***
Еще в школьные годы, далекие времена своей беспечной юности Куроо привык, что если он не знает, куда ему идти - то идти нужно к Акааши Кейджи. В его второй дом. Там он почти всегда ощущал себя своим - когда они были детьми, мама Акааши ставила перед ними огромные дымящиеся кружки с чаем, и мягко потрепав Тецуро по голове, оставляла их наедине, скрываясь за дверью кухни. И сколько бы всего с ними не происходило, эта часть их жизней оставалась стабильной и неизменной. Но Куроо всегда знал, что даже она однажды треснет и расколется под влиянием времени. В каждой точке пересечения любая встреча предлагает новое потенциальное направление* - и когда Акааши впервые пожал руку Бокуто Котаро, Тецуро с пугающей ясностью осознал, что это знакомство было предвестником грядущих перемен. Кейджи не замер на месте, и не свернул назад. Он выбрал тот путь, который обещал перекроить их повседневность, чтобы вшить в самое ее сердце еще одну яркую золотую нить. Дверь ему открыл Акааши. Он был сонный, волосы его торчали во все стороны, а веки приоткрылись едва-едва, словно они казались Кейджи ужасно тяжелыми и он делал это с большим трудом. Куроо оглядел его с ног до головы - домашнего, в большой футболке, которая когда-то принадлежала Бокуто, и ему стало вдруг так хорошо. Словно он не ввалился в чужую квартиру, едва солнце поднялось в небо, а вернулся к себе домой. - Впустишь? - Не то, что я хочу услышать, - Вяло хмыкнул Кейджи, не убирая руки с дверного проема, которая преграждала Тецуро путь. - Прости за вторжение? - Попробовал он, но Акааши только поднял брови, ждал чего-то еще, не иначе. - У меня есть шоколадный пирог? - Ты же знаешь, мы всегда тебе рады, - Бокуто появился у него из-за спины - укутанный в белый вязаный плед, с мягкой ухмылкой на губах. Утро обнимало их искристыми золотыми дланями, вилось мягкой белизной по полу вокруг ног. И ведь действительно - справились и без него. Они с Акааши, стоя там, рядом друг с другом, выглядели так правильно, что Куроо на мгновение даже стало неловко за свой визит. А затем Кейджи усмехнулся, убрал руку, поманив его внутрь, и чувство это растаяло, так и не успев переступить порог вместе с ним. В этом доме ему всегда было уютно. Приходя сюда, Куроо словно окунался с головой в нечто теплое и сладкое, ощущал себя маслом в стакане с дымящимся от жара молоком. У этого дома был свой характер, свои запахи, даже свой вкус. Он любил его сильнее, чем свой собственный. Они еще не успели съехаться, это была квартира Акааши. Но уже сейчас в ней можно было заметить следы пребывания Бокуто Котаро. Он принес в спокойное, выточеное белым и черным жилище Кейджи свой яркий тягучий янтарь, вспышки своего громкого голоса, сладость своих слов и порывистость жестов. Здесь он теперь был своим, не переселенцем, как Куроо, который изредка заглядывал на ночлег, а самым настоящим жильцом. Глядя на то, как ловко они управляются на узкой кухне, Тецуро подумал вдруг, что у них еще многое впереди. Что он прямо сейчас наблюдает за началом чего-то, чему он не смог бы дать описание, облечь в слова, пока не увидит собственными глазами, и не убедится, что картинка не примерещилась ему в утреннем свете среди танца кавалькады пылинок. Сердце сжалось, стоило ему покрепче ухватиться за эту мысль - словно кто-то обхватил его рукой, и Тецуро отпустил её, оставив для лучших времен. Не хотелось ему сейчас копаться в себе и своих ощущениях, он пришел сюда, чтобы отдохнуть. - Чай, кофе? - Акааши замер у кухонных полок с ложкой в руках. В словах его почти явственно прозвучало "вернись", и Куроо вынырнул из своих мыслей и тревог, словно из замерзшего озера. Только сейчас он осознал, как глубоко ушел в себя, и как холодно ему было в этой темной ледяной воде. Бокуто тогда уже исчез в ванной, а он и не заметил. - Чай, - Кейджи кивнул, и отвернулся, спрятав свою улыбку. Выбор он одобрял. Акааши принялся хлопотать на кухне, и комната наполнились запахами - терпким ароматом черного чая, тонкой лимонной кислинкой, приторной сладостью меда, который он ложками добавлял в его порцию, и пробирающей свежестью имбиря. Когда Акааши закончил, он опустился на стул напротив него, и проникновенно заглянул в глаза, так что Тецуро пробрало до самых костей. Он вдруг почувствовал себя диковенным насекомым под лупой, которое изучали со всех сторон. - Расскажешь? - Расскажу что? - Куроо нарочито шумно отхлебнул чай из стакана - и тут же закашлялся - тот оказался слишком горячим. - Дурачина, - Кейджи покачал головой, протягивая ему воду. Голос его прозвучал почти нежно, и Тецуро опасливо вскинул голову. В то мгновение он боялся на него смотреть, потому что знал, что может не удержаться и выложить все даже то, о чем не стоило говорить. Много в жизни Куроо было людей, некоторых он даже пускал в свою душу. Но ни один из них так и не научился сдергивать маску у него с лица. Ни один, кроме него. Мальчишки, который в детстве дул на его ободранные колени - боевые ранения, как их тогда называл сам Куроо. Юноши, с почти высокомерной улыбкой, глядящего на него через сетку. Акааши Кейджи небрежно поддевал его поддельные лица указательным пальцем, и заглядывал прямо в глаза. Это всегда ошеломляло Тецуро, он чувствовал себя растерянным и почти уязвимым. Еще в школьные годы Акааши научился вытаскивать на свет те вещи, которые Куроо хотел сказать вслух, но не мог. Все общие знакомые были уверены, что вместе их свел Бокуто, но правда была в том, что с Кейджи Куроо познакомился гораздо-гораздо раньше. - Расскажешь? - Еще раз терпеливо попробовал он, коснувшись его руки. Ладонь у Кейджи была теплая, и пальцами он легонько сжал его запястье. - Я просто, - Куроо осекся, пытаясь подобрать слова. - Очень скучал по вам обоим. Решил заглянуть. - Заглянуть? - Акааши нахмурился - он не понимал, или, может быть, не хотел понимать, но догадывался, что что-то не так. - Мы бы все равно встретились вечером на корпоративе. Тут есть что-то еще да? - Есть, - Куроо кивнул, но дальше говорить у него попросту не получилось. Словно поперек горла встала кость, он вдруг замолчал, вздохнул, глубоко, как перед прыжком. Замер у самого обрыва - но так и не смог решиться сделать шаг вперед. Это был решающий момент, когда ему было необходимо проявить смелость, или, возможно, безрассудство, и в любой другой день Тецуро не стал бы медлить. Но сейчас он оцепенел. Акааши не торопил его, терпеливо ожидая продолжения. Все было бы проще, окажись он достаточно безжалостным, чтобы толкнуть его в спину, но Кейджи не был таким человеком. Казалось, тишину между ними можно наматывать на палец, и Куроо глубоко вздохнул, а затем шумно выдохнул, решившись. - Что бы ты сделал, если бы у тебя осталось совсем мало времени? - Мало времени для чего?.. - Акааши нахмурился. - Почему ты?.. - Что бы ты сделал? - Тверже повторил Куроо, заглядывая ему в глаза, и