the world is dead!

я проснулся от какой-то возни под боком. голова жутко раскалывалась, во-первых из-за алкоголя, а во-вторых из-за падения на асфальт. я попытался открыть глаза, но вместо потолка своей комнаты, я увидел какой-то тёмный коридор, в котором блестели яркие пятна разных цветов. в конце коридора был проблеск света, который стремительно приближался. наконец зрение вернулось ко мне почти полностью, а откуда-то слева раздался хриплый стон. я обернулся на звук и немного удивился увиденному, но потом вспомнил, что разрешил Фрэнку остаться на ночь. точнее, не так. сам предложил. всю ночь мне снились какие-то странные сны, в которых я плыл по морю, захоёбывался солёной водой и терял возможность дышать. это всё происходило на фоне нервного, необычного дня, а также на почве моих переживаний по поводу и без. но самое странное, что я чувствовал ночью–были чьи-то прикосновения. мне показалось, что ночью кто-то провёл ладонью по моему лицу, а потом резко отдёрнул руку, как будто боялся быть пойманным. сначала я подумал, что кто-то заходил к нам, но тогда что-нибудь пропало бы, а всё было на месте. потом я подумал, что это был Фрэнк, но он заснул до этого, хотя... мог и проснуться. но самым вероятным мне казался вариант с галлюцинациями. мне могло просто показаться, а я уже был готов винить друга в домогательствах. у последнего, судя по всему, тоже болела голова, потому что он массировал виски и постоянно тёр глаза. я позвал его по имени, что заставило юношу остановить движения и перевести взгляд куда-то в мою сторону, но чётко меня он ещё не видел. Фрэнк выглядел очень помято, но я был уверен, что сам был не лучше. я попытался встать, но боль отозвалась в голове и обжигающими ручейками разлилась по всему телу. застонав, я опустился обратно на матрац, но немного не рассчитал, потому что Фрэнк, до этого лежавший рядом, просто свалился на пол. мне это показалось смешным, но смех снова принёс боль. Фрэнк встал и на его лице застыло странное выражение: это было что-то среднее между страхом и непониманием. а потом он опомнился и зашёлся диким смехом. с похмелья голова разваливалась, поэтому мы отправились в ванную, чтобы холодной водой хоть немного привести себя в чувство. я не понял как, но Фрэнк намочил мои волосы холодной водой, а затем ойкнул и спросил всё ли в порядке с моей раной на голове. я просто развёл плечами, поэтому он усадил меня на диван в гостиной и начал осматривать мой затылок. результаты осмотра были отличными, поэтому мы пошли на кухню в поисках еды. остался только хлеб, но нам и этого было достаточно. не избалованные изысканными деликатесами, мы могли съесть почти всё, что угодно. пока мы уплетали хлеб, времени не существовало, но потом я задумался над тем, где же был мой брат? ответ был слишком прост: он ушёл в школу, а мы встали слишком поздно, чтобы это увидеть. – мы уже никуда не пойдём,–сонно протянул Фрэнк,–мы будем сидеть дома и готовиться к встрече, потому что сейчас ты выглядишь крайне непрезентабельно. – а ты прямо модель, готовая идти на подиум,–с усмешкой ответил я, чем вызвал недовольную реакцию Фрэнка. – я всегда готов идти на подиум,–низким голосом сказал он и манерно поправил волосы,–ты, кстати, постоянно поправляешь волосы вот так,–заметил мой новый друг. я никогда не замечал этого, я просто немного по-женски заправлял волосы за ухо, но это настолько вошло в привычку, что я об этом даже не думал. Фрэнк потащил меня к зеркалу, чтобы хоть немного спасти мой внешний вид. мой вздёрнутый нос был весь красный, ровно как и глаза. лицо было бледнее, чем обычно, а волосы спутались и выглядели так, как будто я не мыл их с рождения. так плачевно я не выглядел давно. – как я выгляжу, Фрэнк? – нормально, в плане... хорошо... презентабельно, наверное – объективно, Фрэнк? – ну... а ты никогда не задумывался над тем, что объективности не существует?