Бешенство ботаника

      С того дня моя персональная Вселенная вступила во вторую фазу. Кажется, во мне умер железный человек, и проснулось что-то сверхновое, чего я никогда раньше еще не ощущал. Вспоминая тот день, я удивлялся, как Руслану удалось так быстро переключить меня с орбиты преподаватель-ученик на новую систему координат человек-человек. Он был напористым и раздражающим, но знал, до каких пределов меня можно выбесить, накалить, словно нить, зная наивысшую точку моего сопротивления. И ни разу не оборвать. А в другие моменты — раствориться, поддаться, прогнуться, заставить меня быть активным, сделать так, чтобы я сам снял с него черные брюки и расстегнул верх. Гребаная школьная форма, она ему слишком шла, особенно когда он приходил в таких вот черных рубашках. И, будто чтобы меня передразнить, застегнутых на все пуговицы до самого горла. Освободив от воротника пульсирующую шею, я тут же приник к ней губами. Где-то на задворках сознания между нами уже происходила аннигиляция, но я этого еще не осознавал. И совершенно не мог угадать, что думал по этому поводу Бакиев.       Мир физики, как и физиологии, был изъезжен мной вдоль и наискосок, но вот Руслан добавил в него что-то первичное, хаотичное, не поддающееся в моей голове привычной систематизации… Я часто задавался вопросом: что будет, если нарушить законы физики? В каждом веке ученые продолжали и будут продолжать открывать новые, что подтверждает, что в мире нет ничего невозможного, просто мы настолько ничтожны, что еще далеко не все осознали. Целуя Руслана, я осознавал. Знал, что делаю, знал, какие могут быть последствия, но у этого действия не было ни плюса, ни минуса. Я проводил эксперимент ладонями по его ребрам, спускаясь ниже, к бокам, к талии, не для того, чтобы добиться чего-то определенного. Я наблюдал свои реакции и изучал свойства его тела. Где оно горячее и отзывчивее? Где у него повышено сопротивление?       В школе детям преподают геометрию по Евклиду, которая учит, что две параллельные прямые не пересекаются, но эта версия сегодня не является единственно правильной. Просто нам так проще. А есть геометрия Лобачевского или Римана, которые по-своему рассматривали возможность наличия двух, а то и бесконечного множества прямых, которые могут и быть параллельными, и в то же время иметь общую точку. Меня всегда увлекали их идеи, которые я часто объяснял детям на доступном примере: вы видите рельсы? Они параллельны. Но где-то вдалеке, на горизонте, вам кажется, что они сходятся вместе.       И в тот момент наш поезд как раз нёсся по этим рельсам, сшибая все, что лежало на пути: учебники со стола, стул, настольную лампу, амперметры и вольтметры, которые я так и не успел сложить обратно в шкаф… Прямо на учительскую столешницу я усадил парня, оставшегося в одних трусах, и не прекращал его целовать, пока он сам не потянулся к моей одежде. — Павел Сса… Паша, пожалуйста… Сними это.       Но его руки так и зависли со скомканным джемпером возле моей шеи, потому что мы никак не могли перестать целоваться. Смеясь сквозь поцелуй, он перетянул горловину джемпера с меня на себя, а затем просунул руки в рукава. — Теперь я — это ты, только наизнанку, — улыбался Бакиев, снимая с меня очки и напяливая их себе на нос, — офигеть, как ты в них ходишь? Все же расплывается!       Он болтал ногами, словно обезьянка из старой басни, и мне пришлось сжать его колени, чтобы остановить эти дурацкие маятники, но вернуть состояние покоя было уже невозможно. Руки поползли выше по бедрам, и только тогда Руслан замер и притих. Я медленно поддел пальцами резинку его трусов и потянул вниз. Теперь он был полностью обнажен ниже пояса, а из-под моего свитера виднелась алая головка обрезанного члена. Это было слишком возбуждающе, я склонился к ней и легко лизнул, вызвав у парня вздох удивления. — Дыши, мой хороший. Дыши и расслабься.       Я старался для него, ведь почему-то был уверен, что это его первый раз. Но ни он, ни я не говорили на эту тему открыто. Возможно, я мог бы быть жестче, но от вида нежной податливой розовой плоти мне совершенно расхотелось его наказывать за что-то… Если только за то, каким соблазнительным он был. Пододвинув стул, я сел перед столом, будто собирался проверять домашнее задание, а на карте миссий было лишь одно упражнение. — Нннхх… — стонал Руслан, когда я ласкал его губами, постепенно добавляя слюну с языка, шел все дальше по стволу члена, пока не утыкался носом в жесткие завитки внизу живота.        