Истина ничуть не страдает от того, если кто-либо ее не признает.
Счастье — это свойство характера. В одних в характере его все время ждать, у других непрерывно искать, у третьих — повсюду находить.
© Elchin Safarli
Всеми признанная истина заключается в том, что как только что-то в твоей жизни начинает улучшаться, то другое разваливается на части.
© Дневник Бриджит Джонс
То, во что ты веришь, становится твоим миром.
© Куда приводят мечты
Для счастья нужно что-то делать, что-то любить и в то верить.
© Эддисон
***
Уже почти две недели они были в прошлом. Ками-сама, оказаться в девятнадцатом веке никогда не было ее мечтой. Ну, может только в детстве, когда она, в отличие от других сверстников, которые зачитывались мангой, с восторгом ныряла вглубь исторических романов и новелл. Тогда ей хотелось почувствовать себя частью сюжета, наблюдать за происходящим из первых рядов. Она даже попыталась подсадить подруг на такую литературу. Орихиме тогда убедить не удалось, еще одна девочка, чье имя она сейчас даже не вспомнит, ужасно с ней поссорились. Не смогла смириться с тем, что Арисава назвала ее любимую мангу скучной. Тогда это стало для двенадцатилетней каратистки трагедией, сейчас же эти воспоминания вызвали в Тацуки только смех и легкую ностальгию. Помнится, тогда только Куросаки прислушалась к подруге и таки прочитала несколько романов. Сошлись на том, что такие истории действительно интересные, но Ичиго куда больше нравились детективы. Тем не менее, это не мешало им время от времени обмениваться книгами и вместе фантазировать, как они бы поступили на месте героев того или иного рассказа. Прошло уже добрых пять лет, и Тацуки давно бросила мечтать о чем-то таком. Но вот: неожиданный выверт судьбы — и они здесь. Сейчас, когда бы оно не было, думает Арисава, в который уже раз пропуская между пальцами духовную энергию. Никак не удастся сосредоточиться. Дурацкое хадо разбивает в щепки уже шестидесятую мишень за этот день. — Ками, ну и что же это такое? — Сосредоточься. Шаккахо — не то хадо, которое удастся с первого раза, но это не значит, что ты должна разносить поэтому весь полигон. — Кайен, как всегда, душка. На его месте Тацуки уже давно бросила бы это занятие. Хотя, справедливости ради, до этого все шло как по маслу. Ни с одним заклинанием ниже тридцатого номера у неё до сих пор не возникло проблем. Разве что, возможно, четвёртое бакудо удавалось не самым лучшим образом, но Арисаве тогда заявили, что ничего удивительного в этом нет, пути связывания вообще не то, что может повторить каждый. Честно говоря, Тацуки все никак не могла свыкнуться с мыслью, что она теперь шинигами. Собственно, если бы ее не отвлекли от дурных мыслей, у нее были все шансы впасть в депрессию. Девушке даже казалось, что Куукаку это поняла, поэтому и отправила Кайена заниматься с гостьей из будущего. За это Арисава была им обоим безгранично благодарна. А еще дико хотелось поблагодарить наставницу. Благодаря занятиям с Йоруичи сейчас она не была вынуждена учить все с нуля. О том, что, не ходи она на эти занятия, то и не попала бы сюда, девушка благополучно старалась даже не вспоминать… — Давай, еще раз! — прозвучало в очередной раз. Хотелось спрятаться куда-то, убежать в лес, и только мысль о том, что такими действиями она ничего не добьется, удерживали от чего-то такого. Как же хотелось домой… Духовная сила снова танцевала на пальцах, окрашивая пространство вокруг красным оттенком. Тацуки читала по памяти формулу заклинания, а реацу оставляла багровые отблески на лице и одежде. На дворе уже смеркалось, — снова провела на полигоне весь день, — и часть тех бликов сливалась с последними лучами солнца, что уже скрылось за горизонт. — Шаккахо! Алая молния летит к очередной мишени. На душе почему-то так спокойно, будто и не она каких-то несколько минут назад была готова бросить все и сорваться. Девушка поднимает взгляд со своих рук на мишени и застывает на месте, там, где стоит. Ровно посередине большой доски с нарисованными на ней кругами заметна идеально круглая дыра от хадо. Именно такого размера, как она должна быть. Где-то рядом что-то говорит Кайен, хвалит ее за хорошо выполненную работу и старание. Тацуки слушает, но не слышит. Впервые за все время, что она здесь вместе с Ичиго, у Арисавы сердце не просится назад, домой. Как то кидо, что только что удалось таки выполнить, голову простреливает мысль: они здесь надолго. Возможно, навсегда. Надо помнить, что осталось в том времени. Не забывать о людях, что остались там, в любом случае. Надеяться на лучшее, стараться вернуться домой. Но надо и отпустить. Позволить себе жить дальше, именно жить, а не попросту существовать в ожидании того, что Ичиго, как всегда, решит все проблемы и отправится вместе с ней обратно. Стоять не позади (сейчас девушка может признаться себе, что, хотя ни одна из них так и не считала, именно Куросаки всегда была впереди), а рядом, рука об руку. Ибо кто еще, как не она? Тацуки делает резкий вдох и поворачивается к Кайену, что уже закончил говорить и теперь ждет от нее ответа: — Пойдем домой? — Тацуки отправляется в сторону особняка. Она впервые употребляет слово «дом» в этом контексте. Ранее она, в отличие от Ичиго, которая не чувствовала никакого дискомфорта в силу принадлежности к клану, не могла позволить себе таких слов даже в мыслях. Кайен позади хмыкает едва слышно, так, чтобы девушка его не услышала. Наконец она поняла. Кайену давно не двадцать и даже не тридцать (да и не сто, если уж честно), он далеко не такой дурак в том, что касается человеческих чувств. Ему все ясно, но это не значит, что он хоть кому-то об этом скажет. В конце концов, птенцам надо вылетать из гнезда. Он может научить летать, но первый шаг, первый взмах всегда не за ним. Шиба не знает точного возраста племянницы, но Тацуки точно не старше восемнадцати — она была жива еще недели две назад. Она и характером, и внешностью очень напоминает маленькую такую птичку. Птенца, именно того, который стоит на краю родительского гнезда. Птицу, что только что, при нем, расправила крылья.