Дракон и солнце 3. Луна, звезда

Первым неудобством, с которым Джон столкнулся, оказалась недоступность всех тех богатств, что лежали у него под крылышком. Невозможность пользоваться Криками отрезала его и от скопленных дрейков, и от чудного алхимического набора, и даже от сменной одежды и запасов еды. Джон начинал жалеть, что пожертвовал увесистый сундучок больнице. Пятнадцать тысяч ему бы сейчас пригодились. После того, как он разорился на шелковый наряд и замечательные фигурки, на руках у него осталось около трехсот дрейков, а помимо этого - звезда Азуры, дневник, отмычки, свитки Святош и лечебные горошки. И еще, как некое глумление судьбы, - уроки Вивека, которые он загодя вытащил из закромов. Теперь они, сменив фигурку Алдуина, лежали на прикроватном столике и словно насмехались над ним, напоминая о всех тех книгах, до которых ему уже не добраться. Впрочем, в поместье ведь тоже есть книги, подумал он и пошел обходить свои владения. Что-то же тут должно быть: еда, запасная одежда, деньги в укромных уголках... Итог его исследований был не таким уж печальным. Он наскреб по закромам еды на неделю, кое-какую страшненькую одежку и двести дрейков денег, а потом и вовсе набрел на маленький оазис: рабочий закуток, где имелась россыпь ингредиентов в баночках и средней паршивости алхимические инструменты. Воодушевившись, Джон тут же пошел изучать кактус в кадке, украшавший холл, - вдруг на что сгодится? Кактус годился. Из мякоти этой пузатой колючки можно было сделать зелье паралича, а в разрозненных записях бывшего хозяина дома даже отыскался вполне внятный рецепт и Джону не пришлось изобретать его самому. Исколов все руки, он управился-таки со зловредным растением и спустя пару часов любовался на несколько пузырьков с парализующим ядом. Оставив их настаиваться для пущей крепости, он отправился на кухню перекусить, а потом завалился на кровать с уроками Вивека. Как и ожидалось, чтение было не из легких. Когда-то Джон уже совал свой любопытный нос в проповедь за номером тридцать четыре и ничего не понял, но и первый урок, как выяснилось, был ровно таким же бестолковым. В голове у Вивека творился чудовищный бардак с прыжками по временам и вероятностям, и одолев несколько проповедей, Джон понял, что внятной истории тут не дождешься. Это были сплошные загадки, загадки в загадках - "Первое значение всегда скрыто" - и чтобы найти ответы, Джону требовались куда большие знания, чем те, что у него были. Он даже не сразу понял, что некая Айем, упоминавшаяся тут и там, - это Альмалексия. Но кое-что он все-таки сумел выловить из этого словесного хаоса и отложил книгу, призадумавшись. За ложным Трибуналом повсюду просвечивали трое Принцев: Азура, Мефала и Боэтия - Трибунал истинный, изначальный, тот, что привел кимеров в Морровинд. А в Морровинде есть Красная Гора, хранящая сердце бога Лорхана - источник великой силы. Сколько желающих найдется на такую силу? Да сколько угодно, фыркнул он сам себе, и среди Принцев Даэдра наверняка тоже есть претенденты. И одного он знает лично... нет, как минимум - двух. А вообще-то - трех. Решив пока не углубляться в эту мысль, Джон снова взялся за проповеди. Лучше будет сперва прочитать их целиком, книжечка-то, прямо скажем, небольшая - всего тридцать шесть уроков... Тридцать семь, вдруг вспомнил он слова Партурнакса и поспешно перелистал страницы. Старый хитрец нарочно заострил на этом внимание, а ведь Партурнакс, как и Шеогорат, ничего не говорит просто так... Тридцать седьмая, замер он, увидев, что это правда. Кромешный бред, с которого началась проповедь и которого он совсем не мог уразуметь, вдруг сменился вполне членораздельным текстом, простым и, как ни странно, понятным. "Свет изогнулся, и где-то история наконец-то оказалась отменена." Джон откинулся на подушку и поднял глаза к потолку, вспоминая мерцание Кель, водоворот между мирами, а следом - снег и пепел над Красным Замком и склоненную к нему черную рогатую голову. И Дени была жива, и он знал, что никогда и ни за что не убьет ее. История была отменена. Но Вивеку такого шанса не дали. Было нечто, что этот несчастный хотел изменить, снова и снова заглядывая в прошлое, снова