ПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ КАПИТАНА "ТИТАНИКА".

Саутгемптон. Вот только капитан Смит, как бы судовой медик ни пытался привести его в чувства, бедняга так и не очнулся, в связи с чем, его отнесли в капитанские апартаменты, где оставили под заботливым присмотром дражайшей возлюбленной Великой княжны Ольги Фёдоровны и судовой медсестры Виолетты Джессоп, но, не смотря на это, капитану Смиту и ближе к вечеру не стало лучше. Это привело к тому, что его старшему помощнику мистеру Генри Тингли Уайльду ничего другого не осталось, кроме, как собрать всех офицеров в кают-компании на экстренное совещание. --Как вы уже, наверное, знаете о том, что рано утром мы благополучно прибываем в порт Саутгемптона, так вот, возглавить всех вас и вводить корабль в порт поручено мне, как самому старшему по офицерскому званию.—сдержано вздыхая, но с полной уверенностью в голосе объявил он своим товарищам по службе в тот самый момент, когда они все собрались в просторном помещении, выполненном полностью из красного дерева в стиле сдержанной деловой английской классике и дополненное мебелью из тёмного дерева, которая была обита тёмным сукном. А между тем, за пределами их шикарного корабля уже заметно стемнело, на что молодые и старшие офицеры не обращали никакого внимания, а всё из-за того, что были заняты обсуждением, свалившимся на них весьма некстати и не ко времени, несчастьем в виде внезапной болезни их горячо любимого капитана, обязанности которого временно взял на себя старший помощник Генри Тингли Уайльд, объяснивший всем коллегам о том, впредь капитанской приёмной, как и конференц-залом становится их кают-компания: --Это временно, а именно лишь до тех пор, пока наш дражайший капитан ни поправится полностью и, ни встав на ноги, вернётся к нам в строй. Поэтому, я не стану даже ничего менять. Всё останется так, как было при нём. Этими словами офицер Уайльд смутно надеялся на взаимопонимание с коллегами по службе, которые стояли, погрузившись в глубокую мрачную задумчивость и, даже приняв кандидатуру коллеги с его, вполне себе разумными позициями во взглядах по управлению «Титаником», поступая так, как установлено в морском уставе, до сих пор не могли поверить в то, что их горячо любимый капитан, никогда не жалующийся на крепкое здоровье, вдруг, так внезапно впал в кому и теперь отважно борется за жизнь. --Пока мы тут обсуждаем вас, мистер Уайльд, довёдший до столь плачевного состояния нашего капитана, человек беззаботно радуется жизни в своих просторных апартаментах!—с нескрываемым праведным гневом воинственно высказался, молчавший всё это время и стоявший в сторонке возле электрического камина с фарфоровой чашкой чая в руках и с мрачной глубокой задумчивостью смотрящий в элюминатор и не обращающий никакого внимания на, исходящее от камина, приятное тепло, которое окутывало молодого офицера, словно мягким шерстяным платком. --О ком это ты говоришь, Чарли?—потрясённо переглянувшись с другом, внезапно спросил у него старший офицер Уайльд, чем заставил его презрительно, не говоря уже о том, что с огромной ненавистью фыркнуть: --А вы все, как будто не знаете о том, что вся Королевская семейка только, лишь спит и видит нашего несчастного капитана в гробу, а терпит лишь из-за того, Российская Императорская семья к нему сердечно и доверительно привязана. Про Её Императорское Высочество Великую княжну Ольгу Фёдоровну я вообще молчу, так как она дышит лишь им одним. Он смысл её жизни. Я даже не совру, если скажу о том, что возможно юная девушка, даже сейчас находится у постели нашего многострадального кепа, смиренно ожидая благодатного момента, когда он очнётся. --Не лезь в те дела, которые тебя не касаются, если хочешь жить, Чарли! Капитан с Великой княжной сами разберутся в своих проблемах!—предостерегающе попытался образумить друга Генри Тингли Уайльд, мягко подойдя к нему ближе и дружески похлопав по мускулистому мужественному плечу в знак искренней поддержки и, смутно надеясь на его взаимопонимание, благодаря чему, тот печально вздохнул, мысленно признаваясь себе в собственной беспомощности, хотя и не лишённый надежды на помощь Великой княжны Ольги Фёдоровны: --Хорошо! Тогда я завтра поговорю об этом с Её Императорским Высочеством Ольгой Фёдоровной. Уверен, что она, как и я жаждет справедливого мщения своей коварной мачехе.