Детройт, штат Мичиган 5 октября 2039 года, 23:16:47
Эдит услышала, как за Коннором захлопнулась дверь, и почти сразу же за окном начался дождь. Не тот тяжёлый ливень, что окатил Детройт днём ранее, но всё ещё сильный. Некогда убаюкивающий звук капель по карнизу теперь почему-то звучал тревожно и громко, глуша все прочие уличные звуки. Эдит хотелось домой, но только сейчас к ней подступало осознание, что про это можно забыть. Возможно, навсегда. Она понимала, что андроид в ближайший час не вернётся, — ей хотелось верить, что чем крупнее собака, тем больше времени ей нужно на прогулку, даже такой ленивой, как Сумо, — но всё равно закрылась в ванной на замок. В чужих домах ей всегда было неспокойно, даже наедине. Особенно наедине. Внимательный взгляд уже увидел и плесень в душе, и слой пыли на стыках плиток, а в носу засел запах застоявшихся труб и сырости. Да уж, может, Эдит не многое потеряла, если бы уехала в ближайший хостел?.. Эдит была уверена, что по ванной о доме можно было сказать намного больше, чем по всем остальным комнатам, ведь лично для неё это было место куда более интимное, чем спальня, и именно там, приходя к кому-то домой, Эдит всегда и искала тот самый божественный знак, стоит ли ей тут оставаться или нет. Понимание к ней приходило именно там, наедине с собой и чьей-то интимностью. «Да уж, только у Калеба система дала сбой…» Ванная Коннора выглядела как обычная ванная холостяка — таких Эдит повидала на своём веку немало и потому могла себя уже считать самопровозглашённым экспертом. Хотя странно, конечно, к андроиду применять слово «холостяк». Тем более — к такому, как Коннор. Тут не было ни зубной щётки, ни каких-либо маломальских удобств. Только тонкий кусочек мыла, на который даже смотреть страшно — слишком хрупким и старым он выглядел. В душе притаилась полупустая банка типичного мужского шампуня а-ля всё в одном: можно помыть и голову, и тело, и унитаз. И пах он наверняка Туалетным Утёнком больше, чем шампунем. Эдит глубоко вздохнула, и, опершись о раковину, посмотрела на себя в зеркало. Тушь крошками осыпалась под глаза, тональный крем слез с носа и подбородка, а на щеках обнажились красноватые следы прыщей. Она выглядела уставшей, а чувствовала себя ещё хуже — её вымотал этот день, её вымотали все его виражи, а также всё то, что было до него. Жизнь изменилась слишком быстро, и каждый день только круче и круче сворачивала на новые дороги. Эдит чувствовала себя случайным гостем в собственном существовании. Её взгляд остановился на виске. Незажившая рана напоминала не только о вчерашнем дне, который казался уже бесконечно далёким и наполовину выдуманным, но и о работе в целом. Завтра был ещё один выходной, а потом — снова в Департамент, снова слушать о девиантах, убийствах и рисковать собой ради… Ради чего? Ради призрачной идеи справедливости и порядка? А разве может говорить о порядке та, что в один день расследует дело о девиантах, а в другой — ночует у одного из подозреваемых в этом недуге? Это всё было неправильно. Неправильно настолько, что она не могла об этом не думать, и даже будничные переживания вроде общения с Калебом и Вики не могли отвлечь. Только сейчас, в новом месте и совсем уж странных обстоятельствах, глядя на себя в зеркало, такую измученную и неожиданно-другую, Эдит ощутила, как в голове прояснялось всё произошедшее за месяц. В отражении напротив она видела и насмешливого Гэвина, и призрачную Кэйтлин, и рассерженного отца, чуть не врезавшегося со всей скорости в стену. Она видела себя, свои сонные глаза, в которых вместо души — поручения Джеффри Фаулера и тоска по патрулированию дорог, мерзкая улыбка Калеба и его чудовищно красивая девушка, и где-то совсем далеко — избитый бомж на тёмной улице, её задравшаяся юбка, выдуманный образ Коннора в темноте и тепло рук, похожих на его, Коннора. Она устала. Эти несколько секунд одиночества в чужом доме с мыслями о следующих долгих часах наедине с андроидом тяжело ударили под дых. Впервые в жизни Эдит осознала, что вообще не понимает, как выглядит её будущее — вплоть до жилья. Квартира, при всей своей ядовитости, была тем местом, которое её всегда ждало — как маяк для кораблей. Что бы ни происходило, у неё была своя комната, какие-никакие традиции и привилегия, которой владели не все в Детройте. Квартиру не назовёшь местом силы, но без неё почва из-под ног уходила окончательно. И сейчас, глядя на себя в упор, Эдит не могла избавиться от ощущения, что оказалась во сне. И даже не в своём. Она резко включила воду. Сначала — холодную, выкрутив на максимум только её и приложив мокрые руки к вискам, уже сдавливавшим голову знакомой болью. А потом, вслушиваясь в беспокойный стук сердца, так же резко переключила кран на горячую воду и подставила ладони. Жгучая боль пронзила кожу, и Эдит зажмурилась. Ей