80s & 90s Hit Factory — D.I.S.C.O.
«Принадлежать. Наверное, самый странный глагол из всех возможных. Никто никому не может принадлежать в полной мере так, чтобы потом не было больно отрывать от себя с корнем. И что вообще значит это слово? Я не был филологом, но сама семантика этого слова кричала о многом. При-над-лежать. Быть при ком-то, с обманчивой приставкой над, будто ты не так сильно прогнулся, но все равно — лежать. Лежать под, лежать над, рядом, около, сбоку — но все равно лежать. Я чувствовал себя таким обветшалым, старым товаром, который из-за своей слишком высокой цены долгое время лежал на полках, никому не нужный. Возможно, кто-то и хотел приобрести меня в свое время, но я был не по карману. Я оставался лежать, а потом превратился в ненужный продукт по акции или скидке, который могут унести домой только в таком случае, когда он станет дешевле. Чтобы кому-то принадлежать. А кто или что вообще может принадлежать? Мне не хотелось при -, мне хотелось просто — лежать. Под, над, при, около, за, перед — неважно. Лежать с ним, потому что в первые в жизни мне захотелось принадлежать хоть кому-то…» — Эй, Стэн? Все в порядке? Помоги мне, пожалуйста, застегнуть цепочку. Голос Беверли вывел меня из размышлений. Я сидел на постели, пока сестра крутилась возле моего большого зеркала, собираясь на вечеринку. В ее комнате был не такой идеальный свет из окна, чтобы собраться, поэтому она пришла ко мне, притащив заодно на один размер больше брючный костюм из твидовой ткани. Пиджак она надела прямо на голое тело, на бюстгалтер, если быть точнее. Беверли в данный момент пыталась вдеть длинные серьги в уши, что должно было противоречить концепции вечеринки, но она никак не могла отказаться от таких украшений. Я встал, подошел к ней со спины, и взял со столика небольшую бархатную коробочку, в которой лежала подвеска. Маленький золотой ключ — мой подарок ей на семнадцать лет. — Извини, задумался. — Опять думаешь о Сплетнике? Клянусь, Стэн, это не Билл. Когда пришли эти мерзости… Про инцест, Джастина, он был рядом со мной. И поверь, он не такой хороший актер, чтобы сыграть удивление. — Я знаю. Я верю ему, — я вздохнул, прикладывая цепочку к белой коже Беверли и щелкая замочком, — просто… Как-то странно себя чувствую. — Ты передумал идти на вечеринку? — Беверли положила свою руку на мою, придерживая на груди кулон. Я пожал плечами, отходя. Хотел ли я идти на вечеринку? Нет. Хотел ли я увидеть Билла? Да. Увидеть Билла в платье? И да, и нет. Моя выдержка, которая копилась и росла во мне годами, стала катиться куда-то в бездну с каждым днем все быстрее и быстрее, каждый раз, стоило мне только увидеть Билла. Я не понимал, что он делает со мной, почему я постоянно о нем думаю. Случайный секс? Разрушенная ориентация? В голове я постоянно прокручивал мысль о том, что я, оказывается, бисексуал, стараясь к этому привыкнуть. И если сама мысль еще хоть как-то укладывалась в моей голове, то сам факт того, что этому поспособствовал именно Денбро — меня убивал. По-хорошему, мне надо было бы оборвать с ним все контакты, как я и постарался сделать на утро после моей истерики — я ненавидел себя за эту слабость, но я так отчаянно нуждался хоть в ком-то рядом в тот момент, что… Просто не сдержался. Мне нужен был Билл, но я бы умер скорее, чем признался ему в этом, поэтому я снова сбежал, предложив ему единственное, на что мы оба были способны — деньги. И отныне я справлюсь и без его поддержки, я не хочу играть с ним в роль бедного, жалкого мальчика, которому так нужна поддержка. Один раз я позволил себе показать эту слабость, которую всегда ненавидел в себе — благодаря стараниям моей матери, конечно, но больше я себе этого не позволю. Мне не нравился Билл; то, что раз я нуждался в нем, не значило ничего. Я не был в него влюблен, и это было у нас взаимно. — Меня пугает только то, что все постоялицы постоянно обсуждают это. Все эти слухи, сплетни… Я проходила сегодня по коридору, и три женщины так странно на меня посмотрели, будто бы я кого-то расстреляла, — Беверли отошла на шаг от зеркала, критически разглядывая свое отражение в мешковатом костюме. Ее полупрозрачные босоножки лежали возле моей постели, и пока брюки казались ей слишком длинными. Она смешно подтянула их, чтобы не наступать на ткань, — такое ощущение, что это… Какая-то реклама. Пиар-ход. Потому что о «Венере» уже написали в новостях. — Только не говори, что думаешь, что матери совсем стало нечем заняться, — я хмыкнул, присаживаясь обратно на постель. Порой мне казалось, что вся моя жизнь была ограничена этими четырьмя стенами. Здесь я работал, когда получалось притащить весь ворох документов, спал, читал книги, занимался любовью с Беверли. Я часто замыкался в себе, и несмотря на огромное количество денег и возможность путешествовать по всему миру, порой мне было хорошо одному, в своей комнате. Я научился в детстве путешествовать по своему воображению, когда денег не хватало даже на проезд на автобусе. Сейчас я мог купить все — даже Денбро. Он и не отрицал того, что продаются все. И это правда. Просто кто-то берет деньги сразу за услуги, не играя в благородство и прочее. А кто-то строит отношения, где все равно все сводится к одному — вы спите и на праздники дарите друг другу подарки, иногда и просто так. Один платит за другого, дарит цветы, а другой отдает свое тело. Просто для многих людей это красиво называется словом отношения. Только конечный результат один и тот же — экономически выгодная партия. Я знал множество пар, которые сходились и начинали жить вместе только чтобы сложить свой бюджет и жить чуть лучше, чем на одну зарплату. И