Холодные объятия

Стайлз в таком положении провел около половину минуты, может чуть больше. Ему хотелось пробыть в объятиях отца еще хоть немного, почувствовать его ласковые руки, ощутить то самое, родное, тепло у себя на холодном носу. Отец у него был одним из самых близких людей в этом мраке, который окружал его с тех пор, как ему очень надо было посмотреть на труп, с которого и началось знакомство с сверхъестественным миром и другой нечистью.  — Стайлз? Ты чего? — всё с такой же тревогой в зеленых глазах. Глаза, действительно повидавшее время, и мрачное, и светлое. Подросток всё это время только и смотрел на лицо мужчины, рассматривая каждую морщину и родинку, будто видел этого человека впервые. Такая озабоченность со стороны Ноа Стилински явно заставила задуматься Мечислава, и их отношениях. Папа — его семья, заменившая любого брата или сестру. Семья, всегда поддерживающая его во всём, один человек заменял Стайлзу всё, что ему так дорого. Не дай кто-то свыше умереть такому прекрасному человеку, а иначе сам Стайлз заберется туда и разорвёт всех на части, чтобы в последний раз, хоть мигом, уткнуться носом в теплую грудь Ноа, прижаться, обнять, в щеку поцеловать, да всё что угодно! — Стайлз, пожалуйста, расскажи… — прервал мысли своего сына отец, аккуратно поглаживая юношу по спине и голове. — Куда собрался? Неужто хочешь поскорее уйти от меня? — вдруг спросил Ноа, поджав нижнюю губу. Уйти? Вот так просто уйти от человека, которого ценишь больше чем любой самый дорогой телефон? Да ни за что в жизни! Хоть кирпичи об голову бейте со всей дури! Стайлз любит папу! Любит, дорожит! Он не готов к такому скорому уходу самого родного человека в Бейкон Хиллс! Стайлз, любящий всю свою небольшую семью, никогда не допустит ошибки, которая в будущем может повлиять на Ноа! А если и допустит, то отправиться вместе с Стилински-старшим. Стайлз до жути боится остаться один в этом городке, кто его так ещё полюбит, чем родной папа? Папа — всего четыре буквы, а так много значат для Стайлза. Для Стайлза, который в последнее время терпит всё новые и новые выкидоны судьбы и несудьбы. Только вспомните, как сам Ноа Стилински побежал за Стайлзом, который вдруг наступил в капкан и не мог выбраться! Да, шериф чуть с ума не сошел, сразу же отвёз своего сына в больницу и стал ждать, когда скажут, что нужно делать с этим неуклюжим подростком. Воспоминания не самые приятные с одной стороны ситуации, но как в эти моменты Стилински старший трясся за своего сына. Сына, которого почти сам вырастил с пелёнок, и до сих пор его растил, хотя этому пупсу уже девятнадцать лет. Как же разрыдался Стайлз, когда увидел ту самую тревогу и ласку в глазах, это же просто загляденье, как можно тут быть равнодушным! Если радовался Мечислав, то и параллельно с ним и папа и больше никто другой. И это всегда грело сердце подростку. — Я просто прогуляться захотел… — соврал. Нагло соврал! Да и ещё собственному отцу. Так ты его любишь, Стайлз? Да, действительно, Стайлз не хотел рассказывать о своих уж больно теплых чувств к Дереку. Вдруг отец не так отреагирует? Или отношение измениться? Резко стало не хватать воздуха Стилински-младшему из-за такого сильного напряжения. Тело, казалось, изнутри покрывалось тонким слоем льда, как и желудок. Стайлз не хотел, ибо боялся за невечное сердце отца. Боялся, что папа без особых причин будет вдвойне беспокоиться за сына, беспокоиться до изнеможения, тревожиться до тех пор, пока последняя капля теплой крови не будет разгонять сердце. — Так хотел гулять, что напугал меня? — сухо спросил мужчина, тяжело вздохнув через нос и отведя взгляд в сторону стола. — Зачем так сильно кричал, Стайлз? К чему всё это? — Это… — тут Стайлз замялся, поджав нижнюю губу. Дыхание и так было отрывистым, а губа дрожала. Стайлз дрожал, боялся, был в охеренном напряжении. Он хотел, как можно быстрее закончить разговор со своим отцом, но ему это вряд ли удастся, ведь папа хорошо переживает за своего любимого сына, что так просто не отстанет. — Мне сон плохой приснился… Стайлз опять врёт, зная, что отец скорее