Forever and Ever and More

      Они никогда не ссорятся. Найл замечает это в разговоре, как-то совсем мимолетом, и Никки едва заметно улыбается.       — Мы истратили все силы на ссоры в самом начале, — говорит он, покачивая головой. — Мы убили друг друга столько раз, что больше нет никакого желания ругаться. Наверное, мы прошли кризис отношений еще до их начала.       Найл кивает, принимая такой ответ.       Они не ссорятся, но и не особо признаются друг другу в любви. Найл хочет спросить об этом с какой-то глуповатой детской заинтересованностью, но оставляет вопрос при себе, когда Джо склоняется к Никки, неслышно для нее о чём-то интересуясь, и, удовлетворившись ответом, трется кончиком носа о его щеку, улыбаясь. Никки разворачивает лицо, следуя за прикосновением, и целует Джо едва приоткрытыми губами — мягко и коротко, всего пару секунд. Найл моргает и забывает, о чем хотела спросить.       — А как вы, ну… — Найл описывает вилкой круг и морщится от собственной косноязычности. — Поняли про… вот это всё?       Никки прикрывает глаза, словно вспоминая, и задумчиво выдыхает. Наверное, прошло слишком много времени с тех пор, понимает Найл, и он действительно сейчас пытается вспомнить тот момент. Джо молчит, следя за лицом Никки с таким любопытством, будто тоже надеется на интересную и незнакомую историю. Это выглядит так забавно, что Найл негромко хихикает.       — Мы убивали друг друга, — Никки не открывает глаза; его пальцы машинально касаются собственного горла. — День за днем, раз за разом — даже когда оба знали, что в этом нет никакого смысла.       Джо едва заметно сводит брови, выдавая собственное беспокойство. Найл видит, как его рука вздрагивает, чуть подавшись в сторону Никки, но бессильно ложится на стол. Теперь ей кажется, что вопрос был совсем некстати.       — Нас научили ненавидеть друг друга, и мы были слишком… слишком глупыми и упертыми, оба, слишком уверенными в своей вере — хотя уже тогда было понятно, что всё совсем не так, как нам рассказывали.       Никки замолкает, негромко вздохнув, и неожиданно улыбается.       — А ночью он мне снился — хотя мы были рядом, всего несколько шагов друг от друга. Нам тоже приходилось спать — убивать других тяжкий труд, — Джо фыркает и морщит нос, согласно кивая. — Я видел его день за днем, ночь за ночью… и однажды понял, что не помню друзей, не помню тех, с кем пришел защищать нашу веру — а его лицо могу представить в малейших деталях.       Найл сглатывает, видя, как улыбка Никки из смешливой становится мечтательной. Он смотрит на Джо, склонив голову к плечу, с такой теплотой и любовью, что в комнате становится теплее. Джо улыбается в ответ.       — И однажды я не смог, — Никки выдыхает, переведя взгляд на Найл. — Я держал нож у его горла, собираясь перерезать, и не смог. И видел, что он тоже не может, хотя его кинжал упирался мне под ребра. Черт, это было ужасно романтично, да?       Найл выгибает бровь, сомневаясь в том, что они понимают это слово одинаковым образом. Джо смеется и кивает.       — А потом мы узнали, что пронзать друг друга можно не только копьями и кинжалами, — он посмеивается, следя за краснеющей Найл. — Николо, ты рассказал ей драматичную часть, а девочка всего-то хотела узнать про то, как мы начали заниматься любовью.       Остаток ужина Найл возмущается и пытается доказать, что вовсе не это она имела в виду.       Они спят вместе. Во всех смыслах, конечно, но Найл видит только то, как Джо укладывается к стене, раскрыв объятия, и Никки падает в них, посмеиваясь, жмется всем телом к груди другого мужчины, позволяя его рукам обвить себя. А затем механически, не задумываясь, он проверяет пистолет под подушкой, пока жмурится от удовольствия под прикосновениями губ Джо к своей шее. Они всегда, неизменно спят вот так: Никки впереди, Джо сзади.       Они так спят вместе сотни лет, наверняка, когда еще не были знакомы с Энди, когда лишь они были друг у друга, чтобы защищать и согревать. Найл кажется себе невероятно грубой, но она во все глаза смотрит на то, как тела двух мужчин идеально подходят друг другу — части одного безупречного механизма. Она видит, как подрагивают во сне пальцы Никки на запястье Джо, — он всегда кладет руку именно так и никак иначе; видит, как Джо просовывает колено между ног Никки совершенно не эротическим, а скорее уютным и привычным жестом. Она знает, что стоит потревожить их сон чему-то неожиданному, Никки выхватит пистолет из-под подушки, безошибочно определив врага, и закроет Джо грудью, не отдавая себе в том отчета. Его желание защитить — инстинкт, а не голос разума.       Они спят вместе. Во всех смыслах, чёрт подери.       Найл замирает на пороге их нового убежища, услышав короткий стон. Она должна бы уйти, прогуляться где-то часик-другой, — так поступить разумно и честно — правильно — но она зачем-то делает шаг вперед, а затем ещё и ещё, пока ее взгляду не открывается широкая спина Никки, усыпанная россыпью родинок. Она видит маленькие капли пота на светлой коже, собирающиеся в дорожки и сбегающие вниз, к пояснице. Видит, как движутся крепкие мышцы и сухожилия, когда он двигает бедрами, толкаясь; как его лопатки сходятся под кожей, когда он наклоняется ниже, чтобы опереться на локти. Совершенное оружие, натренированный боец — Найл видела его в схватках, видела с какой легкостью он отнимает жизни даже голыми руками — сейчас Никки так осторожен, что почти нельзя поверить, что он может убить за доли секунды. Она видит, как выступают позвонки на его шее, когда