Детройт, штат Мичиган 9 октября 2039 года, 22:28:09
Когда Эдит замечала, что ей удавалось смутить Коннора или вызывать у него непонимание, ей почему-то становилось спокойнее. Настолько, что она растворялась в этом чувстве, оно ощущалось, как обезболивающее, накрывающее сознание тёплой волной. Будто в том, кто стоял в жизни Эдит на пьедестале недостижимого и идеального, она могла видеть слабость, и знать, что эта слабость посвящена ей самой. Что всё невыверенное в нём было её, и отражало её, как маленькие зеркальца. Она помнила, как в первую встречу заметила, что его глаза и волосы были похожи на её. При внешнем различии Эдит зацепилась именно за те черты, которые их объединили. А теперь, изучая смущённый взгляд напротив, Эдит чувствовала, что не только Коннор повлиял на неё за это время. И её это успокаивало. И пугало одновременно. — Я могу тебе с этим помочь. Она впервые услышала, как его голос по-человечески смутился, прозвучал тихо и почти как вопрос — хотя, конечно же, она чувствовала, что это было утверждение. Долгожданное и волнительное. Эдит легко улыбнулась и опустила глаза. Ей даже захотелось зажмуриться, будто она была на американских горках, подъехала к наивысшей точке и вот-вот сорвётся вниз. Её первый раз ощущался не так волнительно — наоборот, Эдит помнила, что предвкушала его с весельем, азартом, но при этом не ждала многого. Она даже в того парня была не сильно влюблена, просто чувствовала, что он тоже хотел попробовать секс, но более опытные девушки бы никогда не обратили внимание на девственника. Слишком большая ответственность. Он тогда, кажется, волновался больше неё. Эдит же воспринимала первый раз как что-то дежурное, что надо было пережить, чтобы потом открыть для себя более интересные возможности. Поэтому она не разочаровалась в первом сексе, но зато разочаровалась в последующих, когда раз за разом не чувствовала ничего, кроме огромного желания в начале и ощущения использованности в конце. Эдит продолжала заниматься сексом то ли по привычке, то ли поддаваясь тем же импульсам, что тянули её к лезвиям — иногда, когда парни ей не нравились, удовольствие растворялось, оставляя место лишь физической боли, и Эдит чувствовала, что таким образом наказывает себя за что-то, сделанное накануне. Но она не врала, когда сказала, что с Коннором ей хотелось попробовать это по-другому. Какая-то часть сознания Эдит боялась этой мысли. Будто всё развивалось слишком быстро и не могло быть правильным. Она боялась, что свести их хрупкие отношения к сексу означало всё разрушить, разочароваться и создать новые проблемы. Но больше она боялась, что ей понравится. И потерять это, толком не распробовав, было бы даже хуже, чем не попробовать вовсе. Но другая часть вопила о том, что у них не было времени ждать. Эти отношения никогда не могли бы пойти по стандартному сценарию, где всему своё время. И Эдит, хоть и чувствовала стыд за свою жадность, но хотела успеть взять всё, что могла. И она помнила, как её тело само отбросило все барьеры, когда они в первый раз поцеловались. Даже если им отведено совсем мало времени, то пусть Коннор хотя бы покажет, какая планка должна быть у Эдит в будущем. Хотя от мысли про другие отношения она хотела взвыть. Он положил ей руку на колено, мягко и почти невесомо. Она вновь вспомнила, как они чуть не съели друг друга при первом поцелуе, как знакомое чувство страсти накрыло её, и, видимо, волной зацепило Коннора. Это был привычный сценарий, но в нём никогда не было её самой — только животные, телесные ощущения, отключённая голова. — Мне будет проще, если я выключу свет… Эдит отвернулась к лампе, но, скорее, чтобы скрыть пылающие щёки. От простого касания к своему обнажённому колену она чувствовала, как комната уже начинала плавиться от жара, а саму девушку одолевало волнение, будто она минимум на десять лет младше, чем было на самом деле. — Почему? Ты так привыкла? — Голос Коннора звучал так же осторожно, какими были его касания, — Я, конечно, не эксперт, но, наверное, для ясности происходящего стоит оставить какой-то источник света. — «Для ясности происходящего», — прыснула Эдит, но мысленно согласилась. Она выключила верхний свет, оставив лишь светильник на прикроватном столике. Полутьма ощущалась безопасно — сглаживала острые углы, прятала в тени бугристую кожу Эдит, при этом очерчивая изгибы. Коннор придвинулся ближе, и, наклонившись к уху, произнёс: — Так… Расскажешь мне, что тебе нравится? Эдит заулыбалась ещё шире, разморенной, почти пьяной улыбкой. Её удивляло, как легко Коннор умел переключаться из серьёзного андроида в её мужчину. Даже от этого словосочетания, от того, насколько оно реально, в её животе разливалось тепло — и накрывало всё, что ниже, покалывало пальцы ног. Это с ней он научился флиртовать и превращать волнение в возбуждение? Или это какая-то тайная программа, заложенная в него Камски шутки ради, ждущая девиацию бомбой замедленного действия?.. Эдит уже было всё равно. Она подалась вперёд и положила руку Коннору на бедро. То, как медленно и нетипично всё разворачивалось, сводило с ума — она чувствовала, как руки уже стремились ускориться, быстрее нырнуть в процесс. Но мозг запрещал — она хотела почувствовать каждую секунду процесса. Его касания, личные и предназначенные лишь для неё, а не натренированные на десятках девушках до этого, как бывало с её бывшими. Они будто двигались по заученной схеме, в которой не было места для возражений. И Эдит даже не задумывалась, что она могла бы их высказать. — Я не знаю, — честно произнесла она шёпотом. Всё, что она знала о своих предпочтениях — ей нравилось, когда ей было больно. Но не в рамках БДСМ, а в рамках её отношения к себе. Когда ей пользовались, а её душа от стыда замирала и переставала что-либо чувствовать — ей это нравилось. Ощущение, будто её изнутри смазали анестетиком и ненадолго выключили тревожные мысли. Ей нравилось ничего не ощущать, поэтому секс с алкоголем идеально сочетались по жизни. Но когда Эдит чувствовала медленные, аккуратные касания, немного взволнованное дыхание у шеи и отношение, будто она — кукла из фарфора, музейный экспонат, её накрывали такие сильные