Мальчики не любят

Я пытаюсь концентрироваться на словах учителя, искажённых компьютерными помехами, на объяснении наших дальнейших планов и на поручениях, о которых вещает мне его голос. Но мои глаза слипаются каждые несколько минут, а во всём теле появляется дрожь от недосыпа, и я совсем не могу собрать мысли в своей голове. После нескольких коротких взглядов от Курогири, — так представил мне туманного гостя учитель, сказав при этом, что он будет «присматривать» за мной, — я замечаю, как он достаёт откуда-то чёрный блокнот, перелистывает страницы и туманными руками двигает ручкой, записывая спокойные слова, разлетающиеся по комнате. Я наблюдаю за его действиями ещё некоторое время, стараясь не поддаваться сну, и надеюсь, что выгляжу не настолько жалко, как это есть на самом деле. Боль от новых царапин на шее позволяет проснуться, и я могу даже разговаривать. Докладываю обо всём, что делал, удивляясь, насколько бодро мой голос слышится со стороны. Напоследок обрисовываю ситуации с Ичиро; на этом моменте дрожь возвращается. И в теле, и в голосе. — Твои одноклассники. Они умерли, Шигараки Томура? — спрашивает учитель после недолгой паузы. Мне не нравится разочаровывать его. Я хочу быть лучшим. Я стану лучшим. Я… провал. Иногда мне кажется, что учитель ошибся, хотя нет, он не может ошибаться. Это я неправильный. Вокруг меня всегда гибнут люди. И это неплохо, если бы они не были нашими союзниками. С самого детства, когда учитель только начал приобщать меня к злодейской жизни, я чувствовал, что недостаточно хорош. Но он никогда не говорил мне ничего подобного, всегда верил в меня и поддерживал. И я у меня нет права на ещё одну ошибку. Я надеюсь, что мой союз с Чисаки поможет мне сделать хоть что-то, чтоб показать учителю мою благодарность. Ведь я жив лишь благодаря ему. — Да. — Ну, ничего страшного. Мы найдём новых людей, — его ровный тон в голосе возвращает мне спокойствие, и я действительно верю этим словам. — Учитель. — Я тебя слушаю. — Могу я бросить школу? — задаю последний терзающий меня вопрос. — Томура, подожди немного. Скоро ты сможешь по-настоящему заявить о себе. Короткое прощание, короткое наставление, короткие рекомендации Курогири; но эта краткость вернула мне веру. Экран потух, и в комнате вновь воцарилась сонная обволакивающая тишина. Мечтая поддаться ей и вновь провалиться в сон, я всё-таки с трудом поднимаюсь. Пошатываясь, вываливаюсь из комнаты и направляюсь в ванную. Сил хватает лишь на то, чтобы закинуть мокрые вещи в стиральную машину. Затем мой взгляд упирается в упаковку порошка, с которого на меня смотрят четыре пары до омерзения счастливых глаз какой-то ненастоящей семейки. Смотрят, будто насмехаясь над моим бессилием насыпать порошок в машинку. Хочется их уничтожить. Но они правы; и я оставляю комок вещей в ловушке за стеклянной дверцей. Натягиваю чистую футболку и штаны и выхожу из ванной. Курогири всё ещё возится с чем-то в доме, но мне всё равно. Единственное, что меня волнует в данный момент — это сон. Сон. Сон. Сон. В принципе, я был даже готов лечь прямо на коврик в ванной, если бы моя комната не находилась напротив. Запираю дверь и проваливаюсь в пучину простыни, захлёбываясь в скатанных в комья перьях в подушках. Все мышцы моментально расслабляются, и разум окутывает густой туман. — Бля, что это был за сон? Внезапно резко в голову ударяют картинки недавних сновидений. Кай. Его глаза. Прячусь в коконе из одеяла и силюсь не думать об этом. Но я не в том состоянии, чтобы управлять собой; мне всегда нравился их цвет. Всегда нравился его стиль, хотя и выбешивал иногда. Одним своим существованием он заставляет меня хотеть сломить его и вывести на эмоции, что он так тщательно прячет под своим самообладанием. Но… По нему не скажешь, что в нём есть что-то помимо ненависти ко мне. Доказательство обратного — только те рисунки в треклятом блокноте. А по мне скажешь? Есть ли у меня что-то кроме неприязни? Есть привязанность. Чёрт возьми, я её даже