хватка Акааши на его запястье стала крепче. - Я вспомнил бы о том, - Акааши опустил голову, с трудом подбирая слова. Щеки его побледнели, а глаза опустились, скрывшись за серебрящимися в солнечном свете темными ресницами. - Что делает или делало меня Акааши Кейджи. Продолжил бы жить так, словно у меня в запасе годы до самой старости. Ничего бы не поменял. - Когда Акааши все-таки посмотрел на него, Тецуро сглотнул. Глаза его были серьезными, и острыми, как куски разбитого стекла. - Понимаешь? - Понимаю, - Куроо кивнул. - Я это чисто теоретически, ладно? Не придумывай себе ничего. - С тобой не придумаешь, - Кейджи усмехнулся, отворачиваясь. Он ему не поверил. Затем он поднялся так быстро, что Куроо вздрогнул, и сделав один короткий шаг, обхватил его шею руками крепко-крепко, словно он, Тецуро, мог исчезнуть прямо сейчас, рассыпаться в его руках. Куроо боялся пошевелиться - не потому, что это было волнительно или неуютно, просто он ощутил, насколько хрупким был момент, и с каким трудом Кейджи балансировал на грани. Руки Акааши оказались теплыми, словно его обнимало само солнце. Куроо не видел, но знал, что Кейджи зажмурился в тот самый миг, когда хватка его стала крепче и отчаяней. - Ты не один, - Мягко произнес он, и голос его невесомо скользнул между ними, растворившись в утренней тишине. - Ты же это знаешь, да? - Знаю, - Аккуратно кивнул Куроо, наконец, выйдя из оцепенения. Он поднял руки, почти нерешительно обхватив Акааши за пояс, и притянул его ближе к себе. В ту минуту ему стало так тепло, словно он оказался дома, окруженный со всех сторон светом и безопасностью, и Куроо ухватился за это ощущение, не желая его терять. И даже когда в конце коридора начали раздаваться громкие шаги, они так и не разомкнули объятий, стремясь продлить этот короткий уютный миг. Бокуто замер на пороге кухни, задумчиво провел пальцем над губой, глядя на них так, словно застал в своей квартире двух незнакомцев, но долго думать не стал. Уже очень скоро он пристроился сбоку, обхватывая их обоих влажными после душа руками. Несколько капель упало Куроо на макушку, но он не обратил внимания. Слишком уж ему было хорошо. - Не совсем понимаю, что здесь происходит, но, - Бокуто устроился твердым подбородком на его голове, и Куроо тихо зашипел. - Я сейчас приготовлю завтрак, а потом мы с вами - вы и я, будем готовиться к корпоративу, чтобы вы перестали выглядеть так, словно кто-то собрался умирать, - Акааши хмыкнул, и Тецуро вдруг захотелось смеяться.***
Вечернее небо над Токио окрасилось в дивный пурпур. Холодные цвета, предвестники грядущей ночи, беспощадно поглощали разившийся тягучей сладостью закат. По облакам широкими мазками ползли голубой, лиловый и даже жаркий золотистый - последний проблеск уходящего дня. Они приехали к месту проведения банкета, лишь слегка опоздав, хотя и вышли на улицу еще ранним утром. Весь день Куроо провел, передвигаясь из одной точки города в другую, и, возможно, такая суматоха действительно была чем-то, в чем он нуждался. К обеду Акааши и Бокуто заставили Куроо чувствовать себя так, словно его окунули в чан с ледяной водой, и теперь отрезвляющая изморозь ползла у него по коже дрожью, оседала напряжением в руках и ногах. Он помнил, как Акааши захлопнул переднюю дверь машины, и, пристегнув ремень безопасности, повернулся к нему. Стрелка часов на его запястье перебежала за цифру три, и у них оставалось всего ничего. - И так, - По губам его скользнула тень улыбки. - Сейчас мы поедем выбирать вино для корпоратива. Возможно, придется пробовать. - Ты выбираешь вино? - У меня хороший вкус, - Акааши пожал плечами - и, может быть, Куроо только показалось - подмигнул ему. На его спокойном лице этот жест выглядел почти дико. Но не успел Тецуро хоть что-нибудь ответить, как Котаро его перебил. - У меня тоже, - Он повернул зеркало заднего вида так чтобы в нем отразились его довольные глаза, и широкие брови, которые то взлетели в верх, то опускались вниз. - Ты, - Кейджи повернулся к нему лицом. - Не участвуешь. Куроо только пожал плечами - кто-то должен был довезти их до дома, а затем доставить к месту проведения корпоратива, и ему нечего было возразить. Он подозревал, конечно, что его роль в магазине была сугубо декоративной, но Кейджи все равно поворачивался к нему каждый раз, когда находил что-то, что, по его мнению, было достойно внимания, и демонстративно выставлял бутылку вперед. И Куроо был благодарен ему - участвуя в чем-то, в чем угодно, он ощущал себя целым и восхитительно живым. - Всего одна бутылка?.. - Куроо нахмурился, когда они вышли из магазина, расплатившись. Маленький аккуратный алый пакет покачивался в руках Акааши, точно маятник. - Я думал, мы выбираем вино для корпоратива. - Он через три часа, Тецу, - Кейджи улыбнулся ему почти снисходительно. - Я выбрал сам и заказал еще вчера. - Тогда?.. - Начал было Куроо, но Акааши не позволил ему закончить. Он протянул свою ношу вперед, и Тецуро бегло коснулся ее сосредоточенным взглядом. - Это благодарность, - Акааши улыбнулся ему. - Тебе. За то, что потратил сегодня столько своего времени. И Куроо вскинул голову так резко, что у него щелкнули шейные позвонки. Должно быть, сейчас он выглядел нелепо, глядя на Акааши распахнутыми ошеломленными глазами, пытаясь найти слова. Он не потратил сегодня ни секунды времени - он провел его так, как хотел провести, в компании людей, которых считал своей семьей. И это он должен был благодарить Акааши за сегодня, за то, что тот пустил его на порог своей квартиры едва взошло солнце, за то что был рядом с ним даже спустя годы, за то, что Кейджи когда-то, когда они еще были детьми, первым шагнул к нему и протянул руку. - Ты же знаешь, что я не... - Знаю, - Акааши перебил его, не позволив Тецуро утопить себя в собственных словах и эмоциях. И Куроо мягко хмыкнул, принимая подарок, взглянул на него с теплом и благодарностью - за его время, и его доброту, и за то, что Акааши понимал его без слов, потому что бывали моменты, когда он не находил в себе сил, чтобы объясниться. - А теперь давай в машину, у нас всего три часа, чтобы сделать хоть что-нибудь с твоими волосами. Они усмехнулись почти одновременно, и шагнули в сторону парковки. Время до начала пролетело так, словно его и не было, и Куроо оказался здесь, стоило ему лишь моргнуть, как по щелчку. Отчего-то он волновался, поднимаясь по широким ступеням к главному входу нужного ресторана, и сердце его билось в груди, точно птичка в клетке. Куроо в своем черном костюме с иголочки чувствовал себя почти нелепо - давно он не носил такую одежду. Кенма отказался от особого дресскода в своей компании, а сам он редко куда-то выбирался. Акааши иногда вытаскивал Куроо в театр, но в последний раз они ходили туда так давно. Поэтому в этой одежде Тецуро ощущал себя так, словно он облачился в чью-то кожу и стал вдруг другим человеком. Сегодня