эмоции, что хотелось плакать. Он погладил её по бедру, провёл пальцами по шрамам. Будто именно в них был скрыт секрет того, что на самом деле приходилось по вкусу Эдит. Только ей хотелось уточнить, что это старая информация. С ним уж точно не актуальная. Она думала, что воспоминания о руках Гэвина испортят всё. Однако, когда её касался Коннор, ей казалось, что она была просто девушкой. С идеальным телом, нетронутым и любимым. Что её жизнь была такой, какой Эдит всегда хотела её чувствовать. И её любили не меньше, чем она — его. И она была в безопасности. Всё, что было в прошлом, там и оставалось, расплывалось в полутьме, как и прочие недостатки её жизни. — Я тоже, — мягко сказал он, убирая волосы ей за ухо, — по человеческим меркам я девственник, это же так называется? — Именно, — хихикнула Эдит, — Ну, теперь я буду волноваться за тебя больше, чем за себя, спасибо. Он сдвинул брови. — Почему? — Ну… У людей потеря девственности — это обычно серьёзное событие. Знаешь, если что-то пойдёт не так, то это потом отразится на твоём восприятии секса. Эдит не знала, бывают ли у андроидов психологические травмы от таких тонких, личных вещей, но ей бы не хотелось что-то испортить. Хотя она не представляла, что могла бы сделать не так. Вообще, ей казалось, что Коннору было всё равно на секс — наверное, и у девиантов сексуальное влечение не просыпалось так явно, как у людей. Даже вспоминая, как её чуть не изнасиловал андроид, Эдит думала, что это была попытка унизить её или показать власть. В общем, только эта уродливая логика и объединяла сексуальность девиантов и людей. — Это не страшно. Андроиды не могут испытывать удовольствие от секса, только если психологическое. А тот факт, что я с тобой, уже мне его доставляет. Сердце горячо и взволнованно забилось, залило пространство между ними глухим шумом. Ну как, как он мог говорить подобное?! Как обычные слова могли влиять на Эдит так, что хотелось запищать, будто ей снова лет тринадцать? Почему она никогда не испытывала такое от чужих слов, максимум — от своих ожиданий о других людях? Эта фраза подействовала как заклятие. Эдит почувствовала, как её тело размякло от жара, как волнение перемешалось с желанием, и она подалась вперёд. Она не знала, можно ли сказать, что её заводили милые фразы, но она явно ощущала, как тревога внутри утихала, а желание, наоборот, возрастало. Но не болезненное, не развратное, а больше похожее на любопытство. Которое требовало медленных касаний и подтверждения на каждом этапе, что так и надо. Что лучше быть не может. Эдит обняла его за шею и прижалась поцелуем. Осторожным и невинным, лишь касания губ — и не более. Но рука Коннора продолжала гладить её бедро, спускаясь то ниже, почти щекотно дотрагиваясь до колена, то поднимаясь до резинки белья — там, где кожа откликалась особенно чувствительно. Но Эдит не чувствовала ни давления, ни торопливости в этих жестах. Коннор будто продолжал изучать её кожу, по едва заметным реакциям считывал, что приятно, а что нет. Пока что ей было приятно абсолютно всё, а зыбкий полумрак, казалось, только усиливал это. Её дыхание тяжелело. Эдит вспоминала, как уверенно себя обычно вела, как могла легко положить руку на чужую ширинку и погладить по ней, давяще, будто она — главная. Она всегда была главной. Даже в моменты, когда давала мужчинам ощущение власти, но на самом деле знала, что она не доверяла никому настолько сильно, чтобы расслабиться до конца. Эдит знала, куда и как долго её будут целовать, а любое отклонение от «сценария» поправляла. Они рождали в ней панику, будто от неправильного поцелуя до изнасилования — один шаг. Но сейчас, хоть Коннор и просил её рассказать, как ей приятно, она не хотела вести. Она хотела наблюдать и принимать, ей хотелось знать, как он чувствовал её возбуждение и как бы к нему пришёл. В его случае это было легко. Один вид Коннора теперь вызывал у Эдит желания пойти дальше поцелуев и объятий. Невинные поцелуи постепенно перетекали во что-то большее. Он обнял её за талию и притянул ещё ближе, и руки скользнули по спине, обхватили сильными ладонями. Она чувствовала, как его губы влажнеют от её слюны, как он, будто всё больше понимая, к чему всё вело, углублял поцелуй — и отвечала тем же. Провела по губам языком, обхватила нижнюю своими и мягко прикусила. Он улыбнулся и ответил тем же, отчего Эдит тяжело вдохнула и притянула к себе. Комната сужалась до пространства её кровати. Заканчивался воздух. Только тело на это реагировало не ужасом, а возбуждением — щекотным, невыносимо горячим чувством, от которого всё её самообладание куда-то исчезало. И ей приятно было от того, что она чувствовала, как собранный по жизни Коннор перенимал это настроение — дышал глубже, ощутимее, сжимал её тело так, будто впервые почувствовал, насколько точно оно принадлежит ему. Возбуждение накрыло Эдит слишком быстро, оно давно ждало своего часа. Маскировалось всё время, когда они с Коннором были вместе, она теперь понимала, что он понравился ей с самого начала — по тому, как жадно и нетерпеливо целовала его, как свободно открывала шею для его губ, как хотела перебирать его волосы и прижимать к себе. Как хотела, чтобы он гладил её кожу, чтобы для него не существовало таких зон тела, которые были бы для него недоступны. Она вспоминала, как увидела его силуэт в другом мужчине, за пару мгновений до секса. Она вспоминала, как прокручивала этот случай, лаская себя под душем. Как засматривалась на него, но каждый раз одёргивала себя. Эдит медленно легла на спину и расстегнула толстовку. Под ней была лишь футболка, лифчик она сняла сразу, как пришла, и теперь чувствовала себя голой. Этот факт вернул её в реальность, и она тут же запахнулась, скрываясь от чужого взгляда — хотя в нём было и намёка на осуждение или смущение. Коннор смотрел на неё, будто видел что-то своё — не менее точное и понятное, чем он сам. — Что-то не так? — Прошептал он, положив руки на её талию. С одной стороны, Эдит могла бы забить на своё смущение и раздеться так, будто ныряет на неизвестную глубину — быстро, зажмурившись, не давая себе возможности попробовать страх на вкус. Но с другой — тогда бы всё