Март готовил на смену младшего собрата, обещая подарить горожанам долгожданные погожие деньки. Не снега же в апреле ожидать? Но Пчёла не полагается на необратимость теплой весны, потому что первый её месяц заканчивался по-скотски. Причиной уверенности Виктора служил Космос, который никому не открывал, не отвечал на звонки и вероятно всё выходные обнимался с сорокаградусной целительницей. Если именно таким образом он решил встретить свои двадцать пять…
Ебучий дремучий случай, но Пчёлу не удивишь пьяной мордой! Сам видит подобное каждое утро субботы в зеркале. По шее лопатой космический идиот заслуживал уже за то, что играл перед Лизкой комедию, убеждая её ни о чём не беспокоиться. Витя рад бы сдать мужа сестры с потрохами, но трезво оценивал, что, еле-еле избавляясь от остатков февральских событий Петербурга, Лиза завоет белугой, осознавая, что у Коса в голове эпоха застоя и потери ориентиров.
В самый подходящий момент…
Какая муха укусила Космоса? Сильно впечатлился тем, как в бандитском Петербурге уважаемые люди к праотцам внезапно отправляются? Так не из пугливых же! Порохом Холмогорова точно не возьмёшь, а на ту сторону реальности никто пока не собирается. Просто голова у старого морского друга в бинтах и охрана по периметру госпиталя размножилась. Или Космос серьёзно расстроен из-за того, что отец-академик теперь на почётной пенсии? Не смерти это подобно, науку главный по астрофизике не оставит, а к трудам отца, положа руку на сердце, Кос всегда относился очень прохладно.
Может, с Лизой спорили и не доспорили, не закрыли проблему? Рассвирепели, как два смешных попугая, а уступать никто не привык, потому что характеры у обоих неугомонные и взбалмошные. То, что они продолжали ссориться и после того, как Лиза временно уехала к тётке, читалось по космическому лицу, но мирились же, голуби! И пустил Космос Лизку от себя во имя спокойствия дорогих и ближних. Вроде бы смирился и не слышно было никакого шороха от любящих супругов. Почти.
Шорох — не тот масштаб, но шум и гам, раскатистой волной раздавшиеся по офису на Цветном пятнадцатого марта, Пчёла и Белый запомнили надолго. Кос напрягал горло знатно, не жалея ни себя, ни других, а урожденная Павлова сдавать позиции не привыкла. Несложно догадаться, что Космос не выдержал расстояний, через телефонную трубку уча жену уму-разуму, а Лиза явно распевалась в ответ настолько сильно, что стекла могли полопаться от мощности звука. Видимо, опять в кошки-мышки играются. Идеальная пара!
Вот она великая сила любви…
После того, как Холмогоров вернулся из северной столицы, он будто бы хватил лишка. Весь март ходил ещё более нервным и странным, в офисе появлялся лишь по случаю крайней необходимости, постоянно был чем-то недоволен. Отмалчивался, уходил в себя и плевал на мнение друзей со шпиля Останкино, а ущемленные амбиции искусно топил в лучших ресторанах Москвы. И не только топил, если смотреть на его сероватый пасмурный видок. Подсаживался на то, на чём «Бригада» капиталы делает, и заявлял Пчёле, что ничем ему эта замануха не грозит.
Он умеет с собой совладать, а несчастные истории о сточившихся красавцах советчики могли оставить при себе.
Как Кос по кускам собирался — неизвестно, но Витя не разбирался в том, насколько далеко загуляла потерянная совесть Коса. Сестру лишний раз предупредить боялся: Лиза не поверит, закроется, а остальные виноваты окажутся. А Космос вроде бы пацан неглупый, голова на плечах имелась. Думал ею иногда.
Юрий Ростиславович, заклиная не тревожить невестку, занятую сборами домой и маленькими детьми, попросил Пчёлу, Сашу и Фила разобраться с тем, что происходит с сыном. Почему не отвечал на звонки отца, пропускал звонки жены? Помнит ли про то, что скоро она возвращается? Спросить, почему так резко потух? Никто не смог отказать академику, а родственное расположение к Лизе и хлипкая вера в Космоса поддерживали энтузиазм, с которым друзья стучались в закрытые двери квартиры Холмогоровых.
Чёрт, ведь Витя говорил сестре, что космическая муть неизбежна.
Прорвало трубу, накаркал?