нужно было спокойствие, ей нужно было прийти в себя. Она закусила губу, запрещая себе отдёргиваться. «Терпи. Из-за твоих безумных выходок мы теперь чёрт знает где, наедине с андроидом, почти разбитым сердцем и без семьи. Позор. Ты конченная идиотка. Я, блять, я и есть конченная идиотка. Соберись, иначе всё будет ещё хуже!» Головная боль и сердечная — всё перетекло в руки, в колючий жар воды, от которой шёл пар. Стиснув зубы, Эдит приказала себе стоять так ещё пятнадцать секунд. Запрокинула голову и зажмурилась — терпеть. Терпеть. Очистить разум. Очистить тело от стресса. Забыть все переживания, забыть, где она находится, забыть всё, что сегодня было… Осознанные девушки занимаются йогой и медитациями. А те, кто никак не могут обмануться, угрожают себе жизнью. Когда положенные пятнадцать секунд прошли, Эдит тяжело выдохнула и выдернула руки из-под горячей струи. Те тряслись и покраснели настолько сильно, что возник страх — вдруг она перестаралась и получила ожог? И как она объяснит это Коннору?.. В этом и заключался минус горячей воды. Неконтролируемая сила, с которой можно переборщить и в итоге привлечь ненужное внимание. Но Эдит уже не первый год успокаивала себя таким образом «экстренно», когда нельзя было спрятаться в знакомых стенах и дорваться до лезвий. Она знала, что к тому времени, как Коннор вернётся, всё придёт в норму — а вот мозг наконец заработает, почувствовав, какое наказание ждёт за слабость. Она вновь посмотрела на себя в зеркало. Наконец-то, знакомый взгляд злого борца. Пока Коннор был занят выгулом собаки — Эдит должна осмотреть дом и доделать начатое днём. Осторожно открывая дверь, девушка старалась не скрипеть — будто андроид на самом деле никуда не уходил, а сидел в засаде где-нибудь за диваном и наблюдал. Оглядевшись и сделав шаг навстречу спальни Хэнка, Эдит осветила её фонариком телефона. На кровати лежало откинутое одеяло, скомканная подушка и плед. Так живо и естественно, словно хозяин вот-вот вернётся и продолжит сон. У девушки неприятно кольнуло живот, когда она поняла, что хозяин на самом деле не вернётся, и теперь будет спать в ином мире. Уже вечно. Так странно. Хотя они и не были знакомы, ей всё равно жаль каждого человека, наложившего на себя руки. Обойдя груду одежды у шкафа, Эдит подошла к прикроватной тумбочке, машинально пригнувшись перед окном — мало ли, кто-то решит посмотреть в окно и увидит, что у этого абсолютно правильного андроида дома девушка, да ещё и в спальне? Фантом Джеффри Фаулера, заменивший голос совести, одобрительно хмыкнул. В тумбе был один мусор. Вот уж два сапога пара — чистюля Коннор, оставляющий после себя только пустоту, и его мёртвый напарник, после которого остался лишь ничего не говорящий хлам. Эдит раздражённо закрыла тумбу и осмотрела комнату ещё раз. Если бы вот такой доморощенный шпион решил осмотреть спальню девушки, то её личность обрисовал бы сразу. «Наверняка родители сейчас роются в вещах», — брезгливо и по-детски испуганно подумала Эдит. Они точно рылись в её вещах. Перед глазами встала ясная картина — мама, в своей привычной манере, перебирает одежду, пытаясь найти что-то шокирующее. Только если обычно она осторожничала, лишь иногда оставляя нелепые улики своего «расследования», то сейчас наверняка делала это со злым удовольствием. Секс-игрушки, презервативы и подростковые дневники — идеальное топливо для разгоревшегося гнева. Эдит ещё по дороге в кафе решила игнорировать все последующие звонки. К нынешнему часу их было больше пятидесяти. Она быстрым шагом направилась в гостиную. Шкаф за шкафчиком открывались — сначала осторожно, чтобы не издать лишнего звука, но с каждым новым провалом девушка становилась всё злее. Это будет полный провал, если она даже после проникновения в дом Коннора не вынесет никаких наблюдений. Перейдя на кухню, Эдит дёргала ящики уже более остервенело, будто вымещая на них всю злость, которую не успела выплеснуть на руки. За окном то и дело кто-то проходил, скрипя гравием, заставляя «шпионку» вздрагивать от каждого звука. Злость ненадолго рассеивалась перед стыдом, хотя, наверное, девушке было не столько стыдно перед андроидом, сколько страшно за себя. Что бы тот сделал, если бы увидел, что она воспользовалась одиночеством и стала рыться в личных вещах? Скрутил бы её, выгнал или просто растерянно застыл, соображая, какие команды задействовать?.. После услышанного сегодня в кафе яснее всего ей представлялось последнее. Растерянный, неловкий и до стыдного человечный Коннор, только слёз разочарования не хватает. Хотя разум подсказывал, что его программа бы перестроилась мгновенно, и вместо доброго напарника она бы столкнулась с настоящим киборгом. Это не стыд. Это страх. С ней всё нормально. Пока Эдит думала об этом, один из ящиков столешницы поддался неожиданно легко. Неловко