сейчас чувствую. Я хочу увидеть его холодный взгляд. Отрешённое лицо Чисаки действительно успокаивало иногда: когда ненависть разрывала меня изнутри, и хотелось разрушать всё, что попадалось на глаза. Тогда я шёл к нему. Ледяные глаза и безупречно выглаженная одежда. На этом моменте, когда он смотрел на меня так, сверху вниз, я немного остывал. Полная же безмятежность возвращалась, когда я применял силу. Чувство было не как во время использования распада, не было того пронизывающего до костей холодка. Напротив, в моём мёртвом сердце разгорался огонь. Но недавно я увидел то, что разожгло моё пламя ещё сильнее. Так, как оно никогда не горело прежде. Выражение ужаса на лице Чисаки в тот момент, когда я уничтожил Ичиро было.. незабываемым и неповторимым. Хотя это больше пугает, чем успокаивает. А я сам открылся ему, показал свою взволнованность и страх. Я идиот. Он точно уловил это. А потом залечил мою руку. Зачем? Я просунул ладонь под футболку, ощупывая плечо, когда-то полностью сгоревшее, а сейчас абсолютно здоровое. Странно. Спасёт ли он меня в следующий раз? Я бы на его месте оставил меня подыхать в тех руинах. Хотя я же сам его спас перед этим; не позволю ему умереть, пока не разгадаю. И его, и его причуду. В любом случае, я в полном дерьме, раз, наконец, признаю это. Понимаю, что необходимо прямо сейчас всё закончить, чтобы не наделать глупостей и не привязаться к нему ещё больше. Однако я нахожу сотни аргументов против; против, потому что мы с ним теперь союзники, и мне нужна его сила; против, потому что я вообще-то всё также учусь в школе, и буду видеть его в любом случае; и против, потому что я просто не хочу. Не хочу терять единственную возможность на понимание. Да, однажды я уже упустил её, но, может, всё ещё можно исправить. Все эти мысли выбивают почву под ногами моей новообретённой уверенности, и она вновь не проживает и дня. Любая мотивация испаряется через сутки. Может, только если бы учитель жил со мной, что-то бы изменилось. Под этот угнетающий водоворот мыслей я уплываю в глубокий и тяжёлый сон. И я надеюсь, что он никогда не закончится. *** Но он заканчивается. Он всегда заканчивается, и вот я снова здесь. Открываю глаза. Вместо мозга — каша какая-то. За окном тоже каша — скопище туч в сером тумане. Время слишком раннее для пробуждения и слишком позднее для бодрствования. Час рассвета, хотя в моём случае — это утренние сумерки. Граница между спокойным ночным миром и неприглядным днём. Все мышцы здорово затекли, и я с трудом поднимаюсь на ноги, удерживая равновесие. Видимо, я спал чуть больше положенного. 12 часов? 13? Впрочем, неважно, зато я, наконец, поспал. Плетусь на кухню разглядывать пустые полки в холодильнике. Интересно, «присмотр» Курогири не подразумевает закупку продуктов для моего жизнеобеспечения? Порывшись на дальних полках кухонных шкафчиков, нахожу открытую пачку с засохшими хлопьями. Кажется, в холодильнике ещё было не прокисшее молоко. Заливаю в себя всю эту бурду залпом, перекрывая неприятное чувство пустоты в желудке. Затем мой взгляд падает на крошечный блокнот, лежащий на столе, со вчерашними записями Курогири. Внимательно разглядываю его каллиграфический почерк, но не улавливаю смысла прочитанного. Решаю взять его с собой, чтобы изучить, когда мои мозги вернутся в норму. Стиральная машина в ванной оказывается пуста, а мои промокшие до нитки под вчерашним дождём вещи сушились в гостиной и пахли кондиционером для белья. Должен ли я сказать ему спасибо или вот это входит в «присмотр» за мной? Скольжу глазами по чёрному зеркалу монитора компьютера, думая, когда же я увижу учителя вживую. Несколько лет он руководит мной через экран, и я даже не знаю, где он находится и чем занимается. Становится страшно и холодно от одиночества. Расчёсываю старые раны на шее, они щиплют; надавливаю сильнее, сдирая корочки, и чувствую тёплую кровь под ногтями. Но это не помогает успокоиться. Чесотка только усиливается, а тревога нарастает с каждой