это разве не купля-продажа другого человека ради своей выгоды? А хотелось бы ведь просто принадлежать… Или хотя бы еще проще — лежать. — Уверена, что это не она, но ты ее знаешь — любое дерьмо она обернет себе на пользу. Знаю, мне не стоит о ней так говорить, но, Стэн… Я ее ненавижу. — Давай не будем снова об этом. На эту тему было и так слишком много разговоров, — я прикрыл глаза, пытаясь расстегнуть пуговицы на жилетке, которые стали уже давить на живот. Мне хотелось просто лечь и не просыпаться несколько часов, а лучше — дней. Когда не будет никакого Сплетника, всех этих слухов и не пойми чего, а Билл снова будет ненавидеть меня так, что не сможет даже подойти ко мне. А я к нему. Да, это единственное, чего я хотел. — Стэнни, — тихо произнесла Бев, садясь рядом со мной на постель. В большом пиджаке, который подошел бы и мне, она выглядела слишком маленькой и юной, и от того, как она постоянно защищала меня, была рядом, даже не смотря на острый язык, делало мне хорошо и плохо одновременно. — Бев, я запутался, — я посмотрел в потолок, — я хочу Билла. Я хочу его физически, и это меня пугает. — Это нормально. В этом нет ничего… Пугающего, — она взмахнула рукой, которая почти тонула в большом рукаве, — просто… Вам действительно нужно поговорить и обсудить все. Если вам двоим не нужны отношения… — Не нужны. — Тогда и надо сказать об этом сразу. И, пожалуйста, не подозревай его. Я видела его глаза — это точно писал не он. — Я знаю. Потому что Билл тоже знает, что мы не родные, и мог бы написать что-то и про это. Мать с тобой разговаривала по этому поводу? — я приподнялся на локте. — Ты знаешь, она со мной не очень разговорчивая, — Бев слегка улыбнулась, касаясь пальцем брови, которую моя мать ей тоже когда-то разбила, — а с тобой? — Мы живем в одном доме, но более чужого человека я себе и представить не могу. Думаю, даже если бы она была просто моей начальницей, мы бы и то общались теплее, чем сейчас. Думаю, ты права: из всей этой ситуации она выйдет сухой из воды, так еще и больше поднимет шумиху возле Венеры, а то, что моя репутация, твоя, наше спокойствие — окажется под угрозой — ей будет все равно. Думаю, ей на самом деле все равно, кто и с кем спит, лишь бы это не портило ее репутацию, — я почувствовал, как от этих слов у меня даже защипало глаза, — и пока она может твердить всем, что это действительно только слухи и ничего больше — ей будет все равно. И я не собираюсь идти разговаривать с ней первым после того, как она меня ударила. — Но она ведь прочитала тот пост про ваш танец… И пришла. Значит, она поверила. Потому что это была правда, — тихо сказала Беверли, поеживаясь, — мне порой кажется, что за нами правда следят. — Сплетник пишет гадости, и половина из них — полная чушь. Об остальном можно как-то догадаться, что-то придумать, додумать… Он просто бьет в цель, будто бы даже не задумываясь специально. Меня больше волнует то, что с каждой новой сплетней, я не знаю, кого подозревать. Стрелки постоянно показывают на разных людей, понимаешь? — я сел на постели, подгибая под себя ногу, — будто на сломанных часах. Ты только смотришь на циферблат — стрелки показывают семь часов, и ты почти уверен, что тупица Ричи — не такой уж и тупица. А потом решаешь посмотреть еще раз, чтобы убедиться — и стрелки показывают уже девять часов, хотя ты только что моргнул два раза. И ты уже думаешь на кого-то другого. Либо Сплетник так мастерски играет, либо… — я тяжело выдохнул ища поддержку в сестре, и она, кивнув, взяла меня за руку. — Либо их несколько, и каждый валит на другого. От этой мысли у меня скрутило живот; стало почти невыносимо больно, будто я чем-то отравился. Я лег обратно на постель, отворачиваясь от Беверли. — Я чувствую, что моя жизнь пошла под откос. — Это нормально, потому что моя — тоже. — Я не знаю, кого подозревать, кого винить. Знаю, что это не Билл. Он знает, что это не Ричи, и я тоже так думаю. Ричи думает, что это не Каспбрак, и Бен считает так же. Получается какой-то замкнутый круг, где никто никому не верит напрямую, но все равно доверяет другим людям. И зачем? Ради чего? — Если бы я знала, — Беверли осторожно легла рядом со мной, стараясь не помять свой костюм. Она придерживала полы пиджака на груди рукой, мы соприкасались локтями. Мы помолчали некоторое время. Я слушал какие-то голоса с улицы, кто-то с кем-то разговаривал под окнами. Вроде бы, это был голос садовника, который что-то кому-то объяснял. Сегодня заканчивается первая смена в Венере, заканчивается вечеринкой, и пару дней можно будет выдохнуть, пока снова не появятся женщины… И Сплетник снова начнет писать свои гадости… Три недели. Всего лишь три гребанные недели прошли с начала сезона, а моя жизнь уже разрушилась. И когда я только успел? Оказывается, жизнь можно сломать и за один вечер, а в моем случае — за одну ночь. — Стэн? — Мм? — Мне… Мне нужно тебе кое-что сказать, — Беверли приподнялась на локте. Она все еще придерживала пиджак на груди, но он все равно немного сполз с плеча, обнажая черную лямку от лифа. Я так же повернулся к ней, подпирая щеку рукой. — И что же? — Я… Я не знаю, как тебе сказать, но… Но мы начали общаться с Беном. Новенький. Со стойки администратора, — Беверли прикусила губу, — ничего серьезного, ты не подумай… Но… С ним весело. — Ты что, запала на него? — я даже присвистнул. Я пока еще не до конца сложил мнение о Хэнскоме — улыбающийся толстяк. Он мог оказаться на поверку либо на самом деле таким простым, либо скрывать миллион скелетов в шкафу. И он отлично подходил на обе эти роли, — мне казалось, в твоем вкусе совсем другие типажи. — Эй, он нормальный. И мы просто