в нем действительно было преступно мало от настоящего себя - Куроо улыбался всем, кого видел лукавой зубастой ухмылкой. Должно быть, это все дурное влияние Тсукишимы - как там было? - с кем поведешься, да? Он, конечно, делал так и прежде, но теперь что-то в нем неуловимо изменилось. Акааши и Бокуто уволокли еще на входе люди из отдела дизайна, и Тецуро только махнул им рукой. Он не спеша двинулся к столу с закусками, на ходу прихватив бокал вина - ужасно хотелось занять себя хоть чем-нибудь. Пол мягко сверкал под ногами чистой кремовой плиткой, а колонны у стен глядели на него яркой белизной, прорезанной золотыми молниями, точно драгоценным металлом, текущим тонкими реками сквозь горную породу. Стоило Куроо добраться до своей цели, и потянутся к тарелочке с пирожными, которые выглядели лучше всего, его окликнул тихий знакомый голос, раздавшийся из-за спины. С Кенмой почти наверняка хотели поговорить здесь многие, но он перемещался так тихо и незаметно, словно был и не человеком вовсе, а лишь его невесомой тенью. - Развлекаешься? - Именно, - Куроо повернулся к нему с уже совсем другим лицом - черты его разгладились, а ухмылка превратилась в улыбку. Изменения были такими незначительными, что их вряд ли бы сумел кто-нибудь заметить, но Кенма был не просто "кем-то", и для него эти метаморфозы были очевидны. - Рад, что ты здесь, - Он заглянул ему в глаза, мягко улыбнувшись в ответ - за те годы, что они были знакомы, его мимика стала более выразительной. - А почему меня здесь быть не должно? - Куроо поднял брови, делая крупный глоток вина. - Ты взял работу на дом и последние несколько недель не появлялся в офисе, - Козуме пожал плечами. - Я решил, что и сегодня тебя не будет. - Разве я мог пропустить корпоратив? - Кенма тонко усмехнулся, и уголки губ Куроо довольно поползли вверх, как это бывало всегда, когда ему удавалось его рассмешить. - Почему, кстати, все так официально? - Захотелось чего-то нового. - Вот оно что, - Куроо кивнул. - Выпьешь со мной? - Не сегодня, - Кенма покачал головой, демонстративно выставив вперед бокал с водой. - Мне быстро ударит в голову, а я еще должен читать речь. - Ты справишься, - Куроо посмотрел ему прямо в глаза, и Кенма встретил его взгляд не моргнув. Когда они были моложе и ходили вместе в волейбольный клуб, он смотрел на кого-то вот так - внимательно и спокойно - только если это был его противник по ту сторону сетки. Кенма вдруг нахмурился, шагнув ближе к нему, и потянулся рукой к воротнику его рубашки. - Кто завязывал тебе галстук? - Кто завязывал мне?.. - Куроо почти возмутился. - Я сам его... - Куроо Тецуро... - Ладно, - Он сдался, демонстрируя раскрытые ладони. - Это был Акааши. - Столько лет прошло, а ты так и не научился, - Кенма мягко хмыкнул, и пальцы его скользнули по подбородку, аккуратно поднимая голову Куроо, поворачивая ее в одну сторону, затем в другую. - Ты загорел. Хотя в Токио последние дни были одни дожди. - Тебе, - Куроо сглотнул, пытаясь смочить пересохшее горло. - Тебе показалось. Ты не видел меня почти месяц, помнишь? Кенма склонил голову, задумавшись на миг - решал, стоит ли глотать его откровенную ложь. Он был внимательным - намного более внимательным, чем все, кого Тецуро знал. Его цепкий взгляд, скользнул пылающим золотом по всему его лицу, но в следующую секунду он отстранился, спрятав глаза за светлыми ресницами, и кивнул самому себе. - Ты хорошо справился. Спасибо тебе. Я, - Он пожал плечами. - Собираюсь сказать это еще и на сцене, но мне бы хотелось отблагодарить тебя лично. - Это моя работа, - Куроо улыбнулся ему, ощущая прилив облегчения оттого, что Кенма решил сменить тему, и яркую искристую радость от чужой похвалы. - И чтобы ты не держал в себе, - Кенма продолжил почти сразу, после его слов, точно не был уверен, стоит ли говорить то, что он собрался сказать. - Сегодня расслабься, и постарайся об этом забыть. Куроо вздохнул, точно от пощечины, очнувшись. Кенма потянулся вверх, чтобы достать до его плеча, и сжал его крепко, как мог - в нем было, куда большее силы, чем это казалось на первый взгляд. Он смотрел на него сверху вниз долго и проникновенно, потому что что-то подозревал, потому что видел его, Куроо, почти насквозь, но не мог знать наверняка, и все равно волновался. Он исчез среди других людей так же бесшумно и быстро, как и появился. А потом Куроо обступили со всех сторон коллеги, и он позволил себе забыться, рассказывая им в красках, как провел последние три недели. Конечно, почти все, что он говорил, было ложью, но врал Тецуро лучше, чем кто-либо, и они верили ему, доверчиво заглядывая в глаза, улыбались в ответ на его улыбку, смеялись вместе с ним. Куроо нравилось быть в центре внимания, он насыщался им, успокаивая свой растревоженный страх, вставший колючим комом в горле, горьким, точно полынь. Он знал, что не сумеет держать лицо слишком долго, и чувствовал, как трещит по швам, осыпаясь мелким крошевом, его самообладание, но все равно продолжал стоять. Когда со стороны маленькой сцены в самом центре зала послышался рокот, все люди умолкли, глядя на поднявшегося на возвышение Кенму. Быстрый карьерный рост и деятельность в интернете заставили его перебороть свою неуверенность, а выстреливший успех прибавил ему сил, и теперь он держался на сцене почти спокойно. Слабые крупицы его волнения выдавала только правая рука, тревожно сжавшая микрофон. Он остановился, оглядев всех собравшихся людей сверху вниз - многие из них стекались к подножию сцены, но некоторые, вроде Куроо, остались на местах. Когда Кенма встретил его взгляд, Куроо заметил тенью скользнувшую в нем панику - призрак далекого прошлого. Он поднял бокал, отсалютовав ему со своего места, и губы его сами растянулись в улыбку. Он очень хотел, чтобы это придало Кенме сил, и вскоре тот едва заметно улыбнулся в ответ, увереннее перехватывая микрофон. - Добрый вечер, - Голос его пролился в зал теплым прозрачным светом, и он перевел взгляд, чтобы ни у кого не возникло ощущения, словно Козуме говорит лишь с одним человеком. Он говорил еще долго - упоминал о достижениях, называл имена, изредка даже шутил. И в какой-то момент Куроо накрыло с головой странное ощущение. Кенма стоял на сцене, продолжал говорить, но Куроо больше не слышал его голоса. Все звуки слились для него в один оглушительный звон. Он вдруг ощутил себя совершенно одиноким в наполненной людьми комнате. Многие из них были ему дороги, но ни один не знал о том, что его ждет. Кенма изредка глядел на него сверху вниз, и взгляд его пробирал до самых костей, как это было всегда, когда ты встречал его на себе. Он смотрел так, словно ему было что-то известно, раскурочивал его самообладание, снимал его как пленку. Взгляды Акааши были похожи на мажущие по щекам мягкие птичьи перья, он смотрел украдкой, а Бокуто наблюдал за ним так, что его беспокойство ощущалось