секундой. Семья. Мне нужна моя семья. Возвращаюсь в комнату под оглушительный аккомпанемент стука собственного сердца и открываю шкаф. Достаю с верхней полки коробку с руками и воссоединяюсь со своими родными. Становится легче. Тревогу перекрывает желание разрушения и меня начинает подташнивать; однако это в разы лучше ледяной пустоты одиночества. Снова зажёг мёртвое сердце огнём распада. Я в ловушке в этом порочном круге. Необходимо воспользоваться причудой, иначе она разорвёт меня изнутри. Я падаю коленями на пол, не в силах держать своё тело, не замечая пронзительной боли. Цепляюсь за кончик ковра, и в следующее мгновение он испаряется, будто его никогда и не было. Я сломлен собственным бессилием. Хватаюсь за стул перед компьютерным столом и тоже уничтожаю. Глубоко дышу и немного прихожу в норму, хоть я и знаю, что это ненадолго. Всё моё нутро жаждет крови. Перебираюсь на угол кровати. Снимаю руку с лица и разглядываю её. Отец. Я не помню, что случилось с моими родственниками, знаю только то, что они умерли когда-то давно, что могилы на кладбище — бутафория. И что это как-то связано с моей причудой. Учитель сказал, что они делали мне больно в детстве, ненавидели мою силу и бросили меня. А затем умерли, а может их кто-то убил. Из-за этого я оказался на улице и был спасён учителем. Когда я думаю о детстве, я ощущаю страх, поэтому я их не оплакиваю. Но я думаю, что забыл что-то очень важное. Это что-то таиться в моём сознании, желая вырваться наружу. Кладу руку в ладонь отца, и по телу пробегают неприятные мурашки. Чувствую, как по виску стекают капли холодного пота, однако моё дыхание восстанавливается. Думается мне, что это не лучшее состояние, чтобы тащиться в школу, но я же обещал учителю. Складываю руки обратно и убираю подальше в темноту шкафа. В моей комнате такая же пустошь, как и в душе. Теперь даже ковра нет… Чёрные шторы, чтобы не пропускать солнечные лучи из окна; маленькая кровать и шкаф, набитый одинаковыми чёрными толстовками. Единственное моё любимое место — это компьютерный стол. Тут стоит потасканный временем ПК, и рядом стопки с дисками игр и старенькая портативная приставка. А по левую сторону кипа комиксов, которыми я зачитывался в детстве. Я мог бы без сожаления уничтожить все вещи в этой фальшивой квартире, кроме этого стола и его содержимого. Раньше я приносил какое-нибудь барахло с улицы и оставлял его в гостиной, чтобы в случае очередного приступа моей причуды испепелять эти горы хлама. Способ был неплохой, только после этого завелись насекомые, от которых было не так-то просто избавиться. Из-за мыслей о букашках всё вновь начинает чесаться. Нужно принять душ и собираться в школу. Сегодня же день допроса. Учитель сказал мне, что не стоит волноваться по этому поводу. Может, он уже что-то предпринял для этого случая. Год назад человек, представлявший моего опекуна в школе, просто испарился, и мне приходилось выдумывать истории про её «сложную работу с перелётами» и отсутствием в течение нескольких месяцев. Это была абсолютно обычная женщина средних лет, заходившая ко мне в квартиру несколько раз после школьных собраний сообщить какие-то новости. Я ничего о ней не знал, кроме имени и того, что она любила чёрный растворимый кофе, который делала всякий раз, когда оказывалась у меня. Мы никогда особо не коммуницировали, и я даже не имел возможности с ней связаться. Единственное, что она делала для меня, помимо посещения этих встреч — приносила кое-какие сладости во время визитов. А потом эта женщина просто появлялась в нужное время в школе и отыгрывала свою роль. И сейчас я даже по ней немного скучал. Погода за окном не предвещала ничего хорошего, и казалось, что снова вот-вот польётся дождь. Я оделся и высушил свои волосы. Мелкие капли начали разбиваться об оконное стекло. Думаю, если я снова промокну, то точно разболеюсь. Мой иммунитет и так сейчас ослаблен из-за окружающего холода. Я снова не сделал домашнее задание; может, если меня просто вышвырнут