всего всё узнает. Чаще всего, оно так и выходило, но он всё равно нагло врал. Неужели, у него такое отношение к родному человеку? Или он просто не хочет признаваться, что имеет влечение к мужскому полу? Стайлз боится, думает, что это всё подростковые гормоны шутят с его нежным сердцем. Правда, ему уже девятнадцать, то есть, он фактически готов к своей жизни, а всё ещё верит, что у него переходный период. Стайлз такой глупый. Маленький мальчик, жаждущий ласковых и приятных ощущений на себе. Главное, хочет, чтобы это было везде: волосы, руки, ключицы, бедра в конце концов. Он всегда рассматривал себя в зеркале, думая, почему у него не такая талия, почему у него попа не такая, как у популярных моделей. Чертовы комплексы иногда заставляли Стайлза даже как-то флиртовать с Дереком, но мохнатый волк лишь рычал: «Отстань, придурок» и Стилински мигом отворачивался, краснел. Краснел от стыда так сильно, что чувствовал, как его тело покрывается потом, как оно начинает неприятно пахнуть, а оборотни те ещё засранцы — всё услышат, унюхают, да поймут в чем дело. — Какой сон, Стайлз? — мужчина отошёл на пару шагов назад, тяжело вздохнув, когда понял, что не сможет больше заснуть. — Расскажи, — Ноа действительно хотел услышать тот эдакий сон, напугавший до таких слез Стайлза. Когда отец мог его ещё видеть в настолько плохом состоянии? Когда Стилински-старший попал в больницу. Ох, как тогда Стайлз гнался из угла в угол, нервно выдергивая локоны волос. К нему даже некоторые люди подошли с банальными вопросами из серии «Что-то случилось?»; «Что такое?». В тот момент Стилински хотел разгромить эту лечебницу по маленьким камушкам, дабы увидеть, узнать, как там его любимый папа. Жив или просто сладко спит? Стайлз, отодвинув немного стул на себя, медленно присел на место. Из него будто всё высосали, и он ничего не смог сказать. Он сглотнул, набежавший ком слюны, застрявший в горле и стал рассказывать: — Я-я не знаю, пап… — голос предательски дрожал, а дыхание было до черта отрывистым. Из-за горячих слёз сильно жгло щеки, словно к ним приложили включенную лампочку, горевшая ярко-желтым цветом. Он не хотел особо разговаривать, а просто, наконец, пойти к любимому человеку, которого вскоре не станет. Эта мысль заставил парня аккуратно прикрыть глаза. По красным щекам стали медленно стекать новые слёзы, падая с подбородка на стол. Стайлз не хотел, не хотел, чтобы Ноа вдавался в подробности его личной жизни. У папы и со своей не всё в порядке, а он верно бегает за сынишкой. Признаться, в том, что и сам принять не можешь? Принять то, что ты бы хотел, что кто-либо сильнее тебя прижимал к стене и хватал за задницу? У другого от этих мыслей волосы бы встали дыбом, а Стайлз всё мечтал. Мечтал о тех болотных глазах, смотрящие изредка на него, да косо, и острых клыках, которые лишь в мечтах могли легонько покусывать губы Стилински. Стайлз влюбился по уши в оборотня, от которого не дождешься той ласки и нежности. Всё что можно было дождаться от Хейла это взгляд, по уши полон недоверия и некого призрения. Этот взгляд сверлил, громкой дрелью, грудь и живот подростку. Дрель, которую обычно слышно за стеной, и он такой частый, и так раздражает, такой громкий и звонкий до изнеможения. — Чего ты не знаешь, Стайлз? — Ноа широко зевнул, мигом облизнув свои давно обсохшие губы. Пол казался ледяным, не родным. Всё тело покрылось гусиной кожей, она стала неприятно шершавой. Кроме дикого желания броситься на шею оборотня — ничего не хотелось, совсем. Пальцы заметно дергались, то или из-за страха, то или из-за напряжения. Сплошная каша в голове, ничего не разберёшь в этой манке. — П-пап, это сложно… — Стилински в этот момент говорил правду. Это не такая простая задача. Было бы легче объяснить кто такие оборотни и почему я с ними связался. Разжевать информацию про свои чувства Стайлз не хотел. Он лишь пожевывал свои губы, съёжившись на деревянном стуле, который, казалось, скоро развалиться, если Мечислав продолжит нервно дёргать ногами. Тело дрожало, всё в напряжении, будто сейчас Стилински пойдет на электрический стул