И когда его головка упиралась мне в горло, парень шумно глотал воздух, видимо, боясь стонать слишком громко. Он был такой вкусный, горячий, и его неопытность в сочетании с дерзостью выкручивали мне стрелки возбуждения до предела. Нетерпеливо расстегнув свои брюки, одной рукой я сжал себя и принялся медленно гладить. Кожей чувствовал, что он смотрит на меня там. Видел, что его ждет, и не боялся? И его совсем не пугало, что шанс попадания этого снаряда в цель сегодня был равен ста процентам?       Схватив Руслана за бедра, направил их на себя, заставляя его поднять ноги и почти что лечь на парту, упершись стопами в край стола. Прислонившись затылком к стене, вдоль которой стоял стол, он взволнованно наблюдал за моими действиями. — Ну что, Руська, пришло время поиграться с блесточками, — улыбнулся я, достав из сумки новенький вибратор. — Как ты о нем разведал, расскажешь? — Я… — он осекся, зависнув на том, как я медленно облизывал вибратор — хорошо, что дома я заранее изучил инструкцию и все помыл. — Шарил по моей сумке? Как нехорошо. — Я хотел положить тебе датскую булочку, в пятницу, когда ты вышел в туалет… И случайно увидел. — И что ты подумал? — Ммм… — простонал Руслан, когда головка вибратора коснулась головки его члена.       Устроившись щекой на его бедре, я расслабленно водил игрушкой по возбужденному парню. Кажется, он потерял нить разговора, поэтому я крутанул регулятор, и розовый фаллос тихо завибрировал. — Я слушаю тебя, — настаивал я, двигая мягким агрегатом от головки по стволу, спускаясь к яичкам, пока не нашел под ними тугую узенькую дырочку ануса. — Аххх… — Тоже неплохо. А что-то более членораздельное? — Ммм… Я подумал… Что ты собирался трахнуть меня прямо тамммх… — И ты испугался? — Нет! Я так ждал этого, а ты… просто взял и ушел. — Бакиев, у тебя что, чувство самосохранения отсутствует напрочь?       Продолжая массировать розовой игрушкой его промежность, второй рукой я нашарил в сумке тюбик смазки и протянул Руслану: — Раз ты такой храбрый, смажь себя сам. А то у меня руки заняты, — усмехнулся я, откинулся на спинку стула и продолжил поигрывать с собой, все сильнее возбуждаясь от того, как парень неумело откручивает колпачок, выдавливает на пальцы смазку и тянется пальцами к промежности под мошонкой.       От вида этой невинности я едва не кончил, но мне хотелось большего. Взять его прямо сразу было бы слишком просто и неинтересно, ведь в миссиях главное — процесс. Результат мы все равно можем если не знать наверняка, то хотя бы предвосхищать и восхищаться. Механизмы антиципации у меня и у Руслана работали примерно одинаково, потому что когда я привстал и оперся о стол, делая вид, что собираюсь его поцеловать, он закусил губу: понял, что игра продолжается.       И я поцеловал, не обламывать же ожидания мальчика. С каждым разом наши поцелуи становились все более смелыми и какими-то привычно-родными, будто эти губы всегда знали, как я люблю. Интуитивно повторяли мой ритм, ласкались языком, не заходя слишком глубоко и не сталкиваясь зубами: они подходили мне просто идеально. — А теперь открой рот пошире.       Еще раньше, чем до него дошел смысл просьбы, я стал проталкивать головку вибрирующего розового члена ему в рот, а сам сместился вбок, к уху, оттуда — к шее. Но мне очень хотелось посмотреть, как этот дерзкий рот будет облизывать то, что я ему даю. — Я хочу тебя, — прошептал Руслан и медленно облизал вибратор, но не удержавшись, рассмеялся, — он такой дрожащий, прям по зубам жужжит и прямо в мозг. — О, не переживай, он сейчас отправится в то место, для которого был куплен.       Я снова присел перед ним, провел игрушкой по влажному проходу, набирая немного смазки на длину, и стал медленно вдавливать гибкий ствол внутрь. Руслан закусил губу и ошалело дышал. — Терпение и труд, мой хороший. Если хочешь меня, надо потерпеть.       Радовало, что я не взял слишком большой фаллос: там было так узко, что мне сначала пришлось вставить палец, и это взаимодействие будто обожгло возбужденного парня. Он толкнулся бедрами навстречу, хотя сам от стыда был почти одного цвета с розовым безобразием у меня в руке. Когда его мышцы немного растянулись и привыкли, я вставил вибратор, медленно вводя его глубже, прибавил мощности и опустился ртом на его член. — Хнххх, — ныл парень, — это так… странно… это так должно быть? — Как? Тебе неприятно? — на мгновение я поднял глаза и облизал распухшие губы. — Я… будто весь на пределе. Там внутри. — Вот там? — уточнил я, слегка двигая вибратором. — Хааа…даа… Паша, возьми его… я так сейчас ммм…       Он весь заерзал подо мной, будто хотел убежать, но никуда не собирался. Ускориться вместе с ним сейчас было бы слишком просто, это должно быть медленно. Это должно быть тяжело и нестерпимо приятно, чтобы его полностью опустошило, расслабило и унесло подо мной. — Ммм… — стонал Руслан, закусив рукав моего джемпера, и, наконец, я почувствовал, как мне на язык льется горячая терпкая сперма. — Тише, тише, — приговаривал я, вытягивая последние капли губами, и каждый раз, когда они проходились по головке его члена, парня передергивало, будто мышцы сами сокращались.       