из этой школы, будет даже лучше. Учителю не придётся оплачивать моё шестичасовое обязательное заключение. Когда я натягиваю на себя плащ в коридоре, замечаю, что на соседнем крючке висит зонт. У меня никогда до этого не было зонтов. Курогири? Вот же чёрт, но как же вовремя. За это точно нужно будет поблагодарить. Быстро зашнуровываю кроссовки и захлопываю дверь. Даже несмотря на моё утреннее безделье, остаётся ещё куча свободного времени до начала занятий. Ступаю на мокрый асфальт, вдыхая влажный воздух. Под зонтом уютно и как-то тепло. Все более-менее приличные школы находятся достаточно далеко от моего района. Поэтому на учёбу я езжу на автобусе. Летом — это пытка, осенью — время, чтобы подумать, а зимой — спасение. Но сейчас мой мозг болит от мыслей, так что я предпочитаю убить время прогулкой под зонтом. Вспоминаю, что Чисаки боится дождя. Ухмыляюсь. Ну что за глупости, как этот человек вообще может быть серьёзным? Иду медленно, стараясь не запачкать обувь. Мне кажется, я должен иметь более-менее подобающий вид на допросе; даже более того — аккуратный, то есть — не мой. Подстраиваться под чьё-то ожидание я не привык, и эта мысль меня неплохо выводит из себя, но, чёрт, я сам прокололся и теперь должен разгрести это дерьмо. На дороге впереди и позади меня почему-то никого нет в радиусе нескольких метров. Обычно это успокаивает, но сегодня я не выношу одиночества. Чувствую, будто попал в город-призрак. Отправляюсь за каплей уверенности в строчки блокнота Курогири. Может, я найду там подсказки. Бла-бла, пара страниц организационных вопросов. «Выкупил бар внизу, как базу для будущей организации» — это интересно. Неужели мы набираем людей? И мне, видимо, придётся с ними возиться. Сглатываю образовавшийся в горле ком и иду дальше. Далее какие-то-то финансовые вопросы, мне это не особо интересно. «Когда Томура окончит школу, мы обрушим наш первый удар по геройскому сообществу. До этого момента нам нужно собрать больше союзников». Также здесь упоминается о поиске людей с определённым типом причуд. И сноска от Курогири, обведённая ручкой: «твоё задание». Я думаю, найти подходящих людей не будет так уж сложно. Если пройтись по улице под окном, уже насобираешь с десяток таких отбросов для расходного материала. Немного поднатаскать их, снабдив достойной мотивацией, и можно вылепить что-то стоящее. «После окончания учёбы необходимо уничтожить все документы, касательно Томуры. Никто не должен найти никаких улик в его прошлом». Эти строчки подчёркнуты двойной линией, видимо, это задача, которая пала на Курогири. «Мы начали разработку нового оружия для устранения геройского общества и Всемогущего». Убить. Всемогущего. Уничтожить символ мира. Уничтожить мир? В мыслях всплывают слова о моём предназначении. Конечно, вся эта планета выглядит как плохо проработанный квест, где упор делали явно не на сценарии, а на спецэффектах. Далеко не лучшая игра. И я — против этого мира. Против Всемогущего. Но я обязательно изменю его. «Мы создадим организованное злодейское сообщество, которое встанет во главе преступного мира и положит конец геройскому правосудию». Но ни слова о местонахождении учителя. Конечно, я и не надеялся увидеть в этих строчках его самого, тут были лишь рабочие моменты. Он упоминал несколько месяцев назад о том, что ищет какую-то определённую причуду для доктора… Я чувствовал себя подавленно. К горлу вновь начала подступать тошнота. Вдруг боковым зрением я уловил чью-то чёрную тень на уровне кустов. Она промелькнула и скрылась в мокрых растениях. Стараясь отвлечься от своих жалких размышлений, я подошёл ближе и сел на корточки, обнимая зонт. Я и не заметил, как дождь уже закончился. С неба всё ещё падали редкие капли. Из куста высунулась мокрая головка кота, или кошки. Влажная шерсть прядями спускалась по краю его мордочки, а с их кончиков струилась вода, что животное собрало с влажных листьев растения. Я протянул руку, позволяя коту понюхать меня, и ждал его одобрения. Он