— Бля, Пчёлкин! — Белову впору закурить, усевшись на подоконник между пролетами, но он верит, что Пчёла одолеет замок квартиры Космоса. — Вот какого хера ты так долго и мутно в замке лузгаешь? Если ты такой же и с бабами…
— Белый, твою дивизию, да говорю, что ключ не тот, походу, — Вите и самому надоело копаться в замудренном замке. — Перепутал, забыл нужный. Пусть сам открывает, мы тут копошимся уже минут пятнадцать, и медведь бы из спячки вышел.
— Голову ты, нахуй, свою позабыл у какой-то крали, — Саша бы с удовольствием провел время, считая рыбок в новом аквариуме своего уютного кабинета, но пришлось оторваться, раз уж Пчёла и Фил на месте не остались. — Долго нам Косов старик звонить будет, чтобы штаны карандашу инопланетному поддержали?
— Хрен сломаешь, железо, — куда более спокойно оценил ситуацию с дверью Филатов, — добротное такое. Да и не откроет он нам, раз уж третий день фестивалит один на один.
— Блять, Фил, а чё с ним делать прикажешь? — Саша и сам не представлял, чем помочь Космосу, если только не наорать, подключая в лексикон самые крепкие выражения. — Отворит калитку, а мы тут красивые и с вестями добрыми его поджидаем!
— Слушайте, братья, неспокойно что-то, — Валера, прекрасно помня, какие недовольства выражал Космос, подозревал, что дело пахло керосином. Ещё и выкинет каверзу, которая отрекошетит по всем фронтам. — Набекрень пошла какая-то дорожка у нашего Коса, нельзя его без присмотра оставлять!
— Не к нам претензия, если уж за Космосилой присмотр нужен, — сухо парировал Белов, намекая на роль Лизы в происходящем. — Она там носы сопливые всем подтирает, в больницах дежурит, а дома чё? Вон он и бесится, чего непонятного?
— У него в последние полгода по всем фронтам всё бесится и взрывается, не вижу логики, — Фил от души ударяет кулаком по железной двери, не надеясь, что жест принесёт пользу. — Чёрт знает, может его вообще тут нет? Поехал дом загородный стеречь со скуки?
— Сань, за этим буйволом радионяню, сука, не поставишь, — Пчёла не хотел распинаться перед друзьями о том, почему его сестра, взяв ребенка, уехала в Петербург, в победный десятый раз. — И давай не про Лизку, не надо!
— Фил, стучим разок для порядка, а потом ребяток подгоним, — Саша не сомневался, что Пчёла всегда будет выгораживать младшую сестру. — Искать этого Д’Артаньяна по всей округе, а то заебал, баклан!
— Пусть спасибо потом скажет, — Пчёлкин и так считал, что Космос обязан ему по гроб жизни за то, что вероломно запудрил мозги Лизы неземной любовью. — Хотя дождешься от него.
— Куда оно денется?
— На ракете и на Марс.
— На Венеру!
И когда Валера задумался о том, что надо срочно набрать кого-то из своих подручных, дверь квартиры открыл самолично её владелец. Помятый после сна, Космос с недоверием покосился на собрание, сгруппировавшееся на лестничной площадке. Этого ему ещё не хватало.
— Кос, блять! — Холмогорову повезло, что в руках у Белова не было тяжёлых тупых предметов. — Какого хрена, ебать, ты бухаешь и дрыхнешь? Ты охуел или прикидываешься?
— А чё, Сань, — сегодня Космос Юрьевич не рад гостям, — нужен внезапно стал? Ты же по моим раскладам не играешь?
— Календарь переверни, так все на свете просрать можешь, — Пчёлкин махнул рукой, отмечая про себя, что Юрию Ростиславовичу он всё-таки перезвонит, но воспитывать Космоса нет смысла. Приедет Лизка, а дальше всё по обыкновению войдёт в своё русло. Заскучал. — Ладно, народ, валим отсюда. Ряха-то в себя приходит.
— Никого не держу, — Кос не горит желанием детально разбирать свои промахи, — а я жив и здоров, убедились?
— Космос, чтоб тебя… — друзья убедились, но не меньше раздосадованы поведением сына профессора астрофизики. — Ты вообще-то стрелу с уральскими пропустил, там сам Кабан был!
— Пожаловали, значит, проблемные люди, — пусть Кос и сам чувствует, что составляет для себя же главную проблему. — Жить можно…
— Связи надо поддерживать, Кос.