почти физически - протяни руку, и сможешь коснуться его пальцами. Чужое веселье давило на него, как небесный свод на атлантовы плечи. Он не мог справиться с напряжением, сжимая бокал вина в руках. Тецуро ненавидел это в себе, но с самого детства порой он слишком легкомысленно относился к угрозе. Что бы ни поджидало его за следующим рубежом - экзамен, собеседование, важная встреча или собственная смерть он не испытывал страха до тех пор, пока не сталкивался с проблемой лицом к лицу. Не потому что не боялся вовсе или был через-чур беспечен. Просто до определенного момента он не воспринимал происходящее всерьез. Может быть, он не до конца верил, что все закончится вот так, а может быть это была лишь его защитная реакция, из-за которой он автоматически откладывал тяжелые негативные эмоции на потом. А теперь в его хранилище не осталось места, и крепкая плотина, которая до сих пор позволяла ему держать себя в руках, разрушилась в щепки. Куроо шумно сглотнул - в горле совсем пересохло, и поднес бокал к губам, выпив все содержимое залпом. На языке было терпко и чуточку сладко. Приятно. У Акааши действительно был дивный вкус. Когда он отдавал бокал официанту, Тецуро едва сумел разжать дрожащие пальцы, слишком крепкой была хватка. Уходя, он мазнул беглым взглядом по лицам Акааши, Бокуто и Кенмы - этого короткого мгновения было мало, а ему не хватило бы и целой вечности. Но у Тецуро не было вечности. У него был всего лишь один день.***
Ему казалось, что напряжение достигло своей максимальной точки вчерашней ночью, когда он, стоя на веранде у высоких окон в пол, выкурил несколько сигарет. Сквозь чистые стекла ему под ноги лился теплый пластиковый свет люстр, слуха его невесомо касались звуки чужих голосов - так много, что Куроо не мог сконцентрироваться ни на одном из них, да ему и не хотелось. Ночной воздух был холодным и сладким, Куроо вдыхал его так жадно, словно ему, стоящему на веранде в полном одиночестве, было недостаточно, и он задыхался. Он казался Куроо наэлектризованным, в нем витал слабый, едва ощутимый аромат бури - беспощадной и хищной. Но Тецуро ощущал себя так, словно его буря уже давно прошла, оставив после себя только обломки и разрушения. Он не стал брать такси или просить Бокуто отвезти его, и решил отправиться домой пешком. Время было позднее, и на улицах уже зажглись фонари. Куроо вспоминал, как когда-то давно - целую жизнь назад - он шел вот так по охваченному грозой Токио, и следовал за яркими огнями вывесок, точно корабль по молочной дорожке, выстеленной на море светом маяка. Он двигался медленно, почти даже лениво, едва переставлял ноги, шагая по людной улице через дорогу от ресторана, затем по маленькой площади, окруженной невысокими аккуратно стрижеными кустами и деревьями, по тротуару через мост, мимо оживленной трассы. Когда Тецуро добрался до дома, он почти сразу уснул - в голове у него было пусто, а перед глазами завивалась кольцами сизая дымка, мягкая, точно шелк, и прозрачная как стрекозиные крылья. Ему ничего не снилось. А весь следующий день - и еще несколько после - Куроо просидел в одиночестве в собственной квартире. Без Тсукишимы она теперь казалась совсем пустой. И тем хуже, что Кей не оставил в ней ни единого следа своего пребывания. Сколько бы дней он не провел в его гостиной, на его кухне, пользуясь его ванной комнатой - Куроо оглядывался по сторонам и чувствовал себя так, словно Тсукишимы попросту не существовало. Тецуро подумал вдруг - может быть, так было бы даже лучше. Тогда ему не пришлось бы умирать. И тут же отбросил от себя эту мысль так, словно она была ядовитой змеей. Время текло ужасно медленно - с такой скоростью капает густой мед с ложки, плывут перед человеческими глазами облака, загораются и потухают звезды. Куроо ощущал себя щепкой, плывущей в безбрежном море, над которым не дули ветра и не садилось солнце. Ему казалось, что пока он сидел перед окном за кухонным столом, и в руках его дымилась чашка чая, прошло, по меньшей мере, несколько вечностей. Акааши сказал ему вспомнить о том, что делало его Куроо Тецуро, и он вспоминал - представлял свое детство, школьные годы, каждую улыбку Акааши и приятное ощущение от того, как Бокуто хлопает его по плечу. Тихий голос Кенмы. Момент, когда Тсукишима едва не выбил дверь в его любимом кафе - секунда, в которую закрутилось колесо и покатились вперед без возможности остановиться. Алые огоньки на кончиках чужих когтей, первые взаимные ухмылки. Отблеск солнца в толстых стеклах очков, бегущие по запястью пальцы. Слепящее голубое небо над головой, и дымящийся от жара асфальт. Расползающаяся алым полотном кровь и изломанное хриплое дыхание. Холодный взгляд смерти, её бледное худое лицо. Свист от косы, занесенной над головой и жар по всему телу после перемещения. Щемящее чувство благодарности, как цветы, распускающие нежные лепестки прямо в сердце. Старый шипящий магнитофон - крошечное окошко в прошлое, и худая ладонь с длинными узловатыми пальцами у него на плече. Море - шипящее волнами и белой пеной, игривое, но беспощадное, лижущие песчаный берег холодной солью. Маяк - настоящий, не просто городские фонари посреди холодной ночи. Откровения, соскальзывающие с чужих губ шелестящим шепотом. Комната, полная каменных лиц, хроника несуществующих эмоций, рожденных людскими пальцами. Терпкий вкус красного вина на языке. Золотые кольца проницательных кошачьих глаз и искристые взрывы смеха. Когда взгляд его упал на белый прямоугольник визитки, лежащий на столе в гостиной, Куроо замер, кажется, даже перестав дышать. Хоровод картинок перед глазами исчез и он вдруг осознал, что день почти закончился. Солнце касалось его кожи невесомыми рыжими перьями - оно почти скрылось за многоэтажкой напротив. Он не заметил, как поднял вещицу, и поднес ее к лицу, задумчиво разглядывая знакомые буквы чужого имени. Свет прополз по ним золотистой полосой, и Куроо мягко вздохнул - а затем выдохнул, собираясь с силами. Казалось, и всего времени мира не хватит, чтобы подготовиться к этой встрече. Но если Куроо что и понял за дни своего затворничества - так это то, что Кей не собирается появляется сам. Он не был готов мириться с этим, и, проследив пламенную цепочку магической связи, обвивающую его с ног до головы, наконец, решился. - Тсуки, - Имя почти легко соскользнуло с его языка. - Приходи. Пожалуйста. Не произошло ничего - не моргнул свет, как это бывало раньше, и он не ощутил мурашки, ползущие острыми когтями по шее и спине. Но Тецуро интуитивно понял, что в комнате он больше не был один. Он обернулся медленно и осторожно, словно Тсукишима мог исчезнуть, если бы он Куроо был слишком резок. Он ожидал увидеть все, что угодно - усталость, застывшую в морщинке между нахмуренных бровей, раздражение, мерцающее расплавленным золотом из под стекол очков, может быть даже горькое веселье. Но когда Тецуро - в первый раз за последние пять дней - взглянул на Тсукишиму, он едва не вздрогнул, потому что в чужих глазах разглядел только страх.***