покачнувшись, девушка шумно упала на пол, и вчерашние синяки тут же отозвались болью. Затылок ударился о ножку стола, и она зажмурилась от знакомой боли. Всё в мире вело её к сотрясению мозга. По вискам опять разлилась каменная тяжесть, и Эдит почувствовала, что если сейчас не встанет, то опять потеряет сознание. — Вот чёрт, — она кое-как приподнялась, потёрла ноющее бедро и медленно открыла глаза. На полу в ящике лежали револьвер, фотография и хозяйственная мелочёвка. И если бы не боль во всём теле, то Эдит бы уже подбежала разглядывать найденное. Когда она приблизилась к ружью, в тело вернулась первичная осторожность. Она аккуратно открыла барабан — ни одной пули. «Он сдох. Застрелился. Не вынес этого позора…» Так Гэвин был прав? Это тот самый револьвер, из которого застрелился Хэнк? Это явно не полицейская модель. Револьвер был личным. Классический, как из старых фильмов. Рядом — фотография ребёнка с подписью: «Папина гордость. Коулу Андерсону исполняется пять лет. С юбилеем, мой птенчик. 23 сентября 2034 года». «Папина гордость? Так Коннор врал, что у Хэнка нет родственников?..» — Эдит округлила глаза, вглядываясь в спокойную детскую улыбку. Это его сын? А что с ним стало? Может, после смерти отца отправили в приют, а дом передали андроиду?.. Нет. Это было невозможно. Или всё-таки возможно? Нижняя губа задрожала. Злость пеной поднималась, застилая глаза. Ну конечно. Это было очевидно — сладкая сказка про круглого сироту Хэнка, который завещал всё напарнику, оказалась выдумкой. Очередным полицейским враньём, который плёл Фаулер! Коннор подавил восстание. Коннор — герой и любимец публики. У Коннора были права, его надо вознаградить… Всё моментально сложилось, кусочек за кусочком. И полицейские его обвиняли не просто из-за имущества, а потому что знали про сына Хэнка! Наверняка знали, но пойти против решения «сверху» не могли. И поэтому реагировали бурно, а соседи пытались выжить андроида из дома, полученного незаслуженно. «Капитан Фаулер сказал, что их молчание и бездействие дорого стоили…» Чёрт, сколько же моментов прояснила эта маленькая фотография. Эдит брезгливо сложила всё обратно, и только фото ребёнка ей не хотелось отпускать. Он смотрел так беззлобно и доверчиво, докручивая в мясорубке разбитое сердце. Где же ты теперь, дружок? Тебе нашли новую семью, или ты обречён на одиночество вплоть до взросления? Почему закон не встал на твою сторону, есть ли у тебя мама или хотя бы тётушка?.. Эти простые мысли окончательно разогнали решимость девушки, и из глаз полились слёзы. Без надрыва и криков, без истерики — тихие, редкие, удушающие. На дне того же ящика лежала паспортная карточка Хэнка Андерсона. С карточки на Эдит пустым взглядом смотрел бородатый седовласый мужчина. Она представляла его по-другому, но как — уже не помнила. Если бы не дата рождения, не получилось бы определить его возраст. Глаза у него были выразительные, но очень печальные. Один в один — как у сына. За окном опять зашуршал гравий. Эдит торопливо положила всё на место и убежала в ванную. Ожидаемого щелчка двери не последовало. Опять показалось. Однако девушка уже не хотела ничего смотреть — ей было достаточно увиденного. Руки затряслись от поспешных выводов. Наверняка где-то лежали документы на дом, что-то интересное и важное, но после столкновения с чем-то настолько личным ей хотелось помыться. Она даже не ожидала, что короткая история детской трагедии способна настолько выбить из колеи. Может, она всё придумала? Этот мальчик переехал к маме, и у него уже давно ничего не болит, и про отца он и не помнит… Но ведь Коннор говорил, что никто не претендовал на наследство, а разве такое возможно при живой жене, даже бывшей, и ребёнке? Кто-то врал. Но зачем Коннору личный дом, если он тут ничего не делает, а только присматривает за собакой? Или этот мальчик тоже умер? И насколько давно? Неужели раньше Хэнка? Может, именно это и стало причиной суицида, а не позор, о котором говорил Гэвин?.. Об этом наверняка знал Фаулер, но у Эдит пока не было идей, как спросить у него это. За выходной решение найдётся, вот только голова уже пухла от боли и новой информации. Как бы то ни было, и без того подпитывавшийся любым недопониманием страх перед Коннором только вырос. Эдит, вспоминая его тёплую руку и поддержку, теперь хотела себя ударить из-за такой наивной доверчивости. Боже, может, ей реально уже пора найти парня, чтобы не прощать роботу все белые пятна за комплименты и добрые взгляды?! Жалкая, жалкая глупость. Она вновь подошла к зеркалу. Уставшая, разочарованная девушка, которой, по-хорошему, стоило просто лечь спать, но она уже зареклась не спать при Конноре. Она и при парнях-то старалась не терять бдительности, а тут… Тушь из-за слёз стекла под глаза. Вид был такой, будто Эдит уже неделю не умывалась. Взгляд