Он все еще был вне временного континуума, когда я привстал, стащил его со стола и, развернув спиной к себе, нетерпеливо потерся своим пахом о его расслабленные бедра. Аккуратно закинул одно его колено на край стола. Затем торопливо достал из кошелька и раскатал на себе резинку, нащупал вход и толкнулся в пульсирующий анус. — Хааа! — не удержался Руслан, и мне пришлось закрыть его рот ладонью.       Второй рукой я держал его бедро, пока мягко входил внутрь. — Ты так меня сжимаешь, Руська… — шептал я ему на ушко, облизывал кончиком языка, гладил свободной ладонью бедра, стараясь быть как можно более нежным.       Двигаясь внутри, я с удовольствием отметил, что Руслан снова возбуждается, так что мои руки тут же нашли себе новое применение. И совершенно вылетело из головы, что сейчас еще утро, что впереди еще четыре урока, что я — какой-то там Павел Александрович… Будто мы провалились в черную дыру за горизонт событий, где сингулярность полностью искривила пространство и время вокруг нас. Я был песчинкой в бескрайнем море, притянувшейся к другой песчинке, мы вместе образовывали нечто новое, союз ментальный и физический, будто заново узнавая друг друга без ярлыков и масок. — Паша, ты бы знал, как я теперь люблю физику… И подсобки.       Руслан блаженно улыбался, вытираясь одноразовыми бумажными полотенцами, что у нас стабильно были в наличии возле лабораторной мойки. Признаться, я сам от себя такого не ожидал: подобная страсть впервые накрыла меня с головой. — Ты должен любить физику не за это, дурень. — Ну и за тебя еще! За себя и за Пашку! — Балбес ты! Любой предмет в школе учит тебя не только задачки решать, как ты этого еще не понял? — Ну ты же у нас тут учитель, вот и научи! — застегивая штаны, он насупился и отвернулся.       Я подошел к нему сзади, обнял за плечи и дыхнул в жесткие прядки на затылке. — Физика описывает явления, которые происходят в мире. Кто-то когда-то их наблюдал и придумал, как это сформулировать. Например, сэр Исаак Ньютон, ты его прекрасно должен знать, — шепнул я Руслану в ухо и вжался в его спину, — ведь он сформулировал закон всемирного тяготения: два любых объекта, независимо от их массы, оказывают гравитационное притяжение друг на друга. — И что, твоя физика учит, что вообще, что ли, два без разницы каких объекта могут притянуться друг к другу? — Все зависит от их расположения в пространстве в конкретный момент времени. Например, в девять тридцать утра в подсобке кабинета физики, — улыбнувшись, я провел губами дорожку к его уху, и Руслан расслабился, откинувшись затылком мне на плечо. — И что же, значит, и Луна все-таки может притянуться к Солнцу? — Луна молодая и дерзкая, ей все можно, но не обязательно. Зачем это тебе? — Я тебя столько раз пытался вывести, а ты только улыбаешься. Так не честно… Будто тебя ничего не берет. Хочу быть как ты.       Я знал, чего он хотел на самом деле: Луна хотела обзавестись собственным спутником. Хотела стать чем-то большим, чем просто кататься по заданной орбите, придуманной непонятно кем и когда — такой, которая считается нормальной, общепринятой. Ему надо было тянуться не к Солнцу. Ему надо было стать самостоятельным, независимым и найти свой путь в этой Вселенной. — Руська, — я крепче сжал его в объятиях, сцепив ладони в замок у него на животе.       Звонок на перемену вот-вот должен был прозвенеть и разрушить магию этого утра. — Я тебе вот что скажу. Вещество звезд точно такое же, как и вещество, из которого состоит Земля. Частицы, из которых состоишь ты, состою я, — одни и те же. Атомы, из которых состоят все тела Вселенной, одинаковы: и живые, и неживые. Вопрос лишь в том, как ты распорядишься своими. Какой вывод мы можем из этого сделать, а, Бакиев? — Что человек на пятьдесят процентов банан? — А ты на пятьдесят процентов болван. — Значит, и ты тоже! Мы ведь все состоим из одного и того же, да, Павел Александрович? — рассмеялся Руслан, натягивая горловину кофты себе на нос, и я только сейчас заметил, что он до сих пор был в моем джемпере.