Там, за бегущей цепью кустистых холмов на линии горизонта, медленно разгорался закат. Солнце было настолько ярким, что казалось Куроо почти белым - пылающая сердцевина вечернего пожара, охватившего все небо целиком. Пышные облака, обрамляющие его со всех сторон, впитали в себя солнечный свет, становясь лимонно-золотистыми, и рыжими, как спелые апельсины, и розовыми, от которого было сладко на языке. У Куроо слезились глаза, но он все равно продолжал упорно смотреть, ведомый не то упрямством, не то глупостью. Может быть, его беда была в том, что он сравнивал этот закат, этот слепящий свет, с Тсукишимой. Умом он понимал, что это ничего не значит, но сердце заставляло Тецуро глядеть и дальше, не смыкая глаз, словно так он докажет что-то - самому себе, ему, еще кому-нибудь другому. Они были за чертой города - Тсукишима перенес их, лишь щелкнув пальцами, хотя Куроо и не просил его об этом. Он шагал впереди, и плечи его дрожали от напряжения. - Я думал, мы говорили об этом, - Это было первое, что он сказал за все время с момента их встречи, и Куроо не сразу понял, что он имеет в виду. - Говорили о чем? - Об этом, - Упрямо повторил Тсукишима и взмахнул рукой. Жесты его были порывистыми, словно он двигался, прилагая неимоверные усилия. - О тебе, твоей жизни, последнем желании, - Он вдруг остановился, поворачиваясь к нему лицом. Они поднимались по склону пологого зеленого холма. И оттого как Кей, замерев на самой его вершине в лучах заходящего солнца, глядел на него сверху вниз, у Куроо перехватывало дыхание. - Я, может быть, и называл тебя дураком, но был уверен, что ты умнее. - Ты ведь исчез, даже не предупредив меня. - Я ушел, чтобы дать тебе время - немного времени, столько, сколько смогу выиграть, но ты, - Кей пожал плечами, отчаянно усмехаясь. - Ты же знаешь, что я не могу сопротивляться, когда ты используешь связь. Зачем?.. - Потому что я скучал, - Куроо почти перебил его, делая шаг вперед. Теперь они стояли друг к другу вплотную, но услышав его слова, Тсукишима покачал головой, и отступил - тепло ушло вместе с ним, и холод от пробирающего хищного ветра, безудержного и сильного на открытой местности, обхватил Куроо руками и ногами, обнимая со спины. Тсукишима осекся, и так и не нашелся с ответом. Казалось, словно открытая искренность Куроо обезоружила его, но лишь на несколько коротких мгновений. - И чего же ты хочешь? - Спросил он шепотом. - Я не смог придумать третье желание, - Куроо пожал плечами, глядя ему в глаза. - Это как определиться, чего ты хочешь больше всего на свете. А в конце хочется всего разом - но перед смертью ведь не надышишься? И я подумал, - Куроо остановился, опустив голову, точно слова упали ему под ноги, и он пытался разглядеть их на земле. - Что было бы здорово поговорить с тобой, как раньше. Куроо снова понял голову, смело встречая его взгляд, и слабо улыбнулся. Может быть в другом, далеком отсюда мире, они делят вечность на двоих, танцуют в языках пламени, взявшись за руки, и Кей играет в гляделки с чертями в его глазах. Или, может быть, там они сталкиваются, чтобы затем разойтись в разные стороны, а после снова встретиться. За спинами их тянутся нити, которые давно уже перепутались друг с другом, и нет никакого бессмертия, череды людских душ, нет желаний и алых лепестков огня под узкими стопами. Там они держали бы в ладонях один короткий человеческий век, и Кей не знал бы иного. Что ждет его там, за чертой, которую он должен будет скоро пересечь? Безбрежное море кромешной тьмы, где Куроо будет носиться от своих страхов и демонов, сжимая в руках крошечный огонек? Белое кружево тумана, и удушающая сладость тысячи цветов, которые станут растворять в себе его плоть, его кости, его душу и сердце, пока он решит забыться тревожным сном? Может быть, он будет сидеть в комнате, и целую вечность наблюдать собственную жизнь. Вспоминать обо всем, что когда-то делало его Куроо Тецуро, мальчиком, вымазанным в грязи с головы до пят, парнишкой, с кошачьей позолотой лукавых глаз, кем-то, кто выводил звезды на салфетке в крошечном кафе и замыкал их в круги, невольно бросая безмолвный клич. Может быть, его заставят смотреть на тех, кого он оставит позади, приходить к ним во сны незваным гостем. Бокуто точно будет тосковать по нему, Кенма, или даже Акааши. Тсукишима припомнит его парой слов - в его жизни, цепочке из дней, сплетенных друг с другом в века, таких вот людей было много, но Куроо надеялся, что ему хоть чем-то удалось выделиться. Возможно - Кей проглотит его, и он будет кружить хороводы с другими душами, объятый пламенем, запертым в клетке из ребер. Тогда каждый круг будет стирать по одному его вспоминаю, и через несколько лет он забудет, кем был, и как его звали. Забудет, как изморозью по коже бежал голос Акааши, как громко Бокуто хохотал над его шутками, расплавиться и истлеет память о его дружбе с Кенмой - сцепленные мизинцы, засохшая кровь на костяшках пальцев и скрип качелей между их домами. Со временем он даже не вспомнит, как высокомерно глядел на него Тсуки, щурясь ядовитой желтизной нечеловеческих глаз. - Ничего этого не будет, - Словно услышав все его мысли, прошептал Кей. Голос его был тихим и ломким. - Не для вас, продавших свои души. Когда я исполнил бы твое последнее желание, ты бы, - Он сглотнул, словно в горле у него пересохло. - Исчез. - И только? - Хмыкнул Куроо в ответ так, как если бы слова Тсукишимы были ничем. - Да, - Он вдруг шагнул вперед, хватая Тецуро за воротник футболки, вцепился крепко-крепко, даже суставы на узловатых пальцах побелели. От спокойствия его не осталось и следа. Брови сошлись на переносице, в какой-то то ли злой, то ли отчаянной гримасе, ноздри раздувались от переизбытка чувств, и весь он выглядел так, словно выпустил из рук рычажки, позволяющие ему оставаться бесстрастным, и теперь мимические мышцы жили своей жизнью, выдавая его с головой. - Да! - Еще раз выкрикнул Кей ему прямо в лицо. - Исчезнуть, Куроо, это не значит умереть! Ты не будешь бродить во тьме, задыхаться в зарослях, вариться в котлах, или что вы, смертные, там еще себе понапридумывали! Не будет вечности и тишины, не будет ничего! Ты пропадешь, вот так, - Он щелкнул пальцами одной руки перед его лицом, другой изо всех сил встряхивая Куроо, стараясь привести его в себя. - Словно тебя и не было никогда! Он замолк, глядя на него широко распахнутыми глазами. Светлые ресницы его слиплись от влаги, и Тсукишима совсем перестал походить на демона. Он смотрел на Куроо так, словно чего-то ждал, словно просил, не произнося ни слова, сделать уже, наконец, хоть что-нибудь. А Куроо понятия не имел, как ему поступить, он даже не был уверен, что хочет... сдвинуться с места, стряхнуть чужие руки со своих