Сбежавшая королева

Кажется, Робин каким-то образом всерьез взял на себя ее кошмары. Она просыпалась не от них и видела, как он стаскивает зубы во сне, мечется и напрягает мышцы. Нужно было его просто разбудить. Разбудить, поцеловать и ждать, пока он уснет спокойно. Но руки действовали против воли, Реджина склонилась над возлюбленным и, положив руку ему на лоб, медленно вытянула из его мыслей черный сон. Она проделывал это не в первый раз, каждый раз снова думая, что к чему-то и эта магия, выученная ей самой из ниоткуда, должна однажды к чему-то привести, и вряд ли хорошему. Но она ничего не могла поделать. Она крутила на пальцах черную нитку кошмара, когда кто-то хорошо знакомый рассмеялся ей на ухо и заткнул рот ладонью: — А надо же, неплохо получается! Я догадывался, что ты способная. Девушка попыталась оторвать чужую ладонь от лица, но оказалась связанной и в доли секунды оттащенной далеко от лагеря. Лука она с собой захватить не успела, но сдаваться не позволяла гордость, и она бессильно дергалась в магических путах. -Без криков! Я всего лишь пришел предложить сделку, дорогуша. Он прекратил прижимать свою сухую ладонь к ее губам, и Реджина судорожно схватила ртом воздух. Закричать или выслушать? Выслушать или закричать? — Вокруг меня, знаешь ли, не так много людей, — Румпельштильцхен наконец показался перед ее глазами, — а мне бы пригодились ночные кошмары. Пособираешь их для меня? Вот на это веретено, — он протянул вещь бывшей ученице. Та потянула руку, понимая, что больше не связана, но тут же опустила ее. — А мне что? — Ооо, тебе? Я за ценой не постою. Я объявлю тебя мертвой, Реджина. — Мертвой, — с опаской повторила она. — Да! — с театральным восторгом воскликнул маг, — десяток кошмаров, не важно, чьих, и король будет убежден, что его благоверная мертва. Никаких стражников, никаких стрел, да ты и сама понимаешь, верно? Реджина молчала. Кошмары. Кошмары — это все ещё просто сны, что с их помощью можно сделать? А ее жизнь могла стать куда легче. И Румпельштильцхен сам предлагает ей такую сделку? — В чем твой интерес? Не в кошмарах же? — Это ты зря, кошмары всегда пригодятся. Но дело, конечно, не только в них. Давай, пораскинь мозгами. Зачем мне нужна мертвая королева? От последнего словосочетания Реджину бросило в дрожь. — Не знаю! — Думай! — Не знаю! — повторила она громче, бросив взгляд на спящий лагерь. — Фу ты, не разочаровывай меня. Ну разве не единственная причина может быть у меня в желании смерти королеве? Я хочу посадить на трон другую. — Успокаивает, — после недолгого молчания сказала бывшая королева, поднимаясь с земли. — Серьезно? Ты меняешься не так, как я думал. — Новая претендентка на трон, надо думать, твоя новая ученица? В таком случае, обо мне ты просто забудешь? Тогда я согласна на сделку. — Должно быть, забуду. Мне нужна была дочь Коры. А как оказалось, ты у нее не одна! — Что? — Да я сам удивился! И дара у твоей старшей сестрёнки побольше будет, и желания быть королевой — тоже. — Это хорошо, — еле слышно сказала Реджина, наматывая на веретено первый сон. На лице Румпельштильцхена промелькнула незамеченная ей досада, а в следующую секунду он рассмеялся и исчез, как не было. *** Реджина неслась через бескрайнее поле на лошади и тихо, почти безумно смеялась. Она больше не сбегает и даже если встретит королевских рыцарей, спокойно пройдет мимо, а они не обратят на нее внимания. Мало ли, что ее лицо не изменилось, им сказали — вот эта женщина мертва, можно ее не искать, и они сразу забыли, выкинули из головы черты портрета, розданного для ее поимки. И даже если она покажется им знакомой, то они не свяжут ее с