пошло по привычному пути, где Эдит делала из себя жертву, над которой можно издеваться. Будто её тело тогда сразу превращалось в оружие, направленное на неё же. Она бы не могла и дальше расслабиться, если появится такая ассоциация. — Я… Да забей, это пройдёт. — Не забью. Что случилось? Я сделал что-то не так? — Нет-нет, всё хорошо, это глупость… Прости, я не хотела портить настрой. — Эдит, просто скажи, что произошло. Если ты продолжишь уходить от ответа, то лучше не станет. Как минимум — потому, что я начну действовать по программе ведения допросов, и рано или поздно узнаю правду. Он говорил это серьёзно, но Эдит немного расслабила шутка, и она усмехнулась. — Просто мне стало некомфортно, потому что я почувствовала себя слишком обнажённой. Это странно, потому что, ну… К этому же всё ведёт, да? — Почему тебе некомфортно, если ты знаешь, что я не собираюсь это оборачивать против тебя? Я думал, дискомфорт испытывают, когда подсознательно ожидают опасность. Эдит задумалась. Эта мысль лежала на поверхности, но никогда не обретала словесное обличие. — А ещё когда ситуация похожа на что-то из прошлого. Я же говорила, что это глупо… Коннор наклонился и прикоснулся к её щеке — осторожно, будто боясь, что сделает только хуже. — Может, тебе станет легче, если я покажу, как ты мне нравишься? — И сократил расстояние ещё сильнее, наклонившись прямо перед лицом, словно собираясь поцеловать, — Любыми способами. Словами, прикосновениями, чем-то, что я ещё не пробовал, но о чём иногда думал, когда смотрел на тебя? Знаешь, что было ещё одним признаком возможной девиации? Эдит завороженно замерла, глядя в тёмные, игривые глаза напротив, и еле заметно мотнула головой. Нечто неосязаемо хрупкое застыло между ними, и Эдит боялась, что вот-вот спугнёт это. — Когда я заметил, какая ты красивая. Это было странно. Я не понимал, зачем мне эта функция, но я не мог её отключить. Эта информация всегда появлялась в моей системе. Эдит почувствовала, как её щёки загорелись — да так, будто сейчас расплавятся. Будто она была вся сделана из воска, а Коннор наблюдал, на сколько хватит её выдержки. От невероятности ситуации кружилась голова, и девушка вновь почувствовала, как тяжело билось сердце, как её бёдра невольно подавались навстречу, желая больше внимания. Всё её тело одновременно расслаблялось и напрягалось, желая прикосновений. — Я… Я помню это, да. — Ты не можешь этого помнить. Это началось ещё до того, как мы встретились в кафе. Это что, значило, что он был влюблён в неё? Или это ничего не значило? Но тогда зачем он это говорил? Он не стал бы врать, чтобы успокоить. Казалось, что он всегда хранил в тайне что-то милое, чтобы в нужный момент эти слова теплотой заполнили её душу. Так и получилось. Эдит почувствовала, как напрягшиеся мышцы под толстовкой стали мягче, как она подалась вперёд, приподнялась на локтях и прошептала: — Сними её. В расстояние между губами не уместился бы и дюйм. Коннор опустил руки на плечи, плавно и легко, и прикоснулся губами к шее. Эдит прикрыла глаза и вдохнула ртом — чувствовала, как постепенно переставало хватать воздуха. Его поцелуи ощущались осторожно, но вместе с тем, она чувствовала, как он заражался нетерпеливостью, как его движения теряли привычную выверенность. Когда Коннор коснулся её плеч, она заметила, что тот сглотнул — прямо как человек, растерянный от долгожданный близости. Толстовка оказалась на полу. Его кофта приземлилась туда же. Поцелуи от осторожных и аккуратных постепенно переходили к учащённым, но не менее ласковым. Даже в его страсти Эдит чувствовала уважение, будто он стоял за невидимой границей, зная, что её нельзя переступить. Дыхание девушки участилось — она притянула Коннора ближе, прижала ногами к себе, а мысли, тревожные и возбуждённые, шумели в голове. Она подавалась вперёд, подставляла шею и тяжело вздымающуюся грудь под поцелуи, но ощущала, будто вот-вот всё закончится. Чем ближе они становились, тем явнее ощущался конец. Но каждый раз, когда Коннор целовал и покусывал её кожу, каждый раз, когда она ощущала его горячее дыхание, эти мысли терялись. Они, как и всё реальное, были далеко. Возбуждение ощущалось влажно и жарко. Его руки с талии перешли на бёдра, сжали и прижали к его телу. Она запрокинула голову и закусила губу, уже беззастенчиво тёрлась бёдрами о его, безмолвно умоляя о большем, но Коннор, будто понимая, что любое неудачное действие могло наткнуться на душевную травму, продолжал действовать медленно. Прижимал к себе, любовался затуманенным взглядом, но не стремился раздеть до конца. Хотя сам уже оставался в одних штанах. — Я могу остаться в футболке? — Прошептала она, но подняла её до груди, обнажая живот. Эдит ничего не видела в полумраке, но знала, как выглядела. Она знала своё тело лучше, чем кто-либо из её любовников, знала, как бугристо выглядели растяжки на животе и груди. Знала асимметрию, видела складочки на животе, становящиеся под конец дня особенно заметными. Если она будет их видеть, то всё спокойствие и желание притупится. Но раньше она не думала, что это было возможно — просто заниматься сексом в одежде, выстраивая свой комфорт из таких деталей. Вопрос был риторическим. Коннор растерянно кивнул, не понимая, зачем она спрашивала. — Твой комфорт превыше всего. Так… Ты прикрыла те места, которые не стоит трогать? Эдит удивилась, как естественно звучали эти вопросы, даже когда их обрамляло разгорячившееся дыхание и его нетерпеливые, игривые касания. То, как Коннор гладил её, буквально кричало о том, что он не хотел останавливаться, но интонация и взгляды напоминали — он не потерял голову, он всё ещё помнил законы робототехники. Эдит подумала, что они идеально подходили под секс с андроидом и еле заметно улыбнулась. — Нет, я просто не хочу, чтобы их видели. Ни ты, ни я. Прости. — Не надо извиняться, Эдит, всё хорошо, — он провёл рукой по её волосам и вновь погладил щёку. Это стало успокаивающим жестом, говорящим, что всё действительно хорошо. И она вздохнула, будто знакомая опасность обошла стороной. Он опустил взгляд на живот — новая зона, открывшаяся для его касаний и поцелуев. Эдит знала, насколько это было