общаемся! Знаешь, я тоже думала, что в твоем вкусе не члены. — Маленькая дрянь! Я тут же повалил Бев на постель, зависая над ней сверху. Пиджак все-таки помнется, но и пусть. Я не злился, это была просто игра, но Беверли принялась выбиваться, слегка задевая меня коленом, — блять, я же тебе объяснил, это действует только с Биллом. — А у меня только с Беном, — она засмеялась, запрокидывая голову, — и я тут подумала… — она осторожно положила руки мне на плечи, — наверное, нам стоит это прекратить. — Прекратить что? — я сел осторожно ей на ноги, и Беверли поерзала подо мной. Я скинул свой пиджак, потому что в нем стало жарко. — Ну… Наш секс, — Беверли пожала плечами, — не подумай, что я тебе бросаю… — Ты не можешь меня бросить, я твой брат, — я шутливо хлопнул ее по бедру. — Но… Может, правда, пока не стоит? — Это из-за Бена? — я приподнял брови, — он настолько тебе понравился? — Ну, — Бев заложила руки за голову, — во-первых, я не говорила, что он мне именно нравится. Он интересный, милый, и он держится со мной на равных. Не видела еще ни одного такого парня, которому было бы абсолютно плевать на мои деньги, и он бы общался со мной так запросто… Это подкупает. Хочется показать ему, что мы с тобой все же родственники, и я заслуживаю отдельного внимания. — Ах, уязвленное самолюбие! — я сложил руки на груди, — вот это уже больше похоже на правду. — Ну, и потом… Он действительно… Хороший. Интересный. У него есть что-то в голове, цели… И хорошее чувство юмора. Стэн, если парень хорошо шутит — считай, что девушка уже на пятьдесят процентов его. Так что… Думаю, ты меня понимаешь. — Так вот куда ты теперь ходишь по ночам? И что же вы делаете? — я снова завис над сестрой. Я пока не понимал, что я чувствую по этому поводу. Я вроде бы не ревновал ее– ну, как девушку, но неприятно было бы осознать, что у Беверли появился еще какой-то близкий человек. Представить Бев в объятиях Бена у меня не получалось, фантазия ставила блок. Но с какой-то стороны она права — она действительно мало общалась с парнями за свою жизнь. А те, с кем она общалась, были сущими мудаками. Может быть, Хэнском хотя бы не мудак. — Ничего такого, Стэнли, — она посмотрела мне в глаза, — я тебе не изменяю, и ты прекрасно это знаешь. Правда, я ни с кем больше не спала, кроме тебя. Все эти годы. И не думаю, что в скором времени это получится… Просто Бен… Новое лицо, и неплохо пообщаться с кем-то еще. — Я тебя понимаю, — я кивнул, соглашаясь, — я не против. Я не могу же тебя ревновать. — Ты ведь все равно останешься моим самым близким человеком, Стэн, — Беверли протянула ко мне руки, обнимая за шею и притягивая к себе, — но заодно и тебе будет легче разобраться с Биллом. Наверное, это не очень правильно… Спать с нами двумя? — Не знаю. Правда, не знаю. Когда я с тобой — мне кажется, что все правильно и так, как должно быть. Мужчина и женщина занимаются любовью, хотя и считаются родственниками. — Звучит как сюжет для серии Игры престолов, — Беверли поправила на шее цепочку, чтобы она не порвалась. Я наклонился к ней еще ближе. — А потом… Когда я оказываюсь с Биллом… Не знаю, в голове будто бы что-то щелкает. Как будто… Знаешь, — я щелкнул пальцами, — будто бы с тобой — это устоявшаяся привычка, как каждое утро собираться на работу, идти в душ, завтракать хлопьями и ехать по одному и тому же маршруту. — А с Биллом? — А с Биллом я будто бы купил билет в один конец, не зная, куда лечу, не зная языка той страны и без возможности вернуться, — на одном дыхании произнес я, чувствуя, как руки сестры замирают на моей шее. — Ох, Стэн… — Бев… Но я был прав, называя секс с Беверли привычкой. Мы часто занимались им даже просто так, от скуки, а не от большого желания. Просто могли лежать рядом, смотреть фильм, а потом начать трогать друг друга. И все заканчивалось тем, что мы снова срывались. Сколько раз за эти семь лет мы обещали друг другу, что это будет последний раз? И столько же раз срывались, потому что для нас это был уже не просто физиологический акт, способ удовлетворить себя — это было что-то вроде телесной близости, такой, какая может быть только у действительно родных (не по крови) людей. Для меня секс с ней был не способом снять напряжение — а способом почувствовать себя хотя бы немного нужным, защищенным. В чужих объятиях. Но я… Я не принадлежал ей, а она мне. И поэтому я так легко принял мысль о Бене. Потому что я знал, что рано или поздно это случится. И был уверен, что с Беверли это случится раньше, чем со мной, и я буду вынужден отпустить ее. Мне не хотелось думать о Билле, когда я снова начал целовать Беверли, а она отвечать мне. Так заученно, будто мы сдавали экзамен, каждый раз, год за годом. Просто автоматическая привычка — мне надо почистить зубы, потому что так положено, но особого удовольствия вряд ли кто-то может от этого получить. Сплетник, Билл, Билл, Сплетник… За эти три недели моя жизнь действительно круто изменилась, и я просто не мог с этим смириться. Я с трудом привыкал к чему-то новому и, цепляясь за этот секс с Бев, будто бы цеплялся за прошлое. Где нет Билла, где нет вопросов о том, с кем мне больше нравится спать, потому что у меня всю жизнь был только один партнер, где не было сплетен и слухов, ужасающих в своей правде. Где не было всего этого — и где я был призрачно счастлив. Наверное, это был самый жалкий секс в моей жизни — слишком медленно, слишком много мыслей. Спокойно, размеренно, будто бы с ней были женаты двадцать лет и просто выполняли супружеский долг. Тело Беверли ощущалось теперь не так — будто бы чужим, неправильным. Как будто бы я оказался другим человеком, который не может и не имеет права