— Хозяин — барин, Белый!
— Правда, пацаны, труба зовёт, — Саша понимает, что в моменте не дождётся понимания от Космоса, которому дай повод поскандалить, чтобы от гнева взорвались уже все четверо, — по коням. А с тобой, Кос, до завтра прощаемся.
— Ребят, вы идите. Мы с Косматым чутка потолкуем, а там у нас в кабинете и встретимся, — сказал Фил в спины Пчёле и Белому, — не потеряемся. Чуть запоздаю.
— Как знаешь, Тео.
— Всё путём.
Космос проходит в квартиру молча, не приглашая Валеру вовнутрь, прекрасно понимая, что друг недоволен тем, что с ним происходит. Если разговор в пользу бедных и начнётся, то Фил не должен верить, что он добьётся каких-либо ощутимых результатов.
— Разувайся, — назидательно проговаривает Космос, проявляя свою самую миролюбивую эмоцию за последние минут десять. — Лизка скоро приедет, не хочу здесь срач в конечную наводить.
— А что, Кос, наняли бы кого в целях экономии времени, — к началу беседу и правда лучше направить в другое русло. — Чего, не нравится тебе идея?
— Мы от народа оторвались.
— Когда тебя народ волновал?
— Я, Фила, не безразличен к судьбам человеческим.
Кос плохо помнил свой март, но разве что единственное осталось неизменным: месячишко по-прежнему дрянной. Причины стоит искать совсем не в погоде. Деловое и сугубо личное не сдвинулось с мертвой точки. Тьма стремительно усугублялась, будучи помноженной на недопонимание с близкими и бесцельное существование. Следовало намотать сопли на кулак, перетерпеть, пережить внутренние заморозки. Но умел ли Космос держать себя в рамках и видел ли их? Кто может его остановить, повлиять? Нет же ничего недостижимого и невозможного, а особенно для него. Пусть не находил себе должного применения, топил агрессию радикально, чтобы утром просыпаться с раскалывающейся головой, а понимания у окружающих искать больше не пытался. Ведь у каждого своя свадьба, мать твою!
Даже у его Лизы, которую ограждает от неурядиц глухим забором, а когда она о чём-то осторожно догадывается — готов придумать любую ложь, лишь бы алмазная не мучила себя неразрешимыми вопросами.
Его Лизы…
Лизы, которую Космос ждёт, как преданный пёс. Всю жизнь её ждёт, боясь, что однажды упорхнёт. И казалось, что улетала, мчалась всё куда-то. Но возвращалась на огонь, алмазная. И опять вернётся, сместив с пьедестала львиную долю вчерашних сомнений. Да? А пока Космос Юрьевич Холмогоров элементарно не знал, чем заниматься, куда себя деть. Слонялся по свету, неприкаянно метался из угла в угол, а по итогу оказывалось, что маялся дурью.
В прямом и переносном.
Особенно в прямом, будь оно неладно. Заветные свидания с кокаином случались каждую пятницу, как по расписанию, постепенно захватывая субботы, заправленные отборным алкоголем. Космос не видел в развлечении порицаемого и опасного, а приятное чувство расслабленности наконец-то снова стало желанным посетителем. Не сразу, но эффект достигался, и Холмогоров ронял мысль, что ситуация под контролем. Всё идёт правильно, он так решил.
Кос уже и не помнил, когда белоснежный пакет с запрещённым веществом оказался в кармане пиджака. Кому конкретно звонил, чтобы достали и принесли? Какой был день, месяц? Последние дни февраля или же ненавистный март? Пятница, суббота? Где это было? Дома на Баррикадной или после того, когда увидел, что стройка в Цветочном шла через одно место? В машине, в кабинете наедине с собой или в ресторане после лишней рюмки водки за старое знакомство с Пумой, который теперь ходил важным гоголем, а не в помятых спортивках, как во времена Рижского?
Из-за чего потянулся к дозе? Зачем? Расслабиться, время убить, внезапную пустоту заглушить. Чтобы ничего не парило, не болело, а переломы души, если она и существовала, срослись намертво. Ведь раньше Кос не думал, что захочется, всегда считал, что зависимость от химозного — блажь (никотиновая в счёт не бралась). Не возьмёт, а с первого раза, случившегося ещё в начале февраля, не пробрало. Детской смесью показалось, а свои демоны оказались сильнее, погнали в другие стороны. Или загнали?
