Нашедшие

      С самого начала эта битва не предвещала ничего хорошего. С давних времён среди воинов существует одно поверье — сломанное оружие незадолго до бойни непременно принесёт неудачу.       И прямо сейчас Торкелль держал в руках голую и ободранную сверху массивную рукоять своего бродекса. Крепления и само лезвие просто ни с того ни с сего отвалились в тот момент, когда он взял оружие в руку, и теперь свеженаточенная сталь блестела под ногами, словно издеваясь. Будь оно ещё более наполированным, Торкелль, кажется, смог бы увидеть в нём собственное разъярённое лицо. — ФРОДИ! ТАЩИ СВОЮ ЗАДНИЦУ СЮДА! СЕЙЧАС ЖЕ! — завопил мужчина, сжимая деревянную рукоять так сильно, что вены на его руке вздулись. Голос Торкелля всегда отличался громкостью, но сейчас он прозвучал в крошечном помещении оружейной просто оглушительно, и на этот вопль буквально через несколько секунд примчался перепуганный и бледный оруженосец средних лет. Он был лишь в одном сапоге, потому как крик, очевидно, застал его прямо посреди сборов. Бедняга решил, что лучше уж прибежать без сапога, чем заставить своего командира ждать, потому как больше всего он не любил делать именно это. Особенно в таком настроении. — Что случилось, командир? — А ты, сурт тебя подери, не видишь, в чём дело?! — Торкелль раздражённо вскинул руку со сжатой в ней рукоятью, отчего Фроди невольно прищурился и вжал голову в плечи, не успев заметить отсутствие на ней лезвия и оттого решив, что прямо сейчас и встретит свою смерть. Но этого не произошло, и мужчина приподнял голову, чтобы рассмотреть предмет, из-за громадного роста командира находившийся на приличной для него высоте. После этого Фроди устремил взгляд на поблёскивающее внизу отвалившееся лезвие и, кажется, побледнел ещё больше. Ещё вчера он усердно начищал этот топор, и вот теперь это обернулось против него страшным проклятием. И за что ему такое наказание? — Командир, я понятия не имею, как такое могло получиться… — проблеял бедняга Фроди, поднимая с земли лезвие и осматривая место сломанного крепления. Очевидно, оно просто прохудилось от времени и усердия самого Торкелля, но проблема даже не в этом, а в том, что он, Фроди, каким-то образом этого не обнаружил. Заметь он поломку хотя бы вчера, ещё было бы время всё закрепить, но теперь такой возможности точно не будет. Мужчина задумчиво нахмурился, делая вид, словно невероятно увлечён погнутыми пластинами металла, однако он просто боялся озвучить собственные размышления вслух. — Да мне плевать, как оно получилось! Чини сейчас же, иначе я тебе башку оторву! — снова громогласно произнёс Торкелль, взмахнув рукой со сжатой в ней рукоятью, которую после протянул Фроди. Последний её, конечно, взял, но затем, шумно сглотнув, медленно обратил отчаянный взгляд на своего командира. Нависшее над ним лицо Торкелля с совершенно безумными от гнева янтарными глазами, кажется, исказилось ещё большей яростью, когда он увидел это растерянное выражение оруженосца. — Боюсь, что я не в силах уже что-то с этим сделать… Вам придётся взять другой топор. После этих слов Торкелль выпрямился во весь свой рост и сверху вниз грозно посмотрел на Фроди настолько устрашающим взглядом, что тот, обливаясь холодным потом, удивлялся, как до сих пор не испустил дух. Перспектива не попасть в Вальхаллу сейчас пугала его даже меньше, чем гнев великана, рискующий обрушиться на него в любой момент. Торкелль с минуту молчал, словно копя в себе нарастающий гнев.       И следующие почти десять минут весь их лагерь, отвлёкшийся от сборов, мог слышать, как из оружейной доносились вопли Торкелля. Бедняге Фроди можно было лишь посочувствовать, однако подобные случаи не были в их команде редкостью. Торкелль был потрясающим командиром, сильнейшим воином, стратегом, безусловно, ответственным человеком, но только если это касается организации боёв и военной дисциплины. Во всех бытовых и хозяйственных вопросах он разбираться не мог да и не хотел — в этом полагался на других, таких же безалаберных мужиков, а в случае неудач решал вопросы воплями и руганью. Благо Торкелль не отличался особой жестокостью в этом плане, и в большинстве случаев провинившиеся обходились только страшным поруганием и наказанием вроде чистки обуви или стирки, но всё равно некоторым доставалось и похуже. В любом случае разгневанный Торкелль — зрелище не для слабонервных. Каждый из членов их команды осознавал, что им не хватает кого-то, кто смог бы держать организацию быта и хозяйства в своих руках, однако дальше одного осознания дело не доходило.       Тем временем, когда крики в оружейной стихли, воины продолжили заниматься сборами. А спустя ещё какое-то время из неё тяжёлыми шагами вышел выпустивший пар Торкелль, по-обыкновению сжимающий в руках два бродекса — один был абсолютно таким же, как и сломанный, а другой значительно отличался, но, в принципе, тоже был вполне боеспособным. Следом за Торкеллем вышел и бледный Фроди, вытирая пот со лба, и, немного неуклюже вышагивая в одном сапоге, направился обратно к себе, чтобы закончить сборы.       