Сегодня, завтра, в вечности, не важно – это честь.
И я готов, реально, от счастья умереть!
(с) BTS – Mic Drop
– Волнуюсь как пиздец! – признался я лучшему другу, безуспешно пытаясь унять дрожь в руках и остановить перманентное закусывание нижней губы. Если не прекратить, то от неё останется лишь свисающий кровавый лоскут плоти, – перспектива, прямо так скажем, довольно хреновая. – Ну ты и паникёр! – рассмеялся Чимин лучезарно, обнимая ровно так, как нужно: тепло и по-братски. – У тебя уже столько выставок было, а ты трясёшься как в первый раз. – Но это же Париж, как ты не понимаешь! – я высвободился из объятий и принялся судорожно смерять шагами главный выставочный зал, в тысячный раз проверяя, всё ли в порядке. До грандиозного открытия эпохальной экспозиции, завершающей этот цикл моей художественной кругосветки, оставалось чуть меньше часа. – Чонгук приедет? – аккуратно спросил Чимин. – С ним тебе точно было бы спокойнее. – Нет, у него, как обычно, дохулиард дел. Он и так сильно поддержал меня в Амстердаме, особенно после того, как одну из картин украли... – голос слегка надломился в конце фразы. – Сука, и надо же этим ублюдкам стащить мою самую любимую. Она же далеко не самая дорогая по версии оценщиков. – Тсс, ну тише! Нарисуешь ещё, гораздо лучше! – Ты не понимаешь, Чимин-а! Я же её рисовал в порыве страсти, пока Чонгук мне отса... – Так, всё! Без интимных подробностей, хорошо? – рассмеялся он, разряжая обстановку переливчато-колокольчиковым, почти детским смехом. – Будет повод повторить, только не вздумай разрыдаться сейчас! Твой богический мейк не рассчитан на реку твоих слёз. – Ножницы у тебя? – я решил сменить тему, и так зная, что лучший друг ни за что не подведёт. – Или мне придётся перегрызть ленту у входа? – Всё схвачено, кудряшка! Ножницы у меня, к кейтерингу всё уже готово, твои картины восхитительны, как и ты сам. Всё пройдёт идеально. Ну, почти! – успокаивал меня друг, намекая на отсутствующих Чонгука, а также Юнги, который тоже не успевал приехать к Чимину после своего концерта, хотя они давно уже мечтали вдвоём побывать в Париже. – Спасибо, булочка! – искренне поблагодарил я ныне среброволосого с андеркатом, ослепительно красивого Пака в красном костюме, сидящем как перчатка на стройном танцовщическом теле. – Как в старые добрые, только мы с тобой! – Точно, Мальвина! – вспомнил он моё давнее прозвище со времён шевелюры в тон небесному цвету ориентации. – Я уже давно не Мальвина, а черновлас... – начал было я, но нас вдруг прервали. – Мсьё Ким Тэхён! – напыщенно и слегка высокомерно обратилась ко мне пожилая, чрезмерно ухоженная управляющая галереей, тотально проигнорив моего сегодняшнего спутника. – Вам пора на красную дорожку, гости начали прибывать! – Благодарю вас, мадам Дюбуа! – кротко, как нашкодивший ребёнок, ответил ей я. Если быть до конца честным, я до смерти боялся её тяжёлого взгляда и пафосных манер, ощущая себя практически челядью и босяцким холопом рядом с ней. – Мы как раз уже направлялись туда! – Поспешите, негоже заставлять людей ждать! – фыркнула мадам и, манерно развернувшись, летящей походкой удалилась прочь. – Ну и грымза, прям как госпожа Вонг. Помнишь, композицию нам в универе преподавала? – прошептал мне на ухо Чимин. – Брр, и правда похожа! Может, они родственники? – пожал я плечами, вспоминая строгого преподавателя, которая, надо признаться, вложила много полезного в наши бедовые головы. – Ах, забей, сейчас о другом надо думать. Например, как бы не споткнуться на ковровой дорожке и не растянуться на глазах у всех, как