Кано

На разделочном столе лежала дохлая рыба; её глаза, поддёрнутые серой мутной пленкой, равнодушно уставились перед собой, ничего не видя, хотя Кано временами казалось, что та смотрит прямо ему в глаза, из-за чего, когда он случайно пересекался с ней взглядом, его контроль над чакрой нарушался, но мальчик быстро приходил в себя. Голубоватая, с небольшими вкраплениями зелёного цвета, чакра медленно вливалась во всё ещё мёртвую рыбу, которую он не мог оживить вот уже целую неделю, отчего уверенность в собственных силах, которую он старательно вынашивал на протяжении более двух месяцев, начала постепенно рушиться, а глухое раздражение с каждым разом становилось сильнее. Зато, если он всё же не сможет стать полноценным ирьёнином, который будет способен лечить раны других людей, у него есть неплохие шансы преуспеть в гендзюцу, что давалось ему несравненно легче. Возможно, это было связано с тем, что фантазия у него всегда была довольно хорошо развита. Но при этом обида, что он столько месяцев потратил на улучшение своего контроля чакры, который пусть даже и быстро увеличивался, но порой всё же давался с большим трудом, если мальчик отвлекался на что-то другое, неприятно покалывала в груди. Это было связано с тем, что он хоть и кропотливо изучал строение тела человека и всевозможные болезни, заучивал многочисленные названия лекарственных трав, а также способы их применения, но так и не научился лечить лишь одной чакрой. Тем более может Кано и не умел пользоваться стихийными техниками — впрочем, всеми техниками, связанными с печатями — у него всё же была предрасположенность к Водной стихии; тогда в голову сразу пришли мысли о том, что ему, однако, тоже что-то досталось от матери, и если бы не «проклятье» его клана, то он смог бы не только спокойно освоить Суйтон, но и стать с братом намного ближе, совместно занимаясь обучением у родительницы. Сейчас же ребёнок думал о том, что если бы рыба, лежащая перед ним, шелохнулась хоть одним плавником, то он бы не чувствовал себя таким виноватым по отношению к Фудо, который каждый день терпеливо занимался с ним и всячески поддерживал. Всё же, как-то не хотелось разочаровывать человека, который в него так искренне верил. Кано от неожиданности резко поддался вперёд, когда ему на секунду показалось, что рыбья голова слегка дёрнулась, а плавник шевельнулся. На радостях он чуть было не потерял весь контроль, но, быстро спохватившись, влил ещё больше чакры. Однако на этот раз рыба уже больше не двигалась и оставалась такой же мёртвой, как и минуту назад. Видимо, его мозг решил сыграть с ним злую шутку, и ему это всего лишь привиделось. Разочарованно вздохнув, он прекратил вливать чакру и обессиленно опустил руки, раздумывая, можно ли будет приготовить её на ужин. Мужчина, что сидел за столом и неторопливо просматривал проверочные тесты, которые проводил каждый месяц (к удовольствию Кано, ошибок во втором тесте у него уже не было), повернулся, услышав шум. — Всё так же мёртвая? — с лёгкой надеждой на отрицательный ответ, поинтересовался Фудо, отчего мальчик повторно вздохнул и обречённо присел на колени перед столом. Ему бы очень сильно хотелось сказать, что у него получилось, но тогда это была бы ложь. — Да, — ребёнок вытянул перед собой руки и начал с осуждением смотреть на свои ладони, чуть огрубевшие от большого количества тренировок, будто это они были виноваты в том, что у него ничего не выходит; в результате остановив свой взгляд на мозоли, находившийся между большим и указательным пальцем, наконец, добавил: — Ничего не получается, — как бы мальчик ни старался, но голос всё же предательски дрогнул, а обида проскользнула в его тоне, что в конечном итоге не укрылось