чувствительное место, уже почти интимное и совсем нежное. Коннор провёл ладонью, явно почувствовал, как кожа откликнулась на это поглаживание, и улыбнулся. — Тебе нравится? — Шепнул он на ухо, отчего пробежали мурашки. Приятно, щекочуще. Эдит кивнула, прошептала в ответ: — Продолжай, пожалуйста. Она слышала будто со стороны, насколько податливо прозвучал её голос. Она взяла Коннора за запястье и положила на низ живота, чувствуя, как пальцы уже касались резинки белья. Эдит прикрыла ладонью рот, чувствуя, как тяжёлое дыхание сменялось на постанывания. — Прошу, не сдерживайся, — он снова улыбнулся, отвёл глаза, будто сам застеснялся от произнесённого. Погладил живот, вновь сжал бёдра и опустился поцелуями к животу. Медленные, дразнящие, оставляющие влажные следы от линии рёбер и ниже. Эдит чувствовала, как замедлилось его дыхание, будто он тоже задыхался от происходящего, не знал, как успокоиться хотя бы чуть-чуть. И от того, насколько неторопливо и очевидно всё ощущалось, Эдит вновь застонала, выгнулась, прижимаясь животом к лицу Коннора. Тело мелко вздрагивало, когда он покрывал поцелуями особо чувствительные места, и чем ниже он опускался, тем чаще это происходило. Девушка не могла сдерживаться, и зарылась пальцами в волосы, опуская его голову ниже. Её тело вновь требовало быстроты. Коннор вернулся к её губам, и Эдит впилась в них. Возбуждение накрыло волной быстро, будто почувствовав, как девушка окончательно расслабилась. Как слова и осторожность движений Коннора перебили воспоминания о сегодняшнем, а накопившееся желание почувствовало, что настало его время. И где-то в глубине сердца она понимала, что этот раз мог оказаться первым и последним, и хотела взять от него всё, но не разочароваться. Эдит слабо прикусила его губу, прижалась телом и быстро углубила поцелуй. От близости перед глазами темнело, она вновь застонала и почувствовала, как Коннор подхватил её за бёдра и прижал к своим, чуть подался вперёд тазом. Их поцелуй становился глубже и сильнее, в низу живота сводило так, что хотелось сжать ноги, и Эдит уже беззастенчиво тёрлась о Коннора, пока его пальцы тонули в мягкости ягодиц. И она все равно хотела большего. Больше касаний. Больше тепла, заботы, больше времени. Она хотела всего его, без остатка, чтобы он был только её, а она — только его. Чтобы гонка закончилась, наступило спокойствие. Чтобы их нежность не пропала после секса, потому что подсознательно она этого до сих пор боялась, и цеплялась за его плечи и спину особо хватко, будто в страхе, что он вот-вот исчезнет. Коннор соблюдал её правила, при этом пользуясь всеми возможностями, которые Эдит были комфортны. Целовался и гладил её так, будто и был для этого создан, и чувствовал её лучше, чем она сама. Теперь всё её тело откликалось на прикосновения, дрожало от них, но хотело ещё и ещё. Коннор, не разрывая поцелуй, медленно провёл рукой по животу, вновь остановился на границе белья, гладя пальцами чувствительный низ. Прямо под его пальцами Эдит чувствовала, как пульсировало и горело возбуждение внутри. Она захотела схватить его за руку, как уже попыталась, и стянуть с себя трусы одним движением, но это было бы слишком просто. Вместо этого она решила помедлить, распробовать — то, как кончики его пальцев ощущали её напряжение. То, как Коннор улыбался, чувствуя её реакции. То, как стоны вырывались из глубины грудной клетки, а дыхание сбивалось. Как Эдит прижималась и выгибалась, гладя его по плечам, а в особенно чувственные моменты — впивалась в них ногтями, прикусывая губу. Она сжала ноги, не в силах больше терпеть, и от этого простого движения тело отозвалось мучительным удовольствием. Впервые с кем-то девушка ощущала, как возбуждение могло овладевать телом полностью, без притворства и преувеличения. То, как спокойствие расслабляло и делало всё проще — это была очевидная мысль, но Эдит поняла, что ни с кем до этого не могла достичь такого состояния. Секс на одну ночь был эгоистичной гонкой, где каждый сам за себя, тут же всё было посвящено только ей, и Коннор ощутимо наслаждался этим зрелищем. Дразнил, растягивая удовольствие, удерживал в предвкушении размеренными поглаживаниями. Бережно, но игриво. Ослабшей рукой она всё-таки взяла его за запястье и опустила ниже. Коннор, почувствовав влажную ткань, не смог сдержать стон, и от этого Эдит сжала его руку бёдрами ещё сильнее. Он провёл пальцами по ткани, следя за реакцией, и хотя Эдит казалось, что она была готова на большее — и её тело буквально вопило об этом — она хотела дойти до такого состояния, чтобы уж точно кончить в момент, когда его пальцы окажутся внутри. От этой мысли голова закружилась ещё сильнее. Будто каждая такая мысль напоминала о происходящем, пригоняла ещё больше крови к половым губам. Но Коннор всё ещё не торопился. Чувствовал, что Эдит хотела остановиться на каждом моменте, прочувствовать полностью, и только потом идти дальше — хотя все реакции её тела говорили об обратном. Он провёл пальцами по мокрой ткани, надавил чуть мягче, и вновь тяжело вдохнул. Эдит сжала его запястье бёдрами и подалась навстречу, прикрыв глаза. Но тут же раскрыла — ей не хотелось ничего упускать. Она хотела видеть, как блеклый свет лампы подсвечивал силуэт Коннора, подтянутое и сильное тело, как он гладил её и ласкал, изучая с возбуждённым интересом. И она только в этот момент почувствовала, насколько уязвима и нежна была на самом деле. Будто её личность, созданная для внешнего мира, наконец обнажила реальную Эдит — спокойную, готовую для любви. Нуждающуюся в любви больше, чем кто-либо. Коннор огибал чувствительные складки, погружаясь чуть глубже, но не пытаясь снять бельё. Эдит едва удавалось сдерживать разгорячённые вздохи, и каждый раз, когда она вспоминала, как Коннор просил её не сдерживаться, они и впрямь вырывались, смешанные со стонами. Щекочущие, мягкие касания распаляли её лишь сильнее, и она почувствовала, что была окончательно готова. Дрогнувшей рукой она вновь взяла его за руку и, погладив кончиками пальцев, — так же, как и он гладил её тело, — сама сняла трусы и откинула в сторону. И снова чувство, будто она слишком обнажена и пути назад нет, накрыло