Любовь к художественной литературе

      — Мне нужна «Общая и экспериментальная физика» Барсегова и «Методы исследования в экспериментальной физике» Биричева.       Низенькая библиотекарша еще раз взглянула на растрепанного взвинченного юношу в мятой белой рубашке и, несмотря на то, что он приходил сюда по несколько раз на неделе, сказала:       — Читательский билет, пожалуйста.       Она уточнила пару моментов по поводу книг, что-то отметила и вернула билет Лосеву. Последний совсем уж изнетерпелся. Сегодня эта старушка еще медлительней, чем обычно! Феноменально.       Наконец бабуля вышла из-за стойки и поковыляла на второй этаж. Там она забралась чуть ли не в самый дальний и пыльный угол. Со второй полки снизу она еле вытащила две толстенькие пыльные книжечки. Вручила парню. Тот схватил, не отряхнув.       — Спасибо, — сказал Лосев и тут же удалился.       Душа в предвкушении. Наконец он прошел биологию в том объеме, который его пока устраивал, и мог переступить к физике! Что может быть лучше изучения блестяще написанного научного труда в субботний выходной? Да ничего. Только тонна свежих бутербродов к нему, чтобы быстро перекусывать во время чтения.       Лосев направился в читальный зал.       Однако, на двух переплетах список сегодняшних книг не закончился. Сам того не желая, парень прихватил «Преступление и наказание» Достоевского (1). Он не брал художественную литературу, потому что в большинстве своем считал бесполезной. На парах по родной и зарубежной он чертил, либо делал заметки о своих научных наблюдениях в коричневую записную книжку, которую постоянно носил с собой.       Так незаметно и подобралась зимняя сессия. Он ни черта не знает. Литератор уперся и ни в какую. Только когда за Лосева пришла просить химичка, сжалился и нарисовал «отлично». С условием, что непутевый образумится в следующем семестре.       Лосеву было откровенно не интересно рассуждать о чувствах какой-то бабки, вникать в проблемы Родиона и его подружки проститутки. Если бы не угроза вылета с бюджета био-хима, в жизни бы не стал тратить свое драгоценное время на бульварные книжонки, не относящиеся к науке хоть каким-либо образом. Вечно классики ноют. Изучали б в школах биографии ученых, ей богу полезней. Там и наука, и исторические эпохи и чувства, если захотите!       Но с сегодняшнего дня он дал себе слово: изучить годовую программу по литературе за ближайшие два месяца. Сложно, но можно.       Лосев который раз убрал со лба отросшую челку. Надоела.       Ему лишь осталось спуститься по широкой лестнице, попутно выискивая свободное место, чтобы с головой погрузиться в науку. Еще сверху парень приметил отличный стульчик у окна, вокруг которого никого не было.       Чипсы под ухом жевать и под нос бубнить никто не будет, отлично.       Но стоило Лосеву отвлечься от ступенек, как непослушная левая нога запнулась о правую. Парень полетел вниз, только и успев вскрикнуть. Падение было недолгим, так как оступился он у самого подножья. Вес удара пришелся на руки, интуитивно выставленные вперед. Книги разлетелись в обе стороны. Звонко треснул пластик о керамическую плитку.       — Черт бы побрал, — прошипел молодой зазнайка, сажая на переносицу сломавшиеся очки. Хорошо не развалились. Не дешевые ведь. Запястья немного гудят. Больно.       Вдруг, на уровне его глаз появились грязные коричневые мужские берцы. Потом руки. Кто-то подошел и решил помочь, подняв его «потерянный багаж». Лосев даже вверх не посмотрел, просто хмыкнул, нелепо вскочил и забрал свои учебники у незнакомца.       Не хватало еще названных помощников.       — Не стоит, — нагло улыбнулся он. — Прежде чем в приличные места ходить, обувь почистите.       Мужчина удивился, не ожидая негативной реакции. Он посмотрел на свои ботинки, сощурился и, подняв недовольный взгляд, протянул руку.       — Вы забывайт Достоевского.       Судя по сдержанному тону, неизвестный не из эмоциональных.       — А вы «забывайт» русский, — передразнил паренек и, улыбнувшись своему остроумию, забрал несчастную книгу.       — И манер вы тоже забывайт, — покачал головой, видимо, немец. — Лицо симпатичный, а голова отсутствовайт.       Лосев надулся и смутился. Да что этот мужик себе «позволять»?! На продолжение словесной перепалки парень не рассчитывал. Так сложно понять, что с тобой говорить не хотят? А, черт бы с ним…       — Вообще-то, дорогой мой, я будущий кандидат биологических наук! — гордо заявил юноша и поднял нос в глубокой оскорбленности.       Только сейчас Лосев рассмотрел немца. Он определенно старше него самого. На вид, немного не дотянул до тридцати. Бледная кожа и черные волосы. Грубая обувь, брюки, водолазка — все черное. Выделялась только коричневая кожаная куртка-пилот. Фигура для молодых лет крепкая и приземленная, хоть и стройная. Лицом по-своему хорош. Если уж говорить правдиво, он очень даже красив.       — Вам стоило сперва людей уважать научийца, а потом уж наука занимайтся.       Усмешка.       — Я отношусь с уважением к науке и ее великим трудам, этого я считаю достаточным.       Возмущение.       Лосеву нравилось дискутировать. Особенно с людьми старше. Ведь он всегда оказывался прав. Стоило только бросить красную тряпку: смешочек, словечко. Эрудиция и грамотно поставленная речь постоянно выручали злостного спорщика. Но не сейчас.       Сейчас он сказал свое мнение и ждал ответа, заранее придумав, почему лишь наука, по его мнению, достойна уважения, но незнакомец молчал. Он рассматривал. Сначала взъерошенные каштановые пряди, наспех закатанные рукава и неаккуратно завязанные шнурки на кедах. Потом сломанные очки. После и само лицо собеседника.       — Позволить интересовайтся, что сподвигайт такой занятой наука юноша взять такой серьезный чувственный книга?       Лосев нашелся живо:       — Мне важны не чувства, а результат, полученный в ходе их изучения. А вообще, не вижу в ней особого смысла, — Лосев повертел «Преступление и наказание», а следом и учебник по физике, сравнивая. — Зачем мусолить вымыслы, если есть факты?       — Nein (2), парень. Я любить физика, но это не мешать мне читать Брэдбери. Умный человек подкован везде. Нельзя пренебрегайт такой книга, и уж тем более чувства.       Лосев смутился, но виду не подал. Ему не свойственно смущение. Он конечно же все еще не признает художественную литературу. Но признаваться уверенному немцу в том, что он даже имени Брэдбери не слыхал, не станет. Ни за что.       — Людские переживания вполне объяснимы. В них нет ничего интересного. Ни в горечи, ни в любви.       — Но мы все равно грустить и любить. И никакое объяснение не может мешайт нам наслаждайтся этим. В книге не только любовь. В книге история, культура.       Лосев вскользь пробежался глазами по буквам на обложках книг, которые держал немец.       Техническая механика. Л.П. Портаев. Строительное проектирование. Нойферт.       Язык написанных слов Лосев понимал лучше. Типичный технарь, даже похож, защищает художественную литературу. Это уже несмешной анекдот.       — Как вас зовут? — спросил вдруг незнакомец, обрывая ряд зародившихся в голове студента мыслей.       — Леонид Лосев. И я знаю, вы сейчас начнете учить меня жизни, — помогал пальцем Лосев. — Но прошу, не стоит. И без ваших наставлений жить тошно в наше время.       — Я просо хотеть узнать имя того, с кем говорить. Как-никак, ты первый спор начать, я просто сделать замечания, — помогал головой.       Лось только сейчас заметил, что помимо толстенного пособия и учебника немец держал еще одну книжку. Книжечку. Такой маленькой она казалась на фоне других.       «451° по Фаренгейту». Р. Брэдбери (3).       Мужчина отследил чужой взгляд.       — Возьми ее почитайт.       Леонид скривился.       — Зачем?       — Такой вспыльчивай книголюб не мочь остаться равнодушнай после нее. Для начала подойти.       — Я уже взял нужное, — Лосев все еще сомневался.       — Я тебе ее дарить. Иначе с таким манерам, mein lieber (4), вас язык Леонид называть не поворачиватся, а только самый натуральный еlch (5). Вам лишь бы умничайт по пусту там, где не разбирайтся.       Внутри Лосева закипела чан с гневом и обидой. Его задели не комментарии по поводу грубиянства, а уверенность собеседника в том, что он глуп. Парень не успел отказать. Немец просто отдал ему книгу и, поправив рюкзак, разочарованно сказал:       — Отдать как-нибудь, ты все равно тут часто бывайт. Ich heiße6 Пин Крауз.       — Часто бывать? — оробел парень. Вопросу было суждено остаться без ответа.       — И улыбайтся чаще, а то людей распугайт. Милый мордашка.       Пин Крауз кивнул и убежал. Нет, он ушел конечно, но исчез так стремительно с поля обозрения, будто они и не встречались вовсе.       «Милый мордашка».       Лосев покраснел, что с ним случается не часто, который раз за несколько минут! Взять себя в руки…       Странный тип, немного раздражающий, а еще слишком самоуверенный. Обозвал его, а перевод Леониду был известен, Лосем! Этот смелый поганец подарил ему книгу, назвал милым и смылся.       «Лицо симпатичный, а голова отсутствовайт».       Лосев наконец сел за столик (правда, уже за другой) и достал учебники. Настроение паршивей некуда. Взгляд время от времени цепляло новое приобретение. Первое чувство — выбросить в помойку. Второе — любопытство.       Но интересна была скорей не книга. Почему Пин подарил ему именно ее? Дал первое, что пришло в голову? Или в ней и правда что-то такое, способное переубедить? Сомнительно. Да и после таких метких обзывательств Леонид был пылко настроен на «непереубеждение».       Это, определенно, абсурд.       Однако, не в силах заставить себя сесть за физику, Лосев приступает к Рею Брэдбери. Должен же он узнать, что в его книге такого удивительного? Прочитать, убедиться в бесполезности. И забыть этого видного немецкого нахала, как робкий дрем.