. Впрочем, после полуночного чаепития к работе он так и не вернулся до сегодняшнего утра. — Завтрак я не приготовил, хочешь тортик? — Он поставил его перед Рейхом и снял крышку. — Хочу, — кивнул немец. Союз подал ему вилку, щёлкнул чайник, сам взял маленькую ложку и сел рядом с целью тоже поесть торта, однако Рейх вдруг отодвинул его подальше от русского. Тот посмотрел на него с недоумением. — Слишком маленький кусок остался. — Жадина, — усмехнулся Союз и покачал головой. Он вернул ложку к остальным приборам, подготовил чашки с заварками и оперся о столешницу, лицом к немцу. — Я не знаю, как я хотел достичь своей цели, и что теперь делать дальше. Рейх чуть не подавился тортом. Советы был самым устремленным и сильным человеком в их скромной команде. У него больше всего шансов достичь поставленной цели, и теперь он говорит такое? — Чего это ты вдруг? — Рейх медленно опустил вилку и сосредоточил напряженный взгляд на Союзе. — А толку-то от всей этой информации, если её нельзя расшифровать? А за более смелые действия может догнать кара. Конечно, мы могли бы попробовать схватить агента званием выше и устроить ему пытку, но они не из тех, кто сломается, как бы больно им ни было. — Союз опустил голову и вздохнул. — Ты не видел их страшных лиц, знаешь, даже меня дрожь пробивает. И вообще, ты, наверное, думаешь, что раз я на такой должности, то могу всё, ничего не боюсь и мне по силам разгадать загадку, которую правительство старательно скрывает, но это не так. Я такой же обычный человек, как и ты. У меня есть страхи, переживания, я чего-то не умею, могу не всё, пусть немного и лучше, например, тебя. По силе, уму, осведомленности о том, как на самом деле устроены спецслужбы, как происходит контроль над жителями нашего государства и куда их забирают. Но это ничем не поможет. Рейх сглотнул и неловко отвёл взгляд. По его скромному мнению, эта ситуация относилась к тем, в которых нужно поддержать и успокоить, однако нужно ли это Союзу и что именно ему говорить? Они определённо не в лучшем положении, и говорить стандартное «всё будет хорошо» не подойдёт. Потому что «хорошо» вряд ли будет. Стена, которой являлся Советы для Рейха и для остальных, вдруг треснула. Стоять за его спиной показалось не таким безопасным, как прежде. Это ли называется подорванным доверием? Разочарованием? Рейх снова глянул на русского. Он продолжал стоять, обратив взгляд в пол, даже когда выключился чайник с характерным щелчком. Вдруг немцу представилось, как все покидают Союза, оставляя в одиночестве на его пути в неизвестность. Цель, которая была четко вырисована до этого, вдруг расплылась, свет в конце погас, а рядом не осталось никого, кто мог бы поддержать. И всё потому, что иллюзия о всемогуществе Союза вдруг пропала, открыв лицо простого человека. Рейх встал и подошёл к Советам. Он обнял его и похлопал по спине. — Мы как-нибудь справимся, — сказал он и почувствовал, как его обняли в ответ. Союз положил голову на его плечо и сжал крепче. Немец на секунду испугался, что ему нечаянно сломают пару костей, но СССР не стал перебарщивать с силой. — Спасибо, — прошептал Союз. У немца пробежались мурашки по коже. — Но ты, наверное, немного разочарован? — спросил он через несколько секунд. Рейх, недолго подумав, ответил: — Нет. Знаешь, даже наоборот, рад тому, что ты открылся. Теперь Рейх не видел Советов таким далеким от себя. Он был не настолько выше него, Италии или Японии. Теперь перед немцем стоял простой человек. Рейх его ни за что не оставит из-за этого. Может они теперь и не под его надёжной защитой, зато стоят рядом и будут вместе идти дальше, во что бы то ни стало. — Не бойся показывать слабые места и не казаться всегда сильным, иначе будет очень тяжело, — продолжил Рейх, надеясь, что поможет Союзу полностью успокоиться. Он не был уверен, нужно ли говорить что-то ещё, но ему становилось всё более неловко, а тишину хотелось как-то прервать. — Ты хороший человек, Рей, — Союз отстранился, но руки с плеч немца не убрал. Они смотрели в глаза друг друга несколько секунд, прежде чем русский приблизился настолько, что Рейх начал ощущать на коже его дыхание. Сердце забилось чаще. Не увидев попыток сбежать, Советы прильнул к губам Рейха. Он сминал их нежно и неторопливо, внимательно следя за реакцией, дабы, в случае чего, прерваться и извиниться, однако немец закрыл глаза, обнял его за шею и ответил на поцелуй, что вызвало