плеч. Собственная смерть не начала вдруг казаться ему незначительной, она просто перестала пугать. Тецуро не знал, сможет ли остаться таким же бесстрашным, если не будет чувствовать чужое присутствие рядом с собой, но проверять не решался, поэтому сидел, замерев, и молчал. - Пожелай, - Прошептал Кей, и голос его сизым пеплом упал между ними. - Ну пожалуйста, пожелай, - Он скользнул пальцами по его скулам - прикосновение было горячим настолько, что Тецуро почудилось, словно его кожу лижут языки пламени. Во рту было горько, и каждый вздох давался с трудом. - Ты же умный, придумай что-нибудь. - Разве не ты сам говорил, что даже чудесной изворотливости не хватит, чтобы перехитрить контракт? Тсукишима сжал зубы от злости - бессильной и пустой. Ничего он не мог больше поделать со своим глупым сердцем. Оно лежало здесь, у смертного в руках, и стоило дороже вечности и нечестных желаний, потому что его Кей еще никому прежде вот так не вручал. Словно какой-то подарок. Он подумал, что тогда просто плохо его знал. Не представлял даже, что все вот так получится, что они придут к такому итогу. Что ему не хотелось обрекать себя на муки, делать что-то, о чем он будет жалеть. Привязываться. Как было бы просто, если бы они могли все изменить, лишь силой своей воли. Но Куроо - человек. А Тсукишима связан по рукам и ногам кодексами и правилами. Только подчиняться им безоговорочно, как и прежде, он больше... Не мог. Это "не могу" и стало решающим. Тсукишима, уже почти обмякший в чужих руках - если бы не Куроо упал бы на землю - напрягся, сжал пальцами чужие плечи. - Тогда не делай ничего, - Тецуро нахмурился, не понимая, но догадываясь. - Пусть тебя от смерти отделяет лишь одно желание. - И жить, словно с ножом у горла до самой смерти? - Кей серьезно кивнул. - А потом? - Потом ты состаришься, - Терпеливо разъяснил он. - И умрешь. А если это произойдет до того, как ты загадаешь последнее желание... - А потом? - С нажимом повторил он. - Я не знаю! - Тсукишима закричал ему прямо в лицо так, что Куроо даже вздрогнул от неожиданности. Плечи его вновь опустились, словно все силы ушли в один только этот короткий возглас. - Котлы, заросли, темнота. Как тебе больше нравится. - Мне нравится тот вариант, где мы остаемся вместе. Он заглянул ему в глаза, и Кей издал смешок - тихий и отчаянный. Очки его, в лучах заходящего солнца блеснули желтоватой белизной. - Ты жадный, Куроо Тецуро, знаешь? - Тсукишима склонил голову на бок. - Хочешь получить все и сразу, только так не получится. Потому что сохранить твою жизнь - уже большая удача, а мы не можем рассчитывать даже на такое. Это "мы" трепетом отдалось в груди. Глупо, конечно, но Тецуро почувствовал, как оно ухает вниз, вместе с его трепещущим сердцем, и на него вдруг обрушилась окружающая действительность - запахи, звуки, свет. Солнце уже почти скрылось за кривой линией горизонта, и они стояли, укутанные в сизые тени, среди вечернего пурпура и последней дневной позолоты. Ветра почти не было, а тишина оказалась такой густой, что в нее можно было зарыться лицом и слушать оглушающий звон. Куроо подумал, что определиться с последним желанием было не так уж и сложно - он просто хотел, чтобы этот миг растянулся в вечность. Если бы только все было так легко. - Поцелуй меня, - Вдруг произнес Куроо, и голос его был тихим и хриплым после нескольких минут молчания. - Это твое последнее желание?.. - Скорее, мое первое предложение. Кей взглянул на него почти так же, как в момент их первой встречи - словно на дурака. Но сколько всего еще теперь было в его глазах! Эмоции, которые прежде так умело скрывало его лицо, пробирались наружу сквозь голос и взгляд, и были такими... Волнительными, и теплыми, и острыми, и пробирающими. - Не хочу делать что-то, о чем не смогу забыть после твоей смерти. - Грубо, Тсуки, - Куроо покачал головой. - С чего ты взял, что я собрался умирать так скоро? - А разве нет? - Кей поднял брови, он до сих пор не убрал рук с чужих плеч, а теперь вдруг почувствовал, как ладони Тецуро скользнули по его бокам - какие же они были холодные! Это потому, наверное, что Куроо человек, и он мерзнет. Может быть, он и не прикоснуться хотел, а лишь тянулся к единственному источнику тепла? К запертому в почти человеческом теле разгорающемуся костру? Тсукишима отстраненно подумал, что когда он умрет, его тело станет еще холоднее. Я хочу запомнить тебя таким, - Вдруг подумалось ему с пугающей искренностью. - Я хочу, чтобы мне было из-за чего тосковать. В конце концов, хотя вспоминать о Ямагучи тоже было больно, ни на что бы он не променял проведенное с ним время. Но разве хотел он, чтобы Куроо стал третьим человеком в его коллекции, о котором он будет рассказывать кому-нибудь другому спустя много-много лет? Ладони Куроо теперь пробрались под ткань пиджака - и Кей едва не вздрогнул. Руки его ощущались как гладкие куски самого настоящего льда. А хотел ли он, чтобы холод этот сменился жаром? Жаром таким, который был бы сильнее чем его собственный. Жаром хищным и горьким, потому что он выжег бы, спустя несколько вечностей, из Куроо Тецуро все человеческое. Все, за что он когда-то его полюбил. "Ты жадный, Куроо Тецуро, знаешь?". Он усмехнулся сам себе, скользнув руками чуточку дальше, сплел пальцы в замок за его спиной. И я не лучше. В это мгновение Кей отбросил свой страх, и свою тревогу, и опасения, скопившиеся в нем за столько лет. Как же легко ему стало на тот короткий миг, пока он тянулся к чужим губам, прикрыв глаза - смотреть на Тецуро сейчас было выше его сил. Куроо улыбнулся ему, прежде чем потянутся в ответ и преодолеть последние сантиметры, отделяющие их друг от друга, коснулся его губ мягко, не требуя чего-то еще. Незнакомый Кею прежде искристый восторг осыпался яркой крошкой на их головы и плечи, покрыл всю землю под их ногами. Краем уха он вдруг расслышал звонкую трель птичьего пения. Когда Кей, наконец, сумел разобрать в ней уже знакомый ему тихий довольный смех, было слишком поздно - картинка перед глазами вспыхнула яркой белизной, а затем тьма заволокла ее чернильными щупальцами так скоро, что он не успел их вытащить, не успел даже опомниться.***