Кэрри Брэдшоу в магазине Prada. – Просто дыши и улыбайся, ступай уверенно. Они тебя любят! – подбодрил меня Чим. – Но я первым же сниму тебя на телефон, если ты упадёшь. Буду подтрунивать над тобой до конца жизни, ха-ха. – Назло тебе вот возьму и не упаду! – рассмеялся я. Ведущий церемонии открытия справлялся на "отлично", координируя потоки гостей и представляя по очереди наиболее значимых из них. Они подходили ко мне, по-европейски расцеловывая в обе щеки, заранее выражая своё восхищение, ещё даже не узрев буйственные краски моих последних холстов. Оставалось лишь надеяться, что не все они лицемерны до прокуренного новомодными вейпами мозга костей. – ТэТэ! – в какой-то момент отвлекает меня Чим, широко распахнув подведённые глаза. – Ты такой знаменитый, я сейчас ослепну! – Знаешь, я бы предпочёл сейчас оказаться в том времени, когда ты только начинал сохнуть по своему красавчику-бармену Юну, а я фанател по Agust'у и судорожно гадал, кто же такой этот загадочный Чон Чонгук. Тогда искренности в моей жизни было куда больше, чем сейчас. Только благодаря вам и НамДжинам держусь, чтобы не сойти с ума! – ... а символичное перерезание ленточки осуществит, конечно же, наш уникальный азиатский художник Ким Тэхён! – объявила в микрофон управляющая галереи, завершая свою приветственную речь. Без подчёркивания своего мнимого антирасизма никуда. Я глубоко вдохнул, собрав все свои внутренние силы для того, чтобы улыбнуться толпе гостей и журналистов. Чимин сунул мне в руки изящные посеребрённые ножницы. Аплодисменты и пластилиновые улыбки, больше похожие на вымученный оскал... Похоже, вся романтизация грёбаного Парижа держится на роскошных видах Эйфелевой башни с открытых балкончиков номеров отелей. Хотя, возможно, причиной моего раздражения был всего лишь факт пребывания в этом городе влюблённых в не очень гордом, но всё же одиночестве. Лучший друг не в счёт. В сопровождении гостей мы, наконец, проследовали до главного выставочного зала с высокими сводчатыми потолками. И вдруг я уловил нечто эфемерное... На грани ощущения, но что-то явно изменилось. Да, световые инсталляции выглядели идеально, атмосфера выдержана именно так, как я и мечтал создать, но... Не может быть! В середине центральной стены, завершая ансамбль и делая его воистину идеальным, висела картина. Та самая, по которой я сокрушался, – моя украденная ценность, мой недооценённый бриллиант. Как?! Кто?! Ответом стали тёплые руки, обвившие мою талию и родное тело, прижавшееся сзади. Неистовый лев и извечная любовь. Вдохновение, которое Небеса обрушили мне, очевидно, за спасение мира в одной из прошлых инкарнаций. – Ты же не думал, что я пропущу твой парижский триумф, моя сладость? – промурчал Чон Чонгук в моё мгновенно покрасневшее ухо. Он здесь. Прилетел, бросив все дела. – Это... ты? – я кивнул на картину, тщетно пытаясь унять учащённое сердцебиение и собрать мысли в кучу. – Не мог же я явиться с пустыми руками. К тому же, я прекрасно помню, как ты был расстроен утратой этого холста. – Ты нашёл воров? Как? Они хоть живы? – рассмеялся я, хотя мне было глубоко на них плевать... – Ты меня за главу мафии держишь? Просто порадуйся и не задавай вопросов, ответы на которые будут гораздо скучнее глубокого публичного поцелуя со своим возлюбленным. – Я так люблю тебя, Чон Чонгук! Ты ведь знаешь, что только что сделал этот вечер идеальным? – А для меня идеален в этом мире только ты, Тэхён-а! Весь этот мир только для тебя. Для нас двоих.***
(Чимин)Дайте минуту, три дня, бесконечность... Я украду. Увезу его в вечность.