–немного помедлив, спросил Айеро. этот вопрос выбил меня из колеи, поэтому я сначала просто стоял, пытаясь понять суть разговора. – ну смотри,–начал пояснять Фрэнк,– если какого-то незнакомого тебе человека попросят объективно оценить твою внешность, ты думаешь, он сможет это сделать? – да, почему бы и нет? – нет. потому что у нас, у всех людей есть предвзятость. это глупо отрицать: например, тот человек, которого попросили тебя оценить не любит брюнетов, это уже предвзято, ведь ты брюнет, это понизит его оценку. а другому человеку нравятся вздёрнутые носы, соответсвенно, он свою оценку завысит. – окей, но разве это не называется разные вкусы? – в том то и дело, что у всех разные вкусы, но мы сможем счесть это за некую предвзятость, некий изначальный интерес к людям с определённым цветом волос, формы носа и так далее. теперь понимаешь? – да,–я устало вздохнул,– я ведь просто хотел узнать, хорошо ли я выгляжу? – но это же очень субъективно! кроме того, хорошо относительно чего? если поставить тебя рядом с алкоголиком, то ты будешь выглядеть очень даже хорошо, но только на мой вкус. – Фрэнк, да ты издеваешься? я задал простой вопрос! – как видишь, не такой уж и простой,–я только закатил глаза,–а ещё я не замечаю лица людей, с которыми общаюсь. ну, то есть я смотрю им в лицо, но черт совсем не замечаю, потому что мне интересно их слушать, я утопаю в их личности, я даже не знаю, как это объяснить. Джерард, ты мне очень интересен, поэтому я просто... то есть я смотрю в твоё лицо, но я совсем не могу сказать, как ты выглядишь, потому что ты просто очаровываешь меня, я просто не могу говорить объективно, уже объяснял, почему. я ожидал от него каких угодно мутных размышлений и непонятных философских фраз, но только не такой тирады. – это можно считать приданием в любви? ничего лучше в тот момент мне не пришло в голову, но ответ поразил меня больше. – думаю, вполне. я вглядывался в лицо Фрэнка, но оно оставалось невозмутимым, как будто это всё была не шутка, и он действительно это и имел в виду. я вопросительно приподнял бровь, ожидая разъяснений, но Фрэнк лишь усмехнулся и покачал головой. мы настолько сблизились с ним за вчерашний вечер, что мне казалось, я мог читать его мысли, но сейчас перед нами как будто разверзлась пропасть и из неё чернели камни недопонимания. они были острыми и грозились разрушить так хорошо выстроенные отношения. мне хотелось построить мост над этой пропастью, чтобы не провалиться туда, ведь я не мог позволить себе потерять кого-то ещё, не просто кого-то, а человека, который помог мне найти смысл. но я не знал, с чего начать, у меня не было слов, не было досок, не было ничего, что я мог бы использовать хотя бы на время, которого хватило бы на то, чтобы найти хорошие материалы. мне не оставалось ничего, кроме как скованно улыбнуться, понимая, что это не было хорошим вариантом, так как улыбка получилась ну очень фальшивой. Фрэнк тоже почему-то улыбнулся, а потом вдруг произнёс ещё одну вещь, которая заставила меня задуматься: – возможно сегодня вечером мы оба окажемся в одинаковом положении... хотя, не хотелось бы. он сказал это с такой тоской в голосе, что мне показалось, он похоронил меня. я хотел было спросить, в чём дело, но Фрэнк опередил меня. он улыбнулся и в его глазах появился какой-то проблеск. – я пойду, а то уже полдень, тебе надо в семь быть в клубе, помнишь? – да, но зачем тебе идти? я думал, мы проведём время до концерта вместе. вот! вот эти слова стали моим материалом. из них я смог построить мост. крепкий, прочный, надёжный. мне этого так не хватало, так не хватало этого ощущения смысла. но в этом было нечто особенное, как будто я дал смысл Фрэнку, построив этот мост. – если тебя дома кто-то ждёт... – я диву один, прервал