изгибая свет, борясь со временем, так страстно желал изменить - и не мог, ведь время сильнее смертных. Даже тех смертных, что сумели украсть чужую божественность. Но что же Вивек хотел исправить - убийство Неревара, своего друга и вождя? Предательство - тяжелая ноша, Джон знал это, как никто другой. Но есть груз и более тяжкий, и ему он тоже был ведом. Так искалечить чье-то сознание может лишь любовь, которой не дано было жить. Что ж, позволим высказаться самому автору, подумал Джон и вернулся к проповеди. "Свет изогнулся, и Вивек проснулась и отрастила клыки, не желая делать себя складывающейся. Это было новым и лунным началом. И в своём Укушении она рыла туннели сквозь толщу - вверх, а потом вниз, пока её брат и сестра пятнали собой небеса, став трещинами в согласии, едой для скарабеев и Змея. Она забрала своих людей и спасла их, и сидела рядом с Азурой, рисуя в грязи подобие своего мужа..." Джон поперхнулся, изумляясь, что действительно оказался прав. Вот оно... Вивек тут же подтвердил: "И мироздание этих слов: АМАРАНТ." Амарант, любящий... На этом последняя проповедь кончалась. Почти все предыдущие проповеди заканчивались одинаково: "И конец этих слов - АЛЬМСИВИ." Альмсиви были для Вивека концом всему - и словам, и жизни, и свободе. Трибунал заточил его в себе, связал с сердцем бога, с ложью, с безумием Дагот Ура... а бедняга всего-то навсего хотел быть Дочерью Хладной Гавани. Теперь стало ясно, почему Партурнакс так демонически хохотал, когда говорил о тридцать седьмой проповеди. Джон сел на кровати, потом встал и начал ходить туда-сюда по комнате, не в силах успокоиться. Последняя проповедь была тайной - в Храме о ней не говорят, эльфы ее не ищут. Но Вивек ее написал, а Молаг Бал получил - самое запоздалое любовное письмо в истории. Джон опять взял книгу и перелистал к началу, где ему попадалось нечто, говорившее непосредственно об этом. "Любовь суть не только составляющая любовных связей и чувств, но, однако, и то, из чего впоследствии проистекает недовольство, достойные сожаления ограничения, загадки, в которых содержатся намёки, понятные лишь возлюбленной паре и кажущиеся слишком длинными." Загадок с намеками в этой писанине хватает, фыркнул Джон, понимая, что ему придется перечитать все это заново и притом не один раз. Впрочем, общая мысль ему уже была ясна. Вивек хочет быть Дочерью Хладной Гавани. Молаг Бал почти наверняка тоже этого хочет. А между тем до обретения лука Ауриэля осталось всего каких-то двести лет. Впрочем, раз Джон здесь, значит, лук зловредный Принц все-таки не получит - а если и получит, то в иное время и не от него. Но артефакт все же придет в мир из-за древнего барьера, а это само по себе открывает новые возможности. Бесконечная игра богов, людей и драконов, эвгир унслаад... Джон вздохнул, накинул плащ и отправился гулять по городу. Сидеть в поместье в компании любовных бредней Вивека стало просто невыносимо. И что это он вчера жаловался, что его опять отправляют в подземелья? В подземельях куда интереснее, чем киснуть дома. * * * Погуляв по Годсричу, он набрел на Зал Мастеров, где для начала столкнулся с придурком-подмастерьем, который все вертелся перед ним то правым боком, то левым, утверждая, что скоро станет героем. В доказательство почему-то предъявлял свои ногти - дескать, смотри, какие ухоженные. Джон отпихнул его с дороги и сунулся в чад кузницы, где данмер в возрасте, Болс Индален, ворчливо извинился за своего негодного ученика. Побродив по Залу Мастеров еще немного, он еле спасся от ценителя утвари, который все клянчил, чтобы Джон притащил ему побольше всяких разных мисок. Потом забрел к зачарователю Элберту Нермарку, где немедленно прилип к прилавку с пустыми золотыми ватрушками. Одна ватрушка стоила двести дрейков, а Джон, увы, как и в начале своего пути, снова был на мели. Но ватрушки! Их тут пять!.. - Если, скажем, я поймаю в такой Камень лича, - спросил он Элберта, - за сколько вы его купите? - Лича? - недоверчиво фыркнул тот. - Не самая простая задача, а вы, уж простите, не выглядите... Тут Нермарк запнулся, внезапно замечая даэдрические перчатки и танто. - Пять тысяч, - сказал он наконец. - Больше