Никки склоняется к Джо, чтобы поцеловать. Видит, как Джо откидывает голову, подставляя шею под осторожные укусы, как он прогибается, подаваясь навстречу толчкам, и скользит коленями по бокам Никки, сжимая его плотнее. Она слышит негромкий шепот на итальянском, которого не знает, и то, как Никки мурлычет слова на арабском, который она не может понять — слишком старый диалект, который наверняка уже не используется. Джо тихо смеется, но смех на полузвуке прерывается гортанным стоном. Найл видит, как он впивается ногтями в шею Никки сзади, притягивая ближе, вместе с тем, как Никки ускоряет движение бедер и удобнее перехватывает Джо под коленом, удерживая на месте. Его волосы на затылке, мокрые от пота, чуть завиваются — почему-то это запоминается очень четко. Она прижимает ладонь ко рту, застыв на месте; Никки сдавленно стонет, дрожа, прижавшись приоткрытым ртом к ключице Джо — и тот дышит сбито и загнанно, поглаживая Никки по плечу.       Пожалуй, самое худшее в ситуации то, что она видит, как Джо неожиданно смотрит прямо на неё, едва заметно улыбнувшись, и с насмешливым осуждением качает головой. Найл выбегает раньше, чем Никки оборачивается.       Они, конечно же, не разговаривают об этом. Энди посмеивается, оперевшись на капот машины задницей, и сочувственно похлопывает ее по плечу, но никак не комментирует горящее от стыда и смущения лицо и дрожащие руки. Никки улыбается чуть шире, когда она снова возвращается спустя время, и подмигивает; Найл снова краснеет, стараясь не смотреть на то, как он проводит пальцами по шее Джо, обводя позвонки. Теперь это смотрится слишком… слишком. Она далеко не девочка и вовсе не пуританка, однако ничего не может поделать с собственным смущением. Наверное, дело в том, что их страсть — даже спустя тысячу лет — всё ещё горит ярче, чем простой человек может выдержать.       — А вам не надоело? — Найл откидывается на стуле, зевая, и поясняет, увидев вопросительно приподнятую бровь Джо. — Тысяча лет, неужели вы не устали?       Никки нет в комнате — он, должно быть, снова в кухне, готовит что-то вкусное и наверняка ужасно калорийное. Джо качает головой и улыбается, глядя с тем неповторимым выражением, с которым взрослый смотрит на неразумное дитя. В такие моменты Найл вспоминает, насколько же она бесконечно мало прожила, насколько многого не понимает — и никогда не сможет угнаться за ними двумя, и тем более за Энди.       — А ты можешь устать дышать? Тебе может надоесть солнце или луна? Земля, по которой ты ходишь? — Он склоняет голову к плечу и молчит, словно ожидая ответ.       Найл отрицательно качает головой.       — Никки значит для меня больше, чем дыхание, чем вода и пища. Никки для меня значит больше, чем всё; больше, чем бесконечность и бессмертие. Я не могу устать от него — он моя жизнь.       Найл молчит. Она смотрит на Джо, а тот смотрит мимо неё, куда-то далеко в прошлое.       — Нас столько раз казнили: за колдовство, за ересь, за преступления и убийства, — он качает головой и прикрывает лицо ладонью, а его голос чуть подрагивает. — За то, что я люблю его, а он меня, — пытали и казнили, сдирали с нас кожу и вешали, сжигали, срывали ногти и вырывали суставы в пыточных машинах… Тогда нас еще можно было застать врасплох.       Найл сглатывает, представляя всё это слишком живо, слишком хорошо — она видела пытки, пусть и «облагороженные» временем, и знает, что это такое. Она почти просит Джо замолчать, но не может издать и звука.       Она представляет распятое на ужасной скрежещущей пыточной машине тело Никки, слышит его крик, полный боли, слышит как Джо умоляет оставить его и взять вместо него себя. Она представляет, как под Джо занимается огонь в соломе, что устилает землю под пыточным столбом, и как Никки рвется к нему, со слезящимися от дыма и страха глазами.       Им дали бессмертие, но забыли отнять боль.       — И даже тогда я не мог допустить мысль о том, чтобы оставить его, — наконец говорит он, выдохнув. — Моя любовь к нему за гранью боли, за гранью любых мучений, что мир или человек может дать. Без него мучения будут хуже тысячекратно — и даже не придется прикасаться к моему телу.       Джо выпрямляется и встряхивается, словно сгоняя с себя тоску, но Найл видит в его глазах отблески страха — и понимает этот страх.       Как часто они оба думают, кто умрет раньше? Как часто им приходится задумываться, как они будут жить, если другого не станет?       Найл думает, что никак.       Никки возвращается всего на секунду раньше, чем Джо принимает свой обычный расслабленный вид. Он встревоженно хмурится, отставив мгновенно ставшее неважным блюдо на стол, и склоняется к Джо, прижавшись лбом к его лбу.       — Все в порядке? — он пробегает пальцами по рукам Джо и обвивает его запястья. — Что случилось, пока я отошел всего на четверть часа?       Джо улыбается и чуть поводит головой, потершись кончиком носа о нос Никки.       — Просто вспомнил, как сильно люблю тебя, — негромко говорит он. — Иногда полезно вспомнить.       Никки фыркает и выпрямляется.       — Твоя романтичность граничит с драматичностью, il mio amore, — с улыбкой говорит он. — Найл подумает, что мы герои трагедии.       Его насмешка разбивается о то, как он мягко гладит Джо по виску костяшками пальцев, прежде чем вернуться к блюду, от которого пахнет так, что у Найл начинают течь слюни.       Но во сне ей видится искаженное мукой лицо Никки, который смотрит на умирающего Джо. И она надеется, что это обычный кошмар, а не дурное предзнаменование.