так делать с женщиной, потому что в голове смешивались стоны и тяжелое дыхание Билла. Я был не тем; не там; не с той; я был самозванцем. Разрывая зубами упаковку презерватива, потому что руки слишком тряслись, я чувствовал, что предаю себя, Беверли, родину, в конце концов. И я знал, что это был точно последний раз. На этот раз окончательно. Потом мы какое-то время лежали молча, смотря в одну точку на потолке и куря одну сигарету на двоих. Беверли впервые в жизни накрылась одеялом, прикрывая себя от меня. Мы точно оба знали, что теперь это конец. Мы должны были прекратить это давно, просто не знали, как это сделать. И поскольку мы не справились сами, пришлось прибегнуть к помощи извне. Оказалось, есть вещи больнее, чем расставание. — Стэн, все хорошо, — Беверли передала мне сигарету, осторожно вкладывая ее мне в пальцы. — Ты всегда так говоришь, — хмыкнул я, чувствуя, что тело не гнется и покрывается тонкой пленкой из мурашек, — а ничего не хорошо. Мы снова сделали это. — Теперь это точно все, Стэн. Тебе надо было закрыть этот гештальт. — С каких пор ты увлекаешься психологией? — я посмотрел на Бев, откидывая волосы с лица. Мне казалось, что закачивается какая-то часть моей жизни. Такое бывает, когда заканчиваешь школу, и ты вроде бы рад, что больше не увидишь этих лживых, лицемерных учителей, но ты стоишь на сцене, держа в руках диплом, и понимаешь, что огромный пласт твоей жизни полностью и безоговорочно утерян, а вместе с ним — и часть тебя. Я никогда еще не чувствовал себя настолько отвратительно после секса. Хотелось плакать, курить и молиться. Я выбрал только второе, потому что был не один. — Когда семь лет спишь со своим братом, приходится искать в психологии ответы на многие вопросы, — она хмыкнула, снова забирая у меня сигарету, — так бывает, Стэн. То, что мы перестаем спать вместе, не значит, что мы больше друг друга не любим. Но мы и не пара — мы не должны быть вместе… Особенно теперь. — Я понимаю, — я киваю, вдыхая запах сигареты Бев. В носу свербит, будто у аллергика на цветение. Я обнимаю сестру, и в этот раз действительно по-братски. — Не ври себе. Это самое главное. Сходи на вечеринку, — Беверли треплет меня по волосам. Она сгибает одну ногу в колене, одеяло похоже на альпийскую снежную гору. Белое постельное белье. Как в наш первый раз. И теперь последний, — тебе надо извиниться перед Биллом за то, как ты себя с ним повел. — Я не буду извиняться, — бурчу я ей куда-то в плечо. — Стэн, прекрати. Не будь ребенком. Никто не умер, все хорошо. — Я знаю. — Вот и все. Если не хочешь тусоваться с Денбро на вечеринке, значит, пойдем вдвоем, — Беверли приподнимается, берет меня обеими руками за скулы, — и зажжем. Слышишь? И никакой Сплетник нам больше не страшен. — Он и не пугал меня. — Ты сам себя пугаешь. И твои чувства, — Беверли улыбается и слегка гладит меня по щеке, но тут же убирает руки, — а это намного опаснее. — Только не лекции по психологии. Я в универе их специально прогуливал, и не намерен теперь слушать их от тебя, — я слегка пинаю Бев под одеялом в бок, и она смеется. Совсем как раньше. — Узнаю прежнюю суку Стэна, — она приподнимается на постели, стаскивает с меня одеяло и заворачивается в него. Встает, начинает медленно собирать вещи с пола, цокает, когда видит, что пиджак все-таки немного измялся. — Виноват, — я приподнимаю руки, и Беверли кидает в меня подушкой, — Бев… Спасибо тебе, — вдруг тихо говорю я, сам не узнавая свой голос. — За что? — сестра оборачивается, придерживая на груди одеяло. Золотая подвеска откидывает маленький солнечный блик. — За хорошее расставание, — я сажусь на кровати, шарю руками по тумбочке. На ней использованный презерватив, как единственное напоминание о том, на что были прерваны сборы на вечеринку. Я выкидываю его в мусорное ведро, салфетками протираю слегка влажную гладь стола и снова оборачиваюсь к сестре, — поможешь мне выбрать костюм на вечер?..***
На вечеринку мы пришли уже в самый ее разгар, когда Тозиер выступил на сцене, а женщины просто визжали от восторга, а некоторые даже плакали, не желая расставаться с этим местом. Наше появление точно произвело на всех фурор — мы оба никогда не бывали на подобных мероприятиях, но как показала жизнь, все бывает в первый раз. Мы с Бев окинули взглядом зал, и я почувствовал, как Бев слегка пихнула меня под руку. — Мне кажется, будто бы все на нас пялятся, — шепнула она. — Тебе не кажется. У меня было стойкое ощущение того, что Сплетник среди нас. Вот Ричи спрыгивает со сцены, осторожно балансируя на высоких каблуках, и придерживая подол черного платья. Ни дать, ни взять королева травести — я даже не видел ни разу его с выпрямленными волосами, которые теперь спускались ниже плеч. Макияж было видно из другого конца зала, в темноте неоновых лампочек, которые подсвечивали кожу каждого гостя. Бев осторожно прикоснулась к моей руке, поглаживая ткань костюма. Сегодня выбор пал на официальный костюм-тройку глубокого синего цвета. В кармане пиджака — такой же голубоватый батистовый платок. Я чувствовал себя неловко среди парней, в пух и прах разряженных, но девушки и женщины, кажется, были в восторге. — Тебе машет Ричи. Ему очень идет макияж, — хмыкнула Беверли, приветливо махая в ответ Тозиеру. Тот широко улыбнулся, еще больше оттеняя белоснежные зубы темно-фиолетовой помадой, и тут же устремился к Эдди. Новенький был накрашен, волосы слегка кудрявились, и на нем была какая-то максимально аляповатая розовая рубашка с вышитыми клубничинами. Вероятно, вещь Тозиера. Было ощущение, что я попал в какой-то цирк уродов или в массовку сериала «Американская история ужасов». — Добрый