от Фудо. Заметив ободряющую улыбку мужчины, он прикрыл веки, а после почувствовал, как чужая ладонь касается его макушки. Та лишь легонько потрепала его по волосам, отчего причёска пришла в беспорядок, а потом, на секунду замерев, исчезла. Кано открыл глаза. — Я всего лишь предполагал, когда говорил, что у тебя получится стать ирьёнином. Не стоит так переживать, — задумчиво покрутив в пальцах ручку, Киёмори отложил её в сторону и продолжил, — Хоть твоя чакра и с примесью водной стихии, но она всё равно достаточно жёсткая для ирьёниндзюцу. Тем более, у тебя неплохие успехи в гендзюцу, — мужчина лукаво улыбнулся, — Я помню, как ты тогда применил на мне иллюзию. Достаточно недурно. Довольно ухмыльнувшись, Кано и сам вспомнил, как на одной из тренировок внушил Фудо, будто метнул в него кунай, а когда тот отступил, без промедления ударил в бок. Да и приятно было услышать похвалу от такого сильного шиноби, а не сухие факты от щепетильных учителей. Возможно, что Кано и правда не стоит так беспокоиться из-за провала в одной области, когда у него большие продвижения в другой. Всё-таки никто не идеален во всём. — По-хорошему, тебе бы стоило посетить цирюльника, — вдруг сказал мужчина. — Твои волосы, после того, как ты их «отстриг», пришли в полное безобразие, — Фудо придирчиво осмотрел голову ребёнка, после чего медленно прошёлся по его волосам рукой, пропуская несколько прядей между пальцами. По шее мальчика мгновенно побежали мурашки от лёгкой щекотки и непривычных ощущений. Всё же несмотря на то, что Киёмори имел привычку частенько трепать его за волосы или плечо, когда хвалил и подбадривал, он до сих пор ощущал себя неловко. Но одновременно с этим каждый раз испытывал необъяснимо тёплое чувство, которое мягкой густотой разливалось в груди. Волосы у мальчика на сегодняшний момент отросли до плеч неровным строем, из-за чего тот уже успел пожалеть о том, что вообще решил когда-то их отрезать. Всё же длинные волосы было куда легче собрать в хвост, нежели короткие. Предложение мужчины пойти в город Кано воспринял крайне отрицательно. Лишь при мысли об этом внутри всё переворачивалось. Нет, он мог спокойно бегать по деревьям (хоть и не так быстро, как Фудо), а также был способен защитить себя в случае чего — всё же достаточно хороший контроль давал возможность не только усиливать собственные удары чакрой, но и напитывать своё тело ей, тем самым получая минимальный урон во время атаки противника. Просто мальчик совершенно не хотел встречаться с другими людьми на улицах города; он всё ещё помнил те алчные взгляды, которыми одаривали его жители, помнил голодный блеск и жадный оскал на губах. Кано, конечно, понимал, что война закончилась более трёх месяцев назад, и люди ведут себя совсем не так, как до неё, но всё равно не желал отходить от дома дальше пятисот метров, если только не на тренировку. — Если хочешь, то я могу постричь тебя, — предложил Фудо, когда заметил небольшую заминку, — Хоть я и не профессионал, но как-то же справлялся со своими, — продолжил тот и в доказательства подёргал себя за прядь волос, что сейчас были распущены и спадали на плечи мягкой волной. Немного подумав, Кано всё-таки решил согласиться. Мальчик был твёрдо намерен привести себя в порядок. Подняв взгляд и посмотрев на Киёмори, он увидел, что тот о чём-то усиленно размышляет, и, кажется, совсем не о том, как подстричь ему волосы. На секунду даже растерялся, так как такое выражение лица ребёнок видел только тогда, в переулке, когда он спас его. Мужчина через некоторое время моргнул, словно очнувшись, и перевёл взгляд на Кано, после чего серьёзно спросил: — Что ты думаешь насчёт кендзюцу? — Фудо внимательно посмотрел на мальчика, отчего