никак. Джон подумал, что скамп наверняка заплатил бы ему все пятьдесят, но Ползун, во-первых, далеко, а, во-вторых, не скупает души нежити. Пять тысяч лучше, чем ничего, рассудил Довакин и решил разориться на ватрушку. - Пять тысяч и остальные Великие Камни, - заторговался он и Элберт тут же согласно закивал. - Придержите их до завтра. Склеп не зачищен до конца, подумал он, выходя из Зала Мастеров. По меньшей мере один лич там все еще должен быть - тот, что ткнул его острой железякой в спину, пока Джон пластался на полу и вслепую искал тело Барилзара. Вернувшись домой, он переоделся для похода в подземелья в чужое и убогое и бодро переправился к храму, где Федрис, царь приемной, посмотрел на него одноглазым волком и спросил, чего ему опять неймется. - Леди тебя не звала! - Кто запретит надеяться? - пожал плечами Джон. - Но раз не зовут, тогда я в склеп. Там нежить недобитая, а мне разминка нужна. Хлер заворчал что-то себе под нос, но возразить ему было явно нечего. Вообще-то это правда, думал Джон, спускаясь в подземелья, по которым успел заскучать. Когда привыкаешь все время двигаться, лежать с книгой уже становится тяжеловато. Он продвигался вперед, пока что не встречая ни одного врага, и наконец почуял, как тянет горелым. Прилипшие к камням сажа и ошметки наглядно показывали, где именно вчера случился бой с Барилзаром, а рядом с пятном запекшейся крови лежала забытая даэдрическая клеймора, которой маг вспорол ему живот. Даже если лича тут уже нет, обрадованно подумал Джон, клеймора - это тоже хорошо... За колонной заскреблось, заклацало, и его сердце ликующе кувырнулось. Вот он, родимый, ухмыльнулся Джон и приготовил нож Захвата для броска. Лич появился из-за поворота, поднял сухие ручки, в которых трещал клубок молний, и Довакин, вдруг вспомнивший, что сегодня он без рожек, поспешно шарахнулся за колонну, пытаясь вспомнить, как облечься драконьей шкурой. Масалини ведь учила его, идиота... Серебристые чешуйки облепили его сверху донизу, смутно светясь сквозь рукава грубой рубахи, и Джон наконец исполнил то, за чем пришел, - метнул в лича нож Захвата и наскочил на него с Песнью в руках, полыхнувшей при ударе в мертвые кости. В рюкзаке динькнуло и Джон проклял все на свете, вдруг соображая, что заполнилась не ватрушка, а звезда Азуры. Интересно, он хоть что-нибудь может сделать как надо?.. - Только не говори, что ты тут последний, - простонал он, глядя на окончательно дохлое существо. Он убрал нож и меч и, подхватив клеймору, печально потащился по склепу, уже ни на что особо не надеясь. Не так далеко отсюда были развалины Старого Морнхолда, еще недавно полные святотатственной нежити, но там пошаманил Дулни и теперь все портит благой алтарь. И куда податься Довакину с пустой ватрушкой?.. - Эй, - позвал он и с надеждой прислушался, не скребется ли кто по углам. Судьба сегодня ко мне добра, подумал он, увидев еще одного лича, торопившегося из глубины туннеля. Расправившись с врагом - на сей раз вдумчиво и без сюрпризов, - он снова подхватил клеймору и вернулся прямиком домой. Камень Душ с личем стоил аж все шестьдесят тысяч, но по нынешним временам Джон был согласен и на пять. Хоть еды в дом купить - учитывая карантин, лучше заранее запастись, чем потом голодать и есть человеков по темным углам. Да и зелья нынче дорогие, а ведь горошков Ажиры надолго не хватит - во всяком случае, если он и дальше будет вляпываться так же, как с Барилзаром. Дорогущую (восемьдесят!) клеймору Джон без церемоний закинул на шкаф в надежде, что ее оттуда не сопрут. Спрятать меч под крылышко теперь стало, увы, невозможно. Он вернулся к Нермарку и провел оговоренную сделку, а потом приник к прилавкам, выбирая, что еще может пригодиться ему в будущем. В итоге к уже приобретенным Великим Камням добавилось по свитку невидимости и возврата, а затем кольца хамелеона и опять-таки невидимости - простенькие, слабенькие и уж точно не ровня Кольцу Окружения, но... пусть будут, решил он. Мало ли. Учитывая, сколько к нынешнему времени набралось желающих за ним поохотиться, никакая невидимость лишней не будет. Отдельный интерес представлял собой Амулет Сумерек, позволявший вызывать