Зависимость. Ревность и Маркус

Кайли Аддерли никогда не была ревнива. В студенческие годы она легко делилась друзьями с другими, потому что в детстве ее учили, что делиться — не всегда плохо. — Если у твоих друзей появились еще друзья, — увещала ее мама. — То общайся и с ними тоже. Тогда у тебя могут появиться новые приятели, а если старые тебя бросят — к черту таких друзей. После встречи с вампиром по имени Деймон Сальваторе, Кайли делила его с миром, которому Сальваторе принадлежал. Она всегда помнила, что у Деймона есть семья и другие друзья, и никогда не обижалась, когда тот шел спасать их, рискуя жизнью. Кайли это понимала — как она могла обижаться? Болезненно ей, пожалуй, далась только Елена Гилберт, но даже сейчас, когда отношения «Делены» наконец-то стали официальными и, кажется, преисполненными какой-то искреннею любовью, Кайли не могла быть уверена, что при встречи две девушки справятся с неприязнью к другой. Аддерли не знала, задевает ли это Деймона — скорее всего, так и было — но и подделать ничего не могла. Если бы Деймон попросил, она бы себе переселила, однако… Но был тот человек, которого Аддерли точно не собиралась делить с кем-то — ее парень Элайджа Майклсон. Точнее, даже не парень, а жених (на этой мысли Кайли любовно погладила тяжелое старинное кольцо, которое долгое время хранилось среди раритетов Майклсонов, пока Элайджа не решил сделать еще один серьезный шаг в отношениях со своей возлюбленной). То есть, Кайли легко относилась к тому, что у Элайджи есть сестра и братья, которые регулярно во что-то встревают, поэтому, когда они приезжают в Новый Орлеан, Аддерли не строит надежд, что все будет чинно-мирно. С одной стороны, ее смешит мысль, что она ведет себя, как жена: поддерживает мужа и его семью, принимает сторону Майклсонов сразу и безоговорочно, и не ревнует к тому, что свидание с любимым может прервать звонок Клауса. Кайли Аддерли никогда не была ревнива. Но от Хейли ее выворачивает сразу. Хейли Маршалл — оборотень, которая носит ребенка Никлауса, и это действительно здорово. Пока Элайджа решает проблемы с ведьмами и Хейли, Кайли носится за Клаусом и пытается убедить его в том, что семья — это здорово, Ник будет хорошим отцом, потом к ней присоединяется Элайджи, и они вдвоем убеждают Никлауса, что «любому королю нужен наследник». Подобный опыт делает Кайли еще ближе со своим создателем, и тот уже в шутку называет ее «маленькая Кай». С Марселем у них — сейчас — что-то вроде временного мира, потому что он не знает, что создатель задумывает против него. Кайли живет в относительном мире и пытается забыть ту боль и страх, когда Элайджу снова закололи. Никлаус оказывал ей хорошую поддержку, и Деймон названивал каждый день. Вообще, при том, что Деймон не становится дальше от нее, Клаус внезапно занимает важное место в жизни Кайли. Как и Ребекка. А вот Хейли Маршалл Аддерли видеть в своей жизни не хочет. Кайли не имела ничего против волчицы первое время, даже оказывала поддержку, а потом внезапно поняла — эта женщина, которая носит ребенка Клауса, влюблена в Элайджу. И это внезапно отдалило Кайли ото всех. Со стороны Элайджи нельзя сказать, что он давал повод усомниться в своей верности, но чисто женская натура не давала Кайли покоя. Она ревновала то, как Элайджа внимателен и обходителен с волчицей, как подрывается исполнять ее желания. Умом она понимала — для нее Майклсон делает тоже самое, но в силу того, что Хейли была в положении, все выглядело немного…интимнее, что-ли. Как нечто слишком личное. И в другой момент Кайли восприняла бы это спокойно, однако то, что Хейли очевидно, почти не скрывая, заигрывала с Элайджей, выводило из себя. В присутствии Кайли она поначалу робела, но когда молодая вампирша стала почти что затворницей собственной комнаты, осмелела. Кайли видела, как Маршалл пыталась лишний раз коснуться Элайджи, подольше поговорить с ним. В любой другой ситуации, с любой другой девушкой, Кайли бы попыталась показать, что этот мужчина занят, но каждый раз, натыкаясь взглядом на уже раздутый живот волчицы, она выдыхалась и молча уходила. Ребекка тоже не отставала от старшего брата. Проявляла чуть меньшую активность, но все равно постоянно находилась рядом с Маршалл, поддерживала ее, болтала с животом, и восхищалась, когда ребенок пинался. Видимо, не имея возможности самой родить ребенка, блондинка цеплялась за будущего племянника или племянницу, надеясь, что сможет передать всю любовь, что в ней была. В общем, Кайли добровольно оставалась в стороне. Но в этом одиночестве она была, что иронично, не одна. Клаус, не привыкший к подобной семейной обстановке, часто оказывался рядом с невесткой. И хотя мотивы у них были разными, вампирше и гибриду было спокойно рядом с друг другом. Когда Кайли только переехала к Майклсонам, Клаус расширил свою мастерскую, присоединив к ней еще одну комнату. Специально для девушки, Кайли этот жест оценила. Они часто оказывали вместе в этой мастерской, молча рисуя что-то: Клаус — на мольберте красками, Кайли — сидя