королевой, потому что королева — мертва, а впрочем, им и дела до того нет. Когда она выходила к людям, еще будучи коронованной особой, некоторые рыцари смотрели на нее жадно, даже влюблено, — думала она, спускаясь с лошади, чтобы дать ей и себе перевести дух, — а еще многие, даже из знати, из тех, ниже которых она еще совсем недавно стояла, глядели с восхищением. Это одновременно пугало и льстило, и первое время лишь эти эмоции помогали ей держаться и не падать духом. А еще кто-то смотрел с завистью, кто-то с безразличием, но никто, черт возьми, никто и не подумал бы королеву пожалеть. Не то что бы ей так хотелось выглядеть жалко, конечно нет. Но почему никто не думал, что ей может быть плохо на ее месте? Наверное, беднота надсмеялась бы над ней, но какой же одинокой, запуганной и несчастной она чувствовала себя, особенно этими несносными ночами. Наверное, ее бы не поняли, но сейчас, когда ее желудок наконец отвык от королевских обедов, а тело — от мягких перин, она наконец просто ощутила долгожданное спокойствие, она почувствовала свободу на вкус. Реджина опустилась на мягкую траву. Время есть, она убежала далеко вперед, когда пожелала проехаться галопом, и ей все равно предстояло ждать свою «стаю». Та, кажется, окончательно ее приняла, за любовь к лошадям, свободе и Робину. Время есть, можно посидеть в одиночестве и подумать. Все еще жаль, что не удалось навредить Белоснежке. Как не смеялся Робин над ее жаждой мести, она с большой неохотой расставалась с ней и все еще надеялась, что когда-нибудь… Она ведь даже не сказала ей, в чем именно она виновата, маленькая дрянь так и будет вечно трепать языком, разрушая чужие жизни, а после смотреть своими щенячьими глазками, в которых плескается… Реджина резко вскочила на ноги, вновь воссоздавая в голове лицо ненавистной падчерицы. Теперь, когда злость отступала на второй план, жажда мести откладывалась на неопределенное «когда-нибудь», и королева больше не была ею, не была пленницей дворца и внутренних противоречий, она наконец увидела, какими глазами смотрела на нее Белоснежка. Глазами, в которых плескается сочувствие, которого так жаждала Реджина и которое не разглядела так близко, одурманенная ненавистью. Она снова села на траву, сгоняя набежавшие слезы, и подумала, а плакала ли ее падчерица над «ее» гробом? Переживала ли ранее, когда ей со всей осторожностью сообщили, что королеву, вероятно, похитили. Возникла ли у нее мысль, что Реджина сбежала сама, потому что была несчастна? Будет ли вспоминать ее, когда, а это вскоре должно произойти, у нее появится новая мачеха? В конце концов, с досадой подумала Реджина, — во всем виновата ее мать. То, что она желала столь своеобразного счастья дочери, не давало ей никакого права убивать его, убивать! Но время уже подлечило сердечные раны, Дэниэл вспоминался без такой отчаянно ноющей боли в груди, и в душе не было злости, связанной с этим случаем, ни на себя, ни на Белоснежку, ни даже на мать. Была только жалость, острая, так и не прошедшая жалость к несчастному мальчику-конюху, полюбившему ее на свою беду. Он не должен был из-за нее умереть, вот что. В этих дрязгах, обидах, жажде мести, власти они просто погубили ни в чем не повинного человека, которому даже не выпадет второго шанса, как ей. Его просто нет больше, и можно долго копаться, так кто же виноват, но это не вернет его, никогда не вернет. Ей отчаянно хотелось забыть все, что предшествовало ей-разбойнице, наконец научившейся сносно стрелять из лука. Но одинокое детство, первая любовь, не слишком-то долгое, но действенное ученичество у Румпельштильцхена, мать, которую она толкнула в