меня Айеро. весь его вид кричал о том, как он был рад. *** спустя двадцать минут мы вышли из дома, так как решили не дожидаться Майки из школы, так как реакцию моего брата не всегда можно было предугадать. рисковать было бы не лучшим решением сейчас, поэтому Фрэнк повёл меня к той заброшке, где должно было пройти собрание. это была огромная каменная глыба, стены которой были настолько непрочными, что казалось, дуновение ветра было способно их разрушить. но Фрэнк сказал не судить по внешнему виду, а предложил зайти вовнутрь. я согласился, так как делать всё равно было нечего, да и к тому же надо было знать, где мне предстояло выступать. мы поднялись на второй этаж, от которого осталось немного пола, который образовывал платформу, а также остались лестницы и выбоины в стенах, которые обычно занимали подростки, приходившие послушать о новом митинге. Фрэнк напомнил мне, что самым важным компонентом успеха в ораторском мастерстве была уверенность. несмотря на довольно популярное мнение о том, что главное для оратора иметь хороший словарный запас, грамотно говорить и уметь донести свою мысль, но Фрэнк был категорически не согласен. он показал мне пример: в первый раз он говорил грамотно, с расстановкой, но застенчиво, боясь поднять глаза. во второй же раз он нём какую-то ахинею про то, как созвездия влияли на умы моряков, которые хотели приплыть в Индию, но оказались в Америке, как люди с синдромом Дауна бились с гусеницами, и почему это был важный для науки момент в истори, и всю эту чушь он втирал так уверенно, ни одна мышца на его лице не дёрнулась, он был уверен в каждом слове, в любую секунду он готов был предоставить вымышленное доказательство своей теории. казалось, он сам поверил в свою сказку. – ну что, чему бы ты скорее поверил?–спросил Фрэнк, садясь рядом со мной на одну из полуразрушенных ступеней покосившейся лестницы. – несмотря на то, что второе–явный бред и антинаучная хуйня, я бы скорее поверил во второе,–признал я. – ну за что ты так сразу?–наигранно обиделся Фрэнк,–думаешь, легко мне было всё это придумывать, формулировать на ходу и не смеяться при этом? думаешь, это было легко? смеясь, я качал головой в ответ. мне было так хорошо рядом с Фрэнком, я чувствовал такое тёплое умиротворение, которое расползалось по моему животу и давало какое-то спокойствие, успокаивая нервы. во взгляде юноши было что-то такое, что давало надежду, что-то, что обещало хорошее будущее, и мне почему-то хотелось верить. мы ещё немного погуляли по заброшке, а затем отправились вниз по кривым улочкам, между почерневших домиков и каких-то странных навалов камней, которые считались хижинами. мы спустились туда, где всё было плохо: нищета и разруха правили в этом месте. всё было покрыто грязью, плесенью и помоями. везде были полуголые люди, кто сидел, кто носил вещи, а кто просто сосал алкоголь из грязных бутылок. тут стояла дикая вонь, но обитатели этой части города вообще этого не замечали. оглядываясь вокруг, я увидел столько вещей, поразивших меня – далеко не избалованного человека. я обернулся на Фрэнка, а тот лишь печально кивнул мне в ответ головой. такого не могло происходить в нашем городе. наш город был отбельным государством, так как тут сумели свергнуть правительство в надежде на лучшую жизнь, но теперь об этом сильно жалели. в итоге мы отделились и дела пошли под откос. возникло много заводов, классовое разделение и многие другие вещи, которые гноем разъедали наше недогосударство. Фрэнк взял меня за руку и какими-то грязными переулками вывел из этого ужасного места. мы снова шли по чистой улице, но это не могло сгладить полученное впечатление. я шёл полностью подавленный, разбитый своими мыслями, и выглядел наверное очень печально, потому что Фрэнк решил извиниться. – слушай, я не хотел так тебя раздавить, прости меня, я... правда... я поднял на него глаза и вдруг ощутил в себе какую-то силу, которую не осознавал до этого. разъярённо покачав головой, я прервал его: – Фрэнк, я благодарен тебе, это стимул для меня встать и пойти, бороться дальше. да я на завтрашней речи буду гораздо ярче и сильнее выражать свои мысли, Фрэнк, спасибо! да и я не хочу проживать свои дни в розовых очках, нет! тем более если я считаю себя борцом против несправедливости. – а ты веришь в справедливость?