Сбежавшая королева

— Странное место встречи, — отметила Реджина, входя на крыльцо психиатрической клиники. — Думаю, начнем с того, что я сделал то, о чем ты просила, — Румпельштильцхен повернулся к ней, доставая два кулона. — В этом, — он качнул белый в правой руке, — ее жизнь, в этом, — он обратил внимание на зеленый, — ее магия. Я отдам оба, когда узнаешь свою часть сделки. Пойдем. Он шел молча, а Миллс не решалась раньше времени задавать вопросы. Она знала, к кому он ее ведет, но терялась в догадках, что именно он от нее потребует. В конце концов, раз эта девушка не пришла в себя после падения заклятья, то сумасшествие было ее настоящей чертой и не спало бы в любых мирах. Вылечить это наверняка было вполне возможно, но тогда Голд давно бы сделал это? Он в самом деле остановился у ее палаты и замер, будто решаясь на что-то. Потом обернулся. — Можешь забрать кулоны сейчас. Что ты собираешься с ними делать, кстати? — Уничтожить ее магию, — Реджина сжала губы. — Белоснежка может прощать ее сколько угодно, но только после того, как Зелина будет относительно безобидной. — Значит, ты не доверяешь ей. И тем не менее, согласилась на сделку, условия которой мы считай что не обговорили, лишь бы я согласился разделить вещь, в которой хранится ее жизнь и магия на две. Почему бы просто не убить? Не из-за того же, что этого не хочет ваша общая падчерица? — По-моему, я уже отвечала на этот вопрос. Я просто очень уж легко могу представить себя на ее месте. Они помолчали, раздраженно глядя друг другу в глаза. Наконец, Голд заговорил снова: — Знаешь же, кто в этой палате? — Догадываюсь. Но… — Заклятье, которое на нее наложила Зелина, не смогут снять ни она, ни я. — А я могу? Каким, к черту, образом? — И ты не сможешь. Но ты можешь перенести ее проклятье. Реджина почувствовала, как из глубин тела разрастается ледяная глыба страха: — На себя? Не слишком ли высокая цена? — Не на себя, Реджина, — успокаивающе и неожиданно мягко, — это не твоя цена. Твое дело — просто перенести проклятье. Она уставилась на него: — Ты с ума сошел, — сорвалось с губ, но она тут же прикусила язык, понимая всю неоднозначность произнесенной фразы. — Нельзя было выбрать более рядовой способ самоубийства? — Нельзя. Магия Темного вырвалась бы и привела к катастрофе. А так, ты просто запрячешь кинжал или же передашь его ей, не суть, но я останусь под его властью, а вам не придет в голову использовать сумасшедшего. — А твой сын? Ты же нашел его? Разве не для этого ты задумал весь этот кошмар с проклятьем? — Сын не простит меня, но я хотя бы увидел его. Может, он все поймет, когда я решусь на такой шаг? Может, не поймет, но я предпочту этого не узнать. — Вот уж не ожидала, — тихо призналась Реджина, — не то чтобы я считала, что хорошо знаю тебя, и все же. — Реджина, девушка там, в этой палате, я люблю ее. Это все не потому, что мне так резко захотелось свести счеты с жизнью. Я давно обдумал это. Но ты права, мне действительно хотелось доделать начатое прежде. — Хорошо, — она шагнула к нему на подкашивающихся ногах, — я постараюсь перенести на тебя ее проклятье, хотя даже не слишком понимаю, как это делать. — А еще об этом, — он вдруг схватил ее за плечо и толкнул к стене, — раз уж ты все равно задумала избавить Зелину от дара. — Что ты творишь? — он лихорадочно пыталась вырваться, но он только прижал ее еще крепче, прислоняя зеленый кулон к ее груди. — Магия Зелины — это не только ее сила, но и мои знания. Не хотелось бы, чтобы все пропало зазря. — Я не хочу быть твоей ученицей! — она уже почти кричала, забыв, что они находятся ночью в клинике для душевно больных. — Я не хочу