Бездна

Добро всегда побеждает. Выжженное на подкорке и господствующее в умах каждого наивного человека утверждение, по какой-то немыслимой случайности занявшее место истины. Миф этот, на котором держится вся сегодняшняя цивилизация, невероятно сложно разрушить. Хотя бы оттого, что мало кто готов к столь кардинальным изменениям в своëм мировоззрении. Также единицы готовы снять с себя розовые очки. Мысли о совершенной доброте восхваляли испокон веков. Родители с детства приучали своих отпрысков к сказам о доблестных рыцарях, кровожадных драконах и вероломных ведьмах, создавали грань между субъективными «правильными» и «неправильными» поступками. Времена идут, поколения всё сменяются, а дети, прилежно впитывающие шаблоны нравственных основ перед сном, даже не задумываются, почему те или иные персонажи поступают именно так. Чуть ли не в каждой второй истории злая мачеха измывается над приёмной дочерью — неужели её ненависть к чаду происходит лишь от осознания неродственных связей и нежелания воспитывать чужого ребёнка? В нескольких сказках огнедышащие ящеры уничтожают целые селения — только ли от гнилости и черствости своей души, неспособности противиться звериной сущности? Простодушие, въедающееся в разум людей на всю последующую жизнь без права на искоренение, раздражало. До чего узко восхваляемое литературными критиками людское воображение, раз все их «непревзойдённые аллюзии» всегда сводятся к неутешительному итогу — торжество добра бесспорно, каким бы безжалостным ни было зло. До чего наивны и в высшей степени глупы порой люди: позиционирующие себя лидерами в области интеллекта и аналитики заслуженные учёные, политики и экономисты, самоуверенно делящие мир на чëрное и белое. Реальность куда более сложна и многогранна. Многие люди сегодня не могут достичь полной свободы мысли и действий — они ограничены своими стереотипами мышления, страхами и зацикленностью на фундаментальных навязанных идеях. Вместо того, чтобы допустить возможность существования серого цвета, научиться думать критически, общество раз за разом принимало глупые убеждения слабых людей за истину в последней инстанции. Раньше ему не приходилось задумываться о грани добра и зла — когда твоё существование наполнено светлыми, безоблачными днями, трата времени на рассуждения о вещах крайне абстрактных кажется занятием не только странным, но и бессмысленным. Первые зачатки прозрения коснулись его ума, стоило неволей покинуть умиротворённую гавань и очутиться в беспросветной мгле. Там, где невинные дети, такие же как он, находясь в невыносимом подлинном отчаянии, теряли рассудок. Райская Башня — магическое сооружение, внушающее трепет в правителей всех стран одним лишь названием и располагающееся на маленьком острове посреди беспокойного моря. Похищение из родного дома стало коренным переломом, перевернувшим мировоззрение тогда ещё маленького мальчика с ног на голову. Событием, поставившим жирный крест на сохранении в душе детской непосредственности и пробудившее необходимость быстрого, вынужденного взросления. В ушах приглушённо завыли десятки голосов — на протяжении восьми лет звучание чужих рыданий, отражающееся от бетонных стен камер и бегающее по безлюдным коридорам дикой рысью, ласкало слух вместо привычных для многих детей его возраста шёпота матери, желающей добрых снов, и добрых насмешек отца на просьбы не гасить единственный восковой источник света в комнате. Можно ли было назвать тех, кто держал их взаперти исключительно злыми людьми? Они не были толстокожими ублюдками, презирающими всё и всех — боже, да таких вообще не существует! Ими двигала великая цель, но методы, выбранные для её достижения, отличались особой категоричностью: той характеристикой, что в деле столь деликатном и щекотливом существовать попросту не должна. Да, как и все злодеи, они потерпели поражение в силу своей поспешности и резкости. — Допустить подобную ошибку со своей стороны было бы невероятно глупо, неправда ли? Плавный поток мыслительно-философской деятельности прервало тихое неловкое покашливание. Губы тронула снисходительная усмешка, взгляд медленно прошёлся от подлокотника трона к стоящим напротив него мужчинам. Миловидный белокурый парень теребил рукава своих длинных бордовых одежд. Светлые волосы довольно резко контрастировали с его смуглой кожей, на подбородке, приковывая к себе внимание, располагалась витиеватая татуировка. Рядом с ним — будто высеченная из камня высокая скала. Он более походил на сумму геометрических фигур, нежели человека, глаза его были скрыты за солнечными очками. Словно пытаясь скрыться от мира за маской брутальности, парень предпочитал добавлять их в любой свой образ, отчего представить давнего приятеля без вездесущего атрибута удавалось с трудом. Сколь разными могли быть люди внешне. Сколь похожими они рано или поздно оказывались внутри. Будучи хорошими друзьями, Волли и Сë безотчётно переняли манеру поведения друг друга — так Бучанан обзавёлся привычкой чесать запястье в состоянии задумчивости, а Ивасаки, к большому раздражению Фернандеса, набрался уверенности в себе и своих действиях. Подавлять его волю удавалось относительно легко в сравнении с другими обитателями Райской Башни: не приходилось участвовать в ожесточённых дискуссиях, часто устраиваемых Симоном; не было необходимости в долгих монологах, как в беседах с Миллианой, где концентрация фальши превышала все дозволенные нормы приличия. Умения виртуозно уводить мысли подчиненного в сторону от каверзных однотипных вопросов хватало с лихвой для восстановления абсолютного контроля, однако в последнее время отвлекать внимание Сë от реального положения дел становилось всë сложнее: — Ты вызвал нас ради воспевания философских дифирамб? Вероятно, здравые мысли догнали длинный язык парня только под конец фразы, поскольку тихий юношеский голос резко оборвался. Джерар склонил голову набок, со скрытой забавой проследив за тем, как Волли побуждающе дëргает Сë за широкий рукав. В отличие от своего товарища, он отчётливо понимал, что импульсивность сложно назвать помощником в вопросах мирных переговоров даже со скрипом: часто она приводила к открытым конфронтациям. Непонимание столь простых вещей умиляло. — Разве я похож на барда? — губы растянулись в усмешке от наслаждения чужой взволнованностью: эмоцией, что давно и безвозвратно покинула Фернандеса. — Нет, у меня для вас задание. — Что-то серьёзное? — уточнил Волли. К любой возложенной на него миссии парень подходил со всей ответственностью, а оттого заручился подобием благосклонности и уважения. Презрение к ленивым доходягам, зародившееся в Джераре ещё в детстве при взгляде на некоторых своих сверстников, прошло с ним через огонь и воду, заняв стойкую позицию в сознании. Любые проявления прокрастинации — как в себе, так и в окружающих — неизменно встречались закатыванием глаз и брезгливо поджатыми губами. Лентяи, а желают тонны звёзд с величественного небосвода. — В порт нагрянула проверка из столицы, — просто ответил Джерар, одним предложением поясняя всю важность возникшей проблемы. Посещение Харгеона — самого крупного и вместе