—и не говоря больше ни единого слова, вновь принялся отрешённо всматриваться в бескрайние морские просторы, давая внимательному другу понять о том, чтобы тот оставил его в покое. Уайльда не нужно было просить об этом дважды. Он итак всё прекрасно понял, благодаря чему, тяжело вздохнул и отошёл от него к, уже успевшему вскипеть, самовару для того, чтобы заварить себе крепкого чаю в заварнике, вразумительно произнеся в заключение: --Напоминаю ещё раз вам всем о том, парни, что на рассвете мы прибываем в Саутгемптон! Поэтому, я настоятельно прошу вас всех быть, предельно собранными и сконцентрированными! Офицеры поняли старшего помощника и, завершив все свои дела здесь, в кают-компании, постепенно разошлись по своим местам для того, чтобы приготовиться к долгожданному прибытию в порт Саутгемптона, где им предстояло терпеливо ждать наступления дня торжественного отбытия лайнера «Титаник» в дебютное путешествие через Атлантический океан. Только вместо того, чтобы пойти в управленческую рубку, располагающуюся на капитанском мостике, второй офицер Чарльз Лайтоллер отправился в капитанские апартаменты для того, чтобы справиться о здоровье любимого наставника и, искренне молясь о том, чтобы он уже, наконец-то, очнулся и вернулся к ним. И вот, крайне бесшумно войдя в просторные апартаменты к почтенному наставнику, молодой второй офицер застал, стоявшую на коленях возле прикроватной тумбочки и постели, где по-прежнему без чувств лежал его любимый наставник, юную Великую княжну Ольгу Фёдоровну, с неистовым пылом и чуть слышно читающую исцеляющие молитвы перед, выставленными на прикроватной тумбочке, иконами Святого Николая Чудотворца и Богородицы, которые привезла с собой из России. На них плавно ниспадал лёгкий медный отсвет от пламени, горящей в золотом канделябре, восковой свечи. Юная девушка выглядела очень измождённой, бледной и печальной, но, не смотря на это, всё равно обворожительной, из чего Лайтоллер сделал для себя неутешительный вывод о том, что его душевная подруга стоит, вот так на коленях, ещё с утра, категорически отказавшись от еды с питьём и отдыха,(что собственно так и было на самом деле, лишь по той простой причине, что юная Великая княжна дала самой себе обет о том, что не сойдёт с этого места до тех пор, пока её возлюбленный ни придёт в себя), глубоко погружённая в отчаянную молитву о скорейшем выздоровлении их горячо любимого капитана. Вот это действительно самая, что ни на есть, настоящая жертвенная преданная и искренняя любовь, благодаря чему, Лайтоллер понимающе тяжело вздохнул и вразумительно произнёс: --Это, конечно, очень похвально, что вы молитесь и поститесь за нашего капитана, Ольга. Только не забывайте о том, что внутри вас живёт и постепенно развивается его, ни в чём неповинное дитя, нуждающееся в вашей любви с заботой.—что, мгновенно вывело юную девушку из глубокого транса молитв, благодаря чему, она осенила себя троекратным крёстным знамением и, не смотря на душевного друга, измождённо вздохнула и отрешённо произнесла: --Благодарю вас за искреннюю заботу о нас с малышом, Чарльз, только нам ничего не нужно, да и мы останемся здесь до тех пор, пока наш горячо любимый капитан Смит, наконец, ни вернётся к нам ко всем. Таков мой обет. Конечно, юная Великая княжна старалась говорить с искренней доброжелательностью, убеждая друга в том, что она совершенно не испытывает никакой усталости, пусть даже и держится из последних сил от того, чтобы ни рухнуть, прямо тут на полу в обморок, благодаря чему, Чарльз Лайтоллер понимающе, вновь тяжело вздохнул и, меняя тему разговора лишь из желания того, чтобы хоть немного отвлечь её от невыносимой усталости, с пренебрежением доложил: --Заместителем и исполняющим обязанности нашего капитана стал старший офицер Генри Уайльд, Ольга. Его кандидатуру одобрила вся делегация вместе с мистером Исмеем! Вот же стервятники! Наш кэп ещё жив и борется за жизнь, а они все уже переобулись. Этим он заставил очаровательную юную подругу понимающе вздохнуть в ответ и честно признаться: --Поверьте, милый Чарльз, мне абсолютно всё равно на это! Пусть мистер Исмей ставит кого угодно во главе корабля, но мы то с вами знаем о том, что ему никого лучше, кроме нашего многоуважаемого капитана Смита, всё равно не найти. Правда ведь? Конечно, это было чистой правдой, с чем молодой второй офицер полностью согласился и, бросив быстрый, полный искренних надежд, взгляд на наставника, который, как внимательному Лайтоллеру показалось, сжал руку в кулак, вероятно, услыхав их с Ольгой разговор про Исмея с Уайльдом и делегатов. --Капитан!—радостно воскликнул молодой офицер и мгновенно рванул к постели горячо любимого наставника, из плотно закрытых светлых глаз которого по бледным щекам тонкой струйкой скатилась прозрачная слеза, а из мужественной мускулистой груди вырвался тихий, едва уловимый слухом, вздох. --Господь, я благодарю тебя! Ты услышал мои молитвы с обетами!