OST: — Сурганова и оркестр — А дочь моя — Владимир Кузьмин — Ведьма
______________________________________
— Арька-хозяйка приехала?!.. — Да, хозяйка! — Спать хочет, мультик? — Хочу, папка! — Конечно, всю дорогу носом клюём. — Не клюём! — Правда, забыл, что маму охраняем…
Москва окутана глубокой темнотой. На часах ровно полночь. Спокойно и можно выдохнуть, отпуская дневную суету до утра. В квартире на Кудринской ни единого шороха, ни малейшего звука. Эта атмосфера для неё куда приятнее, чем та одинокая, царившая почти два месяца. Семья Холмогоровых снова вместе. Баланс восстановлен. Родные стены заставили единственную дочь Космоса склонить голову на подушку: Ариадна, едва оказавшись в детской, недовольно заканючила, а через пять минут и вовсе стала ловить цветные сны. Короткий перелёт между столицами не придавал Арюше бодрости, а значит, что завётные игрушки маленькой принцессы отложены на завтра. Однако к родителям Ари не приходила даже дремота, которая могла быть столь ожидаемой и ценимой. Космос, сидя на полу перед кроваткой, держал дочурку за руку, наблюдая за её умиротворённой мордашкой, а Лиза, расположившись сбоку, прислонила голову к плечу мужа. Она прекрасно знает, что бессмысленно отвлекать Коса от созерцания самого лучшего достижения его жизни (и её, к слову, тоже), тем более папа и дочка действительно друг по другу скучали. Ариадна совершенно трогательно привязана к отцу. Лиза радовалась тому, понимая, что дочь уже фактом появления на свет заставила Космоса думать о том, что действительно имеет значение. Ему не нужно доказывать Арьке, что он велик, состоятелен и важен. Аря любит папу за то, что он есть. И счастье Лизы заключалось именно в муже и дочери, в доверительных мелочах, которые наполняли домашнюю вселенную. В конце концов, кто ещё, как не Космос, мог придумать для доченьки славное прозвище… Мультик! Потому что непосредственность Ари многое отодвигала на второй план, окрашивая суровые будни в яркие краски. Совсем как добрый мультфильм, хорошая сказка. — Кос, — произносит Холмогорова еле слышно, тронув мужа за предплечье, — солнце, ты чего, совсем залип? — Я думал, что ты спишь, — Космос не поворачивает головы, продолжая разглядывать миловидное личико дочери, — с дочуни пример берёшь. Вот у кого надо всему учиться! — На полу, чтобы зад себе отморозить? Романтично, Космос Юрьевич! — помпезный сталинский ампир нередко баловал сквозняками. — Не жалеешь ты меня, а я из Питера промозглого вернулась. — Алмазная, ты рядом же с печкой живой, — перекинув взгляд на Лизу, Холмогоров обхватывает женские плечи рукой, заставляя приблизится к себе теснее, — согрею. — Давай тише говорить, Кос? — Арька отвернулась лицом к стене, всем видом демонстрируя родителям предрасположенность к здоровому сну. — Если проснётся? Свет выключили, а она боится темноты, пугается. — Орудуй хоть из пушек… — нечасто просыпаясь ночами, Аря невольно подсказывала отцу, что нежданных подарков ждать не стоит. — Умотала ты попрыгунью! — Холмогоров, опять двадцать пять? — у Лизы совсем нет желания искать правых и виноватых. — У тебя горло не саднит громким шепотом базарить? — лучше уж молчать в тряпочку, чтобы при случае не нарваться на острые камни. — А что ты предлагаешь, Кос? — Лиза готова разбирать по кусочкам каждое недовольство мужа, доказывая, что между ними ничего не изменилось, а ему следует успокоиться, но уверенности собственные мысли не приносили. — Сидеть и любоваться дитём, — разрезая напряжение обстановки, Кос припоминает Лизе ранее утро минувшего первого января, — прям как пьяная ты на Новый год. Только я без слёз и завываний, а то от испуга раньше сединой покроемся. Седых детей видела? — Космос, прекрати! — но Лизу отнюдь не веселит собственное поведение в первый день наступившего года, который она и помнила-то урывками. — Твой Космос, — мужчина поднимается на ноги, перетягивая на себя жену, — обними меня, что ли? — Зараза, — решая оставить Арьку одну в комнате, Елизавета ведёт Космоса в общую спальню, — ты речь обдумываешь, да? — Тошно без тебя, жесть! — Кос не забыл, что хотел напомнить Лизе о том, что не нужно было так надолго уезжать, что это был последний раз, когда он почти без бунта согласился разъехаться по разным углам. Они оказались слабее обстоятельств, а друг без друга жизнь ломалась, как засохший коркой бинт. Попробуй… Оторви от раны без следов. — Я с тобой! — Обними меня, красивая… — Не опущу же? — Не