с тем оживлённого порта Фиора — давно перешло из области докучных мероприятий в разряд ненавистных, заслуженно заняв первую строчку в топе раздражителей. Дело было даже не в извечной суете города, проявляющейся в шуме, усиливающемся с каждым причаленным судном, и столпотворениях на пустом месте, вызывающих стойкое ощущение того, что населённый пункт раздувается подобно просроченной банке, грозясь с минуты на минуту и вовсе взорваться. Больше всего действовали на нервы проблемы, выстраивающиеся вереницей в трепетном ожидании очередного приезда Фернандеса. Не проходило и месяца с последнего посещения континента, как до него долетали новости о новых трудностях — совершенно пустяковых, а порой столь серьёзных, что вынуждали сорваться в самый неблагоприятный момент. Только вчера вечером ему доложили об истёкшей лицензии на транспортировку особо опасных отходов, по легенде утилизируемых на отдалённом участке суши. Всё бы ничего — оформление новых документов требовало не так много времени — однако с новым законопроектом, учредившем дополнительные выездные проверки из Крокуса, возрастала вероятность возникновения ненужных вопросов: на какой именно остров вывозятся продукты, по каким нормативам составлена маршрутная карта и какой разрешительной документацией сопровождается вывоз. Конечно, в бумагах черным по белому прописывались все пункты, красовались все нужные печати государственных органов, но осмотрительное отношение Джерара к своему делу и постоянная мнимость заставляли переживать его раз за разом, когда на горизонте появлялись должностные лица в деловых костюмах с чемоданами наперевес. Всё-таки, ведение подпольной организации по вывозу лакримных образований за пределы страны было, как ни крути, довольно опасным предприятием. — Наши коллеги разочаровывают меня с каждым новым обращением к ним, — продолжил Фернандес, с недовольством вспоминая жилистого владельца склада в Харгеоне. В начале сотрудничества мужчина показался ему достаточно самоотверженным и авантюрным, но в последнее время он начал заходиться в приступах дикой необузданной паники, стоило ему хоть на мгновение допустить в голову мысли о незаконности хранения у себя солидных запасов магических веществ: в необработанном виде лакримы могли находиться исключительно у олигополий, обладающих разрешением самого короля Фиора. — Кому, как не моим верным помощникам, заняться столь ответственным делом? — Скучаю по тем временам, когда слово «помощники» не существовало в твоём лексиконе, — пробормотал Волли, но всё же устало кивнул, принимая новую задачу. — Тебе некомфортно? Бросьте, вы были и остаётесь для меня лучшими друзьями. Фальшь. Очередная безупречная ложь, над созданием которой он трудится с трепетностью ювелира, сосредоточенно ограняющего драгоценные камни. Верить в изящество чуши приятно, она завораживает. Жжённый привкус скорби и сожаления едва заметен: его не замечают ни слушатели, ни говорящий. — Не настал бы тот момент, когда мы перестанем ими быть, — проговорил Ивасаки преувеличенно весело, но все трое осознают вескость сказанного. — Нас осталось так мало. Сначала дедушка Роб умер, потом Эрза и Сора бросили нас. Сказанное больно резануло по ушам, вызвало гулкий звон. Пальцы неосознанно сжали подлокотник — до того сильно, что будь конструкция трона деревянной, то материал непременно бы треснул под отчаянным натиском. В недрах сознания заклокотали волны ярости, вмиг пробудившейся от упоминания одного лишь имени. Сора. Предательство близких может быть одним из самых болезненных и разрушительных опытов, которые люди способны испытать в жизни. Это может произойти в различных ситуациях: когда друг или родственник неожиданно уходит из жизни, когда кто-то из наших близких изменяет нам или совершает что-то, что противоречит нашим моральным и этическим ценностям. Любое из этих событий оказывается неподвластным контролю, невообразимо ранит. Сильно и больно. Так, что хочется бить стёкла, разбивая костяшки пальцев в кровь. Так, что чувствуешь расплавленный свинец в разорванном криками горле. Так, что всё спокойствие летит в чёртову гибельную пропасть. Последовал тихий протяжный выдох — попытка вывести из организма лишнюю порцию кислорода, обжегшей лëгкие подобно первоклассной отраве, вместе с тем избавившись от замелькавших в голове картинок прошлого. Облачëнной в перчатку рукой парень потянулся к лицу, вдавливая пальцы в прикрытые веки, вызывая разноцветные пятна. Легче было увидеть дьявола, чем вновь поймать мигающий фиолетовый отблеск на периферии зрения. Однажды Симон, не выдержав равнодушия друга в момент командного уныния, задал вполне закономерный вопрос: «Что ты почувствовал, когда они ушли?». Тогда он ядовито усмехнулся, но ничего не сказал. Забыть, а прах воспоминаний развеять по ветру — такова была изначальная цель. Несмотря на то, что он придерживался этого плана уже несколько лет, к результату он не приблизился ни на дюйм. — Ивасаки, — Сё слегка вздрогнул. Переход на фамилию всегда означал, что богоизбранный был не в настроении. — Я уже говорил не упоминать имена трусливых предателей. Блондин недоумённо переглянулся с Волли, послушно кивнул. Подробное объяснение задачи, на сей раз весьма сухое, заняло две минуты: больше никто не переходил на обсуждение сторонних тем, не комментировал высказывания Фернандеса и не задавал лишних вопросов. С окончанием наставлений подопечные торопливо покинули помещение — массивные металлические двери глухо захлопнулись, оставляя парня наедине с самим собой. Джерар устало провёл рукой по волосам, откинулся на спинку трона. Взгляд, толком ни на чём не задерживаясь, пробежал по практически отсутствующему убранству комнаты: высоким однотонным стенам, тёмному лакированному полу, несущим колоннам и горящим янтарём золотым сферам под потолком. Ни статуй, ни картин, ни фресок — ничего, что могло бы украсить уединённое место. Единственное, что было достойно восхищения, так это открывающийся из панорамных окон вид на бескрайнее ультрамариновое море, любоваться которым можно было часами: быстро несущиеся волны, низвергающиеся каскады брызг, блестящая на солнце пелена пены. Впрочем, многолетнее созерцание однотипного пейзажа сгубило последнюю отраду для глаз. Абстрагирование от окружающей обстановки стало занятием поразительно расслабляющим, несмотря на необходимость сохранения концентрации. Мысли, чуть взбудораженные упоминанием ненавистных имён, не сразу приобрели привычную вялую текучесть. Напряжение, опутавшее тело подобно крепкой тенёте, спадало постепенно и неохотно. Ощущение невесомости пришло незаметно: сливаясь со всеобъемлющей пустотой распадающегося подсознания, оно было сродни погружению в царство сна и до поры до времени не давало о себе знать. Окружение преобразилось, когда Джерар открыл глаза. *** Белые стены холла, встретившие волшебника шаблонно отстранённой холодностью, придавали ощущение высокопарной надменности и вызывали чувство подчёркнутого циничного безразличия. Он не был гениальным литератором, не так хорошо разбирался в средствах художественной выразительности, однако каждый раз впадал в мрачный