Бойся своих желаний

      На Коукворт опускалась приятная вечерняя прохлада. Солнце уже не ослепляло прохожих и не прыгало лучиками по стенам домов и листьям деревьев, а нежным розовато-золотистым светом обнимало весь город. В этом удивительном свете преображались здания, улицы, старые ворота парка. Люди становились немного спокойнее и будто моложе. Даже трубы фабрики, поддаваясь очарованию вечера, перестали дымить. Впрочем, последнему факту было и более прозаичное объяснение: заканчивался рабочий день и предприятие закрывало свои двери до следующего утра.       Дверь проходной распахнулась, и из здания начали выходить первые освободившиеся работники. Они шумно переговаривались между собой, обсуждали начальство, громко смеялись. Простые рабочие люди с обычными лицами и совершенно приземленными жизненными целями — даже на них этот прекрасный вечер оставил немного романтического флера. Вскоре показался и Тобиас Снейп. Он устало потер переносицу. День был не самый простой прежде всего из-за затянувшейся ссоры с лучшим другом. Сэм как в прошлый вторник пришел насупленный и целый день — и с утра, и после обеденного перерыва — сверлил его сердитым взглядом и выглядел очень обиженным, так и не общался с ним больше. В остальном же день прошел не так плохо. Уже пару дней Тобиас не вскакивал от кошмаров, высыпался. Больше не было так оглушительно плохо, вернулся аппетит и мысли начали проясняться. Казалось, жизнь налаживается, даже начальник впервые за долгое время ни разу не выразил своего недовольства работой Тобиаса.       Мужчина по своей закрепившейся за неделю ежедневной традиции направился к парку. Желание выпить уже почти не ощущалось, но как-то отключиться от работы и набраться смелости для возвращения домой было нужно. В воздухе начала оседать вечерняя прохлада. Тобиас порадовался, что утром не забыл надеть куртку, и убрал руки в карманы. Хрустел гравий, сминаемый старыми скрипучими ботинками, шелестела листва. Где-то за деревьями шумели дети. Внезапно вдалеке Тобиас увидел женщину с ребенком. Она, одетая в красную юбку, стройная, яркая, бежала за сыном, ехавшим на велосипеде, и заливисто смеялась. Туфли женщина держала в руке, чтобы каблуки не мешали бегу. Снейп засмотрелся на это зрелище, пытаясь представить свою жену на месте этой женщины: они были похожи, обе стройные, темноволосые, наверно, можно было бы принять эту незнакомку за Эйлин, если бы не тот факт, что жена его носит серые простые вещи, не смеется уже несколько лет и точно не будет так непосредственно бегать по парку на прогулке с сыном. Эта же женщина выглядела такой нормальной, веселой и расслабленной, что заряжала окружающих своим позитивом. Не-е-ет, его ведьме точно такой не стать. Тобиас задумался: а не могла бы его жена быть такой же — яркой и радостной, — если бы не его с ней обращение? Может, будь он чуть поласковее, чуть снисходительнее к ее странностям, она бы и расцвела? Осознание собственной вины накатило лавиной, сердце сжалось в болезненно ноющий сгусток, к горлу подступил ком. Тобиас зябко повел плечами и нахмурился. Надо, наверно, домой цветов притащить, хотя бы несколько гвоздичек.       Он сам не заметил, как подошел ближе к этой женщине в красной юбке. Зато заметила она:       — Т-т-тобиас, что ты тут делаешь?       Она остановилась, голос дрожал, а сама она, и без того хрупкая и миниатюрная, казалось, немного сжалась от страха. Тобиас вынырнул из своих мыслей и с удивлением обнаружил, что это его жена. От того, как резко изменилось ее настроение, как испуганно она на него смотрела, он стал противен самому себе. Тобиас понял, что, вопреки всему, любит свою жену и не хочет ее потерять. А вдруг она снова заговорит про развод? Как пару дней назад… Нет, этого он не вынесет. Тобиас шумно вздохнул.       — Лин, Лин, — только и мог шептать он.       Жена стояла, такая же напуганная. Она зябко обхватила себя за плечи. От этой картины что-то внутри переворачивалось. Тобиас сделал решительный шаг, Эйлин немного отшатнулась, не понимая странного поведения мужа, боясь, что он примется за старое, опасаясь новых ударов, но он только обнял ее, прижав к себе, как самое великое сокровище в мире.       — Прости меня, Лин. Прости, пожалуйста. Я… Я был таким мерзавцем. Я исправлюсь, честно. Прости, Лин, что угодно сделаю, только прости, — шептал судорожно и нервно, так, будто от этого зависела его жизнь.       Эйлин поразилась силе эмоций, захлестнувших мужа. Неужели это раскаяние? Может, теперь, у них все на самом деле начнет налаживаться? Может, больше не нужно бояться? Женщина почувствовала, что муж беззвучно плачет.       — Тише, тише, Тобиас. Я прощаю тебя. Все будет хорошо, — она неловко погладила его по плечу.       — Правда? Ты меня прощаешь? После всего? Ли-и-ин… — и обнял ее еще крепче. Когда эмоции немного улеглись, Тобиас почувствовал, что на улице холодно, а жена, одетая только в легкий костюмчик из юбки и блузки, должно быть, замерзла.       — Опять без куртки по холоду ходишь? Вот, держи, — мягко пожурил, набросил ей на плечи свою куртку и приобнял за плечо. — Давай найдем, куда Северус уехал, и пойдем домой. Ты согласна?       — Да, конечно, он вроде уехал в ту сторону, но здесь дорожки закольцованы, так что предлагаю пойти в обратном направлении.       — Туфли-то надень, все ноги, небось, изранила, пока по гравию тут бегала, — Тобиас по-доброму усмехнулся. Все-таки его жена — та еще чудачка.       — Точно, совсем из головы вылетело.       Эйлин обулась, и они, обнявшись, медленно пошли по парку. Вечер был приятным и тихим. Даже природа радовалась их примирению. Вскоре из-за угла вылетел велосипед с сыном. Резко затормозив, Северус начал размахивать руками и рассказывать:       — Мам, ты куда пропала? Я еду и еду, а тебя нет и нет. А я там опять встретил Дэна, он мне подсказал, что, если дальше ехать, то туда же приеду. Ой, папа, я тебя не заметил, — Северус перевел взгляд на отца, тот подхватил его на руки и немного подбросил вверх. Сын на это только рассмеялся. Ведь совсем не страшно, когда рядом и мама, и папа, и все стало хорошо и спокойно.       Потом пошли домой. Вернее, шли Эйлин с Тобиасом, а Северус ехал на велосипеде, периодически подгоняя родителей. Почти сбылся рисунок Северуса, на котором все трое рядом идут в парк. Только тут они шли из парка. И шли они в место, которое на самом деле им стало домом. Местом, где тепло, спокойно и безопасно. И Тобиасу, который раньше не выносил свое жилище на трезвую голову. И Северусу, который раньше боялся резких звуков и все норовил забраться в какой-нибудь уголок. И даже Эйлин, которая, хоть и была гостьей в этом времени, успела вложить в их общий дом немного своей заботы. Теперь они были друг у друга, и у них был общий дом.       Подойдя к дому, Тобиас сделал то, чего от него уж точно не ожидали, — открыл перед Эйлин дверь, пропустил ее, а потом помог сыну затащить в прихожую велосипед. Эйлин оставалось только удивленно и благодарно смотреть на мужа, поражаясь столь резкой перемене.       — Лин, ты чего застыла? Тебе помочь накрыть на стол?       Сокращенное имя звучало удивительно нежно и приятно. Даже не верилось, что Тобиас может так общаться с ней. Только не после всего того, что он высказывал раньше. Эйлин немного вздрогнула, сбрасывая оцепенение:       — Спасибо, я, наверно, справлюсь. Сходи переоденься, умойся после работы.       Тобиас чмокнул жену в щеку, отчего она окончательно перестала осознавать происходящее, и пошел на второй этаж.       Эйлин же, придя в себя после подобного шока, поспешила на кухню. Ей внезапно стало казаться, что вчерашняя свинина с пюре недостаточно хороша для ужина в настолько значимый день. Но на то, чтобы готовить что-то новое, времени уже, увы, не оставалось. Так что она просто отправила то, что есть, разогреваться на плите, и сделала более красивую нарезку из свежих овощей. Огуречные ломтики лежали слегка под наклоном, изображая листья, а помидоры она разрезала пополам таким образом, чтобы они были похожи на раскрытые бутоны цветов. В целом получилось довольно-таки нарядно. Эйлин разложила еду по тарелкам и заварила чай. Ужин был готов.       За едой беседу начал, как всегда, Северус: он решил в красках рассказать отцу как он с мамой гулял в парке, учился кататься на велосипеде, как познакомился с ребятами-футболистами. Тобиас слушал очень внимательно и даже задавал какие-то вопросы. Когда еда в тарелках подошла к концу, Тобиас выразил вслух, что было очень вкусно и аппетитно. Эйлин немного зарделась от подобной похвалы. А к чаю, помимо мисочки с овсяным печеньем, она выставила на стол ту самую баночку яблочно-мятного варенья, которое у ее мужчин тоже пошло на ура.       Когда ужин подошел к концу, Тобиас уточнил, где лежат качели, о которых утром говорила жена, прихватил с собой сына и, предварительно зайдя на чердак, отправился во двор.       Эйлин же занялась мытьем посуды. Сейчас простое бытовое занятие шло удивительно легко. Все-таки заботиться о благожелательно настроенном человеке сильно проще, чем об агрессивном незнакомце. Так что чашки и тарелки будто сами порхали в ее руках. Завершив наведение порядка, заскочила в спальню к зеркалу — немного причесать растрепавшуюся прическу, — после чего вышла в сад. Там муж успел повесить качели на самую толстую ветку старой яблони и раскачивал Северуса, который радостно визжал и болтал ногами, каждый раз взлетая выше и выше. Эйлин тихонечко остановилась на крыльце, чтобы немного полюбоваться этой идиллической картиной. Впрочем, долго оставаться незамеченной ей не удалось.       — Мам, садись рядом, будем вместе качаться! — закричал сын, а Тобиас, услышав этот возглас, обернулся к крыльцу и улыбнулся:       — Как тебе, Лин? Как ты и планировала?       — Да, спасибо огромное, Тобиас. Это по-настоящему прекрасно, — Эйлин подошла к мужу и приобняла его за талию.       — Хочешь тоже покачаться?       — Спрашиваешь… Конечно.       Эйлин села и слегка приобняла сына. Качели даже не скрипнули под тяжестью еще одного человека — сразу видно, что сделано на совесть. Тобиас раскачивал их и любовался своей семьей. В лучах закатного солнца под развесистыми ветвями яблони они выглядели сказочно. Эйлин тоже не могла сдержать улыбки, и причиной тому был не приятный вечер или ощущение полета на качелях, а мужчина, стоящий рядом, — ее муж.       — Лин, ты сегодня выглядишь просто потрясающе. Когда в парке тебя увидел, даже не сразу узнал, — Тобиас решился высказать вслух свои мысли касательно жены, благо они наконец-то были цензурными. Эйлин немного покраснела от похвалы.       — Спасибо, Тобиас. Мне приятно это слышать.       — Слушай, а ты ведь читаешь дальше «Затерянный мир»?       — Да, захватывающая книжка.       — Я вообще люблю книги о приключениях. С детства ими зачитывался. Так что в гостиной в шкафу их много. Закончишь эту читать — бери любую. Буду рад потом с тобой обсудить.       — Ох, Тобиас, как мне нравится твое сегодняшнее настроение.       — Это не настроение. Я на самом деле раскаялся в своем прошлом мерзком отношении к тебе. Я буду стараться стать лучше. Пожалуйста, Лин, поверь, что у меня получится. Для меня это чертовски важно, — он присел на корточки перед качелями, чтобы смотреть жене в глаза. — Поверишь?       — Да, Тобиас, я в тебя верю. Конечно, ты справишься.       Поднявшись, Тобиас снова порывисто обнял жену и сына. От него пахло краской для ткани, хлопком и деревом. Он был очень теплым. В его объятиях было удивительно хорошо и спокойно. Как же быстро может измениться отношение к человеку, и как мало для этого нужно. Снейпы еще с полчаса погуляли во дворе, пока на улице не стало совсем темно и холодно.       — Смотрите, уже звезды зажглись. Наверно, пора домой — спать.       — Отличная мысль, но предлагаю сначала выпить чая, чтобы согреться.       За вечерним чаем молчали. Но тишина эта была спокойной и мягкой. Даже лампочка без абажура, которая висела над столом, и то казалась не резкой и слепящей, а приглушенно теплой. Обшарпанная кухонька вдруг стала уютной. И люди рядом — близкими. Напиток с ароматом мяты в чашках успокаивал и настраивал на сон. В гостиной мерно тикали часы, отсчитывая мгновения счастья. И даже старенький стол наконец-то получил повод порадоваться за обитателей этого дома.       Пока Тобиас умывался, Эйлин сполоснула чашки и переодела сына в пижаму, потом отвела его почистить зубы, а затем в детской сидела рядом с Северусом на кровати, перебирая его волосы и слушая, как Тобиас продолжает читать «Остров сокровищ», старательно, с выражением, надеясь, что сыну понравится его любимая книга. Когда Тобиас не кричал и не ругался, его голос становился приятным и бархатистым. Эйлин настолько заслушалась, что чуть не упустила момент, когда сын уснул, а муж закончил чтение. После этого он поднялся, потянулся, чтобы размять затекшую спину, и пошел в спальню. Эйлин же отправилась в ванную комнату для вечерних процедур. Муж ждал ее в коридоре:       — Ты опять пойдешь на диван? Может, все-таки лучше в спальне? Диван неудобный — у тебя спина может заболеть.       Эйлин ненадолго задумалась. С одной стороны, она уже готова спать рядом с мужем. Да и диван на самом деле неудобный. С другой стороны, близости с мужем она все еще страшилась. Учитывая его прошлые привычки, неизвестно, насколько он груб в постели. Впрочем, чему быть — того не миновать. Так что Эйлин согласилась вернуться в спальню.       Но она зря боялась: Тобиас прекрасно понимал, что он жутко запугал свою жену и ему придется долго возвращать ее доверие, прежде чем она перестанет вздрагивать от каждой попытки прикоснуться. Он не собирался ломать хрупкое равновесие, установившееся между ними, неосторожными поступками. Поэтому, когда они легли в кровать, Тобиас только поцеловал жену, пожелал ей спокойной ночи и обнял. Эйлин уснула быстро: во-первых, на кровати спать было удобнее, чем скрючившись на диване, во-вторых, начало появляться исчезнувшее было чувство безопасности. И, в-третьих, муж был теплый. Тобиас же, наоборот, долго не мог уснуть. Он вдыхал запах волос жены — они почему-то пахли яблоками и корицей, — и размышлял о том, как жить дальше и как снова доказывать своей любимой жене, что она любима.