по зелёному коридору, который будет насмехаться над Стайлзом. Причём, так злорадно и весело, словно клоун-весельчак. Карие глаза у Стайлза постепенно начали слипаться из-за такого потока слёз за эти полчаса. — Просто… — начал Стайлз, отвернув взгляд в сторону, вздрогнув. — Я соскучился по одной девочке, она через неделю уезжает… — снова нагло врёт Мечислав, шумно шмыгнув носом. Губы, словно кадры в старом мультике, стали сильно быстро дрожать. Стайлз не был готов к таким откровениям. Ему и самому не хотелось признавать, что с удовольствием бы посмотрел на гладкую и мощную грудь Дерека. Посмотрел бы, как этот хмуроволк будет улыбаться, радоваться чему-либо. Рассматривать его губы и черную щетину, на которую можно лишь смотреть, а прикоснуться никто не позволит. Это как золотые часы антиквариата: можно лишь мысленно трогать. Мысленно воображать в голове те болотные глаза, с лаской смотрящие на тебя. Иногда даже случалось, что Хейл в смущении приподнимал одну бровь для Стайлза. Таким образом он говорил, что стоит прекратить так на него пялиться, заодно и отвести взгляд от груди. После этого, Стилински, чувствовал, как полыхают у него щеки и уши, быстренько отворачиваясь, пытаясь справиться с дыхательными путями, не дающие, как на зло втягивать воздух спокойно, без сложных препятствий. — Стайлз, прекрати свои басни и говори, как есть, — закатил глаза Стилински-старший, прервав очередную сказку своего сына. Он скрестил руки на груди, в ожидании объяснений. Папа Стайлза всегда просчитывал это, уже в привычку. — Папа, сделай, пожалуйста, одно одолжение, — вдруг задрожал Стайлз, нервно разминая свои пальцы. Трудно говорить Стайлзу, через стиснутые зубы и дрожащие тело. Всё-таки, надо было раскрыться перед родным человеком, не так ли? Кто его ещё так нежно спросит? Какой человек ещё будет так сильно заботиться о Стайлзе? — Какое же? — с некой лаской в глазах произнёс мужчина, нахмурив брови в смятении. По лицу Ноа было видно, как он не понимает, что происходит сейчас. Он был в тумане, не знал с чего начать и куда идти. Не знал, поэтому спрашивает. Спрашивает и спрашивает, а в ответ лишь судорожные вздохи, да шмыганье носом. — Просто отпусти меня, — уже спокойнее стал говорить Стилински, осознав, что на губах и живого места не осталось. А всё из-за Дерека Хейла, который, возможно, сейчас устало прикрывает глаза, в ожидании тех самых холодных объятий смерти. Ещё есть возможность, что волк мирно посасывает у себя в кровати, но в голове Стайлза лишь дурные образы. — Куда это ты собрался? Я тебя никуда не отпущу в такое время, — произнес Ноа, облокотившись спиной на спинку стула, в задумчивости. — Вдруг ты собираешься съехать с шоссе? — в голосе послышалась маленькая нотка печали. От этого Стайлз резко повернул голову в сторону отца, немного приоткрыв рот от удивления. Нет, он не хотел оставлять Ноа одного в Бейкон Хиллс. Он же не справиться со сверхъестественной нечестью в одиночку. — Нет. Нет! — воскликнул юноша, отрицательно помотав головой. Как такое Стилински-старший мог подумать? — Мне просто нужно съездить кое-куда, да и только, пап. Взгляд Стайлза упал на ноги. Нервно дрожащие ноги, выдававшие его беспокойство и тревогу. Мечислав, аккуратно прикусив нижнюю губу, стал пытаться это контролировать, а то со стороны на это было дурно смотреть. Настолько дурно, что можно было смело набирать номер психиатрической реанимации, даже не спросив, все ли хорошо у него. Сейчас колени подростка были больше похожи на детскую погремушку, чем на обычные человеческие суставы. — Я могу тебя отвезти, — спокойно выдал шериф, на секунду приподняв брови, таким образом, перерабатывая всю полученную информацию как робот. Информацию, застав мужчину в тяжёлую встряску. Ещё этот душераздирающий вопль его же сына. Вопль, заставивший отца не раз получить мини-инфаркт, если так можно было выразиться. Слова для диалога бегали по столу, никто из семьи не смог бы их словить в данную минуту. Они застыли в молчании, мысленно представляя себе страшные пейзажи с их родными людьми. У Ноа это был мертвый сын с