Загнали в клетку.
Друзьям и отцу на глаза Космос почти не показывался, жена через провода не заподозрит того, что однозначно нагонит на неё страх. Как только Кос начинал представлять реакцию Лизы и праведный испуг, то в голове назревал логичный вопрос: есть ли у него, Холмогорова, возможность нажать кнопку «стоп»? Закрыть проблемы темной пеленой, если всем они настолько безразличны, а советы, даже самой близкой, оказывались недейственными. Должно же быть вспомогательное средство? Да и не сказать, что затягивало, а употреблял, не увлекаясь, как блаженный Фара завещал. Чтобы просветление доходило. В миг становилось плевать на то, что сковывало злым клешнями. Без лишних аргументов Кос убеждался, что всё сможет, а несогласным с его действиями надлежит закрыть рты на веки вечные.
Однако и приятный морок имеет свойство пропадать. После каждого нового употребления, Космос убеждался, что проблемы статичны, его место под солнцем нестабильно, отношения с окружающими неровные (одна дочка радовала), но никак не исключал, что кокс становился бедой главного масштаба, от которой близкие точно выпадут в осадок. Не пришило его, хоть и быстро привык к эффекту, не задумываясь, куда унесёт дальше.
И унесёт ли? Нет, он сам в состоянии с собой разобраться.
— Раскалывайся, Кос, не стесняйся, — без обиняков начал Фил, понимая, что друг направил свой курс в совершенно мутную степь. — Знаем же всё, видели тебя и в «Жар-Птице», и в «Метле», мать её за ногу. Один, ни хрена никому ничего не сказал, а Москва слухами полна. Ты вроде голова, а не соображаешь, что слава впереди тебя прёт.
— Похуй, пиздят и пиздят, раз в кайф, — не без труда открыв минеральную воду в стеклянной таре, Космос с большим удовольствием заглатывает жидкость, как не в себя. — Жить красиво не запретишь, а у нас такая тревожная профессия, блять. Фил, как живы ещё?
— Раньше тебе красоты не хватало? — Валера в очередной раз оглядывается по сторонам, замечая, что квартира Космоса и Лизы была обставлена с большим вкусом. — Живёшь в красоте, с красивыми…
— Что изменилось? Красота — моя, красивые — мои, и нечего эту тему мусолить! — Кос догадываться, о ком хочет заговорить Филатов. И обсуждать жену и дочь совсем не входит в его планы.
— Кос, мы с тобой говорили, — не сказать, что братьев удивило новое увлечение Холмогорова, о котором не решались донести Лизке, а звонили с намеками — смотреть в оба и верить своим глазам, — что нехер тебе играться, дурак! Хуже затянет, и что с тобой прикажешь делать? Понять, простить? Намекну, дружище, случай не твой! Дохера ответственности у тебя на плечах, а ты так решил проблемы глушить?
— Не переживай ты, брат, прорвёмся, — Космос не хочет видеть причин для треволнений, и чтобы Фил искренне в этом убедился, заходится приглушённым смехом. — Не надо меня искать, сам, как видишь, плавать умею.
— Не захлебнись, — запреты не подействуют, — не только себя на дно потянешь!
— Фил, да давно мы в этом дне, — сигареты, забытые в кармане халата, находятся в нужный момент, — по уши, блять! Нахуй, не видно, что ли?! — Космос разразился нервным криком, одновременно закашлявшись от дыма своих «Marlboro».
— Хули орёшь ты, Космос? — Валера, стараясь не покалечить товарища, замахнулся, ударяя его по затылку, и Кос, смутившись, сел в кресло, продолжая мять в пальцах фильтр от сигареты. — Телефон, блять, разрывается сколько раз, ответь!
— Отвечу, куда я денусь. Отвечу, Валер!
— К пяти ждём тебя за общим сбором, вопрос по созданию фонда обсудить надо.
— Юристов и экономической жилы Пчёлы уже не хватает?
— Я сказал, Кос, чтобы был на месте как штык!
— Скорее, как пуля.
— Дура…
Фил, досадливо махнув рукой, уходит восвояси, а Кос протягивается к телефону, без подсказок угадывая, что звонит любимая Лиза. Оправданий он не терпел, унижаться не хотелось, но неугомонная не упустит случая открыть занавесу его молчаливости, к которой не привыкла и которую не принимает.
Но Космос мастерски умел обманывать чьи-либо ожидания.