надо. И как не обнять?.. — Сломаешь, мой космический… — надрывно вырывается у Холмогоровой в миг, когда её стопы еле касаются паркета, а ребра намертво стиснуты захватом. — Где потом ещё такую найдешь? — Мне подделок не надо, хер бы там, — Космос всё-таки дает голубоглазой немного свободы, поставив её на ноги и намеренно убрав вездесущие руки за спину, — тебя, неугомонная, ловить в полёте интереснее. — Решил закадрить меня на ночь глядя? — Я этим по жизни занимаюсь. — Я же несносная ведьма ленинградская? — Тоже верно. — Лучше бы кадрил, а то я подумаю, что ты теряешь хватку. — Хочешь убедиться в том, что ждал? — Хочу, — игра с огнём не оставляет шанса ответить по-другому, — иди ко мне… Лиза не дает Космосу и минуты на раздумья, когда тесно замыкает ладони за его спиной, утыкаясь горячим лбом в вырез на тёмно-синей рубашке. Она без слов доносит до упрямого космического сознания, что ей без него в тысячу раз хуже и тревожнее, но тучи рассеялись, и им никто не помешает быть вместе. Холмогоровой нет дела до того, что пытались донести до неё друзья, упрашивая вернуться скорее. Лизе бы не мешало поговорить с мужем, заставляя его успокоиться, войти в прежнюю колею, но горячие руки, прижавшие её к себе так сильно, не дают помыслить о стороннем. Не отрезвляет даже прохлада простыней, коснувшихся нагих тел, сплетённых в одном объятии. Но вскорости Лизе надоедает собственная покорность, и, уложив Космоса на спину, она довольно смотрит на него пьяными глазами. Он нисколько не сопротивляется, лишь призывно подмигивает, а голубоглазая устраивается на нём сверху, предвкушая радостные минуты. Лиза гладит пальчиками шею мужа, плавно переходя к торсу и животу, а следом ещё ниже и очень ласково. Кос протяжно стонет, крепче сминая женские бока широкими ладонями, и Лизе не нужно объяснять дважды о том, что он заждался. Ужасно. — Плохо, солнце? — вальяжным тоном интересуется Елизавета, ощущая себя хозяйкой положения. Она позволяет Космосу блуждать горячими руками по своей нежной груди, оставляя алые отметины, но по-прежнему не отдаётся, дразня возбуждённый член короткими соприкосновениями с мягкой плотью. У самой скоро искры из глаз полетят, потому что каждая разлука — маленькая смерть, но играется. Привыкла править. — Теперь... Хорошо... Мужской ответ вышел рваный, казалось, что они оба плавятся друг у друга в руках, и Лиза больше не решается мучить Коса. С первым движением она неспеша насаживается, растягивая сладость долгожданного единения, склоняет голову к пухлым губам, чтобы осыпать поцелуями волевое лицо, а после двигается чаще и чаще, отбросив трепет в пользу жадной страсти. Космосу нравится игра его алмазной ведьмы, и он полностью подчиняется любому ходу, любой вольности и капризу. Лизе можно. И Косу тоже хочется быть для неё целым миром. Наверное, в моменте это правильно. Целовать, бросаться в омут, пылать. Любить без памяти… Память вернётся тогда, когда дыхание станет ровным. Хоть и не уймёт бешеного биения сердец, которое подскажет утомленной Лизе, что следует ненадолго вернуться на землю, каким бы уютным не было их небо. — Кос, подумай о том, что я сейчас тебе скажу, хорошо? — воздух в комнате заряжен на откровенность, но Лиза не может позволить Космосу провалиться в крепкое сновидение. Тем более он уместил темную голову на её обнаженных коленях, исследуя идеально покрашенный белый потолок синими глазами. Пытаясь тенью проникнуть в то, о чём он думает, Лиза решается первой начать разговор о том, что сбивает Космоса с толку, и почему он не может перестать изводить себя напрасными стремлениями. — Я месяц на Луну завывал, мать её, — поймав изящные пальчики, скользящие по его груди, Космос со всей силы притягивает их к пылающему лицу, но резко отходит от своей ночной расслабленности, осознавая, что какая-то лишняя кривая его пути испарилась. Может, ещё какая-то отрылась? Неважно! — Теперь я другого хочу, ты догадываешься без подсказок! Тебя рядом и точка, ясно? Выяснили? — Космос, у нас не было живой возможности поговорить целый месяц, — заметив смену настроения Коса, Лиза не даёт одержать победу своему неспокойному темпераменту, чтобы грубо ответить на его высказывания. Вместо гнева в сердце пробуждается вероломный океан нежности и теплоты, что подтверждается, когда Елизавета наклоняется к мужу, чтобы окончательно его к себе приручить. Водить кончиком холодного носа по гладким щекам, но отогревать. Чувствовать. Обоюдно сходить с ума, потому что это истинный выход, подсказывающий, что они друг без друга не могут. А ночью все кошки серые, а более слабые неожиданно становятся властью. Тем более Лиза всегда умела вкрадчиво перекуковать дневных крикунов. — Прости, маленькая, я сам дурак, — Космос пытается бороться с нервозностью, сделавшейся его постоянной спутницей последние дни, о главной особенности которых Лизе не хотелось говорить. Знал же её однозначную реакцию… Вернее, помнил.