футболкой, до малейший ниточки, пропитанная алыми ручьями крови. Стилински-старший в этот час, непрерывно призадумывался о возможности смерти единственного родного человека. Не от чужого ножа, а от своего, которым Стайлз обычно нарезал себе салат с помидорами, но явно не плоть. А вот у самого Стайлза был иной эскиз. Абсолютно черный, никаких красок, как черный квадрат Малевича. Черные, как смоль, лапища, рвала. Безжалостно рвала тело, к которому Стайлз всё это время так хотел прижаться. Брызги алой крови на майке, голове, и на самой лапе. Лапа, неутомимо продолжая драть своими смертоносными когтями теплую и мягкую плоть. От этих картин в своей дурной голове, Стайлз, ярко чувствует, как зябкий холодок проходится по всему телу, от ступней до самых плеч. На миг Мечислав млеет, в голове проигрывая, как музыкальную шарманку, давящая на черепную коробку, мысли, как Ноа Стилински отреагирует на знакомый, ему, адрес. Адрес, где сейчас мог лежать Дерек Хейл с окровавленным желудком, которая развала та самая черная, как мрак, лапища иного от оборотня, животного. Животного, обитавший в лесу, следивший за каждым писком мыши в листьях. Алые очи, с диким голодом рассматривают Дерека. Рассматривают, сверлит своим звериным взглядом, проникает прямо в его кишечник и беспощадно рвет органы изнутри. Так медленно, мучая, наслаждаясь привкусом железа на языке, пока жертва ноет, а потом смотрит, в бездну. Теперь нет того самого мрачного взгляда, скрывающий ноющее прошлое. Осталось лишь плоть, да кости, и ничего. Ничего, раздирающая тебе сердце в мелкие клочья, а главное, так быстро и бездушно. Одной весточкой можно сломать пополам, а потом согнуть ещё раз до треска костей, одинокого в этой вселенной мальчишки. У него есть всё: друзья, машина, маленькая, но всё же семья, а в сердце дыра, полная мглы и горя, которое не хочет ни чем наполняться. Как засуха внутри, а воду всю выкачали, насосом под именем «Холодные объятия смерти». — Отвезти? Ну… — сначала замялся Стайлз, резко повернув голову в сторону окна, как бы додумывая мысль у себя в голове. — Можно, только, пап, в машине посиди, со мной всё будет хорошо, обещаю, просто доверься, — всё успокаивал своего отца Стилински, даже немного улыбнувшись для удовлетворения Ноа. Ему хотелось взбодрить отца, не нагружать его голову ненужными проблемами, обезопасить. Обезопасить неким туманом замешательства, где он будет бродить и бродить, до тех пор, пока Стайлз не осмелится, признать, как сильно хотел бы сидеть на коленях у волка и виснуть на его мощной шее. Целовать смуглую кожу везде, где только позволено его желаниям, ласкать оборотня как можно мягче, отдастся ему, не взирая ни на что. Пусть его будут травить некоторые личности, пусть смеются за спиной, хоть плюют в лицо, зато он осмелится прикоснуться к его рукам, посмотреть самому хмуроволку в глаза. — Ладно, — прервал девичьи грёзы, шериф, взглянув на пол. Ему дико не хотелось ехать куда-то в такое время, но боязнь за сына всё же восторжествовала, и, кивнув головой, в знак подтверждения своим словам, устало поднялся со стула. Непонятно, что творилось у него в данный момент в сердце. Лицо уставшее, а всё ещё отображает некую ноту тревоги. Где-то на уровне глаз проскочило некое замешательство, но Ноа согласился, захотел помочь своему сыну. Пусть и не знает, в чем именно, но всё равно поможет же, а это главное. — Спасибо, пап, — еле слышно прохрипел Стайлз, повторив действия отца и оставшись на кухне, в ожидании. В ожидании, которое наверняка будет длиться около несколько вечностей, может даже и в разы больше. Пол ужасно холодный, он пронзает несколькими мелкими стрелами ступни Мечислава, но тот терпеливо терпит, ждёт, готов ждать столько, сколько не потребуется и потребуется. Тот поднимает ступню, начиная обтирать об вторую ногу, согревая, даря тепло несчастным, которые тряслись больше, чем белёсые губы подростка. Мысли опустошены, они удалились, размышлять не о чем, всё продуманно, до мельчайших деталей в сюжете новеллы, которая нарисовалась так красочно в черепной коробке Стилински, что можно