– вдруг спросил Айеро. – ну... не знаю, уже не знаю,– мысли в моей голове смещались настолько, что этот ответ дался мне с трудом. – я – нет,–мрачно ответил Фрэнк и кивнул в сторону маленькой кафешки,–зайдём перекусить, вечер будет напряжённым? я кивнул. Айеро был прав, вечер сегодня должен был быть не из лёгких, поэтому надо было подкрепиться. *** кафе, в которое мы зашли, выглядело не особо внушающие, но и не очень плохо. под потолком висела какая-то хлипкая лампочка, а в целом помещение было просторное и даже ассортимент был довольно большой: пара салатиков, несколько сортов булочек и круассаны. небольшой выбор кофе и даже пирожки с мясом, которые мы с Фрэнком и приобрели. попивая кофе и поедая пирожки, я задал вопрос, который волновал меня уже давно: – а диктатор вообще знает о том, что в стране происходит такое? Фрэнк кивнул. он выглядел мрачно, но мне показалось, что в его глазах появился какой-то блеск. вообще, по глазам многое можно было сказать, потому что как-бы хорошо люди не умели скрывать эмоции, глаза выдавали их почти всегда. Айеро явно заинтересовался моим вопросом, потому что на пару секунд о чём-то задумался, а потом произнёс: – знаешь, я думаю, он этого и добивался, в какой-то степени. я имею в виду, тупыми людьми проще управлять. а так как у этих людей нет образования, они живут в такой нищете, что им иногда не хватает денег на пропитание, так что ни о каком интеллекте и образовании речь тут не идёт. другой вопрос в том, что правительство совершенно не проконтролировало процесс появления оппозиции, которая предоставила редкие кадры и факты того, что жизнь чиновников в разы лучше, что нам врут, пока мы страдаем. мы также редко выбираемся за границы города, где жизнь лучше, фотографируем и приносим людям. так что теперь вся эта нищета, которая была далека от политики, поддерживает нас и требует переворота! его восхищённая речь, его понимание дела, его желание изменить что-то безумно вдохновляли меня, и я поймал себя на том, что слушал с открытым ртом, пытаясь уловить каждый звук, восхищался Фрэнком. последний мой взгляд перехватит и улыбнулся факту того, что его внимательно слушали. – а как вы смогли купить открыть клуб/бар, если вы несовершеннолетние? – это был второй волновавший меня вопрос. – о, тут всё просто,–ответил Фрэнк, отпивая слишком горького кофе,– дело в том, что Эван уже совершеннолетний, поэтому мы все сложили деньги, а он оплатил покупку здания и открыл клуб. всё оставшееся время мы обсуждали музыку и какие-то бизнес детали по поводу поддержания клуба в тонусе. поэтому мы засиделись и когда вышли на улицу, было уже около четырёх часов дня. Фрэнк повёл меня гулять по абсолютно разным улицам, говоря обо всём и в то же время ни о чём. мы петляли какими-то странными маршрутами, которые были известны лишь дьяволу и Фрэнку. а не были ли они одним и тем же лицом? мы шли мимо лавок с дешёвыми тканями и чахлыми продуктами. над нами висели верёвки с бельём, из окон периодически выливались помои. мне было жутко идти здесь, потому что мы снова попали в не самое благоприятное место города. Фрэнк нырнул в какую-то подворотню, куда позвал и меня жестом. я спустился за ним, и перед моими глазами предстала маленькая сторожка, стены которой не знали тряпки уже около тридцати лет, но эти грязь и облупленность только привлекали, причём