— Кос, пойми, — Лиза осознает, что можно было избавиться от дурной шкатулки с наркотиком иным способом, и глупо полагаться, что её муж, занимаясь тем, что стало его повседневной жизнью, не разбирался, что есть белое, а что чёрное, — это не игры. И если когда-нибудь мы столкнемся с этим, то нам будет очень нелегко. Очень. — Просто красивую штукенцию хапнул, — располагаясь на кухне, где Лиза отмывала свои ладони, Космос спешил притянуть к себе жену, усаживая её на колени, не давая возможности уйти в пространные мысли, — не подумал, не пугливый. Я вообще всё красивое люблю, чтобы блестело и слепило! А особенно тебя…
— Кос, я лучше других знаю, что тебе… Не по нраву то, что происходит с делом, от которого ты очень много ждал. И, не дождавшись от него разумного итога, сразу бросаешься в полымя! Лиза роняет слова неторопливо, потому что они с трудом подбираются, сковывая горло злокозненной простудой. Она не боится того, что в результате может остаться виновата в том, что лезет в материи, участницей которых никогда не станет. Но однажды Лиза полностью доверилась Космосу, и поэтому не может промолчать. — Да, красивая, кто-то наплел тебе, что я сволочь первостатейная! — Космос, я никогда не принимаю на веру то, что говорят о тебе. — Спасибо на этом! — Мне не воспитывать тебя надо, не разбираться в том, что ты здесь делал без меня, а понять, что с тобой происходит, — к тому же, он не слишком многое от неё скрывал. А если и пытался скрыть, то вскоре тайное становилось явным. Пусть чего-то Лиза пока не видит, полностью ослепленная своей искренностью, страстью и безумным желанием быть рядом с любимым человеком. — Просил не присылать ко мне спасателей и попов, — нелицеприятный разбор полётов с друзьями, случившийся в прошлый понедельник, не оставлял Космоса и в ночь на четверг, — а ещё не указывать мне на место. — Кос, у меня нет причин не доверять тебе, — Лиза полностью закрывает тему питерских терзаний, которые закончились, когда Космос встретил их с Арькой в Домодедово, но открывает для мужа иную плоскость размышлений. — Корень нужно рубить, пока он окончательно нас не задушил. Может, ты посчитаешь, что этот поступок создаст тебе не лучшую службу, но… Возможных способов решения назревших проблем может быть много, но только лишь один из них является верным. Космос скажет Лизе, что клялся не бросать друзей, помня о том, с каких малых высот и опасных виражей они начинали, но что если клятвы ставят на колени? Заставляют терять себя, терять своё земное место… Не найдя золотую жилу, гибнуть от осознания собственной никчемности, коротко и искусственно забываться, чтобы на трезвый рассудок продолжать себя проклинать. — Говори, раз решилась, милая, — Холмогоров внимает жене не только из-за того, что долго был лишен возможности наслаждаться ею и тонуть в обоюдном обожании, о которых не расскажешь постороннему — исключительно ей. Видя, что Лиза судорожно подбирает осторожные слова, Кос прекращает своё покорное положение, но лишь для того, чтобы она лежала у него на руках. — Стреляй, пали! У тебя получается. — Не обнадеживай себя тем, что авторитет и деньги сделают тебе жизнь. Сделают жизнь нам троим, Космос! Тебе, мне, Арьке… — вопросы, решающиеся в офисе на Цветном бульваре, были для Лизы туманными, а потому и страшными. Сколько ещё лет понадобится Космосу, чтобы понять — риск того не стоит? Ни гроша, как бы не хотелось видеть обратное. — Развяжись с этим бизнесом! Ты не крупная рыба, от воли которой зависит судьба предприятия, а мелкие дорожки, которые достаются тебе после смерти Фархада — это совсем не твоя сфера… Иначе, Кос, всё станет только хуже. — Думаешь? — глупо было верить в то, что Лиза не начнёт рыться в его проблемах, принимая их за свои собственные. Нет у них ничего, что нельзя не признать общим. Друг за другом тянутся. Он вообще её большая проблема… — Души змею пока она не успела поднять головы! — А вдруг, гадюка подколодная, уже подняла? — интонации