быть сильной волшебницей, чья доля — защищать этот город или что-то там! Я вообще не хочу быть в главных ролях этой сумасшедшей сказки! — Это твоя судьба, Реджина. Ты ведь знаешь, что несмотря ни на что, ты не сбежала он себя. Ты и без того не слабая. Просто все твои беспорядочные знания, подхваченные от меня, от других, из книг, понятые самостоятельно, все их нужно привести в единую систему. Миллс перестала биться, и в ту же секунду кулон словно растворился в ней, оставляя только холод на месте, где он прикасался. — Без понятия, как объяснять это ей и остальным… Но это я смогу взять на себя. — Спасибо. Медсестра наверху все знает. Ты просто отдашь ей ключ, и вы выйдете отсюда. В моей лавке есть одежда на нее, документы и все прочее. Она промолчала. — Осталась только твоя часть сделки, — он решительно открыл дверь палаты. Белль поднялась с постели, уставилась на вошедших расфокусированным взглядом, широко улыбнулась и спустила ноги на пол. — Я снова могу погулять? — Да, милая. Сейчас ты уйдешь отсюда, — надломанным голосом сказал Румпельштильцхен. Белль поднялась на ноги, и он резко обнял ее. — Что это? Ты меня пугаешь! — крикнула она и вырвалась. — Извини, извини меня. Я заплачу высокую цену за твое освобождение и не смог не… — Не понимаю! Он тихо усадил ее на кровать и гладил по голове, пока слезы внезапного страха не прекратили капать из безумных глаз. Кажется, она давно привыкла к его рукам, потому что позволила себя успокоить. Реджина стояла у стены, пытаясь унять дрожь. — Нужно прежде кое-что сделать. Ты не будешь бояться? — Что-то сделать, чтобы погулять? — Да. Ты же хочешь этого? — Да, хочу! А что я должна сделать? — Просто посиди сейчас. Это быстро. Закрой глаза. Румпельштильцхен кивнул Реджине, и она подошла на негнущихся ногах к затихшей Белль. Слезы норовили политься ручьем, особенно когда Голд сжал ее руку напоследок и тоже закрыл глаза. — Может быть, когда-нибудь, заклятье сможет снять Грейс, — сказал он. Получается, ей придется учить племянницу. Потому что с магами в Сторибруке за эту ночь стало напряженно. Первой глаза, полные осмысленного ужаса, открыла Белль. — Румпельштильцхен, — тихо позвала она, едва касаясь ладонями его лица. — Румпель-пумпеля здесь нет! — рассмеялся в ответ сумасшедший. Девушка отступила и почувствовала, как ее придерживают чьи-то руки. — Белль, он… — Я помню все, что было, пока я была… под проклятьем, — судорожно вдохнула она. — Я знаю, что он сделал. Несколько секунд напряженной тишины. Румпельштильцхен, сидя на кровати, явно представлял, что перед ним его прялка, а девушки тихо давились рыданиями, глядя на эту картину. Руки перебирали невидимую солому, нога давила невидимую педаль, Реджине начало казаться, что она видит призрачное колесо. — Не знаю, кто ты, но могу я попросить тебя не оставлять меня сейчас? — хриплым голосом спросила Белль. — Конечно! Только… уйдем отсюда. Мне тоже невмоготу это видеть. Так странно было видеть ту же самую ночную улицу, что и была здесь до этого. Казалось, все должно было рухнуть или стать таким же сумасшедшим, как создатель этого места. Но нет. Горели фонари, спали невысокие дома, мимо проехала одинокая машина. — Ого… — тихо удивилась Белль, оглядываясь по сторонам. — Да, мы не в Зачарованном лесу. — Румпель говорил о проклятье, да я и видела это, просто сейчас… Реджина открыла дверцу автомобиля. Она предпочла бы пройтись пешком, но бывшая сумасшедшая все еще была в больничном халате, а по городу, несмотря на глубокую ночь, мог ходить кто угодно из его жителей. — Это ведь чтобы передвигаться, так? Куда мы? — В его лавку, — ответила Реджина, — там должны быть