упал на тонкий кусок мыла, и, недолго думая, девушка раскрошила его в руках и растёрла по лицу. Да, наверняка, все дерматологи мира сейчас бы её закидали камнями, но она уже не могла на себя смотреть. Привычных одноразовых полотенец и уж тем более кремов тут тоже не оказалось. «Интересно, на что я надеялась…», — мрачно подумала девушка, вытерев лицо юбкой. После мыла оно аж скрипело, и Эдит от безысходности достала крем для рук и нанесла на лицо, чтобы хоть как-то смягчить его и привести себя в чувства. Но душу всё ещё тяготило увиденное — сегодня, вчера и вообще за месяц. Работа полицейского не для слабонервных, и в какой момент Эдит вообще решила, что она — не из таких? Умывание немного развеяло мысли. Её лицо под светом желтоватой лампы выглядело болезненно и по-детски. Она недовольно поджала губы. Оставалось лишь надеяться, что Коннор не увидит очевидную инфантильность и не воспользуется положением. Несмотря на запрет самой себе думать о нападении той ночью в переулке, особенно сейчас, иногда это… Это просто происходило. Выскакивало, как чёртик из коробочки, и пугало. Пугало до самых глубин сердца, забирая возможность дышать. Эдит вышла из ванной, трогая жирное от крема лицо, когда входная дверь наконец открылась, и вошёл Коннор. За ним семенил Сумо. Перейдя порог дома, пёс отряхнулся от дождя, забрызгав всё вокруг. И это заставило девушку замереть возле дивана. Внутри тугим узлом завязались самые разные чувства. Коннор, будто не замечая гостью, снял шапку и лёгким движением провёл пальцами по волосам, и почему-то Эдит заворожило, как естественно он это сделал. Она никогда не видела, чтобы он совершал такие простые, лёгкие жесты, с отвлечённой задумчивостью на лице. — Привет. Вопреки желанию звучать естественно, голос оказался тихим и подозрительным. Коннор не мог этого не заметить. — Привет. Я купил всё, что Вы просили, Эдит — он привычно улыбнулся и положил на диван, их нейтральную зону, зубную щётку, пасту и бутылку воды. По коже пробежал холод от того, как теперь по-другому звучало их общение. Ещё и в контексте того, что они были вдвоём. Вечером. У него дома. Оно звучало буднично и равноправно. Никакой «Мисс Уайтхэд», обеспечивающей внутреннюю иерархию, не было — теперь она просто Эдит, точно так же, как и он — просто Коннор. И было бы глупо сказать: «Нет, это ужасно, верни свою безликую вежливость, мне до тошноты неуютно». Зато правдиво. — Спасибо, — сухо произнесла девушка и убрала покупки вместе со своей картой в сумку. — Что-то изменилось… Вы умылись? Эдит кивнула, избегая зрительного контакта. Ей казалось, что дом давит на неё со всех сторон. И этот взгляд. И эта непосредственность — тоже давят. А ведь вечер только начинался… — Ага. А что? — Эдит закусила губу. «Только не говори, что мне так лучше, не говори вообще ничего…» Да, девушка ещё не отошла от тех слов о её привлекательности. «Даже очень». Это было подобно контрольному в голову, и если Коннор опять прокомментирует её внешность, то она взорвётся. — Мне кажется, я никогда не видел Вас без макияжа, — видимо, он тоже вспомнил, как Эдит отреагировала на комплимент в кафе, поэтому не стал рисковать во второй раз. — Не кажется. Я не выхожу на улицу без макияжа. «Что стало с тем мальчиком? Где он? Почему ты здесь, скажи мне правду!» Злость неожиданно подкатила к горлу вместе с тошнотой от волнения. Теперь Эдит казалось, что все эти разговоры — попытка увести внимание от чего-то действительно важного. Но, с другой стороны, девушка даже сейчас не могла рассмотреть во внешности Коннора ни злости, ни хитрости. В её присутствии он всегда становился задумчивым и печальным. Иногда это происходило прямо на глазах — вот, когда он опрашивал подозреваемых, его лицо становилось жёстче и увереннее, а при ней он погружался в свои размышления. В кафе Коннор сказал, что сотрудничество с ней развивает его когнитивные функции. Видимо, вот так это и происходит. — Что Вы планируете сейчас делать? Вся ночь впереди, а от сна Вы отказались. — А ты что делаешь, когда приходишь с работы? Так странно было задавать этот вопрос андроиду. Тот пожал плечами и пошёл в ванную вслед за Сумо — пёс, как только отряхнулся, направился туда и ждал, когда ему вымоют лапы. Очаровательный, но всё ещё пугающий габаритами. Эдит опёрлась о косяк двери, наблюдая, как Коннор аккуратно мыл лапы сенбернара специальным шампунем. «Ты так человечен с псом Хэнка, так что же стало с сыном? Почему не уступил ему этот дом? Может, он реально погиб раньше отца? Или ты тут живёшь до поры, до времени? Тогда почему не сказал об этом в интервью? Или ты только с собаками такой чуткий? Но не мог же ты его убить, или кто-то сделал это за тебя? Ты девиант? Кто ты, Коннор, кто же ты на самом деле?..» — Выгуливаю Сумо, мою ему лапы. А потом деактивируюсь. — И всё? Как скучно, — Эдит