Он бы всё позволил нам

      Эд стоял напротив зеркала, глядя на своё заточенное в нём альтер эго. В глубине души он знал, что оно смогло бы легко оттуда «выйти», подойти к нему вплотную и схватить за горло. И оно убьёт, оставшись в этой оболочке, если ничего не предпринять. Но Эд держал себя в руках. Обоих себя.       — Как думаешь, он нас хочет? Наверняка да, — отражение улыбается, поправляя волосы. — Видел, как он смотрит на нас? Всё же мы спасли его тогда… тогда, когда все отвернулись и никого рядом не было, когда его ранили. Он так страдает; посмотри, так старается, — Нигма отводит взгляд от зеркала, смотря на сертификат из Аркхэма с печатью «вменяемый». Освальд вытащил его оттуда.       — Как думаешь, может, взять его?       — Заткнись.       — Он бы позволил нам. Так, как мы бы захотели. Он бы всё позволил нам.       — Освальд… Не заслуживает такого. В конце концов, он отстанет. Я не хочу его трогать, — Эд покосился на сертификат. — Он поймёт, что я не тот, кем был; не тот, кто его спас, нет.       — Ты слышишь себя? Не хочет он! А представь… Освальд стал такой важной шишкой. Его уважают. К нему прислушиваются. А добился он этого, потому что ты ему помогал. Сам мэр Готэма! Идиот, у тебя в руках райская птичка, а ты хочешь от него отказаться? Ты единственный, под кого бы он прогнулся… Кто сделал бы всё. Ты проверь. Давай, проверь. Даже если ты ударишь его, он будет твоим! У него такая тонкая шея… И нежные руки. Смотрит на тебя так трепетно, так любит тебя, как никто и никогда. Как никогда бы не любила К.К.       — Заткнись, заткнись, заткнись! — закричал Эдвард, глядя самому себе в глаза.       Слова копии были правдой. Сладко-горькой, внезапно возбуждающей правдой.       «Он бы всё позволил нам» застряло в голове, прокручиваясь десятки раз, как заевшая пластинка.       Освальд.       Только Нигма видел, какой тот на самом деле нежный, чувственный. Нельзя им пользоваться. Но в то же время этого так сильно хочется. Освальда хочется. Эдвард закусывает губу, чувствуя зудящее желание внизу живота.       «Так, как мы бы захотели».       Становится жарко. Нигма снимает очки и жмурится, пытаясь прийти в себя.       «Как думаешь, может, взять его?»       Да, да, да! Только его.       Следующие несколько дней проходят словно в тумане. Они протекают в работе и разговорах «на автомате». Мысли Эда прежде никогда не были так спутаны, хотя его желания были ясны и понятны. Но эти самые желания казались чересчур смелыми: они словно повергали в шок какую-то часть Нигмы, которая была тем самым дружелюбным Эдди из полицейского участка.       Но вечером очередного рабочего дня чаша ментальных весов в голове Эдварда всё же тронулась в пользу Загадочника, обозначая его планы на конец этого дня. Осталось только немного подождать.       — Эд? — Освальд обнаруживает себя прижатым к стене в собственном офисе. Ещё секундами ранее они просто обсуждали новшества, которые предстоит организовать в городе, все бумаги, которые нужно подписать, и ещё тысячи важных вещей. И это резко оборвалось, стоило Кобблпоту встать из-за стола.       Нигма смотрит ему в глаза. Близко. Нос к носу. Кобблпот чувствует чужое дыхание на своих губах. Он краснеет стремительно, что-то в груди сжимается.       — Эд? — вновь срывается с губ Освальда, и это становится последней каплей.       Горло сжато, оба запястья стискивают чужие руки. Он распахивает рот от неожиданности, хлопает ресницами, не веря, слегка задыхается и ничего не понимает. Зачем? Так внезапно? Он сделал что-то не так? Разозлил? Расстроил? Тысячи вопросов и ни одного ответа.       Эдвард смотрит странно. Не однозначно. Чего-то ждёт, чего-то хочет. Рука на горле сжимается сильнее. Лучи заходящего солнца создают блики на очках Нигмы, и от этого Освальд не видит его глаза; от этого становится всё больше не по себе, становится страшно. И вдыхать всё тяжелее.       — П-постой! — наконец вырывается возглас, который тут же тает в тишине комнаты.       — Освальд, — тихо отвечает Эд.       Сердце названного выпрыгивает из груди.       Но больше ничего Эд не говорит. Отпускает шею, тут же слыша судорожный вдох, резко проталкивает своё колено между ног мужчины, ещё больше пригвоздив его к стене, и в этот раз слышит уже другое «Ах».       — Эд? Эд? Постой, что ты делаешь? Эд? — замельтешил Кобблпот, когда Нигма наклонился к нему, как бы обнимая, скользнул руками по его груди, бёдрам, завёл руки назад, очертил пальцами позвонки, остановился на ягодицах.       Освальд словно оказался в своей самой смелой фантазии и не мог поверить, что его любимый Эдвард трогает его так и там. Но с чего вдруг? Откуда такая перемена? Совсем недавно казалось, что у него совсем нет шансов, а оказалось, он был не прав?       