вещи для тебя. И мне все равно нужно ведь вкратце рассказать тебе об этом мире. Белль кивнула. Знакомые переулки казались такими странно-чужими во время этой короткой поездки. *** — Румпельштильцхен безумен и заперт в больнице, он больше не сможет пытаться убить тебя. У тебя больше нет магии, ты больше не сможешь навредить нам. По-моему, все отлично. Хочешь, уезжай и начинай жизнь с нуля. Хочешь, оставайся, но лучше ходи по людным улицам и с перцовым баллончиком. Прилюдную расправу над тобой никто не учинит, я гарантирую, но мало ли идиотов, знаешь ли. Реджина протягивает Зелине кулон, показывая, что больше не имеет к ее жизни никакого отношения. — Я же знаю, тебе плевать на Белоснежку и попутные жертвы, — как змея шипит свергнутая королева, — но одну смерть ты мне не простишь. Нашей дражайшей матушки! — Это неважно. Да и ты уже достаточно страдаешь. Глядя на Грейс, — Реджина чувствует свое превосходство, и начинает переживать, что рядом нет Робина, что остановил бы ее, если она заиграется. Он всегда это делает. — Что ты имеешь в виду? — задыхается Зелина. — Румпельштильцхен рассказал мне про Сару. Это он подсунул ее тебе — девочку, что похожа на твою дочь, которую он рассмотрел в своих видениях. — Что? — Для проклятья нужно сердце того, кого любишь. Ему нужно было, чтобы ты полюбила кого-то, чтобы после принести в жертву. Вот и все. Да, она немного злорадствует. Это Белоснежка со своим чистым сердцем может запросто простить мачехе попытки убийства и гонения народа. Это Эмма со своими странными взглядами на жизнь может искренне переживать за ее безопасность. Это Грейс может защищать ее из всех недетских сил, потому что она — ее мама. Реджина не может. Потому что она такая же¸ как Грейс. — Ты все врешь. Ты это выдумала, — Зелина просто не может принять, что единственный человек со стороны, которого она смогла полюбить, эта девочка, что постоянно попадалась ей на глаза, незаметная для остальных, тоже оказалась лишь частью большого плана. Ей тошно. Ей хочется разрыдаться, но сначала нужно выставить вон сестру. — За что купила, за то и продаю, — устало говорит та. — Наверное, не стоило рассказывать. — Зачем ему тебе рассказывать это? — слезы все же прорываются, и Реджина начинает по-настоящему жалеть о сказанном. Незачем было. Она знает, каково это, чувствовать себя марионеткой. — Чтоб кто-то знал. Не знаю, почему я. Может, потому, что сын его простил только тогда, когда уже поздно, его любимая была сумасшедшей, а лучшая ученица сделала ее таковой? У него, как видишь, судьба тоже не из приятных. — Предлагаешь мне его пожалеть?! — Я лучше предложу выпить. И поговорить, если хочешь. Но можем и просто напиться. — Второе, — машет рукой Зелина. Они сидят до темноты и упрямо молчат. В соседнем доме Джефферсон любуется на Грейс, рисующую семейный портрет. В квартире Реджины, отчаянно маленькой для четверых, Генри показывает заинтересованным Робину и Роланду карты этого мира из учебника географии. В парке прогуливается счастливая пара Белоснежки и Принца, сердящаяся на взрослую дочь, что так беспечно ушла на свидание с каким-то пиратом и не отвечает на сообщения. В баре Тинкербелл строит глазки уставшему от суматохи шерифу Грэму: Голубая вернула ей крылья, но в ней уже слишком много от людей. В лавке Белль с грустной улыбкой смахивает пыль со старинных вещиц, пока Нил пытается разобраться со счетами. В больнице почему-то тоскует один душевнобольной, и напивается вспомнивший все доктор Вейл. Реджина снова поднимает стакан, салютует им Зелине и опрокидывает в себя. Свергнутая королева срывается и начинает плакать, облегчающими слезами сожаления.