восторг от осознания встающей пред ним антитезы. В здании Совета дизайнеры, основываясь на теории цвета в психологии и глубоком религиозном символизме, старались по максимуму использовать светлые оттенки, поскольку те вызывали безоговорочное доверие у людей и помогали им чувствовать себя в безопасности. Глядя на цвета, обозначающие в повседневной жизни чистоту помыслов, с трудом можно было предположить, что за показной невинностью скрывалось что-то злое или коварное. Магический Совет, являясь одним из трёх верховных государственных органов, ограничивающих собой абсолютную власть короля, изначально учреждался как эдакий арретир для сдерживания одарённых волшебным талантом людей: он вершил над ними правосудие, следил за надлежащим соблюдением законов, составлял списки запрещённых заклинаний и, в общем-то, отвечал за все вопросы магии в королевстве. В юрисдикции также числилась поддержка немногочисленного привилегированного класса, защита их прав и свобод. За десятки лет существования организации система прогнила насквозь, а ранее гуманные и справедливые члены Совета сменились шайкой меркантильных людей, коим и дела нет до безвозмездной помощи нуждающимся. Потолок был окрашен в лазурно небесный цвет — к нему устремлялись массивные колонны, устойчиво поддерживая куполообразные своды. Великолепие и богатство одного из десятков залов здания Совета больно било по глазам, особенно после тёмных помещений Райской Башни. Оглянувшись по сторонам в поисках нежелательных свидетелей, Джерар быстро прошагал по знакомому холлу, преодолевая небольшое расстояние до резной двустворчатой двери, за которой пряталась уютная гостиная. Низкий столик с мраморной вазой и чайным набором являлся центром композиции, вокруг которого расположились три мягких дивана. К стенам были приставлены книжные шкафы — обилию художественной литературы на их полках, призванной для утоления скуки и усталости сотрудников, позавидовал бы любой заядлый коллекционер. Убедившись, что в комнате нет ни одной живой души, Фернандес прошёл к одному из комфортных диванов, принимая сидячее положение. Мысленно дёрнув за тонкую нить связи, умиротворённо дрейфующую на потоках его сознания и образованную около восьми лет назад, он терпеливо дождался ответа: — «Ты уже здесь? Довольно быстро в этот раз», — женский голос, всегда вкрадчивый и рассудительный, плавно вплыл в мыслительный процесс, едва не сливаясь с другими думами парня. — «Приму за второсортный комплимент», — расслабленно ответил Джерар, закидывая ногу на ногу и раскинув руки на спинку сиденья. Его губы даже не двинулись, пока он передавал своё сообщение. Навык телепатии он в последнее время считал самым полезным в своём арсенале, позволяющим не прибегать к методам связи с людьми посредством тяжёлых лакрим или, того хуже, голубиной почты. — «Я в коридоре отдыха помощников среднего звена. Первая дверь справа». Ему пришлось выждать несколько долгих мгновений, пока Уртир молчала, очевидно, занятая разговором с кем-то перед собой: — «Скоро буду», — мелодичный голос стал немного громче: знак, который можно было трактовать как сокращение между ними дистанции. Слегка хмурая Милкович открыла дверь немногим позже трёх минут, как всегда утончённая и статная. По своему обыкновению, внимательно подобранный ей стильный образ был безупречен, делал её ещё более привлекательной, заключая в себе сильную смесь романтической и суровой женственности. Сегодня её можно было наблюдать в длинном светлом платье, перевязанном синим атласным поясом. На тонкой лебединой шее, чуть выше декольте, блестело небольшое колье, что являлось единственным аксессуаром, привлекающим к себе внимание. Джерар на мгновенье задумался о том, что девушку, несомненно, можно было причислить к той категории красавиц, за которой бегает, в надеждах получить взаимность, половина страны, а то и континента. Она плавно закрыла за собой дверь, вынуждая крепкий замок звонко щёлкнуть, прошагала до столика и приподняла крышку чайника. — Мог бы хоть чай заварить, — хмыкнула она, закатывая широкие рукава дорогой ткани, придававшие имитацию кимоно. — Мог бы, — согласно кивнул парень, продолжая сидеть на своём месте, не делая ни единой попытки к стремительному исправлению своего недочёта. Стелиться под её ногами ворсистым ковром он определённо не желал, несмотря на явное желание девушки. — У нас не так много времени до собрания. Девушка лишь бросила на него недовольный взгляд и, неразборчиво бормоча под нос, направилась к небольшой тумбе у открытого окна. Длинные тёмные волосы слегка затрепетали под воздействием прохладного ветра. — Народец из Хвоста Фей вновь взялся за старое, — начала она, доставая упаковку чайного сбора и ёмкость для кипячения воды. — На днях они разобрались с группировкой Айзенвальд, члены которой намеревались использовать Колыбельную. Джерар равнодушно проследил за элегантными движениями её бледных рук, вслушиваясь в поток методичной информации. Название тёмной гильдии не говорило ни о чём конкретном: через его слух прошло слишком много незначащих названий разнообразных организаций, чтобы он продолжал запоминать деятельность каждой из них. Колыбельная, впрочем, привлекла внимание чуть больше, стоило вспомнить об очередном творении Зерефа — неужели один из этериасов был повержен низкосортными волшебниками? Обстоятельство слегка печалило, очерняя образы сильнейших и самых поразительных существ. — Тебя это столь тронуло, что ты решила поделиться? Да ты на редкость сентиментальна, — парень насмешливо усмехнулся. — Помимо этой прекрасной новости на своём пути они допустили несколько оплошностей, — Уртир повернула голову на собеседника, всматриваясь в малейшие изменения в лице. Его издёвку она ловко пропустила мимо ушей. — Порча государственного имущества, нападение на должностных лиц, кража транспортного средства. Совет решил этим воспользоваться, чтобы в очередной раз предстать перед гражданами компетентным органом. На сегодняшнем заседании будет присутствовать одна из сильнейших волшебниц их гильдии. Арса или Эрма, не помню. Джерар с трудом подавил нестерпимое желание закатить глаза от её показной забывчивости: как никто другой он знал, что девушка славится среди прочих особой наблюдательностью и вниманием даже к незначительным деталям. Он наклонил голову набок, раздумывая над целью намеренной погрешности. Специально ли она выводит его на эмоции или же просто хочет узнать, как далеко он может зайти теперь, когда избавился от любых балластов, мешающих в продвижении к своей мечте? — Эрза, — безразлично и спокойно поправил её парень. Красивое имя обладательницы поразительно алых локонов обожгло язык едкой кислотой. — Так ли необходим этот спектакль? Богоизбранная снисходительно улыбнулась, будто услышала самую наивную вещь в мире из уст несмышлёного ребёнка, и разорвала зрительный контакт, сосредоточившись на приготовлении горячего напитка. Комната погрузилась в тишину, нарушаемую лишь звуками льющейся из чайника воды и постукиваниями медной ложки. Дурманный волнующий запах мяты и ягод заполнил пространство, неуловимо проникая в лёгкие присутствующих. Уртир