—вторя другу, со вздохом огромного облегчения и вознеся благодарственные молитвы, произнесла, сияя от безграничного счастья, Великая княжна, осушив до дна хрустальный бокал с, оставшейся после, проведённого ею ещё утром над возлюбленным, очистительного обряда, святой водой и осенив себя, вновь крёстным знамением, даже не догадываясь о том, какие яростные бури бушуют в мятежной душе молодого офицера Чарльза Лайтоллера, искренне ликующего от того, что «царствование» Генри Уайльда закончилось, так и не начавшись, о чём свидетельствовала его хищническая, очень довольная улыбка с восторженным блеском в глазах, что одновременно настораживало и радовало юную Великую княжну, удобно устроившуюся на краю постели возлюбленного и заботливо накрывшую его правую руку, заворожённо принявшись, со смиренным ожиданием пробуждения, смотреть на него. Лайтоллер решил не мешать ей в этом благодатном деле и, искренне пожелав доброй ночи, ушёл на вахту, крайне бесшумно покинув просторные апартаменты наставника и закрыв за собой тяжёлую металлическую дверь, испытывая огромное счастье с облегчением. И вот, когда просторная капитанская каюта полностью опустела, а эмоционально и физически измождённая юная Великая княжна Ольга Фёдоровна сама того не заметила, как провалилась в глубокий крепкий сон, сидя возле изголовья дражайшего возлюбленного и склонив золотоволосую голову к нему на мягкую подушку, наконец, пусть даже и через силу очнулся капитан Смит, совершенно не понимая одного, с чего ему утром стало так плохо, ведь он, сколько себя помнит, никогда не жаловался на здоровье, а тут из-за, свершившегося на него неудачного покушения, вдруг раскис как изнеженная юная великосветская барышня, благодаря чему тяжело вздохнул и, с негодованием осмотревшись по сторонам, обнаружил себя удобно лежащим в постели своих просторных апартаментов и даже переодетым в шёлковую тёмного синего оттенка пижаму. Это натолкнуло его на мысль о том, что возможно кто-то из младших офицеров позаботился о нём, перенеся в каюту и переодев в облачение для сна, при этом, его окружала кромешная тьма, натолкнувшая почтенного мужчину на мысль о том, что возможно уже воцарилась глубокая ночь. «Так! Стоп! И сколько же времени он тогда провалялся здесь в глубоком беспамятстве, подобно овощу? Да, что с ним случилось-то вообще? А кто управляет кораблём, пока он тут отлёживается? Ах, да! Генри Тингли Уайльд—старший помощник! Конечно! Сам же его назначил своим заместителем в момент погружения во мрак беспамятства. Неукротимый Чарли такого не потерпит, благодаря льющейся через край амбициозности. Ну ничего! Ему придётся смириться и подчиниться. Ничего не поделаешь! Таковы правила морского устава. Против них не пойдёшь.»--хаотично проносилось у него в голове, на что он никак не мог найти ответы, из-за чего, вновь тяжело вздохнул, продолжая отрешённо осматриваться по сторонам, благо уже успел привыкнуть к, окружающей его темноте. Только вскоре ему пришлось мрачными мыслями вернуться в просторную каюту, а всё из-за того, что, в эту самую минуту, он увидел дражайшую юную возлюбленную, крепко спавшую на самом краю его подушки, натолкнув почтенного капитана на мысль о том, юная девушка находилась возле него беспрестанно, смиренно ожидая благодатного момента, когда он, наконец, очнётся, благодаря чему, из его мужественной мускулистой груди вырвался благодарственный вздох: --Милая моя, девочка!—с которым он ласково принялся поглаживать её по бархатистой щеке и мягкому золотистому шёлку шикарных, но уже спутанных волос, приведя это к тому, что невольно разбудил её, заставив инстинктивно вздрогнуть. Крепкий ночной сон полностью развеялся, благодаря чему, очаровательная юная девушка, хотя и ощущала сильное сердцебиение в соблазнительной упругой приподнятой груди вместе с румянцем смущения, залившим ей очаровательное лицо, но всё же сумела совладать с, переполнявшими хрупкую душу, пламенными чувствами и порывами. --Слава Господу Богу, Эдвард! Ты вернулся к нам ко всем, а значит, я могу немедленно отправить в кают-компанию кого-нибудь из моих фрейлин с известием о тебе.—восторженно сорвалась уже с места юная девушка, предварительно пламенно поцеловав возлюбленного в мягкие тёплые губы. Только капитан Смит не позволил ей встать с его постели, где она уже сидела на самом краю тем, что решительно крепко схватил девушку за руку и, усадив обратно, заключил тоном, не терпящим никаких возражений: --Мы ещё успеем с ними со всеми наобщаться, Ольга. Пусть офицер Генри Уайльд ещё немного «поцарствует».—бережно уложил на подушку и, не выпуская из крепких объятий, накрыл её собой так, словно тень от несокрушимой скалы, с неистовой страстью принялся целовать и ласкать возлюбленную, перед чем она не смогла долго сопротивляться, остужая его пыл вразумительными убеждениями, и постепенно полностью растворилась в их обоюдной головокружительной страсти, накрывшей их тёплой ласковой волной, шаловливо набежавшей на песчаный берег. Но, а, что же касается офицера Чарльза Лайтоллера, то он, окрылённый огромным счастьем от понимания того, что его дражайший наставник, скорее всего уже полностью пришёл в себя, наконец, заступил на свой пост, где уже находился старший помощник мистер Генри Уайльд, полностью сконцентрировавшийся на, предельно осторожном введении «Титаника» в мирные воды Саутгемптонского пролива, в чём наставленчески инструктировал, стоявшего за штурвалом, вахтенного матроса, который внимательно вслушивался в каждое слово, понимающе кивая. --Ну, наконец-то, ты соизволил к нам подняться, Чарли, а то мы уже и не надеялись тебя здесь встретить!