ему стало даже неловко, но он старался не отводить взгляд от учителя, пытаясь понять о чём тот думает. Заметив, что Кано не спешит что-то говорить, мужчина вздохнул, — Ты ведь догадывался, что я в совершенстве владею катаной. Я могу обучить тебя. Гендзюцу и тайдзюцу — это, конечно, хорошо, но стоит также знать нечто более опасное, — он вновь красноречиво устремил взор на Кано, явно ожидая ответа от него. Мальчик задумался. Ребёнок понял, что Фудо знает кендзюцу, как только увидел его катаны, даже позже предположил, что мужчина сам родом из Страны Железа, опираясь на то, что тот владеет искусством меча. Но ему и в голову не приходило, что он тоже может обучиться этому. Повторно окинув взглядом учителя, Кано решил, что всё же не стоит отказываться от силы и знаний, которые он может получить. Тем более, без веских на то причин. — Хорошо, — уверенно кивнув самому себе, ответил мальчик, а Киёмори облегчённо выдохнул. — Тогда завтра я покажу тебе катаны и расскажу их историю, — мужчина улыбнулся, добродушно сощурив глаза, — Клан Киёмори с древних времён занимался изготовлением мечей, а позже разделился на две ветви: самураи и кузнецы. Последние были очень искусными мастерами; их изделия пользовались большой популярностью, потому что в нашем роду из поколения в поколение передавалась стихия Огня. Я, кстати, тоже ей владею, хоть и не могу создавать клинки. От удивления брови мальчика взметнулись вверх, скрываясь за густыми прядями, что снова лезли в лицо. Он не ожидал, что услышит историю клана Киёмори. Тем более до этого Кано и представить не мог, что Фудо на самом деле клановый, так как раньше никогда не слышал о его семье. Словно поняв о чём тот думает, мужчина как-то грустно хмыкнул и ответил на немой вопрос: — Я последний представитель клана Киёмори, все остальные погибли во время первых двух войн, — Кано нахмурился, почувствовав укол совести, и уже хотел было что-то сказать, как мужчина опередил его, — Не стоит волноваться, это произошло очень давно. Завтра я расскажу тебе всё поподробнее и отвечу на вопросы. Вновь молчаливо кивнув, мальчик проследил за тем, как Фудо снова берёт ручку и продолжает проверять тест. Решив его больше не отвлекать, последний раз окинул взглядом мёртвую рыбу на столе, после чего направился к себе в комнату. Только когда он присел на энгаву, в голове мелькнул вопрос, сколько же на самом деле лет Фудо, если все его родственники погибли ещё в Первую и Вторую Мировые Войны. Выглядел он достаточно молодо, возможно, что чуть старше его отца, но не более. Подумав, что спросит об этом завтра, Кано погрузился в чтение книги по Гендзюцу — уже Второй том. Ему следует прикладывать как можно больше усилий в этой области, раз Ирьёниндзюцу не подходит. *** Когда наступило лето, Фудо решил перенести тренировки на пару часов позже, дабы не находиться на улице во время жары. Солнце ярко светило и горячий воздух нещадно опалял щёки ребёнка, тем самым вызывая у того неприятные ощущения; иногда Кано невольно сравнивал этот жар с пламенем, что полностью поглотил его дом и унёс жизнь старшего брата. Вспоминать его он стал реже, в чём довольно часто упрекал себя. Кано чувствовал, как постепенно становится омерзителен самому себе, ведь он таким образом предавал память о брате. Рядом с ним всегда находился Киёмори, что тепло ему улыбался, и мальчик в подобные моменты невольно сравнивал улыбку мужчины с улыбкой своего брата, но позже начал замечать различия. Брат боялся отца, хотя Кано ни разу не видел, чтобы тот когда-либо его наказывал; мать тем более всегда была на его стороне. Несмотря на то, что её улыбка временами подрагивала, она оставалась всё такой же любящей, хоть и одновременно грустной. Кано