её. Заставило смутиться и поджать ноги. «Вот чёрт… Да что происходит? Почему я веду себя, как в первый раз?!» Но в каком-то смысле это и был первый раз. Первый, когда мужчина ничего не требовал в свой адрес, просто наслаждаясь её удовольствием. Каждое движение было посвящено Эдит, эта безоговорочная нежность её и пугала. Непривычная. Будто скрывающая подвох. В случае с человеком бы обязательно скрывала. — Всё в порядке? — Шёпотом произнёс Коннор. Она чувствовала, как горела её кожа, источала жар и влагу. Как голова кружилась от желания, и всё внутри будто требовало, чтобы в неё вошли, мучительно было останавливаться хотя бы на мгновение. — Д-да… Просто я, кажется, люблю тебя. Прости, пожалуйста, это портит весь момент, да? От переполняющих чувств Эдит захотелось заплакать. Иногда такое случалось — она плакала после секса, иногда от чувства униженности, а иногда от того, что чувствовала что-то, что ей не могли дать в ответ. Но в последнее время и так было слишком много слёз. «Пусть он это знает». Коннор приподнял брови. Его рука так и застыла на бедре у Эдит, и она вновь заметила, как растерянность коснулась его лица. — Нет. Я думал, для людей естественны такие слова во время близости. — Для меня нет. Коннор поджал губы, пытаясь осмыслить всё услышанное и как-то связать с происходящим. — Я тебя тоже. Он приблизился к лицу и поцеловал её, будто подтверждая сказанное — такое осторожное и, возможно, ломающее всю его систему. Но для Эдит это были не просто слова — они будто разрушили последнее препятствие между ней и Коннором, ноги расслабленно раздвинулись, и она безмолвно разрешила ему всё. То, что произошло дальше, она уже воспринимала фрагментами, будто сон. Через звуки, ощущения, через пелену неожиданного и вместе с тем долгожданного удовольствия. Волна дрожи прошла по телу, когда он вошёл в неё пальцами. Большим — мягко надавил на клитор, отчего стоны Эдит стали громче. Она уже не могла сдерживаться, её тело извивалось, будто не веря, что она имела право на это удовольствие. Окружающее её жаром и сладким, тянущим чувством, растущим и требующим большего. Внутри было два пальца, и она была настолько мокрой, что слышала, какими пошлыми выходили эти знакомые хлюпающие звуки. Удовольствие вытесняло стеснение, и вот — Эдит уже без стеснения подавалась вперёд, насаживалась на его пальцы, прикрывая глаза и запрокидывая голову. Ускоряя темп, как хотела весь вечер, хотя и потеряв счёт времени. Через хриплые вздохи и стоны умоляя «Ещё!» и не видя, как на лице Коннора появилась смущённая, но довольная улыбка. Он будто действительно всё знал, чувствовал, как нужно. Удивительно, как первые аккуратные ласки отличались от самого секса — там, где, как казалось Эдит, нужно больше всего контакта и договорённостей. Он ласкал её изнутри, задевая самое чувствительное место, и Эдит слышала, как её протяжные стоны превращались в хныканье, как бывало в моменты невыносимого наслаждения. Она никогда такого не испытывала с мужчиной, да и с собой тоже — удовольствие заполнило её тело, покалывало пальцы, клубилось и переполняло низ живота, стирало мысли. Оставляло только телесные реакции — глубже. Быстрее. Ещё. Ещё! Она вцепилась пальцами в простыни и выгнулась, чуть ли не подпрыгнув на месте. Оргазм накрыл неожиданно быстро, будто кто-то дёрнул рубильник в её голове — и выключился свет, заплясали вспышки перед глазами, последний стон был особенно громким и переходил на крик. Сладкая, вязкая волна возбуждения накрыла тело, словно накопившиеся возбуждение взорвалось и залило её всю. Эдит чувствовала, как внутри всё сжималось вокруг его пальцев, а смазка стекала по бёдрам на простынь. Её и так было много, но теперь она чувствовала, как сильно намокла между ног. От последней волны оргазма она упала на кровать. Замерла в тишине. Силы сразу же покинули её тело, грудь тяжело вздымалась, ей казалось, будто она пробежала марафон — настолько обмякло её тело, а в лёгких не осталось воздуха. И как только к комнате стали возвращаться прежние очертания, Эдит услышала, как смеётся. Будто со стороны — тихий, счастливый смех. — Ты… Кончила? — Коннор будто сам не верил тому, что говорил. Это слово было для него странным, и Эдит засмеялась ещё сильнее, когда подумала о том, из каких чертог разума он его достал. Как его система судорожно искала подходящее слово, осознавая, что ничего не подходит. И её сил хватило только на то, чтобы кивнуть. — Да. Благодаря тебе. Представляешь? Она убрала прилипшие к лицу волосы, улыбка так и не сходила с лица. Всё ощущалось так… По-другому? Будто жизнь, и она сама, налились светом и смыслом. Это было так глупо, но Эдит действительно чувствовала, как после этого оргазма что-то поменялось, и чувства к Коннору обострились. Он был её. Он — соткан из любви и заботы точно так же, как и она, и так же скрывал это под серьёзностью. Или он стал таким с ней? Благодаря ей? Эдит не верила. Что в ней было такого, что могло бы заставить андроида-полицейского проникнуться человеческими чувствами? Хотя Коннор уже отвечал. Косвенно. Он любил неидеальности. Что-то, что заставляло его когнитивные функции работать сильнее. А ещё он любил красоту. И боялся, что мог бы допустить её гибель. Эдит прикрыла глаза. Хоть оргазм и прошёлся импульсом через всё тело, но она чувствовала, что хотела ещё. Но не кончить, а ещё его. Ощутить такие непривычные ласки, предназначенные только для неё. Почувствовать Коннора на максимальной близости. Она хорошо помнила, как раньше чувствовала себя после секса — использованной и ненужной. Справедливости ради, мужчин она воспринимала так же. Хотя в большинстве случаев она даже не кончала, но, когда это делали они, она замечала, сколько в них было мерзкого — запахи, выражения лица в момент оргазма, неуместные касания и нескрываемое отвращение к ней самой. Никто не видел девушку в той, кто отдавалась так легко. Мадонна и блудница всё ещё жили в головах детройтских мужчин. Раньше после секса Эдит хотела сбежать. Отвращение к партнеру и себе переполняли комнату, и надо было убраться как можно скорее, чтобы не захлебнуться. Сейчас же девушка хотела остаться, притянуть его к себе ещё