Пролог.
Смерть и Жизнь однажды спорили яро, Чья участь горше, да чья работа тяжелей, Жизнь предложила пари своей древней паре, Чтоб диспут их долгий решить поскорей:
"К тебе попасть труда не составит для людей – Многие нынче бегут к твоим тощим рукам. Попробуй вернуть их к моим просторным вратам! Я выберу дитя. Пойдет по пути иному – Тогда же я власть свою навеки тебе отдам."
И ответила тень сквозь клыки Другому, Оскал ликующий пряча: "Пусть будет так." И пала на деву земную тенью удача – Со Смертью самой – и заключённый контракт. От дум тяжёлых исцелить её намерена Сущность, чья сила виною страха утеряна.
Первое, что ощутило Оно, потеряв сознание от многочисленных травм, и открыв глаза вновь – это укутавшая сущность знакомая бездна. Сотканная из непроглядной тьмы вод Прима, холодная и вязкая, словно пудинг. Оно никогда не любило этот пудинг. Мысленно поморщившись, и обретя какую-никакую материальную оболочку из своих мерцающих в остаточной тревоге огней, уже Пеннивайз поднялся на ноги. Пока он находился здесь, раны лишь саднили где-то вдалеке, но не заставляли скулить от нестерпимого жжения и агонии, как это было на Земле. Следующими постепенно нахлынули воспоминания: ожесточенная борьба, глубокие ранения на оболочке, влияние извне на Неудачников, крики умирающих паучат, до которых невозможно дотянуться. Нельзя спасти. И боль в уже пустой груди, столько невыносимой боли... Вечное создание уже собиралось отправиться в Тодаш, чтобы остаться наедине со своими мыслями, как вдруг ощущение поблизости слишком уж знакомой энергии развеяло всякую надежду на уединение. Пеннивайз, не оборачиваясь, процедил сквозь зубы. – Я не собираюсь с тобой разговаривать, Матурин. Нам не о чем теперь говорить. – Я пришёл извиниться, Маниту. Мне правда жаль, что так вышло. – Не называй меня этим именем! По твоей вине во мне не осталось ничего, за что меня можно было бы назвать "Великим духом"... И не нужна мне нахрен твоя жалость. – рявкнуло Оно, стремительно теряя терпение. Что он ещё скажет? Что он не хотел, чтобы так вышло? Или излюбленное "так было нужно"? Вопреки ожиданиям, брат сдержанным, но мягким тоном, ответил. – Я знаю, что не нужна. Но позволь мне, хоть это и невозможно, искупить свою вину. Я хочу напомнить тебе о нашем пари. Пеннивайз фыркнул, показательно цокнул языком и обернулся к собеседнику, чтобы вопросить "зачем?", но при виде своего родственника первым с уст сошел совершенно другой. Матурин стоял перед ним в личине худого пожилого мужчины, одетого по лучшим традициям эпохи хиппи и с круглыми серебристыми очками на крючковатом носу. До чего нелепый образ! Если бы удивление и интерес не пересилили сейчас чашу весов эмоций, Оно бы валялось в припадке от смеха. – Так тебя и вправду убили? Как ты... Выжил? – Так же, как и ты, брат мой. Рам Аббала уничтожил лишь одну мою форму, но ведь остались ещё много других. И досюда ему не добраться, сколько бы огней он у тебя не похитил. – Пф! Пара сотен лет, и у меня будет перевес уже в квадриллионы, так что мне даже не жалко было ему позволить украсть десяток-другой. И я ценю его упорство, даже если оно может стоить мирозданию его существования. Если бы только он не оборзел в край и не стащил добрую половину, заточив её в шар Мерлина, как ты мне до этого сказал, я бы даже и не сердился. Старший брат несколько нахмурил брови и поджал тонкий рот, будучи явно не довольным заявлением собеседника, и сложил руки в карманы, пытаясь перевести тему. Взгляд его был опущен, как у школьника, отвечающего у доски на невыученный вовремя урок. – Итак, о пари... Ты помнишь, когда-то мы поспорили, что если ты сможешь выполнить мою работу, и уберечь одно дитя от наложения на себя рук, то... – То