казалось, что брат, когда смотрел на него, видел в нём отца, так как ребёнок являлся его точной копией. Этим также можно было объяснить те моменты, когда брат напряжённо вздрагивал из-за его касаний. От понимания, что тот, возможно, побаивается мальчика, ненависть к своей внешности только сильнее возрастала, и он с остервенением пытался походить на отца как можно меньше хотя бы характером. Это давалось ему с трудом, отчего он в конце концов понял, что быть открытым, как Фудо, у него вряд ли когда-то получится. Киёмори в свою очередь, наоборот, улыбался уверенно, ярко, но при этом ещё и спокойно. Смотря на него, Кано успокаивался и чувствовал, как его медленно и бережно обволакивает нечто очень тёплое и надёжное. Фудо относился к один из тех людей, которым хотелось доверять и быть под их защитой. Улыбка у того всегда была приятной и она не подрагивала, когда была обращена к Кано; мужчина совершенно его не боялся и не видел в нём какого-то монстра. Перед Киёмори стоял всего лишь маленький ребёнок, которого нужно было оберегать от жестокого внешнего мира. Но он опоздал, всё самое ужасное уже произошло. У него теперь отсутствовала семья, хоть она и была в лице лишь одного брата. Они вновь сидели на кухне напротив друг друга, но уже не за столом. Перед Кано стояла тёмная деревянная подставка для катан. Сам мальчик заворожённо рассматривал два меча, что ещё в первую встречу привлекли его внимание. Первая катана, что находилась на верхней подставке, была чёрной. Её ножны казались бархатными, а золотые вставки на рукояти были сделаны будто из шёлка. Она была поистине утонченной и элегантной и совсем не создавала впечатление как оружие, способное в любой момент хладнокровно вскрыть горло или же снести саму голову, если приложить больше усилий. Вторая катана, которая была больше и длиннее прежней, отличалась также тем, что казалась дикой и живой; жаркое марево, исходящее от красных ножен и рукояти, словно раскаляло воздух вокруг. Она выглядела ощутимо опаснее, чем первая. Кано поднял свой взгляд от оружия на Киёмори, что в каком-то напряжении пристально наблюдал за ним; в глазах того на секунду что-то промелькнуло, после чего мужчина резко вскочил. — Я забыл один фолиант! — тот быстро прошёл к проему. — Я быстро. Немного удивлённо проводив мужчину взглядом, он после услышал, как где-то рядом открывается фусума, а Фудо начинает копошиться в комнате. Мальчик посмотрел сначала на то место, где минуту назад скрылся его учитель, а после на катаны, что находились в подставке прямо перед ним. О чём-то сосредоточено подумав, решительно протянул руку к красной; ему вдруг захотелось узнать, настолько ли она горячая, как кажется. Тихонько охнул от неожиданной тяжести, но всё же смог взять её в руки; на ощупь она оказалась прохладной, впрочем, как и любое другое оружие. В голове возник вопрос, как мужчина смог спокойно таскать сразу две катаны. Мальчик, замявшись, большим пальцем левой руки, что держался за ножны, упёр в цубу, решаясь вытащить её или нет. — Стой! — громкий оклик заставил его дёрнуться и слегка оголить катану из ножен. Острая пронзительная боль тотчас опалила пальцы, отчего перед глазами вмиг поплыли разноцветные пятна, а рот приоткрылся в немом крике. Было больно, настолько больно, что тело оцепенело, а руки не слушались. Кано ничего не понимал — из-за чего становилось страшнее — когда вдруг увидел перед собой обеспокоенное, почти испуганное лицо Киёмори, и то, как он резким движением возвращает катану обратно в ножны. Боль, что можно было сравнить с кипящей водой, горячим пламенем или раскалённым докрасна железом начала постепенно отступать, оставляя после себя лишь противно пульсирующие отголоски. Кано