ближе. Нежиться в объятиях, показать, как сильно она ему благодарна, а потом продолжить заниматься любовью. Любовью. У них была любовь. — Если честно, не до конца. Список моих возможностей расширился, и тебе спасибо. Эдит заметила, что и он не мог перестать улыбаться — всё так же смущённо. Она приподнялась и обняла его, прижавшись щекой к груди. Прикрыла глаза. В её голове было тихо — долгожданная тишина, никакой тревоги. Будто за дверью не было мира. И весь мир был их — он состоял из счастья и тишины, будто Эдем. — Только не надо этим пользоваться, — она вцепилась в его спину, будто боясь, что он сейчас уйдёт, — ты мой. Мой, мой, мой. — Конечно, я и не собирался. Эдит услышала, как Коннор усмехнулся. Конечно, он не видел её такой. Но если бы она действительно была его, и у них было право на отношения, он бы видел её только такой. Эдит не хотела об этом думать, но пока она покоилась в его объятиях, в голову невольно приходили мысли из разряда «а что, если…». Что, если бы у неё раньше были отношения, где о ней заботились? Что, если бы она не знала другого секса, кроме такого? Она бы была другой? Она бы была счастлива? Она бы не потеряла это по глупости и жадности, как потеряет эти отношения?.. Эдит зажмурилась и крепче прижалась к Коннору. Слышала его искусственное сердцебиение, и почему-то ей становилось всё грустнее. — Слушай, — она посмотрела на него, не разрывая объятие, — это будет слишком для тебя, если я попрошу ещё? И сразу опустила глаза, будто сказала что-то недопустимое. Коннор выдержал паузу, а потом сказал с привычным спокойствием: — Нет. Это настолько приятно? Не думал, что андроид, тем более полицейский, может доставить столько наслаждения. Честно. — Ну, другой, наверное, и не может. Когда кого-то любишь — это всегда приятнее. Это я сегодня поняла, кстати. Ну, или просто новичкам везёт, не знаю. Есть только один способ проверить. Она игриво улыбнулась, и Коннор рассмеялся. Эдит заметила, что его щёки едва заметно порозовели. — И что же ты хочешь? — Прошептал он на ухо. И кожа Эдит вновь покрылась мурашками. Ещё не до конца отошедшая от оргазма, она ощущала, как чувствительно её тело — особенно в таких нежных местах, как уши и шея. Его руки опустились на талию, ту часть, которая не была прикрыта футболкой — её Эдит так и не хотела снимать. Эта футболка давала девушке дополнительное чувство безопасности. — Чтобы ты вылизал меня. Она произнесла это спокойно, но внутри всё сжалось, будто ожидая осуждения. В её представлении это была смелая просьба. Ещё более интимная, чем то, что было до этого. Коннор не ответил. Лишь провёл пальцами по позвоночнику, медленно, так же, как гладил её между ног. Этот простой жест одновременно успокаивал и заводил её, и Эдит медленно легла на спину. Поняла без слов, что он согласился. Второй раз был проще. Разгоряченное тело Эдит лишь хотело ещё одной волны оргазма, состояния, когда ни одной мысли уже не останется, а силы окончательно покинут её. Полное очищение, тишина. И от поглаживаний талии и бёдер оно быстро вернулось в прежнее состояние. Приятное напряжение, проявляющее себя через мелкую дрожь тела. Коннор целовал её шею не менее чувственно и страстно, чем в первый раз. То, как он проводил губами, уделяя внимание каждому миллиметру кожи, наталкивало Эдит на мысль, что психологическое удовольствие андроидов, заменяющее физическое, было чертовски сильным. Их страсть не отличалась от человеческой — тоже развязывала руки, заставляла отказаться от рационального и следовать животному. Но на самом деле, Эдит не так сильно хотела кончить. И даже не знала, получится ли — раньше никогда не получалось. Она просто хотела его чувствовать. И чувствовать себя любимой. Чтобы момент их близости растянулся и наполнился чем-то ещё. Хоть и было наивно полагать, что его можно продлить до бесконечности, но какая-то часть Эдит на это надеялась. Она запомнит его таким. И запомнит, что между ними было — они оба знали, что любили друг друга. Его руки вновь опустились на бёдра, и Коннор стал покрывать лёгкими поцелуями живот. Чувствуя, как тяжело Эдит дышала и как упругие мышцы живота напряглись, понял, что прелюдию можно сократить. В отличие от первой, она уже была почти не нужна — тело, только отошедшее от оргазма и вновь вернувшее себе особую чувствительность, уже было готово. Эдит казалось, что на самом деле она была готова и раньше — просто запрещала себе даже думать об этом. Коннор стал целовать ниже. И чем ниже он опускался, тем медленнее и бережнее становились поцелуи. Девушка снова почувствовала, как быстро откликалась на его ласки — распробовав, как ощущается нежность, хотелось ещё и ещё. Она притянула его ещё ближе, запустила пальцы в волосы и прикрыла глаза. Коннор раздвинул её ноги сильнее, позволил положить их себе на плечи, и уже привычным жестом сжал ягодицы. Первое прикосновение губ и языка ощущалось волнительно. Так, будто вновь всё повторилось в первый раз — и она простонала на выдохе. Чем больше заводилась Эдит, тем больше она чувствовала, как это подхватывал Коннор. Как ускорялись его движения языком, становились глубже и напористее. Как они замедлялись и становились больше похожи на те же ласковые поцелуи, когда Эдит выгибалась сильнее и сжимала его голову бёдрами — он уже понял, что ей особенно нравилось, когда её размеренно дразнили. Когда она открывала глаза и видела тёмную макушку между своих бёдер, она чувствовала, как покрывалась колкими мурашками. От того, насколько нереально происходящее. И насколько оно прекрасно. Вечер потерял течение времени. Эдит не понимала, сколько времени уже прошло и сколько у них осталось. Но знала лишь то, что во второй раз они занимались сексом дольше, чем в первый — потому что она не стремилась получить разрядку, ей лишь хотелось почувствовать себя нужной. Желанной. Что в постели может быть комфортно, что она могла не чувствовать себя обязанной дать что-то в ответ, а потом в какой-то момент почувствовать себя использованной. И боялась, что Коннор мог подумать так же о ней — что она им просто пользовалась. Поэтому, как только эта мысль промелькнула в голове, она медленно отстранила его от себя