присела на диван, держа двумя руками фарфоровую кружку, из которой поднималась тонкая дымчатая лента. — Как продвигается наш план? — Заинтересованно уточнила она, так и оставляя вопрос без надлежащего ответа, вызывая в Джераре новую порцию острого раздражения. Любой союз требовал доверия и искренности со стороны всех участников — так он считал какое-то непродолжительное время, когда работа с Уртир ещё приносила своеобразное удовольствие, а в голове то и дело возникали мысли о создании между ними более непосредственных и даже дружеских отношений. Мощный порыв разочарования нагнал его немногим позже, когда внимательный взгляд начал замечать её замкнутость. Уртир была непомерно амбициозной, такой чрезмерно гордой, что её смело можно было отнести к той категории женщин, что всеми силами стремятся доказать окружающим свою независимость и способность справляться со всеми проблемами без сторонней помощи. Девушка часто недоговаривала, предпринимала попытки нехитрых, но порой действенных манипуляций, которые не каждый принял бы в расчёт. Уровень грациозной и утончённой хитрости, с коей она подходила к выполнению своих задач, был поистине достоин восхищения. Партнёром она была несомненно сильным, а её благосклонность значимой, однако из-за нередко возникающего ощущения недомолвок, Фернандес просто не мог себе позволить такую роскошь как полная уверенность в её мотивах и искреннее общение с ней. — Сносно, — коротко ответил Джерар, провожая взглядом движение её руки, когда она отпила немного напитка. Вечная напускная расслабленность девушки действовала на нервы. — Немногословно, — девушка тонко улыбнулась, но изгиб губ показался ему пустым и лишённым эмоций, ровно как и блеск в глазах. — Как скоро ты будешь готов? Ты ведь знаешь, времени не так много. — Считаешь необходимостью напоминать мне об этом каждый раз при наших встречах? — проговорил он недовольно, изрядно утомлённый разговорами об одних и тех же вещах. — Я сделаю всё, что от меня зависит. Дальнейшая беседа проходила, по своему обыкновению, сухо и скомкано по причине их местонахождения: они не могли позволить себе более точные и красочные высказывания в стенах Совета, когда мелкие сошки могли стоять под дверью с жалкой целью подслушать разоблачающие грязные секреты и убрать их с высокопоставленной должности. Часы почти пробили полдень, вынуждая их закончить обсуждение насущных вопросов и отправиться в зал заседаний. Вновь путь, состоящий из бесчисленного числа коридоров: запутанных, длинных, невообразимо безжизненных. Атмосфера давила, падала на плечи и прибивала к полу наковальней. Джерар был уверен, что если сюда запустить неподготовленного человека без сопровождения, то тот лишится не только дара речи вследствие богатого убранства, но и рассудка в отсутствие карты маршрута. Терялись в здании Совета нечасто, поскольку почти к каждому визитёру приставляли либо рунного рыцаря, либо рядовых сотрудников — человекоподобных существ, напоминающих бесхвостых земноводных, от омерзительного вида которых Фернандесу хотелось отвернуться. Впрочем, с месяц назад один посетитель всё-таки умудрился отстать от путеводителя и на его поиски потратили сутки. Парень остановился перед входом в нужное помещение, прислоняясь к одной из колонн. На вопросительный взгляд Уртир он не ответил, лёгким кивком головы приглашая её следовать дальше. Та лишь недовольно нахмурилась, но препираться не стала, оставляя Фернандеса одного. Встреча с подругой детства вызывала в нём противоречия. С одной стороны, он испытывал безудержную ярость при мысли о том, что увидит предательницу вновь; с другой, томительное ожидание парализовывало трепетным страхом. Как бы сильно он не отрицал их некогда крепкую связь, Эрза входила в круг его близких людей, на чью поддержку и дружбу он рассчитывал, будучи ребёнком. Джерар не раз задумывался о другом исходе их последнего разговора, представляя сюжет, в котором вся их компания остаётся вместе, выполняя почётную миссию. Тогда всё было бы совершенно по-другому. Фернандес уважал принципиальных и уверенных в себе людей. Именно этими качествами был наполнен взгляд Эрзы Алой, которую вели под наблюдением одного из работников в зал вынесения приговоров. Такие люди, как она, никогда не искали постоянного одобрения от других людей. Вместо этого девушка верила в свои убеждения и принимала собственные решения, даже если это противоречило общественному мнению. Её решительность заражала окружающих, давая им силы и мотивацию. Парень даже не удивился, что она решила без боя прийти в Совет: у девочки определённо работал мозг, да и за слова она умела отвечать. Абсолютно не изменилась за столько времени. — Вы припозднились, — сказал спокойно Фернандес. Слова его предназначались сопровождающему, что сразу почтительно склонился, но смотрел он исключительно на девушку. Взгляд медленно скользил по чертам её лица, немного заострённым, но несомненно женственным и притягивающим, после перетёк к ярким волосам. Для него стало настоящей новостью, когда девушка всерьёз взяла данную им в детстве фамилию: теперь вся страна, если не целый континент, звали её так, сгорая в благоговении. — «А ведь могла взять другую фамилию,» — сухо подметил его внутренний голос, который он задушил в зародыше. Мысли о том, что их общение имело для девушки важное значение, были нелепы и омерзительны. Эрза посмотрела на него серьёзно, стоически сохраняя зрительный контакт, не желая проигрывать в маленькой схватке, на что Фернандес закатил глаза: он прекрасно видел, как содрогнулось её скрываемое под бронёй тело, поэтому смысла в её напускном равнодушии не видел. — Зигрейн, — напряжённо произнесла девушка, то ли приветствуя его, то ли озвучивая имя исключительно для себя. Парень с трудом подавил насмешливый презрительный смешок. Желание не видеться с предателями было столь необузданным для него, что Джерар предпочитал объезжать стороной те города, в которых находились светлые гильдии, куда вступили его бывшие подруги. Вопреки его предположению, при первом прибытии на большую землю девушки быстро разделились, словно забывая о существовании друг друга. Подобное событие позабавило, но было принято им с пониманием: забыть страшные дни рабства казалось невозможным в паре с человеком, который бы всегда напоминал о случившимся одним только видом. Эгоизм налицо. Первое время он следил за их жизнью — просто из-за необходимости держать своих потенциальных противников в поле зрения. После, когда обе зажили своей жизнью, бросил это занятие за ненадобностью. Несмотря на это, с Эрзой они всё-таки виделись несколько раз, обычно на важных мероприятиях или крупных праздниках вследствие карьерного роста девушки: народ быстро полюбил её за благие дела, и девушка-рыцарь стала едва ли не национальным героем. Они никогда не общались, но замечали друг друга в толпе людей. С той, другой девушкой, было иначе. Джерар знал и город, в котором она жила, и название гильдии, в которой работала, однако, к счастью для себя, ни о каких её достаточно впечатляющих и головокружительных успехах в мире магии не слышал. Лишь единожды