зеркало, даже ненависть, все это было ею и решительно не хотело забываться. Пройдет еще много времени, прежде чем она разберется со всем. Но сегодня она может заглушить свою боль, она чувствует вкус свободы. *** Крюк обвел не вполне ясным взглядом приморский трактир и решительно направился к одиноко сидящей в углу женщине. «Красивая, — оценивающе прошелся он по ней взглядом, — на Милу совсем не похожа, тем лучше». — Выпиваете в одиночестве, леди? — он старательно обворожительно улыбнулся. Она посмотрела на него насмешливым взглядом прекрасных глаз, которых ясно отражалось опьянение. — Да вот, так вышло. — Хоть одно новое лицо в этом затерянном местечке. Кто, откуда? — не дожидаясь приглашения, он упал рядом с ней на скамью. Она отодвинулась. — А вы? — А я пират, — Крюк пристально оглядывал ее, что, кажется, ее нервировало, но она была достаточно пьяна, чтобы заинтересоваться, — был им, по крайней мере, до сегодняшнего дня так точно. — А что изменилось сегодня? — она снова приложилась к кружке и он довольно хмыкнул. Как минимум собутыльника на ночь он нашел. — Удачное ограбление. Начинаю думать, а не купить ли мне земли и не жить ли в роскоши, знаете, до конца своих дней. Она как-то странно, недоверчиво усмехнулась, собиралась что-то сказать, но посмотрела на него внимательно и спросила другое: — А есть для кого? — Нет, — он подобрался вплотную, — но если леди хочет сегодня опустить руки с золото на моем корабле… — Ах, нет, — девушка снова отодвинулась и расхохоталась, — слушать тебя весьма интересно, но у меня есть человек, которого я люблю. — Вот как, — он был слегка раздосадован, но не более того. Похоже, выговориться ему требовалось острее, чем охмурить кого-то, — но почему же вы тогда пьете в гордом одиночестве? — Я с ним слегка повздорила. Когда напьюсь достаточно, чтобы перестать думать, а простит ли он меня, а не жалеет ли он обо всем, а любит ли он меня вообще — пойду извиняться. Она определенно начинала нравиться ему, уже не внешностью, так что он пересел, чтобы очутиться не рядом, а напротив нее и совсем другим тоном сказал: — Ту, что любил я, давно поглотило море. Так что правильно делаешь, что собираешься идти на мировую. Даже если так, — он кивнул на кружку. — Сочувствую, — она, кажется, тоже почувствовала расположение к нему, — моя первая любовь тоже в земле. Я понимаю, каково это. Но не все потеряно, я уверена, свое счастье можно найти и второй раз. И не думаю, что умершие будут на нас за это в обиде. Он кивнул и некоторое время молчал. А после с прежней улыбкой спросил: — Зовут-то тебя как? — Реджина, — она протянула руку и вопросительно посмотрела на него. — Киллиан. Но можно Крюк, — он усмехнулся и осторожно вложил свой своеобразный протез ей в ладонь. Кажется, она удивилась, но тут же рассмеялась. Да, она определенно нравится ему, и вовсе незачем ее тащить в постель. — Если мы так хорошо начали знакомство, то может, по новой дружбе, посоветуешь мне, что мне делать с украденными сундуками, набитыми золотом и драгоценностями? По-моему, ты одна из немногих, что не сочтут меня сумасшедшим от такого вопроса. Реджина пожала плечами: — Раздай тем, кому нужнее. Они столкнулись взглядами и долго искали что-то друг в друге. Киллиан заговорщическим тоном придвинулся к Реджине через стол. — Какие интересные слова, — они снова какое-то время молча смотрели друг другу в глаза, — да ты никак из шайки Робина Гуда? Она мягко улыбнулась и опрокинула в себе остатки алкоголя в кружке, на какие-то секунды скрывая за ней свое лицо. — Даже так, — понял Крюк, — ты тут пьешь, чтобы именно перед ним извиниться. Не так ли? — Так, — не стала спорить