трудно было сказать почему. у этого здания была своя эстетика, в которой смешивалось что-то тёмное с чем-то грязным непонятным и манящим, выдавая по итогу безумно интересный микс. мы остановились около этого здания, а потом я перевёл взгляд на Фрэнка, пытаясь понять, зачем мы стояли тут. Айеро потянул меня за рукав и подтолкнул к входу в сторожку. я толкнул скрипучую дверь и заглянул вовнутрь, чтобы убедиться, что опасность в лице сторожа нам не грозила. внутри стояла плотная, густая тишина, которую прерывало моё взволнованное дыхание. – ну давай, Джи, чего стоишь? Фрэнк хрипел мне на ухо, а я всё ещё боялся того, что сторож всё-таки будет. наконец я зашёл и ощутил запах старости, оккупировавший коридор. всё ещё ничего не понимая, я смотрел на Фрэнка, а тот запер за собой дверь и пояснил: – здесь проходили первые собрания оппозиции. это место очень важно для нас. мы прошли дальше, оглядывая все комнаты, при этом соблюдая тишину. в этом было даже что-то ритуальное, какое-то поклонение неизведанной культуре прошлого. раньше я не считал прошлое чем-то важным для нас сейчас, его изучение не приносило мне никакого удовольствия. но было ли бы настоящее без прошлого? всё было настолько сильно связано, что если бы сто лет назад одна страна не начала войну с другой, я бы не родился, я вместо меня была бы какая-нибудь белокурая девочка... ведь моя мама мечтала именно об этом, а не о наркомане сорванце оппозиционере... не все желания сбываются, вот что я мог сказать. потому что не хотел себя оправдывать, это было бы глупо. но не хотел себя ругать, потому что так проходил подростковый период почти всех молодых людей, с которыми меня можно было сравнить (я не брал в учёт слишком богатых и богемных, а также слишком бедных и необразованных членов общества). Фрэнк указал на стол и на стулья, стоявшие вокруг него. без слов всё было понятно. на лице юноши появилась грустная улыбка, его накрыла ностальгия. я понимал его достаточно хорошо, чтобы не начать требовать объяснений и рассказов про каждое место в этой чёртовой сторожке. я просто наслаждался безопасностью, в которой себя чувствовал, находясь рядом с Фрэнком. даже когда он думал о своём, не направляя своей энергетики на меня. я почувствовал что-то тёплое в груди, что-то стягивающее, неприятное и жгучее, как будто чувство, которому я противился. меня поразила мысль о том, что сегодня был первый день, когда я не вспомнил о Берте и моё сердце не хотело разрываться на части от былой боли. мне показалось, что рядом со мной был настоящий друг, хороший человек, который заменил мне Берта, который помог мне избавиться от фантома из прошлого, которого я считал своим смыслом. смыслом должно быть что-то, что действительно долговечно, а музыкальная группа или любимый человек, которых ты в любой момент можешь потерять, не могут быть твоим смыслом. я понял, что абсолютно не волновался по поводу слов МакКрэкена, когда рядом был этот очаровательный человек. Айеро заставил меня задуматься над моими чувствами. если раньше я хотел быть его другом, то теперь я не знал, хотел ли большего, хотел ли стать с ним одним целым. мне хотелось обнять его, а потом поцеловать, рассказать всё, что тяготило долгие годы, просто объяснить ему свои мысли, просто дать понять, насколько для меня он был важен, но я хотел уважать его чувства, дать ему сделать первый шаг. но в тот момент, когда я окончательно понял, что мне было всё равно на исход моей встречи с Бертом, я понял и ещё одну, не менее важную вещь: я ВЛЮБИЛСЯ. да-да, именно так. до этого не имея ни малейшего понятия о том, как избавиться от образа прошлого, я нашёл кого-то, кто пленил меня в настоящем. это сводило с ума. я дал чувствам волю, дав им разлиться по организму, признавая поражение, я понял, что я был близок к великому. мне показалось, что великое