давным-давно он случайно увидел её на обложке посредственного, но популярного журнала «Волшебник», который лежал на столике в одной из комнат отдыха Совета. Обратил ли он на это хотя бы мизерное внимание? Порвав еженедельник и закинув его в камин, парень даже не присматривался к изображению. Просто не любил чтиво, ведущее к деградации человека. Так он себя оправдывал, пока сам себе не признался в том, что не мог спокойно смотреть в глаза этой персоне, пусть и потрясающе вышедшей на обычном фотоснимке. — И тебе доброго дня, — Фернандес сардонически усмехнулся, отталкиваясь от колонны и медленно подходя ближе: с грацией готовящегося к прыжку коварного хищника. Титанию, конечно, с трудом можно было назвать беспомощной жертвой. — Волнуешься? Вопрос был задан чисто из вежливости, но некоторое любопытство в нём присутствовало. Распространялась ли смелость девушки и на обычные гражданские дела, или она была такой необыкновенно храброй только в противостоянии с врагами? — Разумеется, — произнесла Эрза спокойно, однако он был уверен, что сказанному послужило присутствие третьего лица. Ни единого намёка на страх в тёмных глазах или прямой осанке он не приметил. — Нет необходимости, они просто развлекаются на старости лет, — на удивление для самого себя честно ответил Фернандес. Если эта констатация факта и была попыткой успокоить не нуждающуюся в его помощи даму, то воспринята она была как ядовитая издёвка — в ответ на признание, волшебница только сильнее нахмурилась. Все люди на протяжении столетий стремились к безграничному гедонизму, наслаждению всеми осязаемыми и недостижимыми формами радости. В их суетном, постоянно изменяющемся мире существовали различные изощрённые способы получения удовольствия и блаженства. Многие предпочитали погрузиться в искусство: в море знаний, поглощая огромные количества книг, открывая свой ум для новых идей и концепций; в утонченную музыку, что наполняла их души гармонией разнообразных звуков и мелодий; в необъятные просторы живописи, создание мировых шедевров с помощью красок и кистей. Другие посвящали своё время занятиям спортом, активным играм и приключениям на природе. В жизни не было места для скуки и однообразия — каждый день предоставлял новые возможности для наслаждения и самопознания. Фернандес не назвал бы себя жестоким человеком и безжалостным садистом, что приходит в восторг при виде чужих унижений, однако был готов поклясться, что вид скованной специальными наручниками Эрзы Алой, — уязвимой, но не теряющей своей гордости, — принёс ему определённую долю экстаза. Абстрактная справедливость немного восторжествовала над заслуживающей наказания девушкой. Этого определённо было недостаточно для сладостной полноценной мести, но выступало приятным бонусом за его скромные заслуги, эдакой закуской перед основным блюдом. Он подошёл чуть ближе, легко поддевая пальцами её заострённый подбородок, касаясь кожи. Вопреки многочисленным миссиям, она не утратила своей нежности, лишь при детальном рассмотрении можно было заметить пару ссадин. — Веришь в небесное правосудие? — поинтересовался он расслабленно, но в словах отчётливо прослеживалась угроза. Иметь в списке заклятых врагов кого-то вроде Титании не пожелал бы самый отъявленный самоубийца, но Джерар, умеющий правильно расставлять баланс сил и приоритеты, не испытывал по этому поводу ни грамма волнения. Алую сдерживали от необдуманных действий мысли о попавших в ловушку друзьях, потому и вступать в открытую конфронтацию она не стала бы. Навыком плетения интриг за чужой спиной она похвастаться не могла и, пожалуй, отсутствие данной способности являлось одним из немногих её недостатков. — Считаешь себя божеством? — с удушающим равнодушием спросила в ответ сосредоточенная Эрза. — Куда мне до него, — скептически ухмыльнулся Фернандес. Вера в некие высшие силы, что отвечала за незыблемый порядок во всём мире, бесповоротно увяла едва взошедшим ростком под воздействием суровых реалий. Даже могущество Зерефа не казалось таким уж безграничным — если бы он был Богом, то вряд ли нуждался в сторонней помощи обыкновенных, ничтожных по своей натуре людей. В этом, к слову говоря, заключалась тема бесчисленных споров с Уртир, которая пыталась доказать обратное, приводя весьма неплохие доводы. — Просто помни, что если расскажешь о той маленькой тайне, то тебя рано или поздно настигнет кара. — Думаешь злодеяния обойдут вас стороной? — нахмурилась Алая, слегка отворачивая голову и разрывая физический контакт. Карие глаза отчего-то казались истинно чёрными в свете многочисленных люстр и солнечных лучей, скользящих в коридор через панорамные окна, и прожигали его таким праведным пламенем, что хотелось неуютливо поёрзать. — Джерар поплатится за свою глупость, а ты вместе с ним. Хриплый смех, что ранее старательно сдерживал парень силой воли, мягко разрезал пространство, прокатившись эхом от одной стены до другой. Никакой издёвки или насмешки, стремления унизить и выставить Эрзу несмышлёной дурой — лишь позабавившее его изломанную душу невежество окружающих, искреннее и неприкрытое веселье. Его в самом деле поражало то замечательное обстоятельство, в котором его обычную проекцию принимали за настоящего человека, брата-близнеца самого Фернандеса. Обман богоизбранных, мнивших себя сильнейшими существами мира, был ему на руку, да и знатно повышал самооценку, однако он действительно считал, что хотя бы Алая отличится логическими и рациональными суждениями — как никак, знакомы были достаточно долгое время, чтобы заметить подвох. — Да уж, мой брат определённо не отличается высоким интеллектом, — хитро подтвердил Джерар, довольно быстро справляясь с приступом детского ликования. — Вот только знаешь, меня неимоверно бесит твоя слепая убеждённость в этом ужасном заблуждении. Глупость присуща каждому с рождения, её ещё можно простить и искоренить. А измена, с которой ты не понаслышке знакома, является тем преступлением, в наказание за которое люди убивали веками. И непременно продолжат так делать. Джерар кивнул сопровождающему её сотруднику, призывая его покинуть их общество — тот беспрекословно выполнил немой приказ, развернувшись в обратном направлении. Сам Фернандес сделал несколько шагов в сторону зала заседаний, намереваясь закончить разговор и вместе с тем театральную постановку, организованную почтенными дряхлыми старцами Совета. — Она не жалела о своём решении уйти, — бесстрашно заявила Эрза, последовав за парнем. Металлические кандалы на её тонких запястьях негромко зазвенели. — Ни разу за всё прошедшее время. Как они достали. Каждое нарекание встаёт костью в больном горле. — Её независимость обезоруживает, правда? — безмятежно отозвался Джерар. Его рука легла на дверную ручку в цели открыть вертикальную поверхность. Губы дрогнули в легкой полуулыбке, когда Эрза недовольно нахмурилась, не ожидая такой сдержанной реакции. — Разумеется, тебе тоже плевать, — негодование было столь ощутимым, что воздух вокруг них уплотнился. — Мы не были близки. Именно так. Безразличным тоном, смотря прямо в глаза в доказательство своих чувств. Он вдруг подумал, что эта фраза была