выглядел осторожным. Но вскоре вышел из своего импровизированного укрытия и оставил мокрые следы на моих школьных брюках. Я погладил его крохотную голову. — Приятель, ты тут совсем один? — кот словно понял мои слова и мяукнул в ответ. — Подожди меня, покормлю тебя что ли. Я оглянулся и вспомнил, что в этом районе недалеко был круглосуточный мини-маркет; затем спешно зашагал к своей цели. Кот последовал за мной. Я был не против его компании, мы прошли по аллее на соседнюю улицу, миновали двор и через пару метров за поворотом нашли магазин. Мой спутник остался в ожидании на мокром крыльце посреди пустынной улицы. Я соскрёб со дна всех своих карманов немного мелочи, вывалил эту кучу перед продавцом и удалился с пакетиками кошачьего корма в руках. Взял один, а остальные закинул в школьную сумку. Услышав знакомый звук шуршащей упаковки, животное замяукало и начало отдаляться на противоположную сторону улицы, периодически оглядываясь. Я поплёлся за ним. Может, тут был его дом? Кот остановился у какого-то огромного особняка, нырнув за прутья ограды. Сел на траву и выжидающе уставился на меня своими огромными глазами. Я усмехнулся такому положению дел и просунул руки за решётку: подкармливаю того, кто живёт явно лучше меня. Содержимое пакетика легло аккуратной кучкой возле животного, испарившись через мгновение. Эту же судьбу повторил второй пакетик корма. Затем, кот, видимо, наелся и начал ластиться к моим рукам. Я гладил его мокрую мордочку, привычно отогнув мизинец, и намочил рукав рубашки. Кот даже немного мурлыкал, пока нашу небольшую идиллию не нарушили чьи-то громкие разговоры. Мы отпрянули друг от друга, вместе испугавшись неожиданности. Животное убежало дальше на территорию особняка и скрылось в кустах небольшого сада. Я остался подозрительно близко к чужому участку и поспешил отойти, как вдруг мой слух уловил знакомый голос. До боли знакомый. И я ощутил эту боль физически — тут же почувствовал, как моя голова заныла где-то области затылка. Я слишком много думал о нём в последнее время. — Ты просто пользуешься своим положением! — Если есть возможности, то почему бы не воспользоваться ими? — Ты делаешь это только из-за наличия наших привилегий? — Я делаю это, потому что не могу по-другому. Через прутья забора я увидел, как Чисаки и какой-то свирепого вида господин беседуют у дверей дома. Кай явно не хотел с ним разговаривать и развернулся к выходу. Мужчина остался стоять в дверном проёме. Хм, это его отец? — Прошу простить, отец, я опаздываю в школу, — отчеканил парень с наигранной вежливостью. Вау, такого саркастичного Кая я никогда не видел. — В следующий раз постарайся привести мне более убедительные доводы для личного водителя, — мужчина грозно посмотрел ему в спину и гулко хлопнул дверью. Я всё ещё стоял у края ограды его огромного особняка и внимательно наблюдал. Вот сейчас я увидел кое-что по-настоящему новое в нём. Чисаки вышел, проверил что-то в школьной сумке, поправил маску на лице, и уже хотел было открыть дверцу машины, припаркованной рядом, но резко посмотрел в мою сторону. Я вздрогнул. Снова. — А ты тут что забыл? — его голос звучал раздражённо. Да-а, он явно был не в духе. — Мимо проходил, — желая скрыть свою заинтересованность, выплюнул я. Он пожал плечами и открыл дверцу автомобиля. Я отклеился от своего места и бегло подошёл к нему. Пара горящих янтарных глаз выжидающе уставилась на меня. Я был доволен, я нуждался в них. — Не подбросишь меня? — ухмыляюсь, потому что знаю, что он не откажет мне. Переступит через себя и свою гордость, но согласится. А ещё я знаю, что опять спутал время на часах. — Зачем зонт вообще? Дождя ведь нет, — Чисаки задумчиво оглядел меня с головы до ног и протянул свою ладонь. Я сложил уже почти высохший зонт и вручил ему; он передал предмет водителю, и тот убрал его в багажник. Это меня слегка удивило, зачем столько формальностей ради какого-то зонта? — Надеюсь, ты уже передумал. Я понял, что задумался и завис. Затем быстро сел