—саркастически заметил Генри Уайльд, от внимания которого ни укрылась, не известно откуда взявшаяся, весёлость друга, ответившего с взаимной саркастической усмешкой: --Ха-ха-ха! Как смешно! Я сейчас, прям упаду и по полу начну кататься, хохоча!—и, не говоря больше ни единого слова, вдумчиво принялся всматриваться в ночную морскую даль, что заставило старшего офицера, мгновенно перестать язвить и, вновь став очень серьёзным, участливо осведомиться: --Ну, как там наш капитан? Очнулся, надеюсь? Нет? Лайтоллер, словно ждал этого вопроса, благодаря чему, вновь иронично съязвил: --А что, «трон» уже под тобой, разве начал шататься? Правильно делает, ибо его истинный хозяин уже, скорее всего пришёл в себя и, в данную минуту, безмятежно крепко спит, так как, когда я выходил из капитанских апартаментов, наш мудрый и справедливый наставник уже подавал признаки жизни. --Ну, слава Господу Богу!—выдохнул с огромным облегчением старший офицер, тоже хорошо ощутив необычайную лёгкость в душе, хотя и не понимал одного, с чего это, вдруг, капитан впал в кратковременную кому, совсем не относясь к тем слабакам, которые падают в обморок от лёгкого волнения, а наоборот, является очень стойким и крепким.—Неужели на нашего капитана было совершено магическое воздействие?! Но, кто посмел пойти на столь коварное преступление?! Чарльз, у тебя хоть есть подозреваемые? --Если бы были, я бы их уже самолично задушил и утопил в море без всякой сентиментальности.—с воинственной решительностью откровенно поделился со старшим офицером Чарльз Лайтоллер, ловко угодив в, вовремя смененную Уайльдом тему разговора, отвлёкшую обоих офицеров от, назревающей ссоры, которая, подобно сокрушительному цунами, надвигалась на прибрежный город, готовясь оставить в безжизненных руинах и унести часть их за собой обратно в бушующее море. Именно, в эту самую минуту, в управленческую рубку поднялся главный инженер и кораблестроитель компании «Харланд и Вульф» 35-летний Томас Эндрюс, которому, вероятно, тоже не спалось в эту чудесную ночь, на чистом звёздном безоблачном небосклоне, которой светила полная луна, яркий серебристый свет коевой, слегка рассеивал кромешную непроглядную тьму, придавая ей оттенок таинственности с мистичностью. --Кстати, а, что там со здоровьем нашего многоуважаемого капитана Смита? Кто знает? Ему уже стало лучше?—привлекая к себе внимание, участливо спросил у старших офицеров мистер Эндрюс, чем заставил их с искренним пониманием переглянуться между собой. --Ему уже намного лучше. Возможно даже, он уже полностью очнулся.—ничего не скрывая, доложил ему второй офицер Чарльз Лайтоллер, разумеется с молчаливого одобрения своего старшего коллеги по офицерской службе, что оказалось встречено взаимным вздохом огромного облегчения, изданным Эндрюсом, который доброжелательно заключил: --Вот и славно! Только пусть капитан не торопится вставать в строй. Здоровье дороже. Пусть выздоравливает и ни о чём, не беспокоится. Утром отправим к нему судового медика, да и, пока он восстанавливается, мы с вами, прекрасно подготовимся за эти дни к долгожданному торжественному вояжу через Атлантический океан.—что прозвучало для бравых молодых красавцев офицеров, словно бальзам для исцеления души, благодаря чему, они воодушевились ещё больше. Только этого же самого нельзя было сказать об Эндрюсе, внезапно погрузившимся в глубокую мрачную задумчивость о том, что, скорее всего обе монаршие семьи ничего не знают об улучшении в состоянии здоровья их капитана, считая его уже умершим. Так и было на самом деле. Находящийся в просторной комнате горячо любимого сына-наследника, Российский Император Николай Александрович Романов, укладывая его спать в удобную постель, был погружён в глубокую мрачную задумчивость о том, как ему утром предстоит утешать горячо любимую племянницу, возможно уже, лишившуюся дражайшего возлюбленного и теперь находящейся у его смертного одра, морально прощалась с ним навсегда, из-за чего Российскому Императору было искренне жаль несчастную племянницу, ведь она для невосполнимых утрат была ещё очень сильно юна и совершенно неопытна, да и к тому же беременна. Что теперь будет с её, ещё не родившимся, малышом? Сможет ли Ольга его вообще выносить, а потом благополучно родить, либо на нервной почве у неё случится выкидыш? Николай не знал, из-за чего печально вздохнул: --О, милостивейший, Боже! Прошу тебя, будь милосердным к моей несчастной юной племяннице Оленьке, ведь она ещё так юна!