предназначена не для защиты чистого образа Зигрейна в глазах давней приятельницы, а ради собственного спокойствия. Очередной необузданный порыв уверить себя в абсолютной ненависти к упомянутому человеку. Фернандес легко кивнул на входную дверь, приглашая войти первой. В светлом просторном помещении уже собрались все важные персоны. Мы не были близки. *** Если ранее Джерар и мог пожалеть о своём непосредственном участии в судебном процессе, выносящем помилование Скарлет за якобы умышленно совершенные деяния, то во время самого пленума его интерес возрос до таких планетарных масштабов, что он не мог оторваться от импровизированной сатирической пьесы. Гран Дома, многолетний председатель Магического Совета, всегда славился своим пламенным даром красноречия, умело маскирующим за собой пространные рассуждения «ни о чём». Хоть его персона и являлась достаточно уважаемой остальными членами собрания, каждый уже порядком устал от нескончаемых проникновенных монологов. Потому, стоило пожилому человеку — а таких было большинство в их группе, — начать свою речь, как богоизбранные тут же отвлеклись на более увеселительные занятия: скрупулёзное пересчитывание люстр на потолке и светлых плиток на шахматном полу. Почти все маялись от скуки, вызванной заунывным событием, отчего отчётливее прослеживалась бессмысленность происходящего. Фернандес сидел сбоку, между импозантной Уртир, смотрящей куда-то в прострацию, и маленьким старичком Мичелло, так часто и ответственно кивающим на сказанные председателем слова, что его кошачьи уши на голове то и дело забавно двигались. Синеволосый задумчиво крутил между пальцами небольшую медную монету с изображением замысловатого герба Фиора. Долгое время жители страны расплачивались друг с другом драгоценными камнями — изумрудами, топазами, рубинами, добыча которых активно велась на протяжении столетий. Относительно недавно минералы стали более ценными на международном рынке, постепенно возникла классификация в соответствии с редкостью самоцветов, их красотой, долговечностью и прочим. Всеобщим эквивалентом стали обычные купюры и медные монеты, что в дань уважения к истории начали называть «Драгоценными». Фиор хоть и относился к списку медленно развивающихся стран, но мог похвастаться массовым производством ювелирных изделий — одной из немногих успешных отраслей, наравне с лёгкой и пищевой промышленностью, что позволяла представить нацию на мировой арене с лицеприятной стороны. Титания стояла прямо, не выказывая признаков нервозности, и смотрела аккурат на председателя Совета, хотя Джерар силился поймать её взгляд неоднократно. Говорил Гран Дома мучительно медленно, растягивая гласные и подбирая слова повыразительнее, стараясь казаться ещё более важной фигурой, чем был на самом деле. В какой-то момент Фернандес с тоской подумал о том, что мероприятие намеренно проводят в неспешном темпе. Возможно, старик просто хотел поглумиться над коллегами или вернуться домой позже, чтобы не сталкиваться со сварливой женой, слухи о суровости которой доходили до откровенного абсурда. В кульминационный момент, когда должно было прозвучать милосердное для всех присутствующих помилование, зал сотряс небольшой взрыв: к ним вышел несуразный парень, нелепо вырядившийся в самодельные доспехи и лохматый парик. Он истошно кричал о том, что они взяли под стражу не ту Эрзу и напрашивался на её место, круша всё на своём пути. Его неадекватное поведение вызывало искренний смех и, в момент всеобщего недоумения и злости, Джерар только прикрывал лицо рукой, скрывая озорную улыбку. Подумать только, в Хвосте Фей действительно состояли полоумные волшебники! До чего же он удивился, позже узнав о том, что этот мальчишка принадлежал к особой категории магов — Убийцам Драконов. Теперь им грозило реальное, причём достаточно серьёзное наказание за погром в государственном учреждении. От одного богоизбранного слышались предложения о выплате огромного штрафа, от другого — чуть ли не лишение свободы в срок от нескольких месяцев. Фернандес даже не понял, почему вмешался и убедил их обойтись простым арестом на несколько часов. — «Пусть радуются жизни,» — сострадательно решил он для себя. Комичная ситуация подняла ему настроение на несколько единиц, поэтому из зала он выходил в гораздо более идиллическом состоянии. — Господин Фернандес! — послышался чей-то тонкий женский голосок, когда он вместе с Уртир переговаривался о произошедшем, спокойно шагая по коридорам громоздкого помпезного здания. В отличие от него, Милкович была настроена к выходке Нацу Драгнила скептически: она вообще не питала особой любви к светлым гильдиям, презирая их вечный героизм и жертвенность, которые чаще всего были напускными. Джерар повернул голову в сторону застенчивой и краснеющей девушки, каждую секунду лихорадочно поправляющей тонкую оправу круглых очков. Она явно боялась начать беседу, испытывая глубокое восторженное благоговение то ли перед его звучным титулом, то ли симпатичной внешностью. Фернандес всегда оценивал себя объективно, — пытался, по крайней мере, — и понимал, что пользуется определённой популярностью у представительниц прекрасного пола. Не то чтобы он не представлял, чем была вызвана эта реакция, поскольку в зеркало он периодически да посматривал, однако ничего такого уж сверхъестественного не наблюдал. Напротив, заметная татуировка под глазом должна была, по мнению самого парня, быть отталкивающим фактором. Однако в конечном счёте про неё будто бы забыли. — Вы что-то хотели? — вежливо отозвался парень, останавливаясь на месте. — Д-да, понимаете, тут такое дело… — пробормотала незнакомка, смущённо смотря куда-то в пол. Фернандес с горем пополам обуздал брезгливое недовольство: он терпеть не мог, когда в разговоре человек избегает зрительного контакта, в особенности в мгновенья чужих просьб. Ему начинало казаться, что собеседник утаивает от него важную информацию или просто старается придумать лживую историю. — Сегодня в Розе проходит солнечное затмение, состоится праздник, который проходит каждые четыре года. Вы наверняка слышали о нём, он известен своим масштабом. — Допустим, — коротко ответил Джерар. Праздники он никогда не отмечал, даже день рождения был для него всего лишь датой в календаре, однако о необычном солнечном затмении, которое было видно только в пределах города Розы, он всё-таки знал. К фестивалю усердно готовились, приглашались особые гости и организовывались потрясающие шоу-программы. — И в чём дело? — Мэр города по состоянию здоровья не сможет перерезать ленточку и тебе выпала его участь, — проговорила индифферентно Уртир, отчего он даже не сразу распознал в её фразе шутку. — Нет, что вы! — девушка, не поняв юмора богоизбранной, заволновалась ещё сильнее и прикусила губу. — Это по поводу разыскной ориентировки, что поступила в администрацию каждого города месяц назад на поимку особо опасного преступника. Нам было велено немедленно связаться с кем-то из Совета, если он будет замечен. Фернандес медленно и сосредоточенно кивнул, вспоминая об обезумевшей волшебнице, что совершала теракты на территории особо крупных регионов