было возможным. в тот момент захотелось свернуть горы, мне показалось, что я смог бы. так давно не испытывая ничего, кроме боли, я просто зазлёбывался в позитивных эмоциях, накрывших меня с головой, это было так непривычно, так сладостно, но мучительно. любовь–самое противоречивое чувство на Земле. я думал обо всём этом, пока мы ходили по сторожке, пока осматривали все уголки, пока Фрэнк останавливался у маленьких картинок, изображавших детей, на стенах. я им любовался, любовался его любовью к своему занятию, его вовлечённостью, его внутренней силой, его внешностью, в конце концов. он казался мне идеальным в этом тусклом свете, проникавшем через проеденные молью занавески на стене сторожки. – здесь прошла добрая часть моей молодости, я помню, как мы собирались тут,–заговорил Фрэнк, когда мы закончили обход небольшого помещения,–как обсуждали грандиозные планы, складывали деньги, прикидывали в уме. это, кстати, район, где жил Эван, он его хорошо знал, поэтому мы здесь и встречались. – Фрэнк, прости, но у меня важный разговор,–мне было неудобно прерывать его, но я чувствовал, что должен был это сделать,–я только что понял, что мне абсолютно плевать и на сегодняшний вечерний разговор, и на Берта. мне кажется, ты помог мне его отпустить, ты помог мне оттолкнуть от себя этого призрака моей прошлой жизнью, оставить его позади... спасибо тебе ещё раз, но мне кажется, нам не придётся идти сегодня в клуб на концерт его группы, он мне просто неинтересен, всё, он в прошлом. по тому, как моя тирада приближалась к концу, менялось выражение лица Фрэнка: сначала интерес, затем удивление, затем непонимание и снова удивление. парк секунд он просто моргал, а потом как-то неуверенно улыбнулся. – я рад за тебя, Джерард, что ты смог принять такое сложное решение в своей жизни,–выдавил из себя он,–но я всё-таки фанат the used, поэтому в клуб мы пойдём. а с Бертом ты можешь поговорить, если хочешь узнать, осталось ли в нём хоть что-то человеческое, хоть немного любви. – но мне не интересно,–отрезал я,– я не хочу с ним говорить, мне безразлично, правда. Фрэнк понимающе кивнул, хотя это признание и было довольно абсурдным и личным. – хорошо, можешь не говорить с ним, никто тебя не заставляет. но на концерт мы всё-таки пойдём. *** выйдя из сторожки, мы медленно пошли к остановке, на которой планировали встретить автобус и доехать до клуба. мы двигались молча, потому что сказать было нечего. точнее, было чего, но мы оба боялись. я думал о том, что сегодня утром Фрэнк признался мне в любви, он не шутил там тогда. но у него же была девушка, он не мог так... но его слова казались мне искренними. я не хотел делать первого шага, потому что хотел продолжить с ним общение, а если бы это всё утром оказалось шуткой, то мой глупый порыв чувств просто обвалился бы на нас нежеланным грузом. Фрэнк тоже над чем-то задумался, быть может, он размышлял о наших чувствах, но его мысли были мне неизвестны, о чём я так жалел. я ненавидел себя за это простое желание залезть в его голову, ведь оно было сродни абьюзу. постоянно знать, о чём думают твои друзья, а потом появляется желание контролировать их. мне стало мерзко, я пообещал себе больше не думать об этом. мы не сказали ни слова за всю поездку на автобусе. в какой-то момент тишина стала опустошающей. мне показалось, что из моей груди было готово вырваться сердце. мне стало так неловко, что мне захотелось отмотать время назад и не говорить Фрэнку про исчезновение моего интереса к Берту, но в то же время хотелось быть с ним искренним. но как я мог быть искренним, не договаривая самого главного? выйдя из автобуса мы тоже молчали. мы шли к клубу и тоже молчали. молчали до тех пор, пока Фрэнк не сказал, что ему надо будет переговорить с Джамией, поэтому сегодня вечером я буду принадлежать себе. меня это