она. — А что насчет прогуляться до моего корабля? Я бы тебе чего-нибудь подарил. А напиться и по дороге можно, — он махнул фляжкой. Выражение ее лица перестало быть таким приветливым. — Это еще к чему? — Да ни к чему, просто здесь шумно, а меня тянет на откровенные разговоры. Не хочешь, останемся. Но если что, морские разбойники у сухопутных не крадут. Тем более женщин. Она несколько расслабилась и встала: — Ладно, пошли, — согласилась она, — здесь в самом деле шумно и душно. А меня начинает тошнить. Он усмехнулся, осторожно, чтобы не взвинтить ее, взял под локоть и вывел на улицу. Прохладный морской бриз слегка помог им обоим. Ей, явно не привыкшей пить, идти было немного сложновато, мышцы ног словно отяжелели, и она не стала выдирать локоть из его единственной кисти, хотя и не была в восторге от того, что кто-то, кто подошел к ней со столько прозрачными намерениями, касается ее. — А что, врут, что девчонка из шайки Гуда владеет магией? — неожиданно вспомнил Крюк. — Не врут, — хмуро ответила Реджина. Ее лицо в полумраке казалось особенно красивым, но сейчас он мог лишь любоваться им как зритель. Он недостаточно выпил, чтобы забыться и алкоголь дал в другую сторону, ему хотелось вспоминать, говорить и быть понятым. Хотя, если она ведьма… — Так чего же ты боишься меня? — удивленно спросил Крюк, — Начну распускать руки, ты мне огненным шаром по лбу и поминай как звали… — Магия ведь имеет цену, — серьезно сказала Реджина, — я ей и без того пользуюсь гораздо чаще, чем нужно. Но по-другому не могу. — И на самом деле, — он невольно вспомнил брата, и шутить временно расхотелось, — цену. — Швырну я тебя огненным шаром за борт, а потом вылезет какая-нибудь там морская богиня, которой это не понравилось, — она пыталась говорить серьезно, но было видно, что она шутит, чтобы не уводить разговор в тяжелое русло, — с магией последствия очень сложно просчитать. — Морских богинь встречать не доводилось, — поддержал полусерьезный разговор Киллиан, — а вот гадин-русалок уйму. И вообще, отношения с магией у меня напряженные, мягко говоря. — У меня тоже, — фыркнула Реджина, — но это затягивает сильнее и быстрее, чем можно представить. — Ты встречалась с Румпельштильцхеном? — он сам не знал, с чего вдруг спросил, зная, что из-за любого ответа заведется и, скорее всего, дружелюбного разговора о любви и разбое, который он планировал, не выйдет. Но практически вся магия этих мест шла через его руки. Она не могла быть исключением. — У меня ощущение, что с ним каждый встречался, — локоть выскользнул из его руки, подтверждая, что их чисто человеческая симпатия друг к другу висит на волоске из-за одного упоминания этого чудовища. Но он уже не мог свернуть. — Насколько близко с ним встречалась ты? — Недостаточно, чтобы ты хоть сколько-нибудь задел его, навредив мне, — Реджина остановилась. Он тоже постоял, а потом обернулся к ней, вновь протянув руку: — В мыслях не было, — он слегка кривил душой на этих словах, но ночь была так хороша, одному оставаться совершенно не хотелось, а возвращаться к засевшей в трактире команде, которая видела, что он выходит с ней, было бы нелепо. А ей, похоже, тоже нужен был собеседник, отвлекающий ее от навязчивых мыслей. Как там она говорила? «Не жалеет ли он ни о чем, любит ли». Думается, что любит. Да и ссора наверняка пустячная. Руки она не дала, и он пошел другим путем, вытащив фляжку. Ее она приняла. — Из-за чего поссорились-то? — спросил он, наблюдая, как она пьет. — Так, — она поморщилась, не то от крепости рома, не то от вопроса, — от некоторых былых привычек тяжело отказаться. — Опять магия, — предположил Крюк. — Нет, не