брать сценаристов и снимать фильм. Фильм, где кровь отыгрывает похожая жидкость, где всё неправда, лишь фантазии, воплотившиеся перед камерой режиссёра. Никто из актеров не умер, лишь сомкнули глаза и стали еле заметно вздымать грудь на пару секунд, а потом снова встанут и пойдут смеяться со своими друзьями. А Стайлзу, явно будет не до шуток. Дерек не актёр, не станет отыгрывать свою кончину ради детской забавы. У него нет такого чувства юмора, чернеющего юмора, где даже самый отбитый не стал бы смеяться. На то он и отбитый, что будет лишь всматриваться в потускневший взгляд, смотрящий вечно в бездну, где нет ни жизни, не смерти. Нет, всем знакомого, света и мглы. Это лишь яма, наполненная пустыми слезами, которые стекают по щекам Стилински. Горе пропадет через месяца, два, может чуть больше и никто уже не вспомнит про черного волчонка, живший когда-то в мрачных стенах Бейкон Хиллс. Стилински, ни сколь не надеялся на оплошность во снах банши. Банши не будет шутить про такие вещи, кто угодно, но даже не самая ебанутая на голову банши. Отец, вскоре вышел из своей комнаты, не спеша подходя к Стайлзу. Шаги настолько медленные, мучительные, что Стайлза застаёт в лёгкую дрожь, больше похожее на нервный тик, чем на испуг. Тут тоже гулял по кухне страх, так медленно, едва заметный, едва ощутимый на кончике языка, но страх. Шагает тенью, громко насмехается в заплаканные глаза Стайлза, главное, так злорадно, будто не знает сущности своей. — Пошли, Стайлз, — голос у Ноа такой родной, убаюкивающий для Мечислава. Те, медленно вышли из дома, с опущенными головами вниз. Ноа — в задумчивости, не зная, что и сказать, что и думать, Стайлз — знающий, что сказать, но до чёртиков боится произнести хоть слово о Дереке и о его скорой судьбе. В голове лишь играли образы черных и ровных бровей с тускло-зеленоватыми глазами, всегда знающие, как действовать в той или иной ситуации, всегда серьёзный, ни намека на задорный и страстный огонёк, но они не мёртвые, а живущие, своей жизнью, жизнью, где всегда будет происходить нечто несправедливое. Обдумывая это, в чёрт знает какой раз, Стайлз неуверенно подходит к машине, робко дёргая ручку от двери, словно видит её впервые и не знает, как правило с ней обращаться. Ноа, в смятении от поступка своего сына, приподнимает брови, медленно оглядываясь по сторонам. — Куда везти тебя? — с серьезной миной на лице, поинтересовался шериф, доставая из кармана джинс ключи от машины. Они всегда противно звенели, хотелось их выкинуть поскорее, дабы не давило сильно на единственные мозги у человека. Звук был такой отчётливый, звенящий, словно предупреждал о дурном событии. Те перестали шуметь, видимо, осознали для чего они действительно предназначены и в подтверждение, машина завелась и немного тронулась. — К дому Х-Хейлов… — голос, словно самая последняя и противная крыса, дрогнул, выдав тревогу. Стайлз, чувствовал, как капли вонючего пота верно стекают с шеи и лба, а щеки с ушами, усеянные маленькими темными крапинками, вспыхнули огнём смущения и стыда, а главное, так быстро, так легко, как девчонка, стоявшая вечно в стороне, но потом к ней подошёл симпатичный мальчишка и сказал что-то на подобии «привет». Так бывает только в самых скучных новеллах, где обычно мыла, хоть жопой ешь, а красивых персонажей с неправдоподобным характером в трое больше. Сейчас, Мечислав не в той смазливой опере, а в машине удивленного отца, раскрывший широко рот от сказанного. — Зачем тебе к ним, Стайлз? Это не самые хорошие люди, к которым можно приехать в четыре часа утра. К тому же, они могут спа-а… — Не нужно, пап! — вскипел вдруг Стайлз, оборвав монолог шерифа. Стайлз, тщетно, скрывая свои, горящие розоватым, щеки, сместил брови к переносице, выражая яркое недовольство. — Мне дурно, пап, я просто хочу зайти к ним, не стоит за это переживать… — Ну, а всё же… — призадумался тот, поджав губы. В голове играли разные варианты, но более логичных и адекватных, в помине не было. — Ты к Питеру или Дереку? — Дерек… — одними губами выдал Стайлз, тяжело вздохнув, понимая, что его уже выворачивает