и расстроило и далл облегчение. расстроило потому что я хотел бы провести время с Фрэнком, но дало облегчение потому что я не хотел быть с ним в такой неловкой тишине. а так в меня был бы вечер на то, чтобы разобраться со своими чувствами. поэтому я лишь подавленно кивнул, понимая, как буду скучать по этому темноволосому мальчику. когда мы зашли в клуб, я сразу вспомнил всё то, что пережил прошлой ночью. запаха стояли всё те же. Фрэнк предложил выпить, но я отказался, сославшись на головные боли, на самом же деле я просто боялся напиться, потерять контроль и сделать что-то не то, что могло оттолкнуть от меня Фрэнка. не прошло и десяти минут, как Айеро залил в себя как минимум пять стаканов виски. он уже пошатывался, алкоголь действовал на него быстро и легко, поэтому когда погас свет, он дико пьяно заорал, сливаясь в своём вопле с толпой. я оглядел публику, среди которой оказался, и понял, что это было не лучшим решением, идти сюда сегодня. все были пьяны, кто-то был накурен, кто-то был ещё под чем-то. мне стало не по себе от их диких воплей. но вот сцену разрезал луч света, и появился он. Берт МакКрэкен. вместе со своей группой. я их не замечал, я видел только одного человека, меня захватили воспоминания, напомнив мне весь тот ужас, через который я проходил последние пару лет. я перевёл взгляд на Фрэнка, который дико танцевал и выкрикивал слова песни, которая уже успела начаться. я не знал не названия, не текста, поэтому просто наблюдал за Айеро, который орал и исполнял какие-то странные движения. когда я перевёл взгляд на сцену, наши с Бертом глаза встретились. мы стояли пару секунд, смотря друг на друга, Берт замер и ничего не делал, а я просто выпал из реальности, вспомнив эти глаза. но потом во мне что-то щёлкнуло, и я отвёл взгляд. музыка дальше полилась ровнее, видимо Берт тоже опомнился. концерт шёл своим темпом, я не замечал никого и ничего вокруг, кроме Фрэнка, который так трясся, что мог упасть в любой момент, поэтому я стремился оберегать его от такой возможности. наконец Берт обьявил последнюю песню, которая прогремела с особым успехом. фанаты рвали глотки и слэмились как последний раз в жизни. энергетика была бешеная, она даже меня немного захлестнула. я, конечно, не орал и не бегал, но начал двигаться в такт музыке, ловя мандраж. но песня закончилась, и Берт, попрощавшись со зрителями, ушёл со сцены. толпа начала стекаться к выходу, а мы с Фрэнком отошли в сторону бара. – это было безумно,–выдохнул Айеро. он весь взмок, волосы стояли дыбом, в глазах был тот самый дикий, необъяснимый огонь, улыбка была опасной. но мне показалось, что он не был уже так пьян. мы немного постояли, отходя от шоу, когда в дальнем конце клуба я заметил знакомую фигуру. я толкнул Фрэнка, напоминая, что он хотел с ней переговорить, и лицо того тут же омрачилось. это было странно, ведь Джамия была его девушкой. Фрэнк попрощался, пообещал прийти к заброшке к трём часам дня завтра и направился к Джамии. я остался наедине со своими беспокойными мыслями и стаканом виски, который всё-таки решил заказать. я подумал о том, что на этом концерте чувствовал себя так, как будто это было правильно. правильное место, то, где я должен был быть. но это наверняка было не так, я возможно получил такую иллюзию из-за того, что находился рядом с Фрэнком, который давал мне ощущение спокойствия где бы я ни был. я оглядел клуб ещё раз: тут было довольно темно, стены были едва видны, но девять раскрашенных дисков было видно хорошо. я оглядел их немного напоминавшийся африканский узор, устремил взгляд на сцену. свет выключили, группа покинула место выступления, в зале осталась пара человек, но и они направлялись к выходу, будучи смертельно пьяными. я повернулся спиной к залу и заказал ещё виски. бармен подал мой заказ мне довольно быстро, так что я