Слишком резко, необычно, внезапно… Освальд переживал всё больше: его начало трясти, а пальцы Эда становились всё настойчивее, сжимали его хрупкое тело. Нигма надавил коленом на его пах, довольно услышал тихий стон. Осмелев, Эд начал слегка кусать шею там, где её не скрывал ворот рубашки, и это ввело Освальда в окончательное недоумение, смущение и даже страх.       Эдвард прекрасно чувствовал дрожь его маленькой птички, и это его только больше распаляло. Освальд боится, но всё равно даёт ему делать с собой это. Он правда позволяет.       — Прошу, скажи хоть что-то, Эд, — срывающимся голосом взмолился Кобблпот, упираясь опущенными до этого руками в его грудь. — Это же… Не какая-то странная шутка? — всё было настолько необычно, что догадка глупой не прозвучала.       — Ты ведь хочешь меня? — внезапно спрашивает Загадочник, заглядывая Освальду в глаза. Тот, и так покрасневший, кажется, смущается ещё больше и не отвечает. — Ты ведь хотел этого, правда?       В ответ на свой вопрос Нигма касается возбужденного члена Освальда сквозь ткань брюк, убирая оттуда колено. Кобблпот резко выдыхает, сжимая в руках ткань рубашки Эда, не в силах взглянуть тому в глаза.       — Отвечай мне, — резко приказывает он, потянув за рубашку Освальда, выправляя её из брюк и задирая наверх, касаясь живота, по которому сразу начинают бежать мурашки.       — Да, да, Эд, — начинает лепетать Кобблпот тихо. — Я хочу, я хотел, но… Почему сейчас? Что-то произошло? Скажи мне, пожалуйста, — опять просит он, пытаясь как-то унять дрожь во всём теле.       Но Загадочник не отвечает: только улыбается, резким движением разворачивает Освальда спиной к себе, прижимает к стене, сам приблизившись вплотную. Кобблпот поддается всем действиям, хотя сам понимает, что не смог бы дать отпор, если бы захотел. Нигма целует, потом кусает шею опять, прижимается плотно: так, что Освальд чувствует спиной его всего. Потом расстёгивает брюки Кобблпота и касается его возбуждения уже через бельё. Вздохи Кобблпота превращаются в стоны, и он зажимает рот одной рукой, второй упираясь в стену.       Наконец, Нигма стягивает с него боксёры и сжимает его член. Всё тело как будто прошибает током: настолько прикосновения Эда приятны. Загадочник отнимает руку Освальда от рта и проталкивает ему в рот свои пальцы. Нигма скользит пальцами по его языку, заталкивая их полностью; Кобблпот понимает, что от него хотят, и, несмотря на невероятное смущение, расслабляет рот, постанывая от ощущений внизу, с каждой секундой возбуждаясь всё больше. Никогда ему не было так хорошо.       Эду хочется трахнуть Освальда невероятно. Но он понимает, что сейчас, без должной подготовки, ничего не получится и придется ограничиться только удовлетворением самого Освальда, что оказывается невероятно легко.       Он ускоряет свои движения, чувствуя, что с каждой секундой Освальд приближается всё ближе к пику удовольствия. Он вытаскивает пальцы изо рта Кобблпота, соскальзывает рукой обратно к шее. Больше Освальд не пытается сдерживать стоны, хотя они всё равно звучат сдавленно. Когда он заканчивает, пачкая ладонь, Нигма отстраняется, и Освальд опирается на стену полностью. Ноги слегка подрагивают, но он быстро натягивает и застёгивает брюки и оборачивается к своему возлюбленному.       Тот педантично вытирает руки влажными салфетками. Кобблпот опирается спиной на стену, восстанавливая сбитое дыхание. Он растерян и не знает, что сказать или сделать. Поцеловать Эдварда? Но к чему такие сантименты? Признаться в чувствах? Ещё хуже.       Никто не сказал ни слова. Они шли к парковке, чтобы поехать домой, в тишине. Загадочник не хочет говорить, а Кобблпот всё так же не решается. Наконец, убедившись, что никого рядом нет, Освальд осторожно берет Эда за руку. Тот со снисхождением бросает короткий взгляд на Освальда и сжимает его ладонь в ответ. Уже у самой машины Кобблпот замирает, отпуская чужую ладонь.       — Эд! Эдвард, я люблю тебя, — всю дорогу он думал только об этих словах: о том, что в признании нет ничего плохого; о том, что это просто должно быть сказано.       Загадочник замирает. Конечно, он знал, но не ожидал, что столкнётся с прямым признанием. Улыбается как-то странно, подходит, поднимает лицо Освальда за подбородок. Что он чувствует к нему? Ответ срывается быстро, без раздумий, как сухой факт:        — Ты мне нравишься, — быстро, даже как-то забавно, целует его в губы.       Слишком нежно на контрасте с прохладным тоном слов. Кобблпот какое-то время просто смотрит на Нигму, чувствуя, как сердце выпрыгивает из груди.       Он нравится. Нравится Эду. Нравится.