—чем привлёк к себе внимание горячо любимого сына, который даже, не начиная спать, с чрезвычайной серьёзностью посмотрел на отца и с искренней надеждой в голубых глазах, спросил: -- Папа, скажи мне только честно, пожалуйста, капитан Смит выздоровеет? Он вернётся за управление «Титаником»? Император Николай не знал, что и ответить единственному сыну, ведь он сам находился в глубоком неведении о том, что происходит в капитанских апартаментах, хотя и понимал одно, если бы в них случилось что-нибудь плохое, либо хорошее—ему с Джорджи, в любом случае бы сообщили, а значит, вывод остаётся один, там всё стабильно, что с одной стороны радовало, но, а с другой огорчало Государя, благодаря чему, из его мужественной груди вырвался новый печальный вздох: --Даже не знаю, Алёша! Время покажет. Он привёл это к тому, что маленький мальчик устремил на него изумлённый взгляд выразительных голубых глаз, очень сильно боясь услышать от горячо любимого отца самое страшное—известие о смерти их дражайшего капитана Смита. Только, в эту самую минуту, их вниманием завладел, раздавшийся откуда-то со стороны террасы, протяжный оглушительный волчий вой и клацанье когтей по палубному паркету, что заставило отца с сыном мгновенно насторожиться и с невыносимым ужасом приняться между собой переглядываться, не долго суждено было продлиться столь их подавленному душевному состоянию, а всё из-за того, что, в эту самую минуту, в просторную каюту Наследника Российского Престола вошла важной поступью пантеры ирландская герцогиня Корделла, которая уже успела вернуть себе привычный человеческий облик и даже привести себя в благопристойный вид, а именно одевшись в шикарное платье скандинавского стиля, выполненное из бархата оттенка сока чёрной смородины с серебряным орнаментом. Она подошла ближе к Императору с Наследником-Цесаревичем и, сделав им почтительный грациозный реверанс, ничего не скрывая, доложила с доброжелательной улыбкой: --Вы уже напрасно записали нашего многоуважаемого капитана Смита в умершие, Государь, ведь с ним всё наладилось. Он пришёл в себя и чувствует себя хорошо, хотя и отдыхает под заботливым присмотром Её Императорского Высочества Великой княжны Ольги Фёдоровны. Это вызвало вздох огромного облегчения у Российского Императора, мысленно провозгласившего благодарственные мольбы к небесам, но, вспомнив о белокурой голубоглазой бестии, он одарил её доброжелательной, очень приветливой улыбкой, спросил: --А откуда вы об этом узнали, сударыня? Неужели вы осмелились заглянуть в окна спальни нашего дражайшего капитана?—чем невольно бросил ирландку в краску огромного смущения от воспоминания той, весьма пикантной сцены, свидетельницей которой она невольно стала во время ночной пробежки по шлюпочной палубе, пусть даже через плотную вуаль тюли на окнах и балдахина у постели, выполненные из органзы с крупным рисунком, но, постепенно собравшись с мыслями и ничего не скрывая, ответила: --Именно так, государь. Этому Николай совершенно не был удивлён, если учитывать волчью сущность очаровательной герцогини, благодаря чему понимающе добродушно хмыкнул: --Понятно!—решив утром наведаться к капитану и поговорить с ним о планах на эти оставшиеся до их торжественного отбытия через Атлантический океан дни, хотя и прекрасно знал ответ. Капитан будет очень сильно занят подготовительными работами на лайнере. Но, а спустя, буквально пару часов, когда предрассветные лучи ласкового весеннего солнца, окрасили всё вокруг ярким золотисто-медным ослепительным блеском, постепенно рассеивая непроглядную ночную тьму, «Титаник» плавно вошёл в Саутгемптонский пролив, спокойные воды которого были тронуты лёгкой, еле заметной рябью, из-за чего они поверхность напоминала зеркало. Прибытия лайнера уже ожидали пять буксиров, сопроводившие новенький его к причальной стенке пирса № 44, откуда всего за пару часов до этого отправился в очередной рейс «Олимпик». Торжеств, праздничного салюта, оркестра не было, а зрителями выступили только рабочие дока. Первая встреча прошла спокойно, а всё из-за того, вся администрация шикарного лайнера ещё крепко спала в своих уютных каютах, но, не смотря на это, а вернее сказать, лишь чуть позднее, пришвартованный у пирса «Титаник» в знак приветствия местным жителям и гостям города вахтенные матросы под бдительным наблюдением офицеров единственный раз украсили разноцветными праздничными флажками. Вот только никто из, находящихся на мостике, людей даже не догадывался о том, что, в эту самую минуту, в своих просторных апартаментах от крепкого ночного сна, наконец-то, пробудился почтенный капитан Эдвард Смит, прекрасно понимающий о том, что времени для окончательного прихода в себя, у него совершенно нет времени по той лишь простой причине, что его подопечные офицеры Чарльз Лайтоллер и Генри Уайльд могут окончательно рассориться, открыл светлые добрые глаза и, тяжело вздохнув, ласково погладил по шелковистым спутанным распущенным волосам дражайшую очаровательную юную возлюбленную, ещё крепко спящую на его мужественной мускулистой груди, приятно измождённая их ночными любовными утехами и, нехотя высвободившись из её заботливых объятий, крайне осторожно принялся выбираться из постели, приведя это невольно к тому, что юная девушка внезапно, тоже проснулась и, открыв глаза, увидела, что возлюбленный собирается покинуть её, обижено надула чувственные губы и чуть слышно выдохнула: --Эдвард!