на заднее сиденье, отмечая идеальную чистоту в салоне. Ясно. Он ездит на машине потому что на автобусе ему «грязно». Парень осторожно приземлился рядом, переплёл пальцы в перчатках в замок, положив их между колен, и уставился в окно. Но я не позволю ему так просто уйти и успокоиться; хочу побольше вывести его из себя. Мы плавно тронулись, и я понял, что времени у меня всё меньше и меньше. Отсюда вообще можно дойти до школы пешком. Пристально гляжу на его профиль. — Ты уже купил учебники? — будто в пустоту говорю я, но вижу, как Кай хмурится. — Нет, — он злится. Я улыбаюсь. — Книжный не работает по выходным. «А вчера был жуткий дождь» — мысленно достраиваю его предложение. — Ты что, не сделал домашнее задание? — наигранно возмущаюсь. Чисаки поворачивается на меня с немым вопросом и явным желанием, чтобы я заткнулся. Но я только начал. — Воспользовался электронной версией учебников, — отрезает он, и его глаза вновь затуманиваются пеленой отстраненности. Я разочарован, понимая, что игра не удалась. Но думаю, что и из этого положения можно получить выгоду. — Что насчёт небольшого обмена? Ты мне — домашку, а я тебе — недостающие учебники. — Что с тобой? Раньше ты не спрашивал, прежде чем отбирать мои вещи, — он подозрительно щурится. — Ну, мы же теперь союзники, — удовлетворённо расплываюсь в улыбке и потягиваюсь, глядя на его скованный силуэт рядом. Хочется даже закинуть руку ему на плечо, но я сдерживаюсь от этого безумного порыва. Я снова выигрываю. Бесцеремонно достаю из-под сиденья его школьную сумку, не понимая, что изменилось; потом до меня доходит, что раньше он всё время таскался с зелёным рюкзаком. И я даже скучаю по позвякиванию металлических значков. У парня в вещах помимо нескольких тетрадей с прилежно выписанным домашним заданием был новый блокнот для рисунков. Полюбопытствовав, я быстро пролистал пару страниц. Но там опять была какая-то биологическая скукота и анализ причуд с иллюстрациями. — Просто возьми тетради и перестань там копаться, — его голос жёстко прозвучал над моим ухом. Я резко поднял голову и отстранился от него. Красивые золотые глаза вновь ничего не выражали; либо он так умело скрывал свои чувства, либо был настолько безразличен ко мне. Второе меня жутко задевало. Никто больше не смеет относиться ко мне равнодушно. — А меня ты ещё рисуешь? — тихо произношу я и, о чудо, вижу, как его взгляд оттаивает, а брови подрагивают. Удовлетворённо ухмыляюсь, но нервничаю сам. Я использовал самую запретную тему. Расчёсываю шею, отвожу глаза и не могу выдержать тишину, повисшую в салоне. — А что? — сдавленно спрашивает Кай, и на этом моменте я просто взрываюсь. — Ну, мало ли, вдруг мне понадобится заказать портрет! — повышая голос, гаркаю я и кидаю в него свою сумку. Он ловко подхватывает её. — Сам этим занимайся тогда. И Чисаки перекладывает свои тетради ко мне, действует размеренно и плавно. Выуживает несколько книг из моей сумки, лязгает замками, и уже было хочет мне её вернуть, но замирает. — Теперь понятно, почему он тебя воняло кошатиной. Я обращаю на него своё внимание. Парень брезгливо держит пустой пакетик от кошачьего корма. Я посмеялся такому повороту событий, тихо и про себя. Совсем про них забыл. — Между прочим, этот кот живёт у тебя, — складываю руки на груди, защищая себя. — Ты что, кормил Фурфу? — он удивлён. Я тоже. Не понимаю, что такого особенного в том, чтобы подкормить чьего-то кота. — Идиотская кличка. Фурфу — это собака. — Его подобрал один из членов нашего клана несколько месяцев назад, кот был сильно ранен, — объясняет Чисаки, игнорируя моё замечание, — его выходили, и с тех пор он живёт у нас. Хотя до сих пор остаётся нелюдим и частенько сбегает на улицу. С ним сложно сладить. Я пожимаю плечами, не зная, что ответить. Почему-то мне хочется оправдывать свои отношения с котом, но я упорно молчу, давясь этими объяснениями. Кай тоже молчит. Он вернул мне сумку, и через пару минут мы доезжаем до школы, так и не обронив больше ни слова.