наружу от такого притока эмоций в желудке. Те самые «бабочки», слиплись в один комок, не давая нормально думать и поддерживать диалог, а лишь краснеть, будто Стайлза уже насильно раздели до гола, пялятся на него, холодно улыбаясь, намекая, что видят весь его испанский стыд. — С чего это вдруг эта зануда? Зачем он тебе сейчас? — в смятении спрашивал всё шериф, разводя руками в стороны, явно показывая, что особо не понимает, что имеется ввиду. — Надо и всё, потом расскажу, — смущенно фыркнул, как рыжая лиса, Мечислав, медленно поджав ноги. Стайлз пытается восстановить дыхание, которого не хватало в салоне машины. Тяжёлые камни заполняли кишечник, не давая спокойно сидеть. Сидеть, рядом со своим отцом, в данный момент, которого боится, а если быть точнее, его реакции. Стилински знал, что родной папа его из-за этого никогда не бросит, не предаст, он не такой, но всё равно показывало в животе. Губы снова начали дрожать, а взгляд терялся, не знал, на чем сосредоточиться, куда в конце концов смотреть, не отрываясь. Картинки, мутно играющие перед глазами подростка, вдруг стали такими живыми. Живыми, кадры событий менялись довольно быстро, поэтому Стайлз еле-еле схватывал всё на лету, пытаясь понять, чем занят он в данный момент. Стайлз не понимал самого себя, не знал, как вести себя с собой, не знал, даже в предположениях не светилось. Вникнув в малейшее понятие, Мечислав не сдержал своих слёз. Они стали аккуратно скатываться по красным щекам, бесшумно падая на пол, немного поблескивая в воздухе. Сердце рвалось… нет, не рвалось на части, его взяли и засунули в мясорубку, медленно делая из него фарш. Фарш, полон пустых слез и горя, которое Стилински казалось таким обидным, что и ресницы намокали. А вот сейчас действительно страшно, никто не знает, что делать, что говорить, что представлять в своей дурной башке. С губ Стайлза был четко слышен рёв, полон отчаяния и недопонимания. В голове был сейчас не мозг, а лишь натянутая нитка и мысль, как кольцо, постоянно меняла конец извилины. То правая с именем «Дерек умрёт», и левая с названием «Я не знаю, не знаю и точка!» Это нитка на грани разрыва, ибо Стайлз чуть ли не захлёбывается собственными слезами, аккуратно, дрожащими руками, с помощью своей бордовой толстовки вытирал их, снова всхлипывая. Ноги поджаты, колени дрожат, как в последний раз. Сейчас Стайлзу явно нужна была поддержка со стороны, ибо это все могло закончиться довольно плачевно. Солёные слёзы обжигали, уже шершавую, кожу. Обмочив горло, Стилински стал нервно драть волосы на своей голове. Да такими порциями, что можно было заметить небольшую лысину, на сантиметров, десять, выше уха, на уровне весков. Зубы стучались друг об друга, звонко выдавая незамысловатое чередование звуков. Кожа бледная, как у вампира в любом романе, где он играл ключевую роль. Вампира все боялись, от него сторонились, как от пожара в лесу, как можно дальше, если ты, конечно, не хочешь, чтобы тот обнажил свои длинные острые клыки и не вонзил их в твою нежную кожицу. Стилински могли сейчас сторониться только из-за опухшего лица и дрожащих коленок, возможно он только и поэтому сидит в машине, вместе с отцом, у которого внезапно защемило сердце, что на черных ресницах была видна слеза жалости к несчастному. — Боже… — донеслось с губ Стилински-старшего, когда он открыл дверь машины, дабы пересесть к своему сыну. — Стайлз, ты чего? — дрожащим голосом продолжил Ноа, нежно приобняв своего сына, а дальше, аккуратно погладил по голове, чуть поправляя локоны в нужное направление. Отец утешал, убаюкивал Стайлза, хоть и вовсе и не знал, что происходит. Шерифу страшно, но непонятно от чего — от вопросов, то ли ответов. Он ёжик в тумане, пытающийся выбраться из некого угодья страха и нечисти. Стайлз, в ответ, смог лишь шмыгнуть носом, ощутив горьковатый привкус на кончике языка. Новые приступы плача захватывали его лёгкие новой ордой, не думая, вот так просто, по щелчку пальца, отпускать. — Подожди, Стайлз, я сейчас валерьянки принесу, а то, совсем у тебя всё плохо, — испуганно сказал Ноа, быстренько встав