– Я заказал для нас ночной ужин в ресторане на Эйфелевой башне, – улыбнулся нам с Тэхёном Чонгук после того, как двери галереи закрылись за последними гостями. – Надо же нам отметить завершение твоего цикла выставок, да ещё и продажу всех картин! – Почти всех, – заговорщицки подмигнул мне Тэ, после поворачиваясь к любимому. – Я не смог продать ту, которую ты спас. Хотя многие пытались её купить, и даже предлагали, без преувеличения, баснословные суммы. – Повесим её в нашей спальне! Там ей самое место, и никаких денег за это не нужно! – рассмеялся Чон. – Поехали же, машина ждёт. Вид с Башни на мерцающий тысячами огней ночной Париж захватывал дух, почти перекрывая крошечную иголочку, колющую раз за разом моё сердце. Как бы я хотел, чтобы мой гениальный музыкант, с которым мы прошли вместе через столько взлётов и падений, тоже был здесь и разделил со мной этот невероятный пейзаж. В ресторане немноголюдно, – уже далеко за полночь, но усталости нет и в помине, только чистая радость за лучшего друга и гордость за его достижения. Я всегда верил в него, как и он – в меня. В который раз я убедился, что куда бы человек ни направлял свою целеустремлённость, какой бы путь ни выбрал, он обязательно добьётся успеха, если будет бороться за свою мечту. Главное – приложить усилия и окружить себя максимально понимающими людьми, удалив из круга скептических токсиков и обесценивающих, высмеивающих твой избранный путь несчастных человеков. – За нас! – Чонгук поднял вверх бокал изысканного шампанского, искрящегося ещё сильнее на фоне сияющего Парижа у подножия Башни. – И пусть каждый следующий день будет лучше, чем предыдущий! – Cheers! – хором произнесли мы с Тэ, смеясь от факта своего тотального соулмейтства. – Погодите... Что это, смотрите?! – ошарашенно прозвучал Тэхён, указываю куда-то вниз, в сторону Марсова поля. Почему-то Чонгука происходящее ничуть не удивило, будто бы он и так знал, что должно случиться. Не представляю, как, но привычный рисунок фонарей в парке Шам де Марс изменился, приобретя очертания без труда читаемых сверху букв. "I love you, Park Jimin" Из глаз брызнули слёзы. Он кричал о своей любви на весь Париж, но мне казалось, что эти слова гремят на весь мир. – Обернись! – шёпотом подсказал мне Чонгук. Рыжие волосы. У него теперь рыжие волосы. С дальнего конца ресторана к нашему столику приближался ослепительно прекрасный, преображающий всё вокруг одним своим присутствием, мой Мин Юнги. Он подошёл, не отрывая от меня счастливого взгляда ни на мгновение. Кажется, я перестал даже дышать, – настолько обожал его прямо сейчас, потому что он в очередной раз исполнил мою мечту. Теперь мы в Париже вместе. В городе любви, на Эйфелевой башне, – я и он. Но Юнги смог удивить меня ещё больше, медленно опустившись на одно колено. – Чимин-а! Пожалуйста, посмотри ещё раз вниз и попытайся понять, как сильно, как бесконечно я люблю тебя. Если бы я мог, то написал о своих чувствах звёздами в ночном небе, чтобы они говорили об этом миру каждую ясную ночь. Его голос дрожал от волнения, а я, вопреки его просьбе, мог смотреть только на него. Тем временем, он продолжал. – Я клянусь любить тебя всю оставшуюся жизнь, и даже во всех следующих обещаю найти тебя и любить ещё сильнее. Сегодня, при свидетельстве Чонгука и Тэхёна, я хочу спросить тебя. Окажешь ли ты мне великую честь и станешь моим супругом? Чёрная бархатная коробочка в его невозможно красивых руках раскрылась, явив два белометаллических кольца с двумя крошечными инкрустированными бриллиантами и гравировкой внутри по ободку: "Jimin & Yoongi. Forever" Я молчал. Ни мог ни слова выдавить от переполняющего меня счастья и бесконечной любви. Кивнув два или три раза, я бросился на колени прямо перед ним, чтобы соединить наши губы (и души, и судьбы) вместе. Он целовал меня бережно, с привкусом солёных слёз невыразимого словами единения. Я почти не слышал звуков аплодисментов от окружающих посетителей ресторана, наблюдавших всё это время. Первое, что я почувствовал, отрываясь от любимого – сильные руки Чонгука и трепетное объятие Тэхёна, которые решили всё же поднять нас обоих с пола и усадить за столик. Тэ, кажется, был заплакан даже сильнее меня, растрогавшись от передоза романтики и всех событий этого невероятного дня. – Чимин, любовь моя, пожалуйста, скажи что-нибудь! – умолял меня Юнги, продолжая сжимать мою ладонь. – Я люблю тебя. Просто надень на меня это кольцо, отныне не желаю ни минуты в жизни провести без него. Точнее, без тебя, мой жених, мой муж. Мой любимый супруг.