—чем заставила его невольно вздрогнуть, но собравшись с мыслями, с огромной нежностью взглянул на неё и заботливо произнёс: --Спи, Ольга. Я не на долго покину тебя. Надо проверить моих офицеров, а заодно узнать, ни передрались ли Лайтоллер с Уайльдом.—чем вызвал в очаровательной юной девушке добродушный беззаботный смех со словами: --Ну, от них, вполне можно подобного, ожидать.—и, не говоря больше ни единого слова, обвила его мускулистую мужественную шею изящными руками, намекая на непреодолимое желание воссоединиться в долгом, очень пламенном поцелуе, перед чем капитан не смог устоять и, плавно склонившись к её чувственным губам, поцеловал с неистовой страстью, но, понимая, что ему так просто не уйти, капитан Смит, вновь забрался под тёплое одеяло, с огромной нежностью обнимаемый дражайшей возлюбленной, что позволило ему бросить лёгкую простодушную шутку: --Чувствую, что моим орлам Уайльду с Лайтоллером придётся ещё немного между собой погрызться!—что встретилось взаимной доброй усмешкой Ольги: --Ничего с ними не случится, Эдвард! Подумаешь, побудут ещё какое-то время самостоятельными!—которая, не говоря больше ни единого, вновь воссоединилась с возлюбленным в долгом, очень пламенном поцелуе, вложив в него всю чувственность со страстью, на какие была только способна, что позволило почтенному капитану Эдварду Смиту полностью расслабиться и безгранично довериться очаровательной юной возлюбленной, предварительно удобно устроившись в постели, предоставляя девушке свободу в действиях, к чему она незамедлительно перешла, покрывая неистовыми жаркими поцелуями с раскованными ласками мужественное стройное атлетическое мускулистое накаченное тело дражайшего сердечного избранника. Он отчаянно боролся с, неумолимо одолевающим им, сладостным возбуждением, кружащим ему голову и заставляющим доброе сердце учащённо колотиться в мускулистой груди, благодаря чему, капитан Смит судорожно вздохнул и с добродушной беззаботностью отшутился: --Я, конечно, далеко уже не тот сопливый сентиментальный юнкер, ужиком извивающийся под головокружительными ласками возлюбленной и слёзно умоляющий её о пощаде, напоминая собой, выброшенную из речной прохлады на раскалённый песок, несчастную рыбу, но ты из меня сделала такового, за что сейчас я тебя накажу!—и, не говоря больше ни единого слова, решительно повалил юную девушку на мягкие подушки с шёлковой простынёй, благодаря чему, между парочкой возникла небольшая любовная возня, во время которой никто из них не хотел ни в чём уступать друг другу, что постепенно заполнило просторные капитанские апартаменты беззаботным звонким смехом возлюбленных, смешанным с их единогласными перевозбуждёнными тихими стонами, что продлилось лишь до тех пор, пока разгорячённая до предела и приятно измождённая парочка, запыхавшаяся ни рухнула, вновь на подушки, довольные друг другом и пытаясь, хоть немного отдышаться и привести мысли в порядок, для чего им потребовалось несколько минут, по истечении которых Ольга позволила любимому мужчине, наконец, встать, с постели и, приведя себя в благопристойный вид, уйти из каюты, оставляя дражайшую возлюбленную в гордом одиночестве, которым она воспользовалась тем, что продолжила спать, предварительно удобно устроившись в постели так, словно, разомлевшая под заботливыми руками хозяина, кошка. Вот только появление в управленческой рубке капитана Смита стало полной, но очень приятной неожиданностью для его двух вахтенных офицеров Генри Уайльда с Чарльзом Лайтоллером, которые обменивались взаимными воинственными колкостями, которые, в любую минуту вцепяться друг в друга, словно кошки, и капитан Смит, кажеться догадывался об истинной причине внезапной вражды преданных учеников, в связи с чем, тяжело вздохнув, решительно встал между ними и с огромным разочарованием вразумительно произнёс: --Я догадывался, что, назначив мистера Уайльда моим заместителем, привёл к тому, что вы окончательно рассоритесь, Чарльз! Поэтому, я возвращаю всех вас обратно на ваши места.