стоял, попивая обжигавший горло алкоголь, находясь слишком глубоко в своих мыслях, чтобы опрокинуть его себе в горло сразу же. поэтому когда чья-то рука приземлилась мне на плечо, я отпрянул в сторону и разлил добрую половину стакана на пол. выругавшись, я обернулся на побеспокоившего меня и открыл рот от изумления. я увидел Берта, стоявшего перед собой. – привет, Джи,–он слабо улыбнулся,–ты же помнишь меня? я кивнул. он обнял меня, сдавливая моё тело чуть крепче, чем стоило бы. я отстранился, чем вызвал непонимание на его лице. – Джи, что случилось? – я даже не знаю, всё... всё вроде нормально. – ты изменился, ты отстранился от меня, я ожидал большего. мы же когда-то были вместе. – разве? – я болезненно поморщился, показывая, что не хотел бы говорить об этом. – да, Джи, неужели... ты единственный человек, которого я оставил в памяти, уезжая в колонию, ты не можешь так поступить со мной. – но ты дал мне наркотики, Берт, неужели ты не понимаешь, что ты не так уж и много сделал для меня,– я старался отвести разговор от темы моих чувств, потому что сам не до конца в них разобрался. хотя, я просто обманывал себя, я всё давно понял, но боялся смотреть правде в глаза. – почему-то когда ты мне отсасывал, это тебя не беспокоило,–огрызнулся Берт. – я знаю, но ты был моим единственным другом, у меня просто не было выбора... – но ты же любил меня, разве нет? – да... наверное... но это всё прошло, я правда больше не могу, мне нравится другой. – ну и кто же? – он выглядел так разочарованно, так опустошённо, что мне хотелось убежать, а не отвечать ему здесь и сейчас. и я хотел сказать, что это не было вещью, которая должна была его волновать, но алкоголь ударил в голову, и я решил, что мне стоило раскрыть свои чувства сразу после беседы с МакКрэкеном. – Фрэнк Айеро. я произнёс это и тут же пожалел, потому что лицо Берта изменилось, рот приоткрылся, затем закрылся и открылся снова, как у рыбы. его глаза округлились, а щёки побледнели. он смотрел на меня, все своим видом выражая немой вопрос, подтверждения тому, что он ослышался. я стушевался, поэтому он понял, что всё-таки был прав. теперь Берт уже качал головой, отказываясь верить. я понимал, что для него это было больно, я знал это ощущение. когда его отняли у меня, я почувствовал то же самое, но я перерос эту стадию, я научился жить без этого призрака прошлого, Берту придётся сделать то же самое. я сделал для себя вывод, что боль – это временно, что она проходит и никогда не живёт вечно. ничто не вечно, уж тем более – боль. она – ничто, пока мы не начнём подкармливать её. пока не начнём давать ей воспоминания и желание, но до того момента она ничто. она не имеет значения, её можно перерасти, а не прятать в своё тело, где она опухолью будет прогрессировать. я смирился с болью, но понял все эти вещи слишком поздно, эту боль причинив. смотря в страдающее лицо, я хотел научить Берта ничего не чувствовать, помочь ему забыть меня, но не мог сделать этого, меня парализовало, а всё тело сделалось ватным. я вспомнил про Рэя, я так и не узнал ничего о нём, Джамия должна была довезти его до дома, но справилась ли она? где он находился? ответа я не знал, поэтому просто продолжал стоять, проваливаясь в нечто из своих мыслей. в это время внутри Берта рождалась буря. он смотрел на меня, но понял что я уже улетел куда-то далеко отсюда. его трясло, а потом он наконец выплюнул мне в лицо фразу, вернувшую меня обратно в реальность: – хорошо, тогда передай Фрэнку Айеро, что восточная часть города на митинг с ним не идёт. он зло дыша, смотрел в моё изменившееся лицо и наслаждался ужасом, который сковал меня. я понял, что совершил ошибку и не мог пошевелиться. Берт, уходя бросил мне фразу, разбившую моё сердце окончательно: – Айеро натурал, у него есть девушка, так что у тебя нет шансов, лузер.