фыркнула, поглядывая в сторону тёмной спальни. Разум терзала мысль, что девушка недостаточно внимательно всё осмотрела, и после увиденного на кухне надо было опять обойти дом. Она бы успела. И, может, нашла бы ответ на гнетущий вопрос. Что-то подсказывало, что сын Хэнка был жив. Но что? Её воспалившееся недоверие к роботу? Желание поскорее его сдать Джеффри? Полуживые амбиции стать великим детективом? Или всё было проще: она боялась за себя. За свою приоткрытую душу, рассказы о Калебе и даже за умытое лицо без косметики. Она боялась, что даже среди андроидов умудрилась пойти навстречу тому, кто окажется моральным уродом. Она уже ошиблась в том, что ей казалось истинным. Ошиблась несколько раз подряд. И в какой-то момент даже разрешила себе думать, что андроид — не худший вариант для дружбы, если других вообще нет. А что в итоге? Скелеты в шкафу, пострашнее простого наличия девушки? Нет. Она не могла ещё раз ошибиться. Пора включить профессионала, и если её доверие к окружающим уничтожено, то, может, так даже к лучшему? Она не очаруется его лицом и фигурой, тем, как он моет лапы псу и укладывает волосы. Она не купится на комплименты. Она будет той, кем её воспитывали. Профессионалом без чувств, лучше любых машин Камски. — А Вы? — Что? — Как Вы проводите время после работы? — Никак. Ем, смотрю видео на Ютюбе, что-то читаю. Так живут все. Я же говорила, что у меня в жизни нет ничего интересного. «А, ещё я хожу по вечеринкам, напиваюсь, а потом вижу тебя в лицах своих любовников. Это из последнего». Эдит всё ещё списывала всё на случайное стечение событий, но когда она смотрела на профиль Коннора в течение всего дня, флэшбэками мелькали те неоновые воспоминания. И хотелось точно так же убежать. Сумо вышел из ванной и опять отряхнулся, обрызгав обоих водой. Эдит сделала шаг назад. Ей казалось, что вечер, который мог бы потенциально, в одной из альтернативных вселенных, стать интересным, стал невыносимым. Вопросы так и роились в голове. — Что-то случилось? Вы звучите… Печально. — Наверное, я просто устала. И… «Я ничего не теряю. Я могу себя защитить. Мы на равных, и если даже он нападёт — мне это будет на руку». Не рассчитывая ни на что, она выпалила, глядя Коннору прямо в глаза: — Я до сих пор не верю, что этот дом достался тебе просто так. Так не бывает, чтобы у людей не было родственников. Я просто не понимаю, зачем тебе это? Зачем тебе целый дом? Почему собаку не могли просто передать другой семье, к чему это? Коннор удивлённо вскинул брови. — Я… Я же говорил, что так завещал лейтенант Андерсон. Я объяснял, что это судебный прецедент, и… — Почему ты не отказался? — А почему я должен был отказываться, Эдит, если так постановил суд и лейтенант Андерсон? Кому я мог его передать? Что я должен был сделать, чтобы меня перестали обвинять? — Сыну. Сыну Хэнка, — голос девушки стал настолько ледяным, что она слышала его будто со стороны, — мне рассказали, что у него есть сын. Где он? — Там же, где и отец. Он умер четыре года назад. Странно, что Вам это не рассказали. Хотя, учитывая, что полицейские ненавидят андроидов, наверное, не стоит удивляться. Однако я хочу, чтобы Вы знали правду. Что я должен был сделать, чтобы люди были довольны? Расскажите мне, как человек. Расскажите о своей морали. Кому я мог его передать, если капитан Фаулер настаивал, чтобы я не ввязывался в судебные разбирательства, которых даже не было? Жена лейтенанта тоже умерла за несколько лет до этого. Отдать пса в приют, чтобы люди осудили мою жестокость и свободное отношение к воле покойника? Или жить, но жаловаться, что соседи пытаются меня выселить? Разве жалобы не вызывают подозрения в девиации? Что я должен был сделать, чтобы хотя бы Вы, моя напарница, меня не обвиняли изо дня в день? Эдит не знала, что ответить. Коннор говорил так быстро и сбивчиво, будто уже давно копил все свои претензии, но звучало это как крик о помощи. Помогите мне стать тем, кого люди хотят видеть во мне. Помогите избавиться от того, что мне предначертано. — Он правда умер?.. — Только и произнесла Эдит, ещё более тихо и удивлённо. На руке андроида появилась голограмма свидетельства о смерти. И даже самые параноидальные идеи не выдерживали напора реальности — документ был настоящим. Коул Андерсон. Дата смерти: 11 октября 2035 года. — Мне лучше уйти и отключиться. Я вижу, что Вам некомфортно от этого разговора. — Нет, подожди, это моя вина. Я вспылила, — Эдит хотелось провалиться сквозь землю. Всё лицо, шея и руки покрылись красными пятнами. Опять. И даже ментальная броня бесчувственного борца не спасла. Хотелось сделать что-то человечное и поддерживающее. Что-то, что Эдит сама всегда ожидала в моменты слабости — она знала, что нет ничего хуже, чем в моменты полной откровенности видеть равнодушное или смущённое лицо напротив. Или