ходячий труп. - Я не некромант, - с честным лицом сообщил Джон и ухватил амулет. Насколько этот ходячий труп хорош в бою, не имело значения - главное, чтобы врагов на себя отвлекал. Нермарк так и маслился от счастья. Еще бы, весь в прибылях, обобрал меня до нитки, подумал Джон - и потребовал скидку, которую немедленно получил. Вернувшись домой, он глубоко вздохнул, чувствуя, что провел день с заметной пользой, но потом его взгляд упал на проповеди и он снова скис. Этот орешек все еще оставался недорасколотым. * * * На книжных полках Гависа Веласа сыскался любопытный труд под названием "Дом Забот". Сидя за ужином, Джон с увлечением и понятным живым интересом прочитал о тех, кто этот Дом Забот составляет. Четыре угла, четыре Принца Даэдра, знаменующих собой самое темное Зло - Шеогорат, Молаг Бал, Мехрун Дагон и Малакат. И любой из них, несомненно, был бы рад наложить свои жадные лапы на сердце Лорхана. Что ж, подумал Джон, добросовестно жуя скрибятину, с точки зрения той же Дельфины я тоже чистейшее зло, что уж говорить о душеньке Партурнаксе. Кому это когда мешало. Однако этот злонамеренный квадрат нельзя совсем уж недооценивать. Шеогорат, хихикая и глумясь, заслал его сюда исполнять пророчество, которое еще невесть чем аукнется. Молаг Бал... ну, это же Молаг Бал - весь в далеко идущих планах, хитростях и странных привязанностях. А бодливый Мерусик своими рогами скоро прорвет барьер... А ведь точно, захлопал глазами Джон. Точно! Мехрун Дагон, Принц Разрушения, божество стихийных катастроф, - и так тихо себя ведет! Он тут даже на сцене не появлялся, разве что разрешил умыкнуть палаш из святилища... Во всю эту картину не вписывался один лишь Малакат, покровитель орков. Книга даже не потрудилась объяснить, чем он так уж плох. Но для простоты можно предположить, что плох, потому что плох. Джон мысленно представил себе квадрат, из углов которого тянутся лапки к сердцу в центре. Но сердце захватили для себя Дагот и Трибунал. Дагот сидит в самой середине, возможно, держа некий ключ к сердцу, и Трибунал окружает его со всех сторон, отгораживая от хищного четырехглавого Дома. Вот только интересно, задумался Джон, какой именно это Трибунал - ложный или истинный? Может статься, что на сердце претендуют Азура, Мефала и Боэтия, а до поры до времени просто крутят как хотят своими смертными марионетками. В играх богов ставки высоки и партии длятся очень долго... Джон подпер голову рукой и тут же перед его глазами вывесилась табличка: "Джон Старк. Заложено зерно вампиризма. Опасность!" - Да чтоб тебя, - выругался он, вспоминая слова Отца Чудовищ: "Вампиризм я могу и обратно вернуть. Долго ли умеючи?.." Печать Шеогората, зерно вампиризма, метка Альмалексии. Ну и влип, подумал Джон, вспоминая прекрасные времена, когда спасаться надо было всего лишь от Харкона. Отодвинувшись назад и скрипнув стулом по каменному полу, он с внезапным озлоблением пнул ножку стола и подумал, что Харкон ему бы сейчас очень пригодился - и интриги бы объяснил, и подлинную историю рассказал, и проповеди Вивека растолковал. Как лицо, не вовлеченное в ситуацию, древний вампир вполне мог бы ему помочь... Джон живо представил себе лорда Волкихара, свободно рассевшегося на соседнем стуле. Нога на ногу, бровь углом и очевидные слова: "Не обманывай себя, Довакин. Я лицо очень даже вовлеченное." Разумеется, вздохнул Джон. Ведь именно Харкона Молаг Бал назначил искать пресветлый лук. Именно он должен был добыть его из-за барьера и принести в мир. Джон вспомнил крик Гелебора: "Он ждет тебя, Дочь Хладной Гавани! И тебя, проклятый король!" Может, потому-то Молаг Бал его и обезвредил - как лицо вовлеченное. Хотя, вдруг удивился Джон, зачем Виртуру был нужен лорд Волкихара?.. Теперь это уже вряд ли можно выяснить, вздохнул он, а потом качнулся, удерживая стул на задних ножках, и задумался, где бы ему найти еще кого-нибудь такого же древнего и знающего, как Харкон. И желательно не в Скайриме... Кинув случайный взгляд на сброшенные перчатки, лежавшие на краю стола, он понял, кто ему нужен - Дивайт Фир. И его домашний двемер, которому тоже есть что рассказать. В Корпрусариум Джон спускаться, конечно, не собирался. Уж