Несмотря на то, что ситуация более-менее разрешилась, настроение у многих стало тревожным. Сломанное оружие — плохая примета. Как бы то ни было, уже через час войско во главе с Торкеллем выдвинулось к месту будущего сражения.       Стояла довольно тёплая весна, однако кое-где в тени ещё лежали грязные корки подтаявшего снега. Из влажной земли проклёвывалась свежая трава, на деревьях появились первые почки — ближе к вершинам они даже начали распускаться. Раннее утреннее солнце светило, но грело мало, а потому воины ещё не спешили снимать с себя зимние шкуры. Удивительно мерзлявый Торкелль и вовсе периодически согревал сжатый кулак дыханием. И хотя он обладал поистине могучим здоровьем, после некоторых зимних боёв, когда в порыве страсти Торк срывал с себя верхнюю одежду, его одолевала непродолжительная простуда. Ему пошёл тридцать четвёртый год, однако зачастую своим поведением он создавал впечатление огромного ребёнка, лишённого здравого разума. Безусловно, Торкелль был умён и умел вести за собой, а также держать в своих руках сокрушительное войско, но в некоторых вопросах заботы о самом себе у него был огромный пробел. Если бы не многие верные ему люди, он вряд ли смог бы даже по-человечески выстирать собственные портки. Заботу о собственном оружии он тоже зачастую доверял другим, за что и поплатился в этот раз.       Путь был недолгим. Воины остановились в просторном поле, когда впереди показалось выходящее из леса вражеское войско. Торкелль в предвкушении вдохнул полной грудью чуть морозный воздух, после чего воинственно вскинул руку со сжатым в ней топором. — Повеселимся, ребята! — крикнул он и, не желая более ждать, со всех ног бросился навстречу войску. Его воины отозвались ответным криком и побежали за ним. Каждая бойня была настоящим событием как для Торкелля, так и для них. В особенности, конечно, для Торкелля, ведь он видел в боях такую же необходимость, как в воздухе или пище.       Вражеское войско было более многочисленным, но если в большинстве случаев для команды Торкелля это не составляло совершенно никакой проблемы, то сейчас воины почти не уступали им в силе. Торкелль сражался за десятерых, а то и больше, и, пожалуй, в этот раз единственной надеждой на победу была именно его невероятная мощь. Вытерев кровь с лица, оросившую его в процессе боя, Торкелль шумно выдохнул и с азартом усмехнулся. Больше побед в принципе он любил только победы, одержанные в трудном бою.       Сражение продолжалось, даже когда солнце уже было в зените. С обеих сторон были уже приличные потери, однако стало очевидно, что бой начинает подходить к своему окончанию, и оттого он стал ещё более ожесточённым. Под ногами у ещё живых воинов лежали окровавленные тела, и те, не жалея, ступали прямо по ним. Редкий заледенелый снег растаял от тепла проливающейся крови, а лезвия брошенных мечей и копий холодным светом сияли на земле, в руках у мертвецов, в едва пробившейся весенней траве, побагровевшей и стоптанной тяжёлыми сапогами.       Торкелль зашёлся в яростном крике, когда в очередной раз бросился на сразу нескольких воинов. Миг, и двое из них разом лишились голов, а третьего разрубило пополам аккурат от макушки и до середины груди. С лязгом кольчуг и выпавших мечей обезображенные тела упали на землю, и Торкелль бросился к следующим своим жертвам. Никаких романтических сказок о прекрасных валькириях и летающих лошадях — только кровь и смерть. И проигравшие с победителями.       Исход боя был уже предрешён — Торкелль ликовал. Ликовал и терял бдительность. После очередного рывка слышится омерзительный хруст, и один из топоров застревает в черепе убитого. Торкелль, замешкавшись, раздражённо рычит и пропускает удар чужого меча, который приходится точно в бок. Благо не в живот, но даже это ранение оказалось значительным, особенно в сочетании со следующим — оно пришлось в ногу. Янтарные глаза распахнулись в изумлении, и Торкелль понял, что может потерять опору. Кровь обжигала, и от неё же стала прилипать ткань. Торк пожалел о том, что не надел сегодня кольчугу, и ещё больше пожалел, что суеверия не врут. Его подвёл выбранный утром топор, в этом не было никаких сомнений.       Продолжая отбиваться, Торкелль судорожно искал взглядом своих воинов по близости. Кто-то из них, увидев ранение командира, тотчас же оповестил об этом находящихся рядом, и бросился на помощь. Сам же Торкелль не сдержал нервной усмешки — ему нечасто удавалось получать ранения, и оттого вся сложившаяся ситуация даже забавляла и прибавляла азарта. Несмотря на подоспевших к нему товарищей, Торк продолжал сражаться так же яростно и с криком отгонял от себя каждого, кто собирался предложить помощь.       Бой окончился в течении следующего получаса. Выжившие враги бросились бежать, и часть воинов Торкелля в боевой эйфории побежала за ними, чтобы добить каждого. Торкелль и сам первым понёсся бы туда, но вместо этого опустил топор и шумно выдохнул, свободной рукой зажимая рану. Он победоносно засмеялся, обернувшись к подбежавшим к нему ликующим воинам.       И в следующий момент рухнул на землю без сознания.