***
Скоро в окошко постучится апрель, но почему-то Лизе кажется, что зима никуда не уйдет. Как морозящая царила в мартовских чертогах, так и будет заправлять апрельским равновесием. Только это совсем не идиллическая зима, какую маленькая смешливая Лиза обожала в детстве. Грязь под подошвой, морось и грозное небо — вот и вся романтика холодов. Сценарий неприглядный, но говорят же, что у природы нет плохой погоды? Верно?
Или всему виной расстояния, понурое настроение и неразрешенные противоречия? Не замечать очевидное больше не получается, душу саднит от резких слов, сказанных через телефонную трубку, а не думать о Космосе практически невозможно. Вроде бы в Москву уехал, ждёт там и негодует. Постоянно жалуется, что в офисе мерзко и дома тошно. Не рядом, не под боком, хоть и в мыслях космонавт живёт постоянно. Ругается за что-то, хмурит красивые чёрные брови и удерживает за руку. И всё так неспокойно, надрывно, как и в день, когда Холмогоров оставил их с Арькой в Питере.
Лиза была бы рада прекратить вынужденную разлуку раньше времени, но ситуация стала разрешаться только несколько дней назад. Ёлка смогла уверить племянницу, что с последующими последствиями волнительных событий февраля сможет справиться сама, а Лизе пора в Москву, не иначе. Заждались её там…
— Езжайте тридцатого, а ночью дома будете, — Чернова, вернув себе прежнюю уверенность, снова проявляла решающее право вето, — и с билетами помогу.
— Я могу знать, что тебе точно не нужна моя помощь?
— Лиза, я больше не могу проявлять свою родительскую наглость! Может, это с самого начала была не самую лучшая идея, но…
— Но зачем нам здесь чужие, правда? А я не рассыпалась бы!
— У тебя, дорогая, свой дом, муж, ребенок. Нужна ты им, как по-другому?
— Как бы я спокойно сидела там, представляешь? Как бы на меня смотрели?
— Нисколько не представляю, чтобы ты усидела на месте!
— И я про тоже, — Лиза не собирается повторять перед тёткой, к чему они с Космосом оба пришли: перетерпят, раз у близких случались казусы покруче, чем свадьбы и похороны, — и, родная, давай больше не будем поднимать эту тему!..
Услышав про скорое возвращение жены и дочери домой, Кос бросил упрёки, заставляя Лизу обрадоваться тому, что через какую-то неделю они будут вместе, но убедительность его фраз казалась обманчивой. Кос, не договаривая, продолжал купаться в горниле сумбурных переживаний, обманывая маской неуязвимости. В телефонных разговорах с Лизой умело пользовался тем, что она далеко, что не имеет возможности посмотреть в глаза, чтобы вывести на чистую воду. А Холмогоров всегда пытался создать вокруг Лизы и Арьки вакуум, не пропускающий ни одной дурной мысли, искренне думая, что у него получалось. Да только Лизу это не успокаивало.
С таким же упорным рвением у Ариадны получалось отвлекать маму от самобичевания.
Вот уж…
Кусочек Космоса!
— Что ты глазки на меня навострила, лисичка? — Космос не зря говорил, что Лиза забрала с собой в Петербург самое драгоценное. — В чемодан залезла и довольна?
— Моё, нет, — коротко резюмирует Аречка, сворачиваясь в чемодане клубочком, как котёнок. — Моё, не дам!
— Как твоё, Аря? — Лиза, поголовно занятая сборами, не принимает правила игры дочери, которой в своём поведении хотелось подражать несравненному папочке. — Наше! Домой поедем? Вылезай, а то буду щекотать!
— Ну, ма-а-а-ма, — временно лишившись общества маленькой Анастасии Леонидовны, уехавшей вместе с мамой в больницу к отцу, Арька заскучала, и теперь боролась с тишиной всеми способами. — Не надо!
— Вперёд! — пытаясь подхватить Арю на руки, Лиза почти в этом преуспевает. — Моя доченька должна меня слушаться, а не беспорядки наводить. Что скажет папа на твои безобразия, дружок?
— Па́ехали! — примерно это папа и скажет, не следовало сомневаться.
— Егоза ты, Арька, вот ты кто! — у молодой матери исчерпаны аргументы против своеволия дочери.