как-нибудь он убедит древнего эльфа доставить болезного наверх. Маленькая загвоздка в том, что для начала ему надо вернуться в Вварденфелл, а перед этим так или иначе разобраться с Альмалексией. Кстати, а что насчет других - Азуры, Мефалы, Боэтии? Чего следует ждать от них? Азура наговорила ему гадостей, но все же отдала кольцо... которое Джон так ни разу и не надел. И не наденет. Еще не хватало. * * * Весь следующий день он валялся дома и тосковал, пытаясь разобраться в том, что насочинял Вивек. К сожалению, воин-поэт даже не пытался быть понятным и прямо говорил: "Я письмо, написанное в состоянии крайней неопределённости." Эти слова Джону уже встречались. Пролистав до нужного места, он перечитал пятнадцатую проповедь, которая когда-то попалась ему самой первой, и снова попытался понять слова, которые Вивек явно обращал к Нереварину: "Величайший враг - Шармат, фальшивый спящий. Остерегайся выбрать неправильную дорогу. Остерегайся преступления доброжелательности. Ты один можешь прогнать его, хоть и приходишь ты снова и снова." Интересно, задумался Джон, а сколько Нереваринов было до него? Или разум Вивека просто подкосил избыток событийных вероятностей? И вот оно, то самое: "Временный миф - это человек. Достигни неба жестокостью. Эту магию я дарую тебе: мир, которым ты будешь править, всего лишь мигающая надежда, и ты должен быть письмом, написанным в неопределенности." Звучало все это зловеще и до противного точно, если вспомнить, что Джон по сути человеком и не был - он лишь носит временную, на одну жизнь, маску. Джона Сноу больше нет, и северная стужа его больше не сковывает. Все улетело прочь - и воспитание Эддарда Старка, и позор жить бастардом, и стремление доказать свое право на место в мире. Драконья душа в смертном теле начала разворачивать крылья, она растет и набирается зла, чтобы суметь выжить и пробиться - пробиться к мигающей надежде, к миру, которым он должен править, к миру, где его ждут. А пока он здесь, он - письмо из неопределености в будущее. Письмо тем, кто его еще не знают и неизвестно, узнают ли. "...я хочу жить в мире, где летают драконы." "...Атмору можно вернуть." "...малыш, ну, посуди сам, ты же здесь." Но сможет ли он действительно пробиться?.. Джон уставился в стену и задумался, а понимал ли сам Вивек, что он тут понаписал. Или у божка было свое, принципиально иное видение ситуации? Помотав головой, он постарался избавиться от лишних, бесполезных сейчас тревог и стал читать дальше, начиная даже находить некоторое удовольствие в разгадывании бреда. Отдельно от всего прочего его повеселила история о Вивеке и его очередном отродье. Похоже, этот тип действительно родил Министерство Правды, а оно взбунтовалось и полетело прямо на город, над коим Вивек его и остановил, подвесив в воздухе. А удивленному Неревару сообщил: "Если любовь этих людей ко мне когда-нибудь иссякнет, пусть эта сила уничтожит их." Джон вспомнил валун из храма Маар Гана и мимолетно удивился, почему добрый Вивек не подвесил и его. А ведь Министерство-то действительно висит - он видел это собственными глазами и даже внутри побывал... Ох ты ж, вот ведь. Он неприязненно поежился и опять постарался выкинуть лишние мысли из головы. В тридцать шестой - последней по официальному счету - проповеди описывалось сражение при Красной Горе, которое с правдой было схоже разве что именами. Но одна фраза, стоявшая особняком от прочих, была настолько тревожной, что Джон никак не мог ее пропустить. "Красная Гора взорвалась, ибо Наставник зашёл слишком далеко в поисках Шармата." Красная Гора взорвалась, но пока что не взорвалась. Получается, Вивек видел будущее и знает, что однажды случится извержение... потому что Наставник зашёл слишком далеко в поисках Шармата. Так это буду я, обреченно понял Джон. В который раз он вспомнил, как они с Сераной стояли на берегу Солстхейма и смотрели на пылящую пеплом гору, укутанную дымами и алым маревом. Тысячи людей погибли, может быть, десятки тысяч... Ты должен исполнить пророчество, сказал ему Молаг Бал. А еще прежде он говорил о жертве и о том, что Джон сам захочет ее принести - когда наступит время. Так это был я, закрыл он