вечер, — я обернулся и увидел Арчи. Он был в костюме Джессики Рэббит — ярко-рыжий парик, красное платье в обтяжку, смотрелось, на нем, конечно, очень странно и вульгарно, но я все же улыбнулся, из вежливости, — не ожидал Вас здесь увидеть. Прекрасно выглядите! И Вы, Беверли. — Благодарю, — Беверли шутливо поклонилась, Арчи сделал реверанс. Я закатил глаза. Неужели даже Арчи есть дело до этого костюмированного шоу? Я хотел еще что-то сказать, когда заметил, что Беверли кого-то долго выглядывала в толпе, а потом слегка подпрыгнула и помахала. — Кого ты там?.. Я не успел договорить, потому что тоже заметил Билла. Я знал, что Беверли собиралась его накрасить, но я еще не видел результата. Арчи в своем откровенном платье, которое только еще больше подчеркивало его литую фигуру и мышцы, оказался для меня незамеченным. Кадык дернулся в такт члену. Денбро был изумителен. Не то чтобы мне нравились мужчины в платьях. Я скорее находил это цирком, костюмом для шоу. В 2014 году, когда Бев снова заставила меня смотреть с ней Евровидение, я, конечно, всей душой болел за Австрию, но не из-за бородатого мужика в платье, а потому что песня была красивая. У меня и у самого никогда не было мысли примерить женское платье, хотя Бев в шутку неоднократно предлагала. Я просто знал, чем обычно заканчиваются подобные истории — спасибо, я смотрел фильм «Девушка из Дании». Но Билл… Боже мой. Если Арчи или Ричи выглядели все равно как разодетые трансвеститы, то Билл… Не знаю, прозвучало ли бы это комплиментом или оскорблением, но на нем платье сидело просто невероятно. Билл подошел к нам настоящей походкой от бедра. Белый парик, как у Мерилин Монро, белое короткое платье, и кажется, даже чулки, или колготки, я не особо был в этом силен. Я нервно сглотнул, стараясь не пялится на слишком красные губы Билла. Родинка под глазом. Черные ресницы, блестящие тени. Он был похож на настоящую диву. Одновременно сочетал в себе невероятную женственность и сводящую с ума мужественность. Мне одновременно хотелось и отдаться ему, и трахнуть самому. Сумасшествие. — Добрый вечер, мистер Урис и мисс Марш, — Билл слегка поклонился. Я только сейчас заметил, что музыка играет громко, но не мог разобрать ни слова. Вся обстановка поблекла, люди стали лишь второстепенными персонажами. Я не понимал, почему на меня так действовал Билл, заставляя содрогаться всем телом от одного его присутствия. Он улыбнулся, и Бев тут же бросилась его обнимать, но осторожно, чтобы не помять платье. — Черт, ты выглядишь великолепно! — Только благодаря тебе, крошка, — Билл подмигнул, осторожно приобнимая мою сестру. Я не мог понять до конца, что я чувствую к его внешнему виду — но на нем это платье не казалось смешным или нелепым, как на том же Арчи. Ах, да, Арчи. Он же все еще стоит тут. — Выглядишь, как обычно, — сказал Коллинз, слегка хмыкая. Я знал, что они с Биллом были в плохих отношениях, вроде бы, в это был замешан Ричи. Любовный треугольник? Я обернулся на Арчи, который сняв одну длинную перчатку с руки, ударял ей по второй раскрытой ладони. Надеюсь, этот вечер не закончится дракой. Билл язвительно улыбнулся. — Сочту за комплимент. А ты, я смотрю, тоже вовсю подготовился, чтобы быть купленным сегодня вечером. Я относился к Арчи очень хорошо. Как-никак, он был действительно ценным сотрудником, и я не мог этого отрицать. Но я не мог и не реагировать на колкости Билла — его острый язык меня заводил, даже когда он обращался не ко мне. — Возьму у тебя перед этим пару уроков, как быть безотказным, — Арчи повел языком по губам, осторожно, чтобы не смазать липкий блеск для губ. Арчи даже в этом наряде выглядел способным набить рожу любому. — Мальчики, не ссорьтесь, — Беверли обошла меня, взяла Арчи под руку, — к слову, будь добр, покажи, где здесь стойка с напитками, умираю, как хочу чего-то выпить. — Мистер Урис? — Арчи посмотрел на меня с легкой тревогой, и я кивнул. От меня не укрылась дерзкая улыбка Билла, от которой в животе все завернулось. — Иди, Арчи. Тебе я могу доверить свою сестру. — А мне можешь доверить свою анальную девственность? — тут же спросил Билл, как только Бев и Арчи отошли к стойке с алкоголем. У меня вспыхнули щеки. Я схватил его за локоть, не прикрытый тканью платья. — Ты в своем уме?! Еще погромче это скажи. — А я, кажется, помешал вашему уединению с Арчи, — Билл закатил глаза, — что, хотели попробовать рыженькую, мистер Урис? Меня одновременно раздражала и возбуждала манера Билла разговаривать со мной. Он манерно разгладил платье, сгибая ногу в колене. Он был на каблуках, и теперь наша разница в росте стала еще более ощутимой. Я краем глаза видел, как Бев и Арчи о чем-то мирно беседуют в зоне бара, где Эдди суетился с подносами, стараясь не разлить ни капли на свою идиотскую рубашку, а возле него обмахивался веером с черными перьями Ричи. На сцену вдруг поднялся Майк, в золотистом платье как у Дайанны Росс, и стал настраивать микрофон. Женщины все искрились и светились, предвкушая последнюю ночь на отдыхе, наполненную все возможными развлечениями. Я снова перевел взгляд на Билла — на нем было слишком короткое платье. Я тяжело выдохнул и в первый раз за вечер пожалел, что вообще сюда пришел. И что-то мне подсказывало, что подобные мысли в моей голове появились не в последний раз. — Да, рыжие мне нравятся больше, — голосом надавил я, вспоминая, что так и не ответил на колкость Билла. Денбро поцокал языком, а я не удержался от еще одного выпада, просто потому что когда мы были так рядом, так близко, и так одеты — я не мог вести себя по-другому, — кстати, у тебя зубы в помаде. Вытри. Я подумал, что Билл смутится из-за этого, но