ты передашь мне свои силы, оставаясь простым смертным. Во-первых, это было четыре цикла назад, а ребёнка ты мне выбрал лишь в позапрошлом; во-вторых, я всё ещё не понимаю, с какого рожна тебе вдруг захотелось променять свою Вечность на одну жизнь смертного –Оно выделило последнее слово, возмущаясь так, словно и вправду беспокоилось за судьбу Матурина: сама мысль о том, что ему могла надоесть бесконечная жизнь казалась абсурдной – И в-третьих, ты выбрал слишком неподходящее время для того, чтобы вешать на меня детей, дабы потешить мои амбиции. Слова брата крепко осели в голове существа. Не столько потому, что сам предмет спора казался пустяковым, сколько возможность, открывающаяся перед Оно в эту самую минуту. Обрести мощь самого Созидателя, высосать её из надоедливого старого дурня, а затем обрушить её на мерзкий ка-тет Неудачников. В гремучей, ужасающей смеси с силой Разрушения, способной снести с лица мироздания что угодно, разорвать, растоптать ненавистных людишек и не оставить ни атома от их слабых, ничтожных смертных тел! От этой мысли по лицу Оно пробежала тень гадкой, хитрой ухмылки. Варианты свершения мести заставили на мгновение даже забыться, отвлечься и прослушать половину слов Матурина. Лишь обращение по имени резко привлекло его внимание. – Я хочу извиниться, Пеннивайз. Я действительно не знал, насколько всё пойдёт не по плану, и– – Ах, так у тебя был план? И в чём же он состоял? Убить меня, оставив моих детёнышей без матери, голодать и погибать в каналах Дерри, пока ты упиваешься своей властью и прозорливостью?! Старик поначалу вжал голову в плечи, но вспомнив, что панциря больше нет, опустил её вниз с выражением глубокой печали и жгучего стыда на морщинистом лице. Надо же, даже щёки как две свёклы краской налились. Думает надавить на жалость после того, что он совершил? Что за жалкое зрелище! Оно, скрестив руки на груди, посмотрело в сторону Солнца, едва сдерживая нарастающую боль в груди, чтобы не наброситься на него. Что обычно делают люди, когда переживают потерю? Рыдают, смотря на место, где погребены останки? Причитают о том, как несправедливо было Ка? Становятся слабыми, словно новорождённые, отметил про себя Пеннивайз, и судорожно выдохнул, обхватив плечи руками. Рыдать и в самом деле хотелось. Но не в присутствии этого дебила. Он всегда играл в Бога. И если с вершением судеб краткосрочных никаких возражений не было, то вмешательство в жизнь Оно было вершиной наглости и самоуверенности. Такой же самоуверенности, как и у Неудачников, которые вместо веры выбрали нечто похожее. Возможно, это было и к лучшему? Ведь вера и вправду окончила жизнь нескольких ему подобных. Он слышал о группе убитых вампиров в Кастл-Роке; об одном самце, имеющим огни, и погибшем от рук мальчишки в Айове, – существо даже не попытался спасти человеческий партнёр, клявшийся в любви. Где-то от отравления скончался несчастный Мордред, который мог бы стать великим, намного сильнее, чем его нерадивый папаша, любящий генетические эксперименты. Долгосрочные погибают, бессрочные могут быть уязвимы и в последствии убиты, краткосрочные – и подавно. А Вечным остаётся лишь терпеть эти мучения до скончания самого времени, если оно вообще конечно. После долгих минут молчания, создание в личине клоуна глубоко вздохнуло, прежде чем изречь. – Я присматривал за ней. За той девчонкой, что ты мне выбрал. Заходил несколько раз, в её двухлетие, и в начале созревания. А потом у меня появились более важные дела. Ей, должно быть, уже около двадцати сейчас. Рин поднял взгляд, несколько оживившись. Его поразила стойкость, с которой сейчас держалось Оно, несмотря на все переживаемые душевные муки, которые он чувствовал даже на