Лизе не привыкать к тому, что обманчивое затишье в детской являлось признаком неминуемой каверзы. Особенно если дочь дошла до осознания, что скоро они поедут домой, где ей всё привычно и знакомо. Можно смело стащить пустой чемодан из комнаты мамы, потому что он сходит за воображаемый шалаш. Но оживленность Ари имела под собой хорошее начало — весна возвращала обыкновенный порядок вещей. В квартире на Московском проспекте снова воцарились долгожданные свет и уют, потому что муж Ёлки окончательно шёл на поправку. И сама Чернова перестала мучить душу слезами, больше времени проводя с собственным ребенком.
Это означало, что вскоре Лизе не придётся терзать горячую голову мыслями о том, что происходит с мужем, как найти компромиссы в ответ на его встревоженность. Кос и думать забудет про то, что кто-то обделяет его вниманием, лезет в семейные дела и всячески способствует накаливанию атмосферы. Елизавета настраивает себя на то, что никакая стихия не изменит её отношений с мужем, как бы не смущали доброжелательные звонки из Москвы, пытающиеся сбить Лизу с толку. Вроде бы и вторили Космосу, желая скорейшего возвращения домой, но и советовали чуть ли не смотреть сквозь города через лупу, как будто Холмогоров был собакой на привязи.
Что-то знали, скрывали или заботились? К чертям собачьим такую заботу!
— Лизк, я не говорю о том, что у нас тут всё в охуительной степени плохо, — Пчёла звонил исправно и сестре, и тётке, докладывая, как складывается рабочая обстановка в столице, — но ты чаще с Косом перетирай за жизнь. Он потом мягче становится, орать на людей перестает. Фиг знает, куда ты там нажимаешь всё время.
— Куда нажимаю любопытным знать не обязательно!
— Понял, вопрос все-таки интимный…
— Пчёл, во-первых, не своди всё в свою любимую плоскость, — Лиза отрицает попытки брата заронить смуту в её воспалённом сознании. — Во-вторых, посредников не надо! Мы уже почти год гребёмся с тем, что Космос в ваших схемах место себе находить перестал, а вас, молодчиков, это не заботит. Об этом подумаешь, братец?
— Блять, заступница муженька, как я мог забыть! — споры с сестрой всегда заканчивались для Пчёлы проигрышем. — Понял тебя, не дурак, тучи не нагоняю. Приедешь, поговорим тогда!
— Жизни учить будешь?
— Я не забыл, что ты только одного голубца в этом качестве принимаешь…
— Знаешь, Витюша, на то он мой муж!
— Подобрались, еханный бабай, зла не хватает!
— И не хватит никогда…
Причин не доверять Космосу у Лизы нет. В конце концов, она представляет, что Холмогоров — далеко не ангел в сахарном сиропе, который будет сидеть на одном месте, как пришитый и безмолвный. Согласившись стать его женой, Лиза отдавала себе отчёт, что этот путь вряд ли будет усеян розами. Ей придётся мириться с неровным характером мужа и его полулегальными занятиями, которые она никогда не примет абсолютно и без оговорок, предвидя возможные последствия. Опасения не покинут её, в час оцепенения заставляя содрогаться от представляемых губительных картин.
Правда, гнала прочь от себя неуместное уныние от надуманных печалей, как непрошенную ночную тень. Ведь её любили. Безгранично любила и она, а Ариадна росла на совершенно отдельной теплой планете родительского обожания. Привязанность друг к другу перебивала любые неприятные парадоксы. Поэтому Лиза, собрав волю в кулак, твердила себе то, что встречных ветров бояться не стоит.
Хоть бояться не стыдно, а отрицать существование страхов — глупо.
Незачем.
— Арь, не шали! Я папке нашему позвоню, — усаживаясь с дочерью в большое кресло, Лиза тянется к трубке, лежащей на тумбочке, а после заученной комбинацией цифр набирает знакомый номер, — и тебе дам поговорить, пожаловаться на меня. Да?
— Папе? — у Лизы моментально появилась обрадованная конкурентка в бою за разговор с Космосом.
— Папе, малыш, — Холмогорова собиралась сказать мужу, что Ёлка забронировала билеты на самолёт, — чтобы собирался нас встречать. Куда же мы без него?
— Ага… — произносит девочка на выдохе, исподлобья вглядываясь в лицо матери.
Абонент не абонент, чёрт возьми! То занято, то не слышит звонка, то телефон в отключке. Четвертая за день попытка дозвониться до Космоса оказывается безуспешной, и Лиза бы совсем потеряла надежду, кидая телефон куда-то под кровать, если бы пятая попытка не увенчалась положительным исходом.