он только нахально приоткрыл рот и стал водить языком по зубам, смотря на меня не с сожалением — а с нескрываемым возбуждением. И я тоже чувствовал его. Я чувствовал Билла. Было ощущение, что и мой костюм, и его платье, были сшиты полностью из синтетической ткани, потому что между нами действительно проходили искры. Я не мог отвести взгляда от кончика влажного языка Билла, который быстро прошелся по зубам. — Теперь все, мистер Урис? — Да, — кивнул я, понимая прекрасно, что на зубах Билла не было ни единой черточки помады, а самое главное, что это понимал и он. Воздух между сгущался, становился плотным и осязаемым. — Может быть, — Билл приподнял накрашенные и уложенные брови, — джентльмены сегодня все же предпочтут блондинок, мистер Урис? Я закатил глаза от того, как пошло прозвучала эта фраза-название одного из моих самых любимых старых фильмов. Интересно, Мерилин Монро понравился бы такой косплей? — Смотря, что эта блондинка может мне предложить, — хмыкнул я, убирая руки в карманы брюк. — Ну, — Билл слегка надул губы, — все, что пожелаете. Ценник устанавливаете Вы сами, ведь Вы считаете, что Вам здесь по карману. — Билл, я… — я почувствовал себя немного сконфуженно из-за того, что он напомнил мне о той утренней выходке. Да, признаю, оставить ему деньги с запиской было глупо и так по-детски, но я ничего больше не мог ему предложить взамен. А деньги — не такая уж и плохая альтернатива. Билл приложил к губам палец. Ногти были накрашены красным лаком, под цвет помады. — Никакого Билла. Сегодня здесь нет мужчин. Есть только слабые, беззащитные и на все согласные женщины, — он улыбнулся концом губ, а у меня в голове взорвались петарды. Я хотел его. Я просто не мог этого отрицать. — И как же мне обращаться к тебе сегодня? — я тоже слегка склонил голову на бок, принимая правила его игры. Пускай, я впервые на такой вечеринке. Я понятия не имею, что тут должно происходить, но Биллу… Биллу я готов был довериться. Я краем глаза увидел, как к Арчи и Бев подошел Бен, и моя сестра обняла его, а Арчи куда-то скрылся. Он так быстро исчез из поля моего зрения, что даже яркое красное платье не помогло мне увидеть его в толпе. Было ощущение, будто бы я что-то заметил… В его поведении, но я не успел додумать мысль, потому что Билл наклонился к самому моему уху и шепнул: — Для Вас я сегодня Белль. Я почувствовал, как все тело содрогнулось, будто бы в волне оргазма, и посмотрел на Билла. Щеку красиво оттеняли тени от искусственных локонов. Билл отступил на шаг, закусывая губу и следя за произведенным эффектом. А он не заставил себя долго ждать. Я быстро расстегнул нижнюю пуговицу пиджака, будто бы совсем случайно, и откинул в сторону полы — всего на один миг, но Биллу было достаточно и этого, чтобы увидеть мое возбуждение. Хотя его было необязательно видеть — я был уверен, что оно ощущалось физически. — Решил сделать тонкий намек на то, что я чудовище? — хмыкнул я, подходя ближе к Биллу. Расстояния между нами почти не осталось, ровно, как и дыхания в моей груди. Я хотел его. Хотел каждой точкой на коже, каждым органом, каждым вздохом. Сейчас же. Пусть Сплетник напишет об этом. Пусть об этом прочитает моя мать. Мне все равно. Пускай она узнает, какой ее сын на самом деле. Мам, это все из-за тебя. Я почти в одном сантиметре от лица Билла, чувствую его парфюм, волну дрожи его тела. Это сносит мне голову. — Ты больше похож на тот ебанутый подсвечник. Но если хочешь, то можем поиграть в красавицу и чудовище. Так что Вы хотите, мой Господин? — Билл шутливо делает реверанс, слегка приподнимая на меня глаза, невинно хлопая ресницами, как смутившаяся школьница. Я схожу с ума. Музыка липким потоком прилипает к коже, заставляя кровь быстрее стучать в ушах, а возбуждение расти еще по прямой все выше и выше. Когда Билл выпрямляется, я беру его за локоть, осторожно смыкая пальцы на тонкой коже, а потом выдыхаю ему куда-то прямо в разум: — Тебя. В головах у нас действительно остается одно лишь это слово, потому что мозг уходит. Он оставляет нас наедине с желанием. Снова.***
Объяснить, что я чувствовал каждый раз, когда мы оказывались рядом с Биллом, невозможно. Это такое количество чувств, что нос закладывало, как при простуде, не давая возможности вдохнуть. Тело начинало гореть, температура подскакивала; я будто по-настоящему заболевал рядом с ним, чувствуя, как ноги в дорогих ботинках холодеют, а голова оказывается горячей. — Сюда, — шепчет Билл, держа меня кольцом из пальцев за запястье. Он втянул меня в маленькое помещение возле барной стойкой. Там был туалет, небольшой, на пару кабинок. Билл щелкает задвижкой на двери, и как только поворачивается ко мне, притягивает к себе за пиджак и целует. Я не могу сопротивляться. Билл нажимает на какие-то кнопки внутри моего тела, которые заставляют ему просто отдаваться — не спрашивая зачем и почему, просто отдаваться. Принадлежать. Он ласкает мои губы языком, втягивает верхнюю, слегка сосет. Я чувствую вкус его помады на своих губах, я хочу съесть ее. Я касаюсь языком его губ, которые горячие и влажные — чувствую слабый запах сигарет, перебиваемый персиковой жвачкой. Я касаюсь губами его рта, изнутри действуя, как полноценный хозяин, а уже не гость. Билл держит меня за шею, давя пальцами на нижнюю линию челюсти, чтобы я чуть шире приоткрыл рот, впуская его язык в себя все глубже и глубже. Я спиной двигаюсь к раковинам. Музыка за закрытой дверью не так сильно стучит по ушам, но я все равно улавливаю вибрации, которые отдаются ритмом в такт прикосновениям Билла. Его пальцы везде — с шеи на лице, потом по животу на рубашке, не расстегивают пуговицы, а забираются