глаза. Простите меня. * * * Следующий день прошел так же безрадостно. Выбравшись ненадолго из дома, чтобы запастись едой, Джон шел по улицам, как во сне. Все вокруг шагают по своим делам, щебечут, ссорятся - кажется, они даже не знают, что город закрыт и скоро начнутся проблемы с поставками. И уж тем более они не знают, чему суждено случиться позже... Затронуло ли извержение Морнхолд? Он не помнил. В голове всплывали какие-то обрывочные воспоминания о городе Блэклайт, который вроде бы был столицей Морровинда в скайримские времена, а значит, Морнхолд, наверное... Вернувшись домой, он бухнулся в кресло и уткнул голову в ладони. Принести в жертву тысячи ради того, чтобы вернуться домой. Чтобы спасти свою семью и своих людей - и то неизвестно, как ему это удастся... Я превращаюсь в Харкона, подумал он. Говорил ведь Партурнакс, не надо путаться с Молаг Балом. Но какой у него выбор? Дагот Ур сидит в Красной Горе и насылает на Вварденфелл безумие, мор и пепел. В его руках сердце бога, и никто, ни слабеющий Трибунал, ни даже Принцы Даэдра не способны его обезвредить. А Аэдра, как известно, в дела смертных почти не вмешиваются. Остановится ли Дагот Ур, когда обратит остров в королевство пепла, или мор и бури пойдут дальше? Полетят в материковый Морровинд, на Солстхейм, в Скайрим... Джон представил себе деревню скаалов - усыпанную золой, полную безумных чудовищ. Представил Вайтран, где Златолист увял на двести лет раньше, а жители превратились в раздутые бредящие мешки корпрусного мяса. И когда посреди этого ада откроются врата Обливиона, уже никто не встанет на пути Принца Разрушения и его орды. Из опыта с Шаварри он знал, что Мором - и наверняка корпрусом - способны заболеть даже вампиры. Тамриэль падет, и тогда Джону будет некуда и не к кому отправляться. Он так и останется в ледяной расселине, мертвый, как преданная им Дени, как весь его мир, который накроет тень Дрогона. А Скайрим... а Серана? В каком мире она проснется - в мире, наконец-то дождавшемся Тартаага? Долгожданная огненная буря, конец времен, который ознаменует появление Алдуина, будет милостью для Нирна и его же окончательным падением в ничтожество, ведь Алдуин все еще разбит, рассыпан на искры. И если мир все же сумеет возродиться - он возродится ущербным, как старая, умирающая луна. Безумию Дагот Ура должен быть положен предел, его связь с сердцем должна быть разорвана, но само сердце... что с ним делать? Джон беспомощно покачал головой, страдая от собственной ограниченности, невозможности заглянуть за пределы, положенные смертному разуму, и узнать нужное. "Рука, благословленная звездами, берет трижды проклятый меч, чтобы сжать урожай..." И принести в Вварденфелл огненную бурю. Ему вспомнилась Королевская Гавань, полыхающая, полная истошных воплей и ужаса. Вспомнилось и то, как мало людей, хоть живых, хоть мертвых, нашлось в Красном Замке после битвы, а ведь шел слух, что туда в поисках убежища стеклось чуть ли не полгорода. Но на деле единственное, что в замке имелось в избытке, это закладки Дикого Огня. Серсея ненавидела Королевскую Гавань, подумал он. Там погибли ее сыновья и отец, по тем улицам ее, гордую королеву, гнали нагую и обливали нечистотами. Она не отказалась бы от победы в войне, она желала ее, но победа труднодостижима, когда в противниках дракон. А потому остается лишь насладиться последним горьким триумфом - ведь ничего в мире, даже короны и власти, она не жаждала так сильно, как увидеть ненавистную Гавань в огне. И этот огонь пришел к ней сам, его надо было лишь немного раздуть, подтолкнуть, разозлить - а потом, уходя, поджечь последний фитиль. И отчаливая от тайной пристани, увидеть, как погибнет новая королева, наконец-то воссевшая на трон своих предков. И так бы оно и случилось, если бы Дени оказалась хоть капельку милосерднее. Но она не приняла капитуляцию и не остановила Дрогона. Она помнила Миэрин, где ее Безупречных убивали по закоулкам, и больше не желала снисходить к пугливой и подлой людской натуре. Они разбудили дракона и пожали плоды. И именно поэтому оставшиеся будут жить. Из-за того, что пылала Гавань, из-за клинка в ее сердце, из-за двери в лучшее будущее на