Космоса больше смешат, чем настраивают на основательную беседу. — Тебе смешно, Холмогоров? — видимо, Кос не рассчитывал на то, что придётся отбросить приятный полумрак ради того, чтобы разбираться в дебрях его существования. — Ни хрена, я наоборот очень внимательно тебя слушаю, не надоедает. — Играешься, значит? — Нет, смотрю на тебя, насмотреться не могу, — отводя с щеки Лизы непослушные пряди, Космос пристально всматривается в её пронзительные алмазы, в которых невольно терялся, — любуюсь! — Кот поймал мышку? — Разве не мышка кота? Не сказать, что Космос не видел правды в речах жены. Может, ей виднее, зорче взгляд? Любимая же жена, мать его ребенка. Лиза была другой стороной его жизни. Он не мог назвать причин, почему настолько сильно полюбил именно её, а многолетняя привязанность, помноженная на создание настоящей семьи, не знала оценочных понятий. Поэтому слушал. Внутренне не со всем соглашался, умилялся её неподдельной чистосердечности и тому, что она и в самом деле никогда не променяет его на чужого. Хоть и представлялись удобные случаи сорвать джекпот с идеальной биографией. Но любовь обнаруживает, что Лизе Холмогоровой милее чёрные вороны. Посадит на плечо, потреплет по хохолку и бесстрашно покормит с ручки. А ворон и рад… — Если сам понимаешь, — взгляд Лизы безбрежен. Космос, наблюдая за её трогательной беззащитностью, может только зарыться лицом золотистые локоны, не размышляя о том, что произносится. — Да, Кос, ты всё понимаешь… Почему тогда ничего не меняешь? Козлом отпущения быть хочешь? Кос, скажи? — Алмазная, не скажу же!.. Космос пытается свести серьёзность в шутовство или же зацеловать жену, чтобы она больше ни на что не могла возразить, но её сосредоточенность никуда не делась. Строгий взор Лизы напоминает Холмогорову о том, что в чём-то он до сих пор не может ей признаться, пусть и чувствует, что это вряд ли изменит их отношения и погоду в доме. Но выполнить просьбу жены, быстро сматывая удочки, тем самым доказав свою несостоятельность, Кос не может. Его не поймут, а главное — он не примет себя сам. Ведь однажды оружие выстрелило, поменяв приоритеты четырех салаг в два счёта. Отличаясь от друзей крайней степенью спонтанности и несдержанным во мнениях характером, Космос не выступал за принятие поспешных рисковых решений тогда, когда ситуация требовала иного подхода. — Изумрудная, рубиновая, бриллиантовая! От скромности не умру, разбаловал ужасно, — почти съязвив в ответ на любимое обращение мужа, Холмогорова понимает, что сумела заронить в нём каплю нужных сомнений. — Ладно, давай не будем бисер метать! Лиза не рассчитывает, что изменения, на которые она тайно надеялась, произойдут словно по взмаху волшебной палочки. Пускай метаморфозы другого свойства, которые ей сложно заметить сразу и безапелляционно, поджидали за ближайшим поворотом, как бы она не верила в них, не отметала и не сбрасывала со счетов. Она же так любит, а он любит только её… — Как не будем? — откинув светлые волосы в сторону, Космос нетерпеливо дотрагивается до тонкой шеи с поцелуями, не поминая лихом вчерашний день. Лиза опять пахла цветами, кружа голову, как самая пленительная зависимость. Абсолютная. — Я забыла, — покаянно произносит влюбленная жена, легко погладив поджарую спину и прислоняя мужа ещё ближе, — что ночь на первое апреля. Первое. Чёрт! — Да, я чёрт, а ты мой подарок, — март успел смениться апрелем, а они и не заметили, — который больше не прячется от меня. Ни в шкафу, ни в Ленинграде! — Кос, ну прости ты меня, правда, я же хотела, чтобы ты запомнил… — четыре года прошло, а Лиза до сих пор не могла без смеха вспомнить, как перед свадьбой Филатовых пряталась в шкафу от обиженного Космоса, чтобы он не узнал, что она вернулась раньше, чем можно было ожидать. Или не ожидать вовсе. — Я запомнил! — конспирация, задуманная тремя удалыми подругами, наверняка могла довести до инфаркта. — Будто бы тебе не понравился тот подарок, — звучало констатацией факта. — Как впервые радуюсь, — честно признается Холмогоров, отдавая должное изобретательности своей жены, — заново каждый год. — С днём рождения, Космос! — Это уже другой разговор. — Обстоятельный… В час любви Космоса и Лизу не удивил бы и снег в апреле. Впрочем, они давно примирились с тем, что взаимные чувства снесли им головы, не спросив разрешения. Не замечая грозовые тучи, любовь жила по своим законам. Выстоит ли она, сопротивляясь дуновению злого ветра?..