почувствовал чужие руки, что аккуратно, но одновременно крепко придержали его за плечи, а перед глазами на короткий миг мелькнули собственные ладони. Не успев толком испугаться, мальчика захватила блаженная тьма, в которой не было агонии. Очнувшись от прохладной ткани на своём лбу, мальчик моргнул, не до конца понимая, что происходит. Протянутая над ним ладонь напряжённо застыла, а после осторожно опустилась на щёку ребёнка. — Кано, — взволнованный тихий голос раздался где-то сбоку, и ребёнок скосил туда глаза. Мужчина, что сидел перед ним на коленях, обеспокоенно смотрел на него; рядом с ним стояла миска с неизвестной жидкостью, и пиала, из которой они обычно пили чай. Везде валялись бинты, какие-то тряпки и несколько баночек с мазью. Волосы Фудо были туго стянуты на затылке, а лёгкая испарина блестела в тусклом свете старого светильника. Кано постепенно понял, что лежит у себя комнате. В голове сразу мелькнули последние события и, словно в подтверждение, его руки мгновенно запульсировали и начали неприятно зудеть. Мальчик недовольно поморщился, когда осознал, что с трудом может двигать ими; боль доходила почти до самого локтя, а пальцы и вовсе не шевелились. На секунду испугавшись, что останется таким навсегда, он резко перевёл взгляд на мужчину, подсознательно ища у него поддержку. Тот всё так же продолжал встревоженно смотреть на ребёнка, но сейчас Кано заметил, что жёлтый цвет, что поблёскивал в слабом свете лампы, настолько ярко выделялся, что его глаза казались дикими, кошачьими. Пару раз вздохнув, он медленно приоткрыл губы, чувствуя, как те трескаются, а во рту появляется металлический привкус. — Что произошло? Кано хотел узнать всё. Что это была за катана, и что случилось с его руками? Сколько прошло времени, и всё ли будет с ним в порядке? Но мальчик не смел, потому что мужчина перед ним впервые на его памяти был напуган. Ребёнку стало невыносимо стыдно из-за того, что заставил того волноваться; ему не стоило брать чужие вещи без спроса. — Та катана… она принадлежит только одному хозяину, — начал мужчина, а голос его был непривычно хриплым и тусклым. — Если кто-то другой возьмёт её в руки и попытается вытащить из ножен, то с ним будет… то же самое, что и с тобой, — он на мгновение осёкся и тяжело сглотнул. — Если бы я вовремя не подоспел, ты бы… — Понятно, — прервал Кано мужчину, которому явно не хотелось договаривать последние слова. — Что с моими руками? Они были… — мальчик замолчал, не зная как продолжить. — Мне жаль, — как-то надрывно, блеклым голосом, произнёс мужчина, Кано посмотрел на него. — Если бы я предупредил тебя, то ничего бы не произошло. Я сожалею, — Фудо вдруг низко опустил голову, а мальчик почувствовал, как вспыхнули его уши. Хотелось отвести взгляд, чтобы не видеть, как мужчина перед ним склоняет голову. — Не стоит извиняться. Всё в порядке, — мальчик не знал никаких приободряющих слов, и поэтому произнёс то же, что и мужчина когда-то. Хотелось взять его за руку и крепко сжать, показывая, что с ним ничего серьёзного не стряслось, но руки были перебинтованы и до сих пор не слушались. С ним определённо было не всё порядке. — Ты ведь мог умереть. Из-за меня, — голос его звучал всё так же виновато. Киёмори искренне сожалел о том, что случилось, и совершенно не слушал мальчика. — Киёмори-сан, я вас не виню, — твёрдо сказал Кано, и мужчина, наконец, медленно поднял голову; его глаза ещё больше заблестели. — Мне не стоило брать чужие вещи без спроса. В том, что произошло, только моя вина, — на его слова тот лишь как-то странно взглянул, а потом, поддавшись вперёд, схватил за плечи и прижал к себе. Мальчик застыл от неожиданности. От вспыхнувшей боли в руках, что повисли