волну радости в сердце Советов. Он не сдержал улыбки и продолжил уже смелее. Опомнился немец, когда его посадили на стол. Он разорвал поцелуй и в шоке накрыл губы пальцами. Они только что поцеловались, и это не было актёрской игрой для отвлечения внимания, как в первый раз. Это не было грубо и бесчувственно, как тогда. Всё кардинально наоборот. И самое удивительное — он ответил, вместо того чтобы оттолкнуть. Ещё страшнее то, что ему понравилось. Союз уткнулся лбом в плечо немца. — Извини, я… Просто… — Он не мог подобрать слов, дабы объясниться. — Ты мне нравишься. Безумно, правда? Как-то быстро я влюбился, — он посмеялся, но Рейх чувствовал его дрожь. Волнение русского нарастало. — Это так странно, я понимаю, ты наверняка хочешь мне врезать или что-то вроде. Сделай это и забудем обо всём, — Союз поднялся и встал ровно. — Давай, бей, — он раскинул руки в стороны. Его лицо было максимально серьёзным. Рейх вздохнул и покачал головой. Он зачесал волосы назад и хмыкнул. — Нет. — Но почему? — Ты никак не рассматриваешь вариант взаимной симпатии, да? — Погоди, то есть… Правда? — Союз вмиг просиял, в его глазах засверкали искорки. Он взял руки немца в свои. «Как любовь меняет людей», — подумалось Рейху. На миг показалось, что всё это сон. — Но мне нужно время ещё подумать и разобраться. Отношения не должны быть импульсивным решением. — Ты прав. — Союз отпустил его. — Я рад хотя бы тому, что ты не кричишь на меня и не гонишь прочь. — Он прокашлялся. — Что ж, думаю, нужно вернуться к работе. — И заварить чай, — напомнил немец. — И заварить чай, — повторил СССР, кивнув.

***

После завтрака, Рейх развалился на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Полное осознание их поцелуя и фактического признания в чувствах пришло только сейчас. Немец потерся лицом о подушку и взвыл. Любовь — вещь страшная и необъяснимая. Будет ли будущее у таких отношений? А будут ли они в принципе? И что если это ошибочная симпатия, которая вскоре пройдёт? О чем Рейх думал? Конечно, он хотел изначально просто поддержать, да и после неожиданного поцелуя тоже расстраивать не хотелось. И всё же как он мог поддаться и практически дать согласие? Союз ему нравился, но совсем немного… Наверное. А что сам Советы? Уверен ли он в чувствах? Вдруг, когда Рейх решится, он скажет, что ошибся, и тогда разбит будет уже немец. Логичнее было бы обождать некоторое время, но никто не мог точно сказать, сколько у них осталось с их-то делом. Верный способ проверить, нравится ли тебе человек, это представить, как ты с ним целуешься. Рейх не видел смысла представлять, когда это произошло только недавно, но всё же попробовал. Сначала в памяти всплыло воспоминание о поцелуе на кухне, но его немец отмел в сторону и представил их в другой обстановке. Тем более, где именно он проявляет инициативу. Как итог, Рейх понял, что совсем не против. Его щеки запылали, а сердце затрепетало. Вот и ответ, в общем-то, и всё же он не будет спешить. Скоро в спальне появился Союз. Он сел за стол с ноутбуком, посмотрел на экран, закрыл все вкладки и выключил его. Сколько бы он ни пытался и какие бы способы не использовал, ничего не помогало, а потому незачем было пытаться впустую дальше. — Думаю, мне пора возвращаться домой, раз работа над файлами пока заморожена. Буду думать, что делать дальше, — сказал он. Рейх сел лицом к нему. Он не ждал, что русский уйдёт так быстро. — Хорошо. Я тоже постараюсь подумать над дальнейшими действиями. — Придумаешь что-то — пиши или звони. Приду, обсудим. — Союз неловко почесал затылок. — Что ж, пойду собираться. — Он вышел с комнаты и направился в гостиную, где жил все эти дни. Там же хранились и его немногочисленные вещи. Рейх не знал, стоит ли писать обо всём Италии. Он точно будет в обмороке и начнёт, скорее всего, ругаться на Союза и отговаривать Рейха от любых романтических чувств и взаимодействий с ним. Иначе быть не может, Италию он знает хорошо, как и его отношение к Советам. Но обсудить с кем-то очень хотелось. Выбор пал на самого же себя. Ни Япония, ни Китай не были ему достаточно близки, дабы делиться чувствами. К ним он ни в коем случае не пойдёт, к чёрту. Рейх провел Союза. Когда они стояли на пороге, ничего особенного не произошло. Ни объятий, ни скромных поцелуев в щеку. Немцу стало казаться, что русский жалеет о сделанном, и это его неожиданно огорчало. Но он старался не придавать значения этой эмоции.