—что вызвало в молодых офицерах вздох искреннего облегчения. Затем они постепенно успокоились и вернулись к своим непосредственно, прямым обязанностям, довольные возвращением мудрого наставника, что подтверждалось восторженным блеском в их глазах с радостными улыбками, чувствуя себя окрылёнными. Но, а, что же касается самого капитана Смита, он вышел из управленческой рубки на смотровую площадку и, оперевшись сильными руками о деревянную лакированную перекладину металлического ограждения, внимательно всмотрелся в необъятные просторы родного портового города, сконцентрировано вчитываясь в отчёт Лайтоллера о благополучном прибытии «Титаника» в отныне родной для него порт, что прошло без всяких происшествий. Это пришлось очень сильно по душе почтенному капитану Эдварду Смиту, вновь погрузившемуся в глубокую мрачную задумчивость о том, кому же так нетерпеливо, вдруг, понадобилось как можно скорее извести его вместе с очаровательной юной возлюбленной в могилу, что отразилось на его, пусть и даже привлекательном лице, покрытом аккуратно остриженной, как у Российского Государя Императора, шелковистыми, не говоря уже о том, что приятными на ощупь белоснежной бородой с усами. Только в седовласую голову, почему-то пришло лишь одно имя—барон Джон Браэртон, из-за чего капитана Смита всего передёрнуло от откровенной брезгливости с отвращением, что ни укрылось от внимания, до сих пор находящегося возле него, офицера Чарльза Лайтоллера, незамедлительно обеспокоенно осведомившегося: --Капитан, с вами всё хорошо?—чем мгновенно вернул к себе внимание своего мудрого доброжелательного справедливого наставника тем, что вывел его из глубокой мрачной задумчивости и заставил тяжело вздохнуть: --Да, я вот, всё никак в толк не могу взять то, кому, вдруг, понадобилось прикладывать все возможные усилия с коварными ухищрениями для того, чтобы отправить меня с Её Императорским Высочеством Великой княжной Ольгой Фёдоровной в могилу! Кто же нас так люто ненавидит?! Невольно приведя это к тому, что между ним с Лайтоллером воцарилось долгое, очень мрачное молчание, которым воспользовался пятый помощник офицер Гарольд Лоу, отправленный на капитанский мостик старшим офицером Генри Уайльдом для того, чтобы тот угостил капитана фирменным чаем, который офицер Лоу уже успел приготовить с огромным удовольствием и теперь разливал его из термоса по фарфоровым чашкам, стоявшим на серебряном подносе, установленном им на тумбочке. --Уверен, что волчья стая уже рыщет в округе в поисках предателя-злоумышленника по Высочайшему распоряжению Ей Императорского Высочества, сэр!—понимающе тяжело вздыхая, попытался заверить наставника офицер Чарльз Лайтоллер, желая, хоть немного взбодрить его. Ему это удалось успешно. Иначе капитан бы ни озарил бы своих офицеров искренней доброжелательной улыбкой, но в душе испытывал невыносимую усталость от бесконечных покушений, что отчётливо читалось в его добрых голубых глазах в виде невыносимой печали с лёгкой отрешённостью, что было хорошо понятно его офицерам, решившим больше ни чем ему не докучать и продолжить заниматься своими обычными служебными делами, за что капитан Смит был искренне им благодарен, ведь теперь ему никто не мог помешать придаться романтическим мыслям о дражайшей возлюбленной, которая, наверное, уже проснулась. --Эдвард!—внезапно донёсся до почтенного капитана Эдварда Смита тихий приятный, полный огромной нежности, голос Великой княжны Ольги Фёдоровны, заставившей мужчину всего затрепетать от, переполнявшей его, огромной нежности, благодаря чему, он судорожно вздохнул: --Ольга!—и, не говоря больше ни единого слова, медленно обернулся. Какого же было его приятное удивление, когда он увидел, стоявшую напротив себя, дражайшую юную возлюбленную. --Я останусь вместе с вами, Эдвард до самого отбытия в наш дебютный вояж. О.Т.М.А. меня поддержит как и Цесаревич Алексей.—очень решительно произнесла юная девушка, доброжелательно улыбаясь почтенному возлюбленному. --А как же Его Императорское Величество с Их Королевскими Величествами и Высочество? Разве им ни захочется того, чтобы Вы все отправились вместе с ними в Букингемский дворец на эти оставшиеся три дня?—осторожно поинтересовался у очаровательной юной возлюбленной почтенный капитан Эдвард Смит, хотя и прекрасно знал её ответ о том, что семилетнему Российскому Престолонаследнику скорее всего будет здесь на корабле, куда интереснее находиться, чем киснуть от скуки в стенах Букингемского дворца, что было хорошо понятно капитану Смиту, который больше не мог себя сдерживать и, воспользовавшись моментом, пока никто из его подчинённых и, постепенно собирающихся на смотровой площадке мостика, Императорских и Королевских особ с Их многочисленной свитой не обращает на них никакого внимания, сам того не заметил, как воссоединился с очаровательной юной возлюбленной в долгом, очень пламенном поцелуе, которому, казалось, никогда не наступит конца. --Его Императорское Высочество Алексей Николаевич останется с нами на борту «Титаника», как и его четыре сестры Великие княжны Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия Николаевны, Эдвард!—выдохнула в порыве головокружительной страсти юная Великая княжна Ольга Фёдоровна в перерывах между их жаркими поцелуями с почтенным возлюбленным, который был полностью согласен с ней, благодаря чему, выдохнул с огромным облегчением: --Тогда провожаем обе монаршие семьи с «Титаника» и занимаемся заключительными приготовлениями!