расстоянии. Осторожно подойдя на шаг ближе к клоуну, старик ласково молвил. – Я понимаю. И всё же, я бы посоветовал тебе навестить её ещё разок, Роберт. – Зачем это? – Ты, скорее всего, уже в первый раз понял, что у неё есть Сияние. – Да, вот только так и не понял, какое. Что она умеет делать? – Она – ключ. Считай это моим... Небольшим подарком для тебя. Пеннивайз хотел было возразить, но задумался. Спрашивал родственника он уже более весёлым тоном. – Неужели тот самый ключ от твоей излюбленной постройки? Ну надо же! И ты доверил её мне, зная, что я одно время сам хотел разрушить твои миры? Отчего у тебя была такая уверенность, что я не воспользуюсь ей, чтобы ему помочь? – Твой свет хоть и входит в один спектр со светом Рама, но ты все же не безумна. Но меня беспокоит, что девочка была привязана к нему так долго. Ее тодана изменилась, а Ка стало давать другой оборот. – Так значит вот почему мешок смерти девчонки сменился на алый... Я догадывался, что она была с ним связана. А с чего ты взял, что мне нужен этот "подарок"? – Я подумал, что тебе захочется вернуть украденное. Оно издало лёгкий смешок, восклицая в наигранном возмущении. – Даже если и так, что мешает мне просто сожрать её? Твои силы мне нужны точно так же, как и козе – баян! – Это будет только твоим решением. И если девочки не станет, значит, способ попасть в Башню останется один. И тот, и другой вариант выгоден Роланду. – Ой, малышу-ковбою я помогать уж точно не собираюсь. Влезать в его Ка – себе дороже, спроси у его краткосрочных друзей. – Так значит, пари в силе? – Так и быть. Мне всё равно нечем заняться. Ни миры, ни твоя магия меня не колышут. А вот навестить старого знакомого и немного его побесить кажется вполне себе хорошим досугом. На этом божества пожали руки и разошлись. Оно провело некоторое время в Тодаше, восстанавливая энергию, прежде чем обрести полностью здоровую физическую форму и вернуться в Дерри, так и не отоспавшись "как следует". Матурин навестил Пеннивайза ещё дважды, почти не общаясь, чтобы "не раздражать своим присутствием", но вручая снадобья для лечения оставшихся ран и отвечая на появившиеся после Чуди вопросы. Кем был тот "Другой", почему ему так нужен Дерри, и какую играет роль - если вообще играет - та девушка, которую наказал оберегать старший братец. И хоть физически Оно было полностью готово к новому циклу, морально создание лишь подавляло накопившиеся эмоции. Мстить почти старым Неудачникам после пробуждения уже хотелось меньше: Ка может быть куда более жестоким, и потому смысла вмешиваться в их жизни снова, да и терзать себя воспоминаниями о том, что они сделали с ним, Пеннивайз не видел. Дерри излечил себя. Вода быстро ушла, а дыру в центре города люди успели залатать за десять лет отсутствия. Глупые дети, по всей видимости, всё-таки испытывая некоторую вину, приложили руку и к реставрации зданий и водонапорной башни. Спускаться вниз, к восстановленному логову не хотелось. Смотреть на разбросанные, смытые серыми водами останки нерождённых детей – и подавно. Создание в клоунском одеянии стояло на пороге собственного обиталища и впервые не чувствовало себя дома. Медленно проведя одетыми в перчатку пальцами по дверному проёму, Оно кусало губы от зреющей в душе досады. Ничего уже не вернуть. Остаётся жить дальше. Вот только как можно продолжать жить, когда самое дорогое было отнято? Когда место, которое ты мог назвать по-настоящему своим, родным, теперь чувствуется чужой и незнакомой территорией? Делать нечего. Справляясь со слабой периодической слепотой на один глаз, которую Матурин почему-то назвал психосоматической, шут натянул на лицо привычную улыбку и направился в город, устроить визит вежливости предмету спора.