она на этот раз. — Ну не хочешь, так скажешь, когда мы еще напьемся, — он тоже прислонил флягу ко рту и она рассмеялась. Кажется, напряжение все же распалось. — Расскажи лучше ты что-нибудь, — предложила девушка. — А тебе так интересно послушать, как я вспарывал крюком чужие животы? — Мне кажется, тебя не об этом тянет поговорить. Крюк вздохнул. На самом деле, зачем он ее вообще вытащил. Хотелось кому-то рассказать… — Когда-то, даже уже можно так, давным-давно я украл жену Румпельштильцхена, — она вздернула брови и ему понравилась такая реакция, — он тогда был ничтожным трусом, а я — красивым и отчаянным пиратом, выбор был очевиден. Реджина не стала смеяться над его самолюбованием, не желая отвлекать его от рассказа. — Я не знаю, что конкретно там с ним произошло, но он стал вот этим крокодилом, кем и сейчас является, пусть оставшись совершенным трусом. И тогда он ее убил. Девушка шла рядом молча, ожидая, что он продолжит. — Я ему не прощу, — добавил он, — всю свою чертову жизнь ищу путь мщения. И найду. — А я даже не могу должным образом злиться на человека, отнявшего мою любовь, — тихо сказала она. Он даже остановился от неожиданности: — Почему?! — Это моя мать. И она искренне считала, что делает мне лучше, — она остановилась рядом, заглянув ему в глаза, — Я… несколько лет засыпала и просыпалась с мыслью о мести, мести той, что выдала меня и моего жениха матери. А потом прошло. Она двинулась вперед, глядя куда-то сквозь пейзаж. Море шелестело, разбавляя нависшую тишину. Она обернулась: — Может, у тебя тоже пройдет, когда ты встретишь кого-то, кого полюбишь. Он шагнул вперед и протягивая ей ром. Ему нужно подумать об этом всем, пока она занята ощущения жжения в горле. Пока она отчаянно морщится и рассеянно оглядывает громаду корабля. Нужно подумать. — Тебе стало легче от разговора? Крюк не ответил. Он поднялся на свой корабль и протянул ей руку, но она покачала головой. Не доверяет. Да и не с чего особо доверять. — Тогда жди, — крикнул он и нырнул в каюту. Королевский корабль, который они ограбили накануне, на это ограбление прямо-таки напрашивался. На набитые сундуки было страшно смотреть, бывает ли вовсе такая удача? Он растерянно выкинул пару сокровищ. Черт его знает, что нравится женщинам, и что понравится конкретно ей. Он наткнулся на диадему и решил, ага, это подойдет. Если, конечно, она еще не ушла. Не ушла. Сидит, смотрит не то на море, не то сквозь него. Он протянул ей украшение, а она вдруг вскочила и уставилась на него с неожиданно опаской. — Что-то не так? — Давай начистоту, — хмуро сказала Реджина, глядя на диадему, — что тебе обо мне известно? — Только то, что ты сама и рассказала. Если у тебя там какая-то история с украшениями, то я ее не знаю. Я просто от души. Мне… действительно стало легче от разговора. Она вздохнула. — Все нормально. Это у меня паранойя. Но взять ее я не могу. Он пожал плечами и собирался что-то сказать, но она перебила его: — Лучше проводи меня до леса. Я, кажется, уже достаточно напилась. — Так ты расскажешь, из-за чего поссорилась с разбойником? Интересно ведь. — Да нет тут ничего интересного, — поморщилась Реджина, — из-за этого все, — она кивнула на украшение. — А поконкретнее? — Щедрости у меня поменьше будет, чем у него, — сдалась она, — и привычки из крови не выветриваются. Хочется ведь себе заграбастать, и побольше. Землю, знаешь, купить и жить в роскоши. Он засмеялся от ее язвительности и даже пожалел, что, наверное, не увидит ее больше, как доведет до леса. Было у них что-то общее. Но по крайней мере, насколько он знал Робина, мимолетом лично и хорошо — по слухам, она в надежных руках.