— Кос?! — едва ли не прикрикивает Елизавета, надеясь услышать на другом конце провода раскатистый баритон мужа.
— Я спал, — слабым голосом проговаривает замученный Холмогоров, и Лизе кажется, что в моменте он хватается за голову. — Не голоси так, птаха. Трещит в ушах!
— Заболел? Телефон вовремя взять не судьба? Два дня не разговаривали, мог бы постараться!
— На всю башню тобой больной, устраивает, Лизк? Скажи, что я молодец?
— Ты с дерева грохнулся вниз башкой, Холмогоров? — разговор изначально не задался, потому что Лиза хотела прямых ответов на свои вопросы, а Космос же игрался с ней, как наглый кот. — Не до петушиного флирта!
— Бля, Лиз, всё нормально, не гунди! — из Космоса трудно выпытать нужную информацию, если он действительно не горит желанием делиться, а его голова раскалывается от любого громкого звука. — В офисе делать нехер, твою мать, там Пчёла с Белым чего-то разруливают, Фил в рыцарей играет круглые сутки, а я тупо руки умываю — вопрос опять не мой! Всем насрать с колокольни высокой, что я думаю по поводу того, куда и кому стволы гонять, а так…
— Слушай, солнце, об этом не по телефону, а обороты сбавь, очень прошу! Догадайся, кто тут под ухом, а ещё и смотрит на меня испытующе. В чемодан залезла, пассажирка, — беседуя с мужем, Лиза одновременно успокаивающе гладит Аречку по головке, видя, что девочка напряжена и надута. — Знаешь, я тоже дергаться не хочу, тебя не видя, а за месяц у меня точно седой волос появился!
— Не волнуйся, алмазная, — хотелось бы сказать, что относительно, но Кос не желает смущать жену лишний раз. Она в достаточной степени впечатлительна. — Чего ты? Ежатина без меня от рук отбилась? Ёлка ручьями заливается?
— Космос, — как будто бы Холмогоров не знал, что Рафу грозит ожидаемая выписка, о чем Лиза рассказывала ему в прошлую пятницу, — амнезию схватил? Я сказать хотела, что билеты на самолёт взяли. Здесь всё налаживается, а вот у тебя? Не белочка похмельная? Мхом покрылся? Холмогоров?
— Немножко, я же к другому привык, меня любить надо, — без стеснения признается Кос, потихоньку открывая перед женой занавесу своих демонов, — но готовлюсь ловить своих алмазных звезд прям сходу. Я могу!
— Не успокаивай меня, я месяц тебя не видела.
— Я же не Арькин ровесник, чего тебе передёргивать?
— Вот именно, сопли тебе ещё подтирать не хватало!
— Ой, мать, грозная ты…
— Ты прикалываешься?
— Так, птица ленинградская, дочери трубу дай!
— Соскучился, папка?
— Жить без вас не могу, аж глаз дёргается от скуки!
— Ответ принят.
Лиза аккуратно передает телефон Арюше, которая начинает мило и без умолку болтать, забыв про насупленность и скуку. Можно представить, что Космос вернул себе улыбку, слушая дочку, но Холмогорову одолевают сомнения и догадки о том, чем заняты помыслы её мужа. Куда он хочется двигаться, что скрывал от неё? Лиза не считала, что через расстояния могла предъявлять ему голословные обвинения, но в пору пожалеть, что обстоятельства действительно оказались сильнее. И Лиза пока ещё далеко.
Но Кос и сам поступил бы на месте Елизаветы точно также. Однако тревога из сердца никуда не ушла. И не испарилась даже тогда, когда Аречка послушно протянула аппарат, чтобы Лиза смогла услышать любимый голос.
Ещё немного и они будут вместе. Вместе!
Космос тоже держался за эту мысль. Тяжёлый конец зимы и смутное начало весны покажутся Холмогорову кошмарным сном, который просто надо рассказать до обеда, и он, окаянный, не вздумает сбываться. Впрочем, на последней ноте Кос обрывал поток абстрактных мучений. Любые его пристрастия не меняют главной привязанности к Лизе и обожаемой Арьке, и поэтому нечего пургу молоть. Не надо поминать лихом вчерашний день, каким бы разобранным Космос не встретил злосчастный понедельник.
И эту необратимую весну…