в крошечные отверстия между ними, отодвигая ткань предельно осторожно, доводя меня этим почти до критической точки. Я прижимаюсь к нему грудью, чувствую его тело. Я слышу звуки наших поцелуев; слишком громко, слишком влажно, будто кто-то в слишком жаркий день пьет воду из бутылки, нервно сглатывая, и никак не может напиться. Я чувствую помаду Билла на своих губах; зубы перепачканы в ней. Ловлю отражение в зеркале — это будто кровь, кровь, кровь, но мне нравится, я еще глубже целую Билла, притягивая его к себе за платье. Билл в платье ощущается слишком по-настоящему. Я чувствую под пальцами блестящую ткань, складки на короткой юбке. Белый парик, постриженный в каре и уложенный завитками в стиле Монро, приятно щекочет щеку, когда Билл так сильно прижимается ко мне в момент поцелуя, что наши зубы стукаются, а звук поцелуя становится еще громче. Как мокрая пощечина самому себе за отрицание очевидного. Мне хотелось Билла. — Маленькая шлюха, — шепчу я ему в открытые губы, смотря полупьяным взглядом на его внешний вид. Чертово короткое платье, с треугольным вырезом. Они не подкладывали себе вату в лифчики, но это все равно выглядело слишком органично. Белое платье, едва доходящее до середины бедра, смотрится на Билле, как влитое. Он тянет меня за галстук, потом резко кусает за шею. — Что ты сказал? Шлюха здесь только ты. Точнее, послушная сука, которая снова пошла у меня на поводу. Он еще сильнее тянет меня за галстук, смыкая его узел на кадыке. Я завожу руки за спину, касаюсь ладонями холодной, в каплях воды, раковины, для опоры. Ноги не держат. Билл дышит мне прямо в ухо, касаясь мочки языком. — Интересно, ты надел белье под платье или решил не заморачиваться, потому что снова ляжешь с первым встречным? — я обвожу губы языком, чувствуя на них слюну Билла, которая смешивается с моей, тянется по языку, приятно сглатывается. — Хочешь проверить? Звук пощечины на мгновение даже перекрывает музыку из зала. Я охаю, прижимаюсь поясницей в раковину. Билл притягивает меня обеими руками за шею, продолжая целовать. Он закидывает мне ногу на талию, упираясь коленом в раковину, и я придерживаю его. Пальцами веду выше по бедру, продолжая отвечать на его поцелуй. Во рту слишком мокро и сладко — гребанная персиковая жвачка. Не смогу смотреть на нее теперь в магазинах, не почувствовав острого возбуждения и желания отдаться Биллу прямо на кассе. Я касаюсь пальцами белья. Все-таки надел. Хмыкаю ему прямо в губы, чувствую ответную улыбку. Я прижимаю его к себе за талию, чувствуя запах парика — слабоватый запах духов. Билл в платье, господи боже мой. — И чего Вы хотите, мистер «в услугах психолога не нуждаюсь»? — Билл тянет меня зубами за нижнюю губу, пробирается языком под нее, вылизывая клыки. Я начинаю задыхаться. — Тебя. Мне не хочется думать ни о чем; я вверяюсь Биллу. Если он сейчас развернет меня к себе спиной и нагнет над этой раковиной, я сойду с ума, потому что именно этого я и хочу. Я уже вижу себя в замутненном и слегка заляпанном зеркале, то, как Билл держит меня за галстук, перевернув его так, чтобы удобнее было намотать на руку, и… — Кажется, я понял, о чем ты думаешь, и этого ты не получишь. — Что?.. Билл резко отстраняется от моих губ. Помада размазалась лишь в уголках, а поначалу мне показалось, что весь мой рот был в ней. Я прикладываю тыльную сторону ладони к губам, но рука пачкается совсем немного. — Если… Если ты решил снова довести меня, но не дать кончить… — слова с трудом выталкиваются из груди, словно кто-то тянет их назад. Я готов сейчас умолять Билла, просить, чтобы он продолжил. Я делаю к нему шаг вперед, но он качает головой, подмигивая длинными черными ресницами. Стоит признаться, Бев действительно хорошо постаралась и накрасила его прекрасно. Никогда даже не мог подумать о том, что меня будут так заводить накрашенные мужчины. Нет. Один накрашенный мужчина. Билл вдруг опускается на колени передо мной, предварительно поправив складки платья, будто маленькая девочка присела на корточки, чтобы поиграться с котенком. У меня перехватывает дыхание, я дергаюсь назад, вжимаюсь спиной в раковину. Шарю рукой позади себя, включаю кран с водой. — Попроси, — Билл касается фалангой пальца губ, слегка поправляя помаду, — попроси и я тебе отсосу. Мне не хочется просить, но рот сам собой произносит: — Пожалуйста. Пожалуйста, Билл… Я не знаю, что руководит мной в тот момент — пара коктейлей до этого, платье Билла, его взгляд на меня из-под наклеенных ресниц, родинка под левым глазом, которая выглядит как настоящая. Билл накручивает на палец искусственную прядку. — Если я тебе отсосу, ты перестанешь быть Чудовищем? Член чуть ли в узел не завязывается. Я не знаю, что мне делать. Хочется кричать, трахаться и сходить с ума. Я смотрю на Билла, а тот лишь осторожно начинает расстегивать молнию на моих брюках, отодвинув за спину полы пиджака. Я прижимаю их к раковине, чувствуя, как ткань начинает намокать. Кажется, раковина засорилась, и вода теперь течет на пол… — Тебе принцессой все равно не стать, — шепчу я, и слегка потянувшись, касаюсь лица Билла пальцами. Веду по щеке к губам, и Билл тут же берет мои пальцы в рот, слегка, на половину, и начинает водить по ним языком, не сводя с меня взгляда. — Хочешь, чтобы это были не пальцы? — голос Билла тихий и властный; он трахает меня прямо так, одним голосом, и я киваю. Мои пальцы влажные, касаюсь ими раковины, смотря за Биллом. Он все еще смотрит мне в глаза. Медленно, специально издеваясь, расстегивает молнию на брюках до конца, придвигаясь ко мне на коленях еще ближе. Гребанное белое платье. Без долгих прелюдий и лишних слов Билл сначала