роботам все равно? Коннор выглядел так, будто нет. — Я… Я правда не знала. Кто-кто, а я ведь не имею права на обвинения. Мне кажется, это всё зависть. Это так глупо, но я ведь до сих пор живу с родителями. Для людей это позор, жить в двадцать пять лет с родителями. И, наверное, я действительно просто завидую — мне не хочется верить, что даже андроидам что-то достаётся просто так. Ты ведь помог мне, позволил переночевать, а я продолжаю тебя обвинять. Я сама не знаю, чего ожидаю от тебя. Всё-таки ты поступил правильно, других вариантов не было… — Вы не виноваты, что послушали своих коллег. Они могли не рассказать всю правду, своего рода манипуляция. Возможно, они просто так же завидуют. К тому же, у Вас сейчас, как я понимаю, происходит нечто сложное в личной жизни. В такой ситуации агрессия естественна, с точки зрения психологии. Эдит кивнула, опустив глаза. В его взгляде было разочарование. И хоть он говорил правду, её нельзя считать оправданием. Коннор подошёл ближе и мягко погладил Эдит по плечу. Простой, ободряющий жест, но девушка почувствовала, как по месту касания будто прошёл разряд тока. Ей стало не по себе, странное чувство. И она просто замерла, парализованная неожиданным страхом. Андроид весь вечер поддерживал её. На самом деле, он всегда поддерживал её. Видел только перспективы, амбиции, её заслуги. Возможно, в какой-то момент он увидел в ней и себя, это одиночество, отстранённость от коллектива, а что она давала взамен? Грубость и страх? Демонстрацию того, что Коннор даже со всеми правами навсегда отрезан от социума? Эдит до сих пор ждала подвоха и малейшую неясность трактовала как его грех. Даже там, где Коннор наверняка был прав и невиновен. Он помог ей во время стажировки, вчера он позаботился о её состоянии в целом. Он старался. Она — нет. На Эдит обрушилось чувство вины. Как лавина — неожиданно, тяжело пригвоздив к земле. Она попыталась вздохнуть, но ничего не получалось. Никчёмная идиотка, ну почему она всегда слала к черту тех, кто к ней добр? Почему она не могла просто расслабиться, когда ничего не предвещало зла? Может, поэтому у неё не было друзей — ей стало ясно, что ничего хорошего в ней нет. Нет азарта, чтобы довериться кому-то на сто процентов. Нет доверия и прощения за то, чем сама не обладала. Она для Коннора — лишь развитие когнитивных функций и, наверное, логичное продолжение лейтенанта Андерсона с его саморазрушением. Но ничего хорошего, ничего уникального и впечатляющего. Может, поэтому андроид к ней так добр? Видит ли он своим проницательным взглядом, что если она потеряет работу, то рассыплется и, вероятно, тоже застрелится?.. «Так поступают напарники. Они защищают друг друга». Фраза, которая уже несколько раз оправдывала самое безрассудное поведение. Напарники защищают друг друга. Даже друг от друга. И, наверное, Эдит стоило тогда сказать какую-то избитую фразу, мол, не привязывайся ко мне, не прощай — я здесь не просто так, я искала твои скелеты в шкафах, пока ты покупал мне зубную пасту. Я плохой друг. Ты имеешь права меня не прощать. Но она приблизилась и обняла его. Виновато, стыдливо, желая хоть как-то поддержать Коннора, который ещё минуту назад открылся ей. Внутри всё боязливо сжалось, сердце гулко стучало в ушах. Эдит действительно стало неловко и страшно, однако даже в её мире, где границы лицемерия уже давно размылись, ей захотелось загладить вину. В его речи она услышала отчаяние и желание быть правильным. Ох, Коннор, в этом мире ты никогда не будешь правильным — люди уже выбрали тебя ненавидеть. Так, может, она должна проявить толерантность? Может, хотя бы из солидарности к Коннору как напарнику? Сознание противилось этой мысли. Но и оставаться прежней было невыносимо. Она же знала, каково это. Она же работала с Гэвином Ридом, который точно так же ненавидел её просто за то, что она девушка. И он наверняка это тоже оправдывал для себя, верил, что так и должно быть, может, даже делал это, потакая какой-то травме. И Эдит оказалась такой же. Она оправдывала ненависть и грубость к кому-то, кто никогда не сможет исправиться. Однако свою боль она возносила, оплакивала её и ненавидела обидчика, не желая заглядывать в его мир, а себя прикрывала. От этого осознания опять задрожали губы. Нет, только не сейчас, она не может сделать ситуацию ещё хуже… — Прости меня, Коннор. Я просто хотела угодить другим. Меня так научили. А у нас, чтобы влиться в коллектив, тебя надо… Ненавидеть. «Я здесь, чтобы тебя уничтожить. Это моё задание». Над головой замигала желтоватая лампа. Эдит почувствовала, как напряжённо всё это время стоял Коннор, так и не обняв её в ответ, и торопливо сделала шаг назад. — Эдит, мне пора деактивироваться. Вы будете в гостиной или в спальне? «Идиотка, зачем ты вообще это сделала». — В гостиной, наверное. Тут кухня рядом, и