—и, вновь забылся с избранницей в глубоком, очень пламенном поцелуе, во время которого она инстинктивно обвила его мужественную шею изящными руками в белоснежных ажурных перчатках, идеально подобранных к окантовке английского воротника и тесьме манжет на рукавах светлого сиреневого парчового костюма, под пиджак которого надела белоснежную шёлковую блузку с жемчужными пуговицами и с гипюровым жабо, при этом, не обращая никакого внимания на, развивающиеся на лёгком прибрежном ветру, золотистые локоны шикарных распущенных волос с изящной широкополой шляпкой, создающей ощущение, густо засаженной искусственными розами со спаржей, клумбы, от коевой ниспадала плотная вуаль из серебристого гипюра. Только возлюбленной паре всё-таки пришлось нехотя прервать свой очередной пламенный поцелуй из-за того, что, в эту самую минуту, к ним подошёл старший помощник Генри Уайлд, который, приветственно им отсалютовавший, доложил своему капитану о том, что обе монаршие семьи благополучно покинули борт шикарного «Титаника» и, разместившись в, присланные для них из Букингемского дворца, автомобилях, отбыли в столицу Объединённого Королевства Великобритании. --А от наших волков-оборотней никаких известий о поимке, свершившей вчера на меня магическое воздействие, ведьмы не поступало?—внимательно выслушав от него доклад, спросил у своего самого старшего помощника капитан Эдвард Смит, что оказалось хорошо понятно его старшим помощником и дражайшей очаровательной юной возлюбленной, заставив их мгновенно между собой переглянуться и, придя к общему мнению, озвучили его, вернее это сделал старший офицер Генри Уайлд: --Нет, сэр. Мы все по-прежнему ждём их возвращения. Капитан Смит прекрасно понял своего офицера и, не желая его больше задерживать, отпустил заниматься обычными своими делами и, внимательно проследив за его уходом, немного выждал и заключил с оттенком лёгкого разочарования, обращаясь к дражайшей возлюбленной, легонько сжавшей ему сильную мужественную руку, чуть выше локтя: --Видимо, наши волки решили сами с пристрастием допросить и казнить ту ведьму, тем-самым избавив нас от крайне неприятных сцен!—чем вызвал у юной девушки понимающую взаимную добродушную улыбку, с которой она, наконец, решилась спросить у возлюбленного: --Ну, и какие у вас планы на эти оставшиеся несколько дней до вояжа, мой капитан? Где планируете их провести? Хотя и, прекрасно знала о том, что ему, скорее всего захочется провести их в кругу семьи. Так и получилось. Почтенный капитан Смит действительно всем сердцем с душой желал незамедлительно отправиться к себе домой, о чём и принялся откровенно делиться с дражайшей юной возлюбленной, как, в эту самую минуту, к ним крайне бесшумно подошёл герцог Джек Джефферсон и, отсалютовав своему мудрому почтенному наставнику, терпеливо дождался его позволения на то, чтобы заговорить, вразумительно заключил: --Вы уж великодушно простите меня за то, что вынужден вмешаться в ваш, весьма душевный разговор, Сэр. Только для сохранения вашей безопасности будет лучше, если вы сейчас вместе со мной и Её Императорским Высочеством отправитесь в особняк моих родителей, где проживёте до самого дня отбытия. О своих родных не беспокойтесь. Утром, я лично навещу их и всё объясню. Автомобиль с личным шофёром моих родителей скоро прибудет к причалу за нами. Из этого капитан Эдвард Смит сделал для себя неутешительный вывод в том, что его самый младший помощник уже всё решил за него, благодаря чему, мгновенно, вновь переглянулся с дражайшей возлюбленной и с притворной измождённостью вздохнул: --Я так понимаю, всё уже решено за меня, а мне ничего другого не остаётся, кроме, как подчиниться!—чем вызвал в очаровательной юной спутнице понимающую добродушную улыбку, с которой Великая княжна Ольга выдохнула с огромным облегчением: --Вы приняли правильное решение, мой капитан! Могу с полной уверенностью вас заверить в том, что вы… Девушка не договорила по той лишь простой причине, что их вниманием, снова завладел герцог Джек Джефферсон, довольно заулыбавшийся, уверенно приближающемуся к ним, полноватому мужчине среднего возраста, одетому в форму лакея xviii столетия с белым накрахмаленным париком. --А вот и личный шофёр моих родителей мистер Генри Грин!—радостно произнёс молодой герцог и, терпеливо дождавшись момента, когда мистер Грин подошёл к ним и, обменявшись с мужчинами приветственными рукопожатиями, повёл своих пассажиров к трапу для пассажиров первого класса, с которого им удалось спуститься с необычайной важностью и лёгкостью, где их уже ждал личный «Роллс-Ройс» серебристого цвета герцогской четы Джефферсон с их личным семейным вензелем на капоте, в просторный светлый салон которого все сели, удобно разместившись, что позволило мистеру Генри Грину занять своё место за рулём, благодаря чему, «Роллс-Ройс» плавно тронулся с места и, постепенно набирая незначительную скорость, повёз своих драгоценных пассажиров в роскошный особняк семьи Джефферсон, для чего им потребовалось, буквально минут сорок.