с места и мигом направившись в сторону дома. Стилински-младший сидел в машине, краем глаза, взглянув в окно машины, где была видна лишь темнота и спина отца. Стайлз, вздохнув с судорогой в груди, обнял колени, представляя в своей голове хмуроволка. Мускулистую спину со страной, как казалось Стайлзу, татуировкой, широкие горячие плечи, зелёные глаза — всё это сейчас было в голове у Стилински-младшего на протяжении нескольких секунд, до тех пор, пока не прозвучал мелкий грохот, говоривший, что отец уже вернулся со стаканом воды и пилюлей. — Да, с… спасибо… — Стайлз всё продолжал дрожать, но потом, начал пытаться контролировать это, дабы нормально взять стакан воды в руки и выпить валерьянку. Он отчаянно надеялся, что это действительно поможет, поэтому, с радостью выпил, не долго думая, какая она на вкус. — Тебе так срочно нужно к этому Дереку? — вдруг спросил шериф у своего сына, приподняв брови, казалось, почти до лба. — Да, пап… — Стайлз дрожал, но потом поджал ноги и снова обнял колени, судорожно выдыхая воздух из лёгких. Да, он хотел к этому хмуроволку, хотел прижаться к нему, уткнувшись носом в горячею грудь, выплакаться полностью ему на майку, почувствовать его дыхание у себя на шее, увидеть его в конце концов. Стилински отвернул взгляд в сторону окна, давая знать, что больше не хочет это обсуждать, ибо сердце всё рвётся и рвется, а ранки не заживают, точнее не хотят, а лишь мучительно кровоточат. Кровотечение не остановиться, пока Стайлз не смириться, не смириться со смертью любимого оборотня. Как такое вообще вспоминать? Стилински тщетно верил в свои сны, что Дерек его по голове погладит, волосы поправит, тронется его плеча, а тут судьба тебе преподносит смерть. На блюдечке с золотой каёмочкой, с салфеточкой рядом, да так элегантно и некрасиво. Смерть никогда не бывает красивой, это смерть, а она полна грязи и горьких слёз. Машина тронулась с места, тем самым выталкивая Стайлза из мыслей. Он вздрогнул, услышав скрежет колёс об землю, а потом тихо выдохнул, опустив взгляд на свои ноги. Рассматривал их, снова бродя в своих мыслях. Дерек Хейл — оборотень, который никогда не посмотрит на Стайлза, а если и посмотрит, то лишь для того, чтобы прорычать и высказать своё неудовлетворение. Просто потому что, Стайлз думал, что этот самый оборотень не будет возиться с малышом Мечиславу. Если и Дерек произносил «Стайлз», то тот вздрагивал, а взгляд терялся, в поисках знакомого ему, до чёртиков, голоса. Голоса, всегда желающего услышать, ответить ему, посмотреть ему с, адекватной для волка причиной, в глаза, дабы опять рассматривать. Рассматривать губы, глаза, щетину, лоб, грудь. Тогда, Дерек снова невольно отворачивал взгляд в сторону, рыча что-то на подобии «прекрати». Стайлз тогда издавал нервную, прерывистую усмешку, заливаясь румянцем и сам отводил глаза в сторону пола или же чего-нибудь ещё. Неделю назад это была упаковка чипсов, которую Малия охотно поедала, такая красная, с паприкой, и золотистыми английскими буквами. Тогда они разбирались с каким-то юнцом, который вдруг попал под полнолуние и начинал агрессивно себя вести. За окном мелькали деревья, а скрежет асфальта об колёса была колыбельной для Стилински-младшего. Он аккуратно закрыл глаза, пытаясь уснуть, чтобы прийти в дом Хейлов с новыми мыслями и выводами. С более здравыми, а не плаксивыми. Будет довольно глупо, если Стайлз, спотыкаясь обо всё что можно или нельзя, будет бежать навстречу Дереку с возгласами «Я так люблю тебя!» «Ты ж мой пупсик!». Стайлзу аж стало противно, что привкус тошноты мельком прошёлся по горлу. Картина была довольно розовой и сопливой, словно в небылице, где всё всегда хорошо и принц нежно трахает свою принцесску. В фильмах или сказках всегда всё так прекрасно и волшебно, только в реальной жизни всё совсем по-другому. Стайлз даже задумался над тем, что реальность вообще противная вещь, ни с чем не сравнивая, ужасная. Стайлз такой глупый, не понимает, что сейчас его жопу везёт собственный отец, который час назад подорвался и побежал за своим сыном, дабы утешить, обнять, понять, что произошло на самом деле. Но он лишь бродил в яме, пытаясь найти лазейки, дабы выбраться из смятенья.  — Стайлз, иди, — разбудил его отец, немного улыбнувшись. — Ехали мы не так долго, но уже начинает светать… Недослушав реплики своего отца, Стайлз, быстро выскочил из машины, как ошарашенный. По щекам стали идти горькие слёзы, обжигая кожу на скулах и подбородке. Он бежал, словно гепард в поле. Ветер дул в лицо, немного развивая волосы на голове, закрывая небольшие лысины, которые образовались ещё часа два назад из-за переживаний и дикой досады. Досады, от того, что он не может ничего сделать в этой ситуации. Это смерть, от неё нельзя убежать или спрятаться, она всегда учует тебя, почувствует и придёт, когда ты этого не ждёшь. Это не сказка, где можно хоть как-то предугадать скорую кончину, другое иное событие трагического характера, здесь ничего не сделаешь. Досада и плач дробили в щепки ребра Стайлза, но тот продолжал бежать, горько всхлипывая и громко шмыгая носом. Он уже чувствовал Дерека, как он идёт, как он рычит, удивляется такому визиту, негодует, но Стилински просто хотел попрощаться с любимым. Мечислав больше никогда не увидит тех болотных глаз, те вечно хмурые брови, горячую спину, не услышит его злобного рычанья. Сильное рычанья, пронзая тело Стайлза до мурашек. Мурашки плясали на нём, заставляя вздрогнуть и выгнуться от холодного и злобного взгляда оборотня. Споткнувшись об ступеньку, Стайлз грохнулся на колени, не обращая внимания на внезапную боль в них. Он сжал руки в кулаки, начиная громко тарабанить в дверь, зажмурившись, почувствовав горячие слезы на своих щеках. Желудок весь свернулся в комок бабочек, но Мечислав продолжал бить в дверь, продолжал, отбивая себе все кулаки в синяки, продолжал бить, звать своего волчонка с мохнатым чёрным мехом. — Стайлз, прекрати, — вдруг послышался знакомый, до чёртиков, голос. Голос, всегда отдающий лёгким бархатом, некой грубостью и озлобленность, всё, как всегда. Стайлз, услышав своё имя со стороны двери, настолько резким рывком подорвался с места, что на пару секунд начало темнеть в глазах, но, встряхнув головой, как идиот улыбнулся, таким образом встречая Дерека. Эти порхающие бабочки уже из ушей лезли, они заполняли всё тело подростка, вплоть до ног и черепной коробки. Сердце сейчас бы вырвалось из груди, если бы Стилински не приложил к груди руку, глубоко задышав, дабы на пару секунд чувствовать себя уверенно, но всё напрасно. Стайлз не может сдержать своего пристрастия к оборотню, не может, разум затуманился этими сраными бабочками. Щелчок и дверь медленно распахнулась. Стайлз вжал голову в плечи, а губы вдруг задрожали от некого страха перед оборотнем. До чего же этот засранец красив, Стайлз всегда тащился, как одиннадцатилетняя девчонка, был бы сейчас Стайлз ей, потёк бы, еле слышно выстанывая имя своего воздыхателя, как растраханная сучка и давно бы выжимал свои трусы, не взирая на пристальный взгляд Дерека. Не долго пораскинув мозгами, он вцепился в горячую грудь, обвивая стан руками, как можно ближе прижимая к себе. Неописуемое тепло вдруг разлилось по коже Стайлза, да такое, что стало даже невыносимо жарко. Жарко, хотелось полностью раздеться, страстно вылизывать своим мокрым, от слюны, языком желанные губы Дерека, покусывать их легонько, довольно имитируя рычание хмуроволка, кокетно натянув улыбку на лице и лукаво сщурив свои карие глазки. Это всё было в мечтах, но они рухнули, словно взрывчатку заложили в здание и то рухнуло в точное время. Въебать бы тому подрывнику как следует в яйца, чтобы тот свернулся пополам и вопил от боли, у него даже есть имя — судьба. Почувствовав, как футболка Хейла начинает намокать от обилия слёз Стайлза, подросток крепче прижал его к себе, чуть ли не нависнув на его шее. Стайлз не хотел так просто отдавать Дерека на тот свет, никогда, пусть хмуроволк узнает, как дорожил им всё это время Стилински, пока тот был занят своими «волчьими» миссиями, а Стайлз всё это время, покусывал свои губы до крови, мыча себе что-нибудь под нос. Лишь мычание, да и только. Чертово мычание…