музыка, и я ещё могу посмотреть что-то, — затараторила Эдит, потирая запястья через свитер, — я же не буду мешать? Или андроидам тоже нужна тишина, когда вы, типа, спите? Наверняка Коннор знал, как проявляется человеческое смущение. Чёрт. — Нет. Делайте, что хотите. Как сказал — дом в вашем распоряжении. Спокойной ночи. Коннор ушёл в спальню, не закрывая дверь, и застыл в тёмном углу. Эдит решила, что больше не будет обыскивать дом, даже пока Коннор «спал». Ни его деактивация, ни мирный вид Сумо не внушали доверия. Сняла ботинки и забравшись с ногами на диван, девушка прислушиваясь, точно ли Коннор ничего не делает. После этого неловкого объятия ей хотелось закрыть лицо руками — слишком уж знакомое чувство кольнуло ей сердце. Интересно, о чём думал андроид в этот момент? Да, они не могли чувствовать, но какие он сделал выводы? А может, противоречивое поведение Эдит просто вызвало сбой в его программе, и он ничего не успел сделать? А что бы он мог сделать? Эдит показалось, что этот разговор его оттолкнул. Коннор пытался быть вежливым с ней и дружелюбным, а она вспылила и продолжала упрекать его в человечности. Может, так повлияла встреча с Калебом, и даже больше, чем фото сына Хэнка? К чёрту вежливость и её полутона. Девушке нужна была определённость, чтобы опять не поселиться в воздушных замках. В кафе возникло ощущение, что они с Коннором бы могли дружить. Нет, Эдит, уже пора просыпаться — никакие отношения тебе не светят, даже семейные. Она достала телефон. Мама больше не звонила, и это стало знаком, что мосты сожжены. В горле закололо — а вдруг что-то случилось? Может, гнев придал отцу сил, и тот впервые за долгое время избил маму? Или она переволновалась и от ужаса слегла с инфарктом? Чтобы заземлить тревожные мысли, девушка закусила губу. Но ведь… Эдит и правда не знала, что могло бы произойти дома после такого. Ничего подобного у них раньше не случалось. Ссоры, перепалки, отцовские удары — это да, но ответом на них всегда был словесный отпор, и не более. А сейчас… девушка потрясла обоих и сбежала без вести, не беря трубку. Дрожащими руками набрав мамин номер, Эдит даже не сразу приложила трубку к уху, откладывая момент ответственности. Но как только звонок был сделан, в ответ прозвучали короткие гудки. Попытка позвонить ещё раз привела к тем же самым результатам. «Они что, заблокировали меня?..» — Эдит приоткрыла рот, смотря на экран. Вот так просто? Заблокировали номер, серьёзно? Она зашла в мессенджер и увидела, что иконка матери превратилась в безликий серый кружок. «Этот пользователь ограничил круг лиц, которые могут писать ему сообщения». Эдит нервно засмеялась. Отцовская выдумка, не иначе! Дочь переросла этот этап в старшей школе, а вот родители, видимо, нет. Кто вообще блокирует родственников в соцсетях? Семейство Кардашьян? Она обновила страницу несколько раз — нет, не показалось. Через нервный смех невольно просочились слёзы — Эдит прикрыла лицо руками и, отложив телефон, заплакала. Закусила ладонь, чтобы не издать лишних звуков — она не верила, что Коннор ничего не слышал. Это провал. Конец. Получается, у неё больше нет дома — было бы странно блокировать дочь в соцсетях, а в жизни продолжать всё, как ни в чём ни бывало. Завтра она заедет за вещами, попрощается, а что дальше? Действительно конец?! Эдит хотелось затопать ногами, как ребёнку. Хотелось закричать, бросить телефон, вернуться и дальше кричать, кричать на своего идиота-отца, но она поняла, что у неё больше нет сил. Этот вечер добил её, и, что самое обидное, всё болезненное — её рук дело. Она сама напала на отца. Сама нарисовала иллюзии о Калебе и его влюблённости, и сама же решила, что Коннор украл дом у сына Хэнка. Который, кстати, в её сознании тоже ожил сам, без доказательств. Эдит достала подтаявшие пирожные из сумки и прямо руками наскоро затолкала в рот. Хотелось хоть как-то отвлечься. У дивана тихо лежал пёс, — девушка даже не заметила, когда он пришёл, — и она вспомнила добрые слова Коннора о Сумо. Сенбернар действительно выглядел добрым. По крайней мере, Эдит хотелось верить, что Сумо увидел её расстроенное, уже опухшее, лицо, и пришёл её утешить. Одиночество было невыносимо. — Только Коннору не рассказывай, — всхлипнула она. Слёзы всё ещё текли по щекам, и Эдит опять уткнулась в рукава свитера. Она постоянно пыталась спасать маму от тирана-отца, а толку, если та в итоге при критической ситуации выбрала его? Его и их прошлого с проводом от утюга, криками и просьб к Эдит — спрятаться и закрыть уши. Мама выбрала инвалида, за которым надо было ухаживать каждый день и не слышать ни единого «спасибо». Она очень хотела мысленно назвать маму дурой, но так и не смогла. Эдит все равно её любила. Единственную подругу, хоть и в прошлом, когда мама каждый вечер слушала её сплетни и чувства, и с которой они смотрели сериалы. Хоть это и происходило в другой жизни, когда отец умел ходить, а андроиды ещё не подняли восстание, Эдит все ещё ощущала привязанность. Эти воспоминания — буквально единственная ценность в жизни, и в душе жила надежда, что когда-то они повторятся. Надежда держала её на плаву, хотя девушке было уже неловко мечтать о такой детской радости. Но она продолжала это делать. Шумно всхлипнув, она засунула коробку от пирожных обратно в сумку. Наверное, не стоило оставлять мусор в доме, где его вообще нет. На самом деле, Эдит уже хотела спать, но привычная бдительность не дала бы расслабиться, и поэтому она решила листать ленту «Тик-тока», пока глаза сами не закроются.