В следующее мгновение они оказались уже совсем в другом месте. Это ощущалось так, словно Куроо моргнул, а когда открыл глаза, то все вокруг него переменилось. Он не мог осознать себя и свое местоположение - Тецуро вдруг стало так жарко, словно огонь разгорался где-то глубоко внутри него и плавил даже его кости. Холодный ветер сменился выжигающим жаром, и оцарапал ему глотку раскаленными железными когтями. Куроо уже не видел, как Тсукишима наклонился к нему, согнувшемуся на земле, и положил ладонь между лопаток. От его прикосновения стало так легко - приятная прохлада расползлась по всему телу, и он, наконец, сумел вздохнуть. Рука его скользнула дальше, слепо волочась по груди, и когда Тсукишима нащупал сердце, бьющееся быстро, точно в лихорадке, он облегченно вздохнул. - Бьется, - Кей растеряно заглянул ему в лицо, и Куроо сглотнул, на пробу прикоснувшись языком к небу. - А что, - Хрипло начал он, но остановился, чтобы собраться с мыслями. - Разве не должно? Тсукишима ничего ему не ответил, только покачал головой. Он подал Тецуро руку, и тот медленно поднялся на ноги, на пробу переступая с одной на другую. Поверхность под ним была твердой, точно камень, испещрённой узкими венами горячей лавы, и он опасливо нахмурился. - Где мы, Тсуки? - Спросил он, сжимая чужую ладонь, и бегло огляделся по сторонам. Кей потянул его за плечо, молча прося повернуться и посмотреть на себя. - Туда, где мы сейчас находимся, - Удивительно аккуратно начал он. - Люди обычно попадают уже без плоти. Понимаешь? Куроо не понимал. Он нахмурился, глядя ему в глаза - за рыжими и желтыми отсветами пламени их было почти не разглядеть, но Куроо все равно видел, как они блестели от страха. Он попытался глубоко вздохнуть - и не смог, потому что горло оцарапало гарью. Жар охватил его целиком, как если бы они с Кеем стояли посреди горящего дома. Пахло сталью, гарью, и копотью. Тецуро осторожно повернул голову, краем глаза заметив что-то, что привлекло его внимание, и сжал чужую ладонь крепче от изумления. Кей не издал и звука, только продолжил смотреть на него, словно ожидая чего-то, какой-то страшной катастрофы. Но Куроо молчал. Взгляд его, ошеломленный и тревожный, замер в одной точке, словно время остановилось. У линии горизонта, бегущей изломанной скалами линией, глядя на них с холодным монументальным высокомерием, возвышался исполинский замок, выложенный черным и белым камнем. Тецуро замер, кажется, даже не моргая и не дыша - трепещущее в груди сердце умоляло его шагнуть вперед, чтобы прикоснуться, а разум кричал ему бежать прочь.***
Пламя расцвело на земле, точно дикий цветок. Оно танцевало на ветру, вспыхивая и потухая, качаясь и замирая на мгновение, что бы в следующее сделать бросок. Языки его - хищный пурпур, раскаленная желтизна, краснота такая, что обжечься можно лишь посмотрев, рыжий, как летнее вечернее небо, белый, как всполохи молний на черном полотне ночи. И Цукишима шагал по нему босиком, словно жалящие пальцы Куроо языки пламени ему совсем не причиняли боли. Огонь был его другом. Он ластился к его рукам, и двигался вслед за его шагами. Он вился кольцами вокруг его пальцев и целовал горячим дыханием бледную кожу. Куроо глядел на него, как мотылек, летящий навстречу чарующему свечению, несущему в себе лишь смерть. Они шли по коридорам медленно, словно им некуда было спешить. Внутри все оказалось таким же темным и пустым - вокруг не было никого, и поступь их отскакивала эхом от высоких стен и темных потолков, с которых на Куроо россыпью разноцветных звезд глядела тысяча драгоценных камней. Изредка они натыкались на коридоры, зияющие в стенах высокими черными проходами, но Тсукишима ни разу не свернул, ни в один из них - он шел только вперед, ведя его за собой, потому что знал наверняка, куда им нужно. - Ты не должен был попасть сюда, прежде чем мы завершили бы контракт, - Тихо признался Кей еще до того, как они переступили порог главных ворот замка. - Поэтому я не могу понять, что происходит. Но единственный способ узнать - это пройти вперед по коридору до самой последней двери. Сейчас они медленно, но решительно приближались к заветной цели. Куроо догадывался о том, что будет ждать его за этой дверью, но он не спешил спрашивать Кея, чтобы убедиться в своей догадке. Но тот вдруг заговорил сам. Голос его, тихий и ломкий упал в тишину как капля в спокойное озеро - рябь пошла по воде, и Куроо поднял взгляд, отрываясь от носков своей обуви. - Что бы ты пожелал теперь? - Куроо поднял брови в недоумении. - Мы сейчас в Аду, какой теперь смысл что-то желать? Тсукишима только покачал головой. - Мне просто интересно. Куроо задумался, мысленно отсчитывая его шаги - один второй, третий - тук-тук-тук. Он не знал, как придать своей мысли форму или облечь ее в слова, но все равно попытался объяснить ему, смотря на затянутые в ткань черного пиджака плечи перед собой. - Не хочу вечности, как у тебя, - На пробу произнес он. - Не хочу отматывать время - если бы его можно было отмотать, конечно. Еще не хочу, чтобы ты опять исчезал, но решать за тебя тоже не хочу. - Ого, - Хмыкнул Тсукишима. - Столько всего, чего бы тебе ни хотелось. И ни одного слова о желании. Куроо улыбнулся, опустив взгляд. Кей не стал говорить ему, что он и сам уже не хотел вечности, хотя когда-то давно представить себе не мог, как можно променять ее на одну короткую человеческую жизнь. Он не сказал о том, что не собирался больше исчезать, о том, что власть над временем была только у Дайшо, и терпеливо продолжил ждать. - Если бы ты... - Я бы отдал все свое время, - Против воли заговорил Тсукишима, перебив его. - Если бы... Если бы ты вдруг попросил, - Он сглотнул, смочив пересохшее от жара и волнения горло. Еще со времен Ренессанса и знакомства с Ямагучи, Тсукишима отвык бояться за кого-то кроме себя. - Вот это был бы отпуск длинной в целую жизнь. - Лет пятьдесят-семьдесят, - Прикинул Куроо, мягко усмехнувшись. - Всего ничего в сравнении с вечностью? И Тсукишима задумался - Куроо словно хотел, чтобы он отрекся от своего решения. Чтобы не отказывался от стольких вещей ради его пропащей души, пусть только и на словах. - Правда в том, что когда тебе хорошо, время всегда летит быстрее. И за всю мою жизнь оно лишь два раза ускоряло свой бег. Тогда, - Произнес он, бросив короткий взгляд за спину - знал, что Куроо понял, о чем он говорил. - И сейчас. Пятьдесят лет, семьдесят, даже один год - не имеет значения, потому что любой отрезок пролетит за миг, пока ты здесь. И теперь мне это нравится. Понимаешь? Куроо хотел ему ответить, но не успел - Тсукишима остановился, и он едва не стукнулся о его спину, замерев позади. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что произошло - коридор закончился. Высокие двери с крупными золотыми ручками предстали перед ними очередным рубежом, который предстояло преодолеть, но им двоим все еще было необходимо решиться. - Пойдем вместе? - Куроо протянул ему раскрытую ладонь, словно это он, собирался вести Тсукишиму за собой по незнакомым землям. Кей замер на мгновение, вглядевшись в него, но почти сразу потянулся в ответ. Когда Тсукишима все-таки толкнул высокую тяжелую дверь, тонкая полоса дрожащего теплого света вылилась в коридор сквозь щель. Затем она стала шире, потом еще. Когда они вместе переступили порог, то в первые мгновения растерялись. - Нет, ну ты представляешь? Так и сказал! - Человек в конце зала снова залился смехом таким, словно он вот-вот перерастет в плачь. Лицо его все равно оставалось бледным, щеки не заалели даже слегка. - А потом они... Ох, потом, - Он выставил вперед палец с гладкой полосой длинного когтя, и остановился, чтобы позволить себе отдышаться. - Решили придумать что-нибудь, лишь бы только сбежать от контракта. Я всегда считал, что, знаешь, такие, как Тсуки лучше прочих контролируют свои эмоции. Я считал... Что все закончится иначе. Что он останется стойким, точно прибрежный валун, и человеческие чувства-волны не собьют его с ног. А оно вон как вышло. Смотри, - Он кивнул в сторону высоких дверей, где они с Кеем замерли, точно каменные статуи из мастерской Ямагучи. Глядели на него, как глядит лань в дуло направленного на нее ружья. Она не знает, что видит перед собой, но звериное чутье подсказывает ей, что лучше бежать, ведь это - опасное, не знакомое - может тебя убить, даже если пока оно только смотрит. Ноги словно вросли в землю, Куроо даже шага сделать не мог, но ему это было и не нужно. Пока Тсукишима стоял, он не собирался куда-то идти, и бросать его одного. Рук они так и не расцепили, и человек (человек ли?), стоящий у трона, окинув их внимательным взглядом, задержался на переплетенных пальцах. Лицо у него было такое, словно он увидел призрака, но тот его не испугал. Это был призрак старого друга, которого он изредка вспоминал по ночам, лежа в своей кровати. Призрак событий, которые когда-то происходили с ним, чувств, о которых он почти забыл. Мы ему понравились - отстраненно подумал Куроо - ему, и этому парню на троне, кем бы он ни был. - Я наблюдал за вами до самого последнего мгновения, - Прошептал Ойкава, точно делился с ними каким-то секретом. - Это было красиво. Свод правил велел мне прекратить это еще в начале, но я решил, что вы способны на большее и продолжил смотреть. - На большее? - Куроо нахмурился. - Что ты имеешь в виду? - Тсукишима ткнул его рукой в бок, безмолвно прося замолчать и перестать дерзить, но Куроо не был бы собой, если бы послушался. Он даже взгляда от него не отвел, смотрел на Ойкаву, не мигая, и ждал его ответа. - Мне хотелось, - Все-таки продолжил он. - Чтобы вы точно определились со своими желаниями. "Не хочу умирать" или "Хочу перестать быть человеком". "Не хочу, чтобы время нас разлучило" или "Хочу остаться". От формулировки многое зависит, знаешь? - Ойкава... - Демон у него левого плеча вздохнул, и было в этом вздохе столько усталости. - Я вот что хочу сказать, - Ойкава снова повернулся к ним, сложив ладони под подбородком - когти на средних пальцах неприятно ткнулись в челюсть, и Тецуро показалось, что он вот-вот проткнет ими кожу. - Мне понравилось, давно не чувствовал себя настолько хорошо, просто глядя на чьи-то чувства. Такие как вы, ребята, напоминают мне о том, что я так люблю в своей работе. И я умею быть благодарным. "Правильно сформулируй свое желание". - То есть? - Тсукишима рядом с ним нахмурился. - В нашу последнюю встречу, ты сказал, что я часто злоупотребляю силой и властью, - Ойкава перевел взгляд на Кея. - И правда в том, что это действительно так, поэтому мне не понравилось то, что я услышал. Но сегодня я сделаю это снова, - Он взглянул на Куроо, и уголки его губ едва заметно потянулись вверх. - Удиви меня еще раз смертный. Твое последнее желание я исполню сам. И Куроо обернулся, словно ища у Кея поддержи. На самом деле, наверное, ему просто хотелось посмотреть Тсукишиме в глаза, убедится, что все делает правильно. Никогда еще прежде он не ощущал такой власти в своих руках, но использовать её, чтобы силой удержать кого-то рядом... Тецуро бы не смог. И дело было вовсе не в желаних, не в силе такой, о которой многие могли бы лишь мечтать - все это ему было не нужно. Он вспомнил о том, как Кей рассказывал ему о Кагеяме Тобио и его контракте с Ойкавой, о первой за всю историю смене сущности, о самом интересном желании, которое Тоору исполнил потому, что оно ему понравилось. О брошеном почти легкомысленно: "Для Ойкавы - возможно все". Он тогда подумал, что тому парню страшно повезло, ведь будь Куроо на его месте, он мог бы даже... А что именно он мог бы, додумать так и не удалось. Тецуро все равно не видел в этом смысла - глядеть в высокое синие небо в поисках журавля, до которого он никогда не дотянется. А теперь он сам нырнул ему в руки и Куроо растерялся. Обычно его не пугала ответственность, но сейчас она оказалась такой тяжелой, что прибила его к полу неподъёмным грузом. Он ожидал, что взгляд, брошенный за спину на чужое лицо, станет моментом истины, что он поймет, как ему дальше быть, но не произошло ничего. Абсолютно ничего. Тсукишима глядел на него ошалело от неожиданности, широко распахнув светлые глаза и молчал. Казалось, он хотел что-то сказать, но слова не шли в голову, и отказыввались слетать с языка. Он вцепился в свой пиджак так, что ткань едва не трещала от напряжения, но глубоко размеренно дышал. Так они и стояли, глядя друг на друга, пока Тсукишима не закрыл глаза, прервав их долгий контакт. Куроо даже вздрогнул - до сих пор ему не удавалось отвести взгляда, а теперь нить, туго натянувшаяся между ними, с треском лопнула, и его отпустило. А когда Кей снова открыл глаза, он прошептал одними губами: "Давай". А потом, не удержавшись, добавил: - Вечность в обмен на твою душу не такая уж и плохая сделка, - И улыбнулся ему широко, почти предвкушающе. Точно - подумал Куроо - они уже обсуждали это, прежде чем переступить порог тронного зала. Но то была теория, мысли о вещах, которые никогда не смогли бы произойти. Он боялся, что попросит слишком многого, что Тсукишиме это не понравится, но улыбка его была такой яркой и искренней, что ее свет почти выжег все сомнения. Пятьдесят лет. Не хочу вечности, как у тебя. Семьдесят. Не хочу отматывать время - если бы его можно было отмотать, конечно. Даже один год - не имеет значения. Еще не хочу, чтобы ты опять исчезал. Потому что любой отрезок пролетит за миг, пока ты здесь. Понимаешь? Ответ не пришел к нему внезапно, как откровение, Куроо всего лишь вынес его форму из вороха собственных мыслей - как Ямагучи выбивал лица из каменных глыб, а брат Кея заставлял пламя превращаться в фигуры. Он почувствовал буквы на своем языке, которые сложились в слова, и медленно повернулся назад, к Ойкаве - в жестах его больше не было сомнений. Куроо поднял голову, вглядываясь в него, замершего в ожидании, с бегущей полосой белого света на темных рогах, и вечерним заревом во взгляде. Ойкава не торопил его, и Тецуро был ему благодарен, потому что ему все еще нужна была минутка, чтобы набрать больше воздуха в грудь. Этот момент - подброшенная в воздух монетка, которая упадет на ребро, пустой клочок бумаги в печенье с предсказанием - предвестник неопределенности, а не пустоты. Этот момент - жар по всему телу и пентаграмма, выведенная на белой салфетке обычной шариковой ручкой, замах косы и золото в чужих глазах. Куроо вздохнул еще раз, шумно втянув носом воздух, и выдохнул, прежде чем заговорить: - Я желаю...