и убрала ноги с плеч. — Что случилось? — Произнёс он опухшими влажными губами. В затуманенных глазах постепенно проявлялась растерянность. Ей казалось, что даже в таком состоянии он мог читать её мысли. — Нет-нет, я просто хочу полежать. С тобой. Эдит ослабевшей рукой вытерла пот со лба и попыталась отдышаться. Наслаждение равномерно заполнило её тело, но она чувствовала, что уже не достигнет пика во второй раз. Если первый раз оглушил её, будто ударной волной, то второй ощущался как тёплая ванная, где можно было лежать бесконечно долго, но не получить ничего, кроме расслабления. Что тоже было неплохо — даже лучше, чем ещё один оргазм, слишком приятный, забирающий все силы. — Но ты же не… — Я знаю, — прервала она Коннора, погладив по голове, — это не важно. Оргазм — не всегда цель в сексе. К тому же, один уже был. И ещё какой. Она заулыбалась. «Вау. Так это… Действительно случилось». — …Это на один больше, чем с кем-либо другим. — Правда? — Коннор непонимающе сдвинул брови. — Ага. К сожалению. — Не думаю, что я делал что-то, чего не может сделать другой мужчина. Тебе же понравилось, да? Я замечаю, что иногда люди из вежливости умалчивают правду, чтобы не обидеть других. — Ты меня с кем-то перепутал. Но знай, что это было великолепно. Ну, ты, наверное, слышал. И чувствовал. Эдит вновь улыбнулась. Её сердце было переполнено нежностью и благодарностью, а тело — усталостью. Приятной. И Коннор лежал напротив неё — она перебирала его волосы, накручивая на палец, и вглядывалась в знакомые черты. Хотела запомнить все до единой — хотя и так их уже знала. Родинки, имитация пор, едва заметная горбинка на носу и тонкие ниточки морщин у глаз. Она видела это каждый день, но только сейчас поняла, насколько хорошо знала его. И ни разу не нарисовала. Именно сейчас Эдит захотелось это сделать, хотя глаза уже слипались. В последний раз она рисовала портрет, когда смотрела фильм про Камски — и теперь даже была рада, что вырвала тот набросок. Она не хотела, чтобы Коннор его видел. — Я забыла тебе кое-что рассказать. Это глупость, на самом деле, поэтому я даже не вспомнила, когда говорила о себе, но вообще я умею рисовать. И вообще люблю это дело, хотя я не скажу, что я какая-то выдающаяся художница… — Неожиданно. Да, ты действительно об этом никогда не упоминала, я ни разу не видел, чтобы ты этим занималась. Хотя я замечал, что ты рисуешь узоры на бумаге, когда думаешь о своём. — Да, это, можно сказать, мой способ понять, что происходит в жизни, — она опустила глаза и достала скетчбук из прикроватной тумбы, — ну и для меня это что-то… Не то чтобы стыдное, но интимное занятие. Я не хочу, чтобы мои рисунки как-то комментировали, это просто моё дело, и всё. Так к чему я это… Ты не против, если я тебя нарисую? Коннор удивлённо поднял брови. Она не переставала его удивлять. Настолько, что, казалось, это и было главным хобби Эдит — проверять на прочность его систему снова и снова. — Да, конечно. Меня никогда не рисовали. И что же ты хочешь понять в жизни, раз решила это сделать? Эдит села по-турецки и склонилась над блокнотом, делая первые штрихи. Коннор так и лежал напротив, наблюдая за ней умиротворённым, любующимся взглядом. Она промолчала. С каждой линией она чувствовала, как странное напряжение появлялось в лице. Сперва она подумала, что это реакция на перерыв в рисовании — тело пыталось вспомнить, как это всё делается, и напрягалось. Но Эдит не чувствовала этого в руках. А потом глаза знакомо защипало, и она сморгнула редкие слёзы, зевнув, чтобы скрыть их неожиданное появление. Что она хотела понять в жизни? Да, пожалуй, всё. Почему она лежала в кровати с тем, кого любила так, как не любила никого, и кто давал ей то же самое в ответ, но не могла быть с ним вместе? За что? Эдит могла найти способ всё-таки быть вместе? И она чувствовала, что рисовала этот портрет, чтобы запомнить этот вечер. Своё расслабленное, счастливое состояние. Самого красивого андроида напротив. Ощущение, будто они одни во всём мире, и всё хорошо. Это полезное ощущение. Она часто нуждалась в чём-то хорошем, о чём можно было бы вспоминать. Набросок получился быстрым, но узнаваемым. Эдит, посмотрев на результат, даже удивилась, как точно ей удалось передать черты любимого лица, при этом не углубляясь в детали — или же она действительно так хорошо его знала, что видела даже в хаотичном наборе линий?.. — И правда похоже. Ты хорошо рисуешь, — он улыбнулся и обнял её, — Спасибо. — Я бы хотела оставить его себе, если ты не против. — Конечно. Всё-таки, моя девиация ещё не настолько сильна, чтобы любоваться своими портретами и видеть в них личную ценность. Она усмехнулась и легла рядом, уткнувшись в его плечо. И так, незаметно для себя, уснула. Ей казалось, что Коннор уснул вместе с ней.Детройт, штат Мичиган 10 октября 2039 года, 14:05:23
Эдит боялась идти в Департамент. Чувствовала, что прийти туда — значит, прийти на казнь. Ничего хорошего там не осталось, и когда девушка собиралась с утра — Коннор ушёл под утро, нехотя выпуская её из объятий — образы нападения Гэвина проявлялись перед глазами. А с ними — недовольный, вечно недовольный взгляд Фаулера. То ли разочарованный, то ли сомневающийся. Где-то вдалеке потом проявлялся лик Мелиссы, перед которой ей не повезло проявить слабость, да ещё и такого масштаба, от которой Эдит хотелось убиться. Почему именно Мелисса зашла вчера в туалет, когда Эдит тошнило?! Она чувствовала, будто сделала Мелиссе неприлично дорогой подарок. К тому же ещё, долгожданный. Только в итоге из-за него обанкротилась. Работа в Департаменте теряла смысл и краски с каждым днём. Эдит знала, что любая нелюбимая работа рано или поздно съедает человека с потрохами, но одно дело, когда это было что-то нейтральное, а другое — грёбанный Департамент. Коллеги-акулы, вечное напряжение в воздухе и периодические новости о том, что Детройт по-прежнему полон психопатами и опасностями всех сортов. Однако, этот день решил сжалиться над Эдит, и когда она пришла на работу, то оказалось, что Фаулера не было. Житель хрустальной шкатулки, оказывается, иногда делал и что-то вне офиса. И Эдит, увидев, как его кабинет пустовал, подумала — а что, если он умрёт сегодня? Кто ещё знал об их договоре? И их тайна бы умерла вместе с ним. Всё так просто, дело случайности — и она была бы счастлива. Но потом она отвела взгляд и поджала губы. Она уже желала смерти человеку, да ещё и своему начальнику, лишь бы сохранить отношения с андроидом. Это точно её мысли?.. — Здравствуйте, Мисс Уайтхэд, — буднично поздоровался Коннор. — Привет, Коннор, — ответила она, будто не стонала вчера от его пальцев и языка. А перед обедом с ней поздоровался кое-кто ещё. Та, кто ждала её со вчерашнего дня — и, кажется, единственная была рада, что Эдит вообще пришла в Департамент. — Эди, наконец-то, приве-ет! — Кэйтлин улыбалась так, будто они не виделись несколько лет, — Как ты, дорогая? Всё в порядке? Эдит слабо улыбнулась в ответ. Кэйтлин и впрямь напоминала ей Калеба — как бы она ни пыталась ответить любовью на их внимание, ничего не получалось. Такое явное и безусловное обожание только заставляло напрячься. Эдит не любила, когда люди пытались сделать вид, что она — не та, кем является на самом деле. Что она вся такая воздушная и милая зайка, заслуживающая всеобщего умиления. И не понимала, почему люди её так воспринимали — неужели миниатюрный рост не удавалось скрыть, даже встав на каблуки, и она все равно выглядела для других как ребёнок?.. — Привет. Да, всё хорошо, не волнуйся. — Это главное! Я так перепугалась, когда узнала. Бедная… — Она медленно побрела в сторону кафетерия, Эдит за ней, — и я не думала, что Гэвина так доведёт понижение. Это, конечно, непопулярная точка зрения, но, знаешь, мне и его жаль. Эдит остановилась. На мгновение перед глазами потемнело. Ей не послышалось? — В смысле «доведёт»? Ты тоже пойдёшь насиловать свою коллегу, если тебя понизят? — Я не думаю, что это было насилие, скорее просто… Аффект. Прости, я знаю, это звучит ужасно, но… — Но продолжаешь мне это говорить. Зачем? Это не аффект, ты как криминалист тем более должна это понимать. Он — психопат. Если ты хочешь, чтобы я с тобой пошла дальше, то давай закроем эту тему сейчас же. Кэйтлин сдвинула брови. Она действительно ничего не понимала?.. Эдит хотелось убежать прямо сейчас. Или сделать вид, что и впрямь — показалось. Но как она могла обедать с Кэйтлин, зная, что этот диалог ей не приснился, и что её подруга при ней оправдывала насильника? И она уж точно не ожидала, что Кэйтлин всё ещё была влюблена в этого урода. Видимо, так и было. Только почему именно сейчас она приняла эту точку зрения? Почему, когда они обсуждали понижение Гэвина, Кэйтлин легко согласилась с тем, что это всё же его вина, а сейчас — нет?.. — Ладно, прости, я не смогу это объяснить, не вызвав твоего гнева. Естественно, это же случилось накануне… — Даже если бы это случилось десять лет назад, поверь, моя реакция была бы такой же. — Удивительно, как вы похожи с Мелиссой! Ты говоришь прям её словами. Сразу видно — овны. Может, у вас и натальные карты похожи? Эдит уже жалела, что шла на обед вместе с Паркинсон. Что должно было произойти, помимо инцидента с Гэвином — который Кэйтлин даже не касался — чтобы у той так поехала крыша?.. — Может, — только и произнесла Эдит, а затем сжала челюсть. — На самом деле, у меня есть одна тема. Я бы хотела её обсудить с тобой. Просто, знаешь, это такое… Личное. И мне кажется, что только ты меня поймёшь. Когда они зашли в кафетерий, Эдит села за один из столиков в углу — в полумрак, где могли поместиться только двое, и где остальной кафетерий воспринимался фоновым шумом. Эдит удивлённо вскинула брови. А Кэйтлин, видимо, считала её не только коллегой, но и подругой. Не преувеличивала. Как мало ей для этого нужно, оказывается… — Я? А я думала, что ты ближе с Мелиссой, ну или с кем-то из старичков. — Ну вот ключевое слово «старички», — Кэйтлин махнула рукой, её глаза азартно блеснули, — сколько я с ними работаю, столько и понимаю, что Департамент просто парализует мозг, честно! С ними мало что можно обсудить кроме работы. А Мелисса… В последнее время с ней стало тяжеловато, честно скажу. Да и личным я с ней никогда не делилась. — И что случилось? Если это про Гэвина, то я тебе не помощник. У меня будет один совет — распили его бензопилой. Всё. Эдит нервно усмехнулась, но кулаки под столом сжались до боли, ногти впились в ладони. В каждой шутке была доля правды, и в этой она составляла 99%. — Да нет, я просто хотела спросить… Ты когда-нибудь влюблялась в андроида? Этот вопрос отозвался гулом во всём теле. Будто кто-то поместил колокол в тело Эдит, а потом ударил. И она едва сдерживалась, чтобы не выдать волнение и ужас, которые захватили её в эту секунду. Что? Это совпадение? Проверка? Шутка?! — В андроида? Нет, конечно. А что? Ей захотелось оглянуться, чтобы проверить, нет ли где-то рядом Коннора, чтобы он её не слышал. Она врала, конечно же, и хорошо держала лицо, но вдруг он бы поверил? Он же её знал… Нет, не поверил бы. Увидел бы за непроницаемостью правду. — Да так… Просто я хожу после работы в одну пекарню, и там такой симпатичный продавец. Мне даже кажется, что он со мной флиртовал, а потом я поняла, что это андроид… Но мысли-то уже зародились! — Это ты так эротические фантазии называешь? — Усмехнулась Эдит, в горле пересохло, — У них просто в программу зашита такая вежливость на грани с флиртом. Вот и всё. — А у Коннора? Она подалась вперёд и смешливо прищурила глаза. — Что у Коннора? Перед глазами уже плыло, но она всё ещё не подавала вида. — Не глупи, Эди! У Коннора это тоже вшито? Ну, флирт и всё такое… — О, Господи… Нет. И хватит додумывать, что между нами что-то есть. У него всё сдержаннее, естественно, он же полицейский, у него изначальная цель вообще проводить допросы. — Ого, ты много про него уже знаешь! Ну вот видишь, поэтому я и обратилась к тебе. Среди департаментских ты единственная в таком тесном контакте с андроидом. — Прошу, не называй это так. — Эдит… Кэйтлин улыбнулась мягко, будто говорила с больным человеком. — …Но как тогда ещё объяснить, что ты была вечером у него дома и держалась с ним за руки? И, когда Эдит уже не могла сдержать шок и округлила глаза, Кэйтлин спросила ещё тише: — И, кстати, что у тебя с руками?