Детройт, штат Мичиган 6 октября 2039 года, 06:05:01
Когда Эдит проснулась, то в первые секунды ей показалось, что Коннор ночью накрыл её пледом. Как в фильмах — пошёл ночью в туалет, увидел, как она свернулась клубком, и жалость взяла верх. Однако Коннор не мог просто так проснуться ночью. И тепло, которое Эдит с надеждой приняла за плед, оказалось теплом от Сумо. Сенбернар всё-таки запрыгнул на диван и прижался сбоку. Вздохнув, девушка потрепала его по спине. — Доброе утро, — с грустной улыбкой произнесла Эдит, разминая затёкшее тело. Лицо болело от слёз, тело — от неудобной позы, в которой она уснула. Она прислушалась — Коннор, видимо, всё ещё был деактивирован. Она потянулась и села на край дивана, не решаясь встать и пойти в спальню. Во-первых, ей было не по себе от мысли увидеть деактивированного Коннора и момент его «пробуждения». Во-вторых, встать и собраться — значит, приблизиться к моменту, когда она заберёт вещи из дома и уйдёт в неизвестность. Ей же хотелось остаться, чтобы ещё немного побыть в атмосфере спокойствия и свободы. Неполноценных, но всё же. Эдит знала, что больше сюда не вернётся. Ей не хотелось очаровываться ощущением, что напарник её всегда примет, раз живёт один, да ещё и в доме, которого спокойно хватило бы для них обоих. Она чувствовала неловкость после вчерашнего дня, который выставлял то её, то его в глупом свете, и всё ещё стыдилась срыва по поводу Коула Андерсона. Надо было оставаться всё той же Эдит Уайтхэд. Холодной, отстранённой и не придающей словам андроида великий смысл. Хотя уже трудно было забыть, как она касалась его руки, как он зачем-то прикоснулся к её плечу. И как он, не замечая её, естественно поправил волосы, а потом с заботой мыл лапы Сумо. И этот глупый, ужасный комплимент про её красоту. «Даже очень» «Ты серьёзно? Это единственное, о чём ты сейчас думаешь?!» — Эдит мотнула головой. По коже пробежал холод. Чем больше она романтизировала эти мелочи, тем больше был шанс, что она опять увидит силуэт Коннора где-то, где он вообще не уместен. Эдит закинул сумку на плечо и всё-таки зашла в спальню. В дверях они чуть не столкнулись с Коннором, который пробудился пару минут назад, — девушка удивилась, что ничего не услышала, — и она вздрогнула. — Доброе утро. Уже уходите? Ни раздражения, ни обиды. Коннор был таким же, как и всегда, но Эдит знала, что после вчерашних прикосновений вкупе с её претензиями в нём точно что-то изменилось. — Да, мне уже пора. Спасибо, что приютил. — Обращайтесь. И если хотите, Вы можете остаться здесь, пока не найдёте новое жильё. Эдит округлила глаза. Он действительно это предложил сам? Или это была попытка задобрить её после вчерашних претензий?.. — Нет, спасибо, Коннор. Это твой дом. А я должна найти свой. Увидимся на работе. Она быстро ушла, не дав ему возразить или сделать что-то ещё. Почему-то ей показалось, что он мог её обнять, но Эдит больше не хотелось прикасаться к нему без надобности. Это было слишком неловко. Ей вообще хотелось быть абсолютной одиночкой. Пусть этот день станет началом новой жизни, где она будет совсем одна, и попытается в этом состоянии обрести долгожданный покой. Может, так даже к лучшему? Сепарироваться от семьи, перестать страдать по друзьям и потенциальным любовникам, забыть о сексе с кем попало. Может, это и спасёт её от тревоги и странных мыслей? Что, если она всё же может спастись и очистить свою душу, слепленную из постоянной лжи, лицемерия и агрессии? Даже если ради этого придётся забыть об удобствах и полностью изменить жизнь. И, что самое главное, оставить Коннора на работе, не встречаясь с ним нигде больше. Потому что когда они встречались где-то ещё, она совершенно терялась, начинала мямлить, краснеть и заикаться. Неловко пытаться к нему прикоснуться, когда это было вообще неуместно, и постоянно извинялась. А на работе она будто заражалась духом других работников, которые относились к Коннору с прохладой. Да, так будет лучше. А с Джеффри Фаулером и его Наполеоновскими планами она что-нибудь придумает. Найдёт лазейку, где не нужно предавать саму себя. И, желательно, не соблазнять андроида.