утыкается носом мне в низ живота, а потом резко накрывает член губами. Рука поднимается в воздух сама, пальцы тянутся к губам. Мгновение назад два моих пальца были во рту Билла, а сейчас — в моем. Билл сосет мне, а я сосу собственные пальцы, стараясь заглушить стоны, которые не могут утонуть даже в напоре холодной воды. Билл работает ртом слишком хорошо — интересно, сколько у него было практики… Но резкие движения языком прямо по самому чувствительному месту выбивают подобные мысли у меня из головы. То быстро, то слишком медленно. Билл берет до середины, я слышу его тяжелое дыхание. Звуки влажных поцелуев по всему члену, вкупе с размашистыми движениями языком. Билл не сводит с меня взгляда. Он снова берет в рот мой член, потом резко его выпускает с тихим звуком, а тянувшуюся нить слюни размазывает рукой. — Билл… Я, кажется, даже перестаю дышать. Я делаю со своими пальцами во рту то же самое, что делает Билл. Я зеркалю его движения, и Билл, продолжая смотреть на меня, издает какой-то стон. Член вибрирует о его губы. Он смыкает губы, а потом резко вынимает член, широко открыв рот и сплевывая слюну мне на основание, чтобы рука лучше скользила. Я пальцами чуть ли не давлю себе на корень языка, стараясь взять их как можно глубже. Ноги ватные, член — мокрый, Билл — сумасшедший, мы оба — ненормальные. Я левой рукой беру его за волосы. Парик сидит не плотно, несколько шпилек и заколок валятся на пол, парик соскальзывает. Билл трясет головой, скидывая чужие волосы. Светлая челка высвобождается и падает ему на глаза. Вот так хорошо, так правильно. Со стороны может показаться, что я держу его за волосы, чтобы задавать темп, но это не так, мне просто нужна хоть какая-то опора. Я боюсь пошевелиться, полностью отдаваясь Биллу. Не я имею его в рот — он трахает меня ртом так, что у меня начинает кружится голова. Не знаю, получается ли у меня стонать, если даже дышать — почти невозможно. Собственные пальцы во рту кажутся членом с терпким влажным вкусом. Я чувствую, как Билл проталкивает мой член еще глубже, становится очень тесно — он взял почти до горла. Я тяну его за волосы, скорее уже видя, чем ощущая, как напрягается низ живота. Я еще не продержался и десяти минут, но рядом с ним — это невозможно терпеть. Я смотрю на парик на полу, аккуратные белые прядки, в то время как сквозь мой кулак просачиваются волосы Билла. Он продолжает доводить меня. Я прикусываю пальцы, когда чувствую, что почти готов. По взгляду Билла я понимаю, что он готов продолжать и дальше, но я не могу себе такого позволить. На последних секундах я все же разжимаю пальцы, отпуская волосы Билла, и дергаюсь назад, ударяясь поясницей о фаянс. Я резко отворачиваюсь от него, и слегка привстав, кончаю в раковину, почти что теряя сознание, и опираясь лбом в холодное зеркало. Я понимаю, что оно грязное, и на лбу снова могут появиться прыщи, но я не думаю об этом. Я не думаю ни о чем. Я еще держу член в руке, смотря, как водоворот воды уже несколько минут назад смыл все в сливное отверстие, но перед глазами все еще темно. Я слышу, как тяжело дышит Билл за моей спиной, а потом он кладет руку мне на плечо. Я почти падаю, но кое-как начинаю промывать член. На головке — пара едва заметных красных следов — помада Билла. — Почему ты остановился? — тихо спрашивает Билл. Мы встречаемся взглядами в отражении. Не могу сказать ему. С чего я вообще должен кончать ему в рот? Ему может быть неприятно. Я не должен был так делать и я так не сделал. — Просто потому что ты не сказал, что разрешаешь, — я выключаю воду, кран скрипит под пальцами. Я кое-как натягиваю белье с брюками, пытаясь застегнуть молнию и при этом не смотря в глаза Биллу. — А разве у шлюх надо спрашивать? Я поднимаю взгляд на Билла — лицо серьезное, не могу понять, шутит он или нет. Сейчас понимаю, что он-то остался неудовлетворенным, но я… — Билл, я… — Забей. Я шучу, — он ударяет меня по плечу, — но я оценил твой жест, благодарю. И я не против, если что. В этом… Нет ничего аморального. Или гейского, Стэн, — Билл улыбается. Помада слегка расползлась у него по губам, но до Джокера ему еще далеко. Я нервно смеюсь, чувствуя, как весь воздух выходит из груди. — Билл, я… Ты, конечно, извини, но… Я пока не готов… К тому же, — я смотрю на его короткое платье. Но ткань свободная, стояка не видно. Вот и плюс платья — если у вас есть член, в стоячем положении его легко можно спрятать. Черт, о чем я думаю… — Я тебя не заставляю, — Билл наклоняется, поднимает с пола парик и начинает его отряхивать, — я сделал это, потому что захотел сам. Ты мне ничего не должен. — Просто это… — я не нахожу слов, вспоминая, как легко потянул в рот пальцы, но представить во рту член не могу. Меня все еще передергивает. — Сложно? Ну, на самом деле, рот подставить легче, чем задницу. Ну, это, так, для сравнения, — Билл поворачивается к зеркалу. Зажимает в зубах шпильки, начинает поправлять парик. — А ты делал и то и то? — язвлю я, смотря за его руками. — Только рот. Но это не так страшно, Стэнли. Если вдруг снова захочешь убедиться, что это не твое, — Билл отворачивается от зеркала, осторожно пальцем подтирая губы, — ты знаешь, к кому обратиться. — Иди нахуй, — я показываю Биллу средний палец, но он улыбается. Сердце начинает успокаиваться. — Как я выгляжу? — Билл вдруг делает поворот вокруг себя, пальцами придерживая концы платья. — Так, как будто только что отсосал своему начальнику, — я улыбаюсь сдержанно, концом губ. — Отлично. Значит, остальные могут позавидовать, — Билл улыбается красными губами, — пора возвращаться на вечеринку. Может быть, под конец вечера ты действительно перестанешь быть Чудовищем.