страны и постоянно скрывалась от рунных рыцарей и членов легальных гильдий. Сорокалетняя вдова Мэри Керцман сидела в печёнках Совета такое длительное время, что в конечном итоге было принято решение разбираться с ней посредством самих богоизбранных. Джерар было глянул на Уртир, решив перекинуть нудную работу на её худые угловатые плечи, но той и след простыл, из-за чего он остался наедине с русоволосой девушкой. Обречённый вздох осел в горле. — До нас дошли сведения, что она планирует устроить взрыв прямо на празднике, — продолжила посланница тихим голосом. — Как вы понимаете, откладывать решение проблемы нельзя. — Когда пройдёт этот праздник? — Сегодня, — все тяготы и невзгоды сегодняшнего дня отразились в темно-зелёных глазах до того кристально прозрачно, что девушка неловко потупилась, осознавая свою вину в добавлении неприятностей богоизбранному. — Простите, мы сами узнали несколько часов назад! Я уже подходила к господину Яджиме, но тот послал меня к вам. Нецензурная грязная брань почти вырвалась из рта неконтролируемым шквалом негативных комментариев, но Фернандес вовремя замолчал, не давая возможности очернить своё имя. Сколько он себя помнил в рядах участников Совета, тот старик в изношенной шутовской шляпе раз за разом словно измывался над парнем самыми изощрёнными методами, начиная с добрых насмешек и подтруниваний, заканчивая распоряжениями о поисках по всей Эре заведующего главным архивом, чтобы тот поставил печать на нормативных документах. Джерар исполнял роль мальчика на побегушках, причём не по своей воле, а из-за многочисленных просьб Уртир не разводить скандалы на рабочем месте — она всегда старалась придерживаться политики лицемерия, достигнув в этом качестве таких впечатляющих высот, что нравилась практически всем без исключения. Джерар мог понять решение Яджимы, поскольку в их «сплочённом» коллективе было действительно мало людей, способных справиться с экстренными ситуациями в самый короткий промежуток времени, однако умышленное отлынивание от работы злило, а интерпретировать посыл как эдакий комплимент его ответственности не получалось от слова совсем. Фернандес никогда не был закоренелым альтруистом, которому нечем заняться, кроме как помощью бедствующим. Так, череда раздражительных мелочей обрела своё начало на железнодорожном вокзале, куда им пришлось отправляться в срочном порядке, чтобы успеть на ближайший отходящий поезд. Людей, желающих воспользоваться маршрутом, было гораздо больше обычного в преддверии посещения популярного праздника, из-за чего привычная Эре размеренность слегка пошатнулась. Спасло то, что о возможных помехах позаботились заранее, а также статус самого Джерара, благодаря чему они прошли вне очереди. Транспортное средство шло долгие пять часов со всеми остановками, и изнурительный путь настолько утомил, что не спасало даже комфортабельное двухместное купе со всеми удобствами. Его временная сопровождающая, которая представилась Ханой, без умолку говорила о мероприятии, расхваливая проделанную волонтёрами работу и вдаваясь в самое подробное описание развлекательной программы. Джерар напряжённо всматривался в пролетающие мимо пейзажи за окном, пока до слуха доносился шум из соседних вагонов и болтовня соседки. — Вы слышали о легенде, которая связана с этим событием? — Полюбопытствовала Хана, требуя от парня включения в разговор. Кажется, активистка столь горела этими хлопотами, что напрочь забыла о своём смущении. Впрочем, то, что девушка больше не отводила глаз куда только можно, не могло не радовать. — Просвети, — безучастно проговорил Фернандес. Он мог легко заткнуть прилипчивую девушку, но портить себе настроение ещё больше не хотел. — Дело было давным-давно, когда Фиор ещё не входил в список мировых держав, а Роза ещё не славилась своей неповторимой архитектурой и уникальной историей, — начала охотно Хана, и Джерар окончательно убедился в том, что девушка занималась краеведением. Он закатил глаза в ответ на её лирическое отступление от сути истории, но ничего не сказал. — Обычная деревня в глубине густого леса даже не имела названия на тот момент, а люди использовали бартерный обмен. Жила в этой деревне одна девушка-сирота — не поразительно красивая или блистательно умная, но искренняя и честная. Не отличалась она особыми талантами, лишь плела прелестные венки и составляла дивные букеты. Конечно, в глуши, подобной той, её занятие окружающие считали чушью. Флористика тогда не являлась престижным делом из-за обилия зелени вокруг, потому и другие селяне относились к девушке без должного почтения. Их главной целью было выживание, а о досуге и каких-то украшениях никому не было дела. Забрёл однажды во время затмения в поселение молодой охотник, потерявший из виду свою добычу. Далеко он ушёл от своего дома, а возвращаться к родителям с пустыми руками не хотел — был слишком горд, чтобы признать свой провал. Решил охотник остаться в деревне на некоторое время, однако никто не был готов приютить незнакомца. На помощь пришла милая героиня сего рассказа: щедро накормила почти всем, что у неё было, отогрела и позволила жить у неё. Благородный поступок юноша оценил и влюбился в чудаковатую сиротку без памяти, хотя близкие всегда настаивали на выборе родовитой особы из столицы. Несколько дней охотник вынужденно провёл в деревне. Звери не попадались ему в сети, птицы ловко избегали его выстрелов. Девушка молила его, чтобы перестал он ходить в лес и остался с ней, забыл про свои амбиции, но он был непреклонен. Семья охотника из поколения в поколение занималась добычей крупной и мелкой дичи, и юноша не мог подвести своего отца. Предложил тогда охотник пойти в лес вдвоём, чтобы сирота приманила дикое животное, однако она не согласилась, и они рассорились. Ушёл он глубоко в лес и долго не возвращался: так долго, что почти наступили холода. Когда липкое отчаяние практически поглотило девушку, на пороге её дома появилась колдунья. Глаза её были яркими, точно безоблачное небо, а волосы подобны извилистому игривому ручью. Узнала она о проблеме сиротки и решила помочь. Взмахнула она рукой, и на запястье страдающей появилась тонкая прозрачная нить. «Пойдёшь по ней, найдёшь своего охотника» — сказала волшебница, отправившись дальше своей дорогой. Невидимая верёвочка, тем не менее, не сильно облегчала задачу сиротки. Чтобы узнать, в какую сторону ей нужно идти, она навязывала на нить стебельки разноцветных цветов. Понадобилось ей несколько лет, чтобы выйти на небольшую полянку, где в высокой траве лежал погибший от медвежьих лап суженый. Скрылось радостное солнце за печальной луной, улеглась девушка рядом с любимым на траву и умерла от усталости и разбитого сердца. С тех пор существует поверье, что если в день солнечного затмения пересечься с возлюбленной взглядами, то ждать их будет счастливая и беззаботная жизнь, что даже после смерти найдут они друг друга… Джерар хмуро вслушивался в повествование возбуждённой Ханы. Поезд уже доехал до своей конечной точки, и пассажиры стремительно покидали свои места, в то время как кондуктор проверяла вагоны на наличие оставленных вещей: к ним тоже заглянули и попросили поторопиться. — Глупая история, — резюмировал Фернандес, вставая с сиденья и выходя из поезда, ступая на асфальтированную дорожку и оглядывая украшенные вечерние улицы: бумажные фонари, гроздьями висящие на столбах, светились мягким тёплым светом, а деревья украшали полоски разноцветных лент, где чернилами были расписаны желания людей. Чем глубже они проходили к центру города, тем больше становилось рядов деревянных лавок с эксклюзивными товарами со всей страны, у которых восторженно толпились посетители праздника. — Девушка не удосужилась понять возлюбленного и помочь ему. Если бы не она, то ничего бы не произошло, и они были бы живы. — Вы ошибаетесь, господин, — легко парировала Хана, поправляя подол плиссированной юбки и спеша за ним. — Она была осторожной и благоразумной, поскольку хотела уберечь его от возможной гибели на охоте. Джерар закатил глаза, обходя очередное столпотворение, вызванное представлением труппы волшебников — они ловко показывали несложные эффектные трюки, чем тешили задорных детей. Счастье ребят было вызвано самыми обычными вещами и в глубине души он даже завидовал проявляемой ими жизнерадостности. — И что же, виновен только охотник? — слова парня были полны скептицизма. — Он был слишком горд, чтобы прислушаться, а она слишком слабой, чтобы убедить, — Хана вскинула руку, пытаясь подсказать направление к ратуше, но была проигнорирована. Маг небесных тел определённо не желал тратить время и терпение на бесполезные встречи с государственными служащими, а от того просто раздумывал над тем, где может появиться предполагаемая угроза. — Как именно вы узнали об опасности? — серьёзно спросил богоизбранный, переводя тему разговора с обсуждения легенды на более насущные вопросы. — Пришло письмо, в котором сумасшедшая заявляла о посещении мероприятия и небольшом подарке Розе, — нахмурилась девушка и неловко извинилась, когда наступила кому-то на ногу. Давление в толпе было невыносимым. — Почерк совпал с её собственным, информация в послании достаточно конфиденциальная и исчерпывающая, что не похоже на вредительство. Фернандес кивнул, отчётливо вспоминая отличительные признаки работы Мэри Керцман — сумасшедшая всегда расчётливо подходила к нанесению ударов по населённым пунктам, обычно выбирая самые оживлённые места. Следовало предполагать, что искать нужно на центральной площади, а сам «подарок» ожидать на время запуска фейерверков. Догадка достаточно спонтанная и всецело полагаться на неё было нельзя, поэтому требовались превентивные меры. Он глубоко вздохнул, сосредоточенно разгоняя потоки эфира, чувствуя, как медленно расщепляется на осколки. Создание осязаемых клонов Джерар упорно отрабатывал долгие несколько лет, освоив сложное заклинание практически в совершенстве, однако разделять сознание на большое количество тел он ни разу не пытался. Хана неуверенно открыла рот, но покорно смолкла под предупреждающим взглядом. Прошло около трёх минут когда рядом появилось несколько полупрозрачных силуэтов парня, что сразу разошлись в разные стороны. В отличие от кропотливо созданного двойника, в котором находилось его сознание в данный момент, эти жалкие и едва оформленные выбросы магии не могли действовать автономно: ими руководствовала единственная мысль о нахождении преступницы. Стоит им выйти на след, как они тут же испаряться за ненадобностью, а до тех пор будут питаться за счёт его энергии. Затратное занятие, но другого выбора не оставалось. — Чрезвычайное положение не объявлять, панику не сеять, — хмуро проинструктировал Фернандес Хану, оставляя её одну, чтобы обследовать ближайшую территорию. Чтобы увеличить радиус обзора пришлось слегка бескультурно залезть на стереобат на парадном входе в музей культуры. Открылся вид на целое сборище людей разных возрастов, телосложения и цвета, выдавая присутствие зарубежных гостей. Кто-то из них был одет в нарядные одежды, другие вовсе не заморачивались по поводу внешнего облика. Взгляд перебегал от одного человека к другому, раз за разом отсекая подозреваемых: эта особа слишком молода, этот мужчина в расцвете лет, у этой кудрявые волосы и стоящие торчком заячьи уши, а у этой глаза не светло-синие, а сверкающие сиренью в огнях фонарей. Он несколько секунд не осознавал, кого увидел. Фигура стояла в вполоборота к нему, расслабленно согнув руку в локте и положив запястье на бедро. Убранные в небрежный пучок волосы с завитыми прядками по бокам открывали беспрепятственный вид на аккуратный профиль: слегка завышенный лоб, небольшие округлые щёки, маленький вздёрнутый нос. Она производила впечатление загадочной нимфы, но определённо была лишена картинной слащавости. Джерар с замиранием сердца следил за движениями изогнутых в улыбке губ. Когда она успела стать такой красивой? Когда настиг тот переломный момент, когда из нескладной упрямой девчонки эта предательница превратилась в… В привлекательную женщину? Она изменилась, необратимо и кардинально. Это касалось даже не длины волос, что раньше были коротко стрижены по плечи, а манеры умело держать себя на публике, коей ранее даже не обладала. Сора стояла в компании нескольких людей, сохраняя благородную осанку и расслабленно переговариваясь с ними. Выражение её лица было умиротворённым, словно её абсолютно не волновала толкучка и праздничная суматоха, словно она была выше подобных мелочей. Он попытался сопоставить детское воспоминание с картиной перед ним, но не нашёл ни одного сходства. Фернандес понимал, что это не обычное следствие взросления, а настоящий разлом прежней личности в необходимости созидания новой. Только глаза остались прежними — неординарно фиолетовые, сверкающие ярче миллиарда звёзд на ночном небосводе. Её прямые брови приподнялись, зрачки немного расширились в оттенке неподдельного удивления и тогда он понял, что растерянные взгляды пересеклись. Джерар дрогнул, теряя всякий намёк на внутреннюю концентрацию. Эфемерная связь с двойниками, созданными для выполнения задания, растворилась. Часть утраченной магии бесцельно осела в спёртом душном воздухе. Её эмоции стремительно сменяли друг друга, но он улавливал каждую из них: обоснованное недоверие, потаённый страх, щемящую тоску, горькую злость. Они отражались в нём как в кривом треснувшем зеркале, раздражая старую ноющую рану в груди, что не подавлялась даже тоннами различных болеутоляющих. Он видел, как она сделала неуверенный шаг вперёд, сомневаясь в трезвости своего рассудка. Сначала один, потом — второй, третий, постепенно увеличивая скорость движения в желании подойти ближе. Фернандес стремительно спрыгнул с возвышения, теряясь в плотном потоке людей и следуя в неизвестном направлении, расталкивая прохожих. Он определённо не был готов к злополучной встрече. Не сегодня. Джерар остановился в закутке между двумя домами, напряжённо прислоняясь к обшарпанной шероховатой стене здания. Девушка отстала и остановилась в столпотворении, отчаянно оглядываясь вокруг. Весь её красочный фасад, которому он так легко поверил, треснул, являя детскую наивность и простодушие. И всё же он ошибся. Сора нисколько не изменилась.