самом краю мира, в ледяной расселине. Но если бы Дени оказалась хоть капельку милосерднее... Достигни неба жестокостью. Да чтоб тебе провалиться, Вивек, горько подумал Джон. Прямо в Хладную Гавань, которая тебе так мила. * * * Он надеялся снова увидеть Партурнакса, но всю долгую ночь сны крутили его в каком-то бреду. Он бесконечно плутал по местам вроде бы знакомым, но незнакомым, где к нему липли чужие люди - хватали за руки, дергали, тянули, - и каждый из них обвинял его в чем-то, упрекал и требовал. Под конец ему пришлось буквально проталкиваться сквозь качавшуюся, как море, толпу - лишь для того, чтобы, вырвавшись, сорваться в безлунную пропасть. Джон проснулся, не сразу понял, где находится, и возмущенно подумал, что вообще-то он уже не вампир и какого пекла ему такое снится. Утерев лоб, покрытый холодной испариной, он с отвращением прочитал повисшую перед глазами табличку: "Джон. Убил четыреста девяносто пять одухотворенных." - Четыреста... - начал он вслух и запнулся, внезапно осознавая, что уже давно превратился в массового убийцу - и даже не заметил этого. И зачем ему об этом сообщают? Мол, раз уж начал, так к чему останавливаться? Добавим еще тысчонку-другую, а может, десять... С болезненным любопытством он спросил себя, кого именно кольцо подразумевало под одухотворенными. Для начала, конечно, людей и меров. И, несомненно, драконов - он ведь когда-то убил одного. Вампиров, наверное, тоже учли, разумных кровопийц никак нельзя отнести к обычным безмозглым мертвецам. Джон и сам успел побывать вампиром - даже дважды - и, исходя из личного опыта, начал считать, что они куда ближе к даэдра, чем к нежити. А вот драугры и фалмеры вряд ли входят в этот список, иначе число жертв было бы вдвое больше. Один только Скулдафн чего стоил, да и Долина тоже - правда, там веселую обязанность истреблять фалмеров довольно быстро присвоил себе Харкон. Кстати, а Гелебора тоже засчитали Джону или это записано на личный счет душеньки Призрака? И все же - четыреста девяносто пять. Так много? Джон вспомнил, как обшаривал побережье в поисках великой статуи Азуры. Вспомнил спасенных рабов, радостно шевеливших своими каджитскими ушками, и трупы бандитов и работорговцев под ногами, трупы по всей пещере - одной, а потом и другой, и третьей, и пятой... Вспомнил, как кормился живыми, будучи вампиром. А если добавить к этому многочисленные святилища Принцев Даэдра, Логово Темного Братства, случайные встречи тут и там... И в итоге - четыреста девяносто пять. Так мало? Хм, поджал он губы и стал вылезать из постели. Вынужденное безделье постепенно начинало становиться привычным, и он болтался по дому, листая книги и жуя попавшееся под руку съестное. Сразу по прибытии в Морнхолд на него обрушилось столько боев, а потом так много душераздирающих откровений, что передышка, пусть заполненная тоской и скукой, в чем-то была даже полезна. Под вечер он нехотя выбрался из дому. Во-первых, его могли затребовать в Храм или во дворец, но далеко не все там знают о его убежище, поэтому придется пройтись, мозоля глаза ординаторам и королевским гвардейцам. Во-вторых, он хотел запастись лечебными зельями, а для этого надо отыскать аптеку - зря, что ли, Нелот объяснял ему, что это такое? На площади Великого Базара в мрачном свете факелов давали представление "Ужас замка Ксир". Так растолковал Джону происходящее один из зрителей и заодно рассказал, что вчера на ведущего актера было совершено покушение. - Прямо на сцене! - восхищенно захлебывался данмер. - И как, удачно? - спросил Джон не без цинизма. - Еще бы, - оскорбился тот. - Когда нанимают Мораг Тонг, покушения всегда удачны. Не дай боги кто-нибудь наймет вашу Мораг Тонг, чтобы убить меня, подумал Джон. От них ведь и мокрого пятна не останется. - Народу-то полно, - он оглядел толпу у сцены. - Конечно! Сегодня новый актер. Всем интересно, а вдруг его тоже убьют? - Такое как пропустить, - закивал Джон и пристроился сбоку посмотреть спектакль. Арья, помнится, все нахваливала одну постановку в Браавосе, хоть и злилась, что папу там отразили недостаточно почтительно. "Ужас замка Ксир" был пьесой милой и недлинной и навел Джона на новые