по бокам и всё ещё не слушались его, он не мог обнять мужчину в ответ. Закусив губу, ребёнок сильнее вжал голову в грудь Фудо и, борясь с пылающей пеленой перед глазами, вдруг осознал, что ему этого не хватало. Не хватало чувства, что рядом с ним есть человек, который всегда поддержит, защитит его… человек, которому можно было доверять. — Через пару дней твои руки должны более или менее восстановиться, — немного приглушённый голос раздался над головой. Прислушавшись, мальчик понял, что Фудо почти в порядке. — Уже завтра ты сможешь ими двигать, а примерно через неделю боль исчезнет. Но…— неуверенно начал мужчина, а руки на плечах сжались сильнее. — Твои руки… они немного… изменились. Я не знаю, пройдёт ли это. Видимо, Кано не показалось, что перед тем, как он потерял сознание, его ладони покраснели и стали алыми, как ножны катаны, к которой он прикоснулся. Крепко сжав челюсти, он в сотый раз упрекнул себя за глупость и детское любопытство. Его руки не выглядели так, словно с ними что-то произошло, не считая тёмно-алого цвета, почти чёрного, на кончиках пальцев. Впрочем, он не мог полностью это утверждать, успев рассмотреть их всего лишь пару секунд. Мужчина отстранился, отчего в комнате сразу стало как-то прохладно. Киёмори заботливо заправил непослушные пряди волос Кано, что опять лезли на лицо, за уши, после чего улыбнулся. Улыбка была искренней, но при этом чуть тяжёлой, грустной и сожалеющей. — Я дам тебе травяной настой. Стоит поспать и завтра станет лучше, — он взял пиалу, и осторожно преподнёс её ко рту Кано. — Руки я обработал мазью, так завтра точно станет легче, — жидкость была пахучей и немного горчила, но он послушно всё выпил. Уложив мальчика обратно на футон, Фудо присел рядом с ним. Кано чувствовал, как быстро тяжелеют его веки, а мысли путаются. Он упрямо продолжал смотреть на мужчину, медленно моргая, а когда горячая рука опустилась на его лоб, опять убирая волосы в сторону, глаза сомкнулись, а до ушей донёсся тихий голос учителя. — Доброй ночи, Кано. — мальчик ничего не успел ответить, окончательно заснув. *** На его плечах находилась немного грубоватая ткань, что была обёрнута вокруг его шеи. Стул под ним был немного жёстким, но сидя на нём, он мог увидеть себя в зеркале, впрочем, туда он старался как можно меньше смотреть. Позади него стоял мужчина, который аккуратно срезал пряди, что кольцами падали вокруг его ног. Кано смотрел на них, низко опустив голову, и иногда его взгляд натыкался на свои руки, что всё ещё оставались тёмно-красного, как венозная кровь, цвета. Даже ногтевые пластины были такими же. Хотя это никак не влияло на подвижность конечностей, и руки слушались его, как и прежде. Ничего не выдавало того случая, кроме цвета. — Когда мы вновь приступим к изучению кендзюцу? — поинтересовался Кано, посмотрев через зеркало на мужчину. Тот в свою очередь застыл, заторможено опустив руки, и тоже через зеркало удивлённо окинул взглядом мальчика. — Ты не передумал? — осторожно спросил мужчина. Теперь уже Кано удивлённо приподнял брови. — Нет. С чего бы? — старательно избегая своего отражения, спросил мальчик, всё так же внимательно глядя на него. — Я подумал, что из-за того случая, ты не захочешь… — Фудо приподнял руки, но не продолжил стричь. — Я хочу, — чуть пожал плечами, из-за чего ткань слегка зашуршала. — Может со следующей недели? — этого должно было хватить, чтобы полностью прийти в себя. Киёмори посмотрел на него с улыбкой и кивнул. — Со следующей недели, — согласился он. — А теперь не шевелись. Кано послушно застыл, ощущая, как вместо жгучей боли в груди разливается приятное чувство, чьё тепло обволакивало всё тело. Это было приятно, словно у Кано появился новый дом.