воспоминания о Нелоте. Он и прежде подозревал, что эльфий колдун проводил живодерские эксперименты на людях, а после всего, что прозвучало со сцены, окончательно в этом уверился. Вот и новый актер заявил прямо с подмостков: "Мне говорили, что таковы все Телванни." Правда, сказал он это по другому поводу. Ну, неважно. Кинув пару дрейков в кувшин для сборов, он пошел прочь от сцены, глядя в густо-синее, усыпанное звездами небо и размышляя о том, что сегодня все аптеки, наверное, уже закрыты. Можно вернуться домой, а завтра... Кто-то влетел в него на бегу, вцепился в плащ. Джон с трудом оторвал от себя юную темную эльфку и встряхнул ее: - В чем дело? Данмерша лишь таращила раскосые глаза, безумные от нутряного животного страха. - Там... там... - она все тыкала пальцем в ворота к плазе. Оставив эльфку, он пошел к дверям, где поначалу его перехватила стража, но потом приметила меч на поясе. - Ты вооружен, - кивнул один из них, - ступай, помоги, если сможешь. Вот ведь, подумал Джон, проникая в приоткрытую дверь и пропихивая к Базару пару встречных напуганных до икоты горожан. Хоть из дому не выходи... На плазе творилось нечто невообразимое. Скульптура в центре была расколота и из земли лезли какие-то жуткие твари, похожие на гигантских скорпионов и странных то ли ящериц, то ли бескрылых птиц. Высшим ординаторам наконец-то нашлось дело, достойное их красивых доспехов, и, глядя на бой, Джон подумал, что недооценивать этих воинов Храма, конечно, не стоит. Прямо на его глазах ординатор с легкостью изничтожил кроваво-бурого скорпиона размером с саблезуба, в то время, как такой же скорпион по соседству убил королевского гвардейца одним ударом хвоста. Джон вовремя вспомнил, что на нем сплошь шелк - одежда в самый раз для жары, но для боя не годится, - и призвал лук. Лучше не подходить к этим тварям близко, целые кости ему еще пригодятся. Зверюги не желали дохнуть с одной стрелы и даже с двух не хотели. На каждую уходило три-пять выстрелов; хорошо хоть, призванные даэдрические стрелы были способны прошить их толстую шкуру и броню. Но что они такое? Джон многое повидал в своей жизни, в том числе и ни на что не похожие двемерские машины, но таких тварей ему видеть не доводилось. Впрочем, кажется, не только ему. - Что это? - шатнулся к нему гвардеец, которому Джон только что помог управиться с серебристым ящером. - Кто это такие?!.. - Иди во дворец, - велел он. - Предупреди. Запритесь, поднимите всю охрану. Гвардеец даже спрашивать не стал, кто Джон такой, чтобы ему приказывать. Только кивнул и заторопился к воротам, подволакивая ногу в смятых доспехах, которые явно познакомились с чьей-то клешней. Призвав новый колчан стрел, Джон сместился поближе к провалу и снова начал оттягивать тетиву. Наконец по всей плазе валялись лишь туши зверюг, прореженные там и сям телами раненых и мертвых защитников - большей частью гвардейцев, хотя виднелись и ординаторы. Несчастных горожан, не успевших убраться с плазы вовремя, здесь тоже было с избытком. Переступая через тела, он подошел ближе, чтобы рассмотреть загадочных врагов, но в него тут же вцепился ординатор: - Я видал тебя в храме, - рявкнул он. - Расскажи Федрису, живо! Джон в отличие от гвардейца головы не терял и немедленно разозлился на повелительный тон, но все же сумел удержать гнев при себе. Раз уж он взял на себя труд прикидываться скромнейшим и самым преданным из слуг Леди, ему не по чину возмущаться. Перенесясь к храму, он поспешил внутрь и начал рассказывать Хлеру о событиях на плазе. - Да, да, - тот потер меченый шрамом лоб с растерянностью, какой Джон от данмера совсем не ожидал. - Мне уже доложили... - Что это за твари? - недоумевал Джон. - Не знаю. Двемерские? Они частично механические... - Федрис выдохнул и собрался с мыслями. - Отправляйся в пролом. Выясни, что там происходит. - Я? - со скепсисом глянул Джон. - Ты, - уставился на него Хлер и в его красном глазу снова затлел огонек непримиримой ревности. Этот данмер не успокоится, пока не загонит меня в гроб, думал Джон, шагая обратно к плазе. Впрочем, пытались-то многие, а удалось только Серане... Сейчас было очевидно одно: так или иначе, а передышка закончилась.