на балконе чертила карандашами. Они словно были далеко друг от друга, и в тоже время — рядом. Потом они начали разговаривать, много разговаривать. Вплоть до того, что Клаус рассказывал ей то, что он чувствовал в тот или иной период своей жизни — человека и гибрида. Как страдал от того, что Майкл не любит его, как был поражен, узнав, что он — бастард (Клаус использовал именно это слово, и Кайли чувствовала, что это было сродни дать пощёчину самому себе). Как ему было страшно, когда он узнал о том, что является гибридом, как было невыносимо после предательства родных. Они становятся ближе, хотя Кайли не может рассказать что-то равноценное, но она говорит с ним о Деймоне, и это знак доверия. Двое, вдали от чужого праздника. Но сегодня Клауса не было. То, что Кайли переняла из своей человеческой жизни помимо рисования — готовка. Теперь она это делала с меньшим энтузиазмом, поскольку в какой-то момент Элайдже показалось хорошей идеей, если Кайли стала бы готовить что-то лично для Маршалл. Аддерли так и не поняла, как она переборола желание ударить жениха сковородкой, и даже проглотить обиду и согласиться сквозь зубы. Элайджа удивился, но ничего не сказал, а Кайли от души разделывала мясо на маленькие кусочки. В итоге, Клаус освободил ее от этой работы, сказав, что невестка не обязана тратить на это время. Опять — спасал Клаус, потому что он сидел на кухне, норовя влезть и попробовать, что же такого готовит там невестка. Кайли он показательно называл только так, и когда знакомил с Марселем — а происходило это без присутствия Элайджи — представил как члена семьи Майклсонов. Причем, он часто говорил так, и наблюдал за реакцией Хейли и Элайджи. Если брат улыбнулся, и, если невеста была где-то рядом, пытался поцеловать ее в висок или в щеку, то Хейли все чаще начинала поджимать губы, будто обижаясь на что-то. Клаус открыто не подчеркивал, но Кайли — Кайли и Хейли, никто больше — понимала, что таким образом гибрид пытается подчеркнуть, что Маршалл — важна из-за ребенка, а Кайли — уже член семьи. Сегодня Клаус отлучился по каким-то делам, быстро кинув Аддерли, что постарается вернуться к вечеру, и ушел. Кайли бы и не выходила из комнаты, погрузившись в чтение книги, которую ей как-то советовал Деймон, но желание поесть чего-то кроме крови оказалось сильнее. Кайли, не расставаясь с книгой, быстро проскользнула на кухню, закинула в микроволновку наггетсы, нарезала салат, поставила чай — при этом не расставаясь с книгой в левой руке, теперь становилось понятно, что Элайджа имел ввиду, говоря, что «можно научиться одной рукой вырывать сердца, а другой держать очередное собрание пьес Шекспира» — и села за кухонный стол, продолжая читать. — Кай, — внезапно позвала ее Ребекка, появляясь в кухне. Кайли вопросительно промычала, не отрывая глаз от страниц. — Ник сказал, куда пошел? В последнее время он отчитывается только перед тобой. Это тоже было правдой. Никлаус мог отшутиться на вопросы Ребекки и Элайджи, но Кайли всегда нет-нет, да и скажет, куда пошел. Иногда звал с собой, когда встреча не обещала быть чем-то опасным. Так Кайли попала на карнавал, еще какой-то праздник, и присутствовала на паре встречах с Марселем. Элайдже, вроде бы это и не нравилось, но он молчал, видимо, тоже уверенный в том, что невеста не станет ему изменять. Что бы не было на душе у Кайли, отношения между ними не менялись. Да, посредственная романтика немного ушла, но Аддерли всегда чувствовала пристальный взгляд на себе, обещающий защиту и уют. Их ночи не стали менее страстными, а поцелуи — чувствительнее. Но чуть больше в жизни стало Хейли Маршалл. Возможно, для Кайли слишком много. Кайли тряхнула головой, отгоняя непрошенные мысли. — Он сказал, что пойдет выпить с Марселем, — откликнулась Кайли. Ребекка хмыкнула недовольно, и кивнула в благодарность. На самом деле, Клаус пошел к барменше Камилле, но о ее существовании знала только Кайли, и не рассказывать же об этом? После ужина Кайли могла бы задержаться на кухне до глубокой ночи, однако звонок телефона, который девушка теперь слышала со второго этажа, прервал ее планы. Глухо простонав, Кайли вышла из кухни. Помимо воли, ее взгляд зацепился за гостиную. В телевизоре шла какая-то комедийная передача, Ребекка сидела в кресле и с преувеличенным интересом красила ногти. Хейли сидела на диване, поджав под себя ноги. Элайджа сидел рядом, его пустой взгляд был устремлен в телевизор, а рука, будто неосознанно, поглаживала живот волчицы. Идеальная, черт возьми, картина. Кайли взлетела вверх по лестнице раньше, чем Элайджа успел бы посмотреть на нее, и заметить, как ее лицо исказилось приступом боли, а глаза обожгли слезы. Оказавшись в спальне, девушка подлетела к кровати и кинула на нее книгу. Схватив подушку, Кайли приложила ее к лицу и завопила. Психовать тихо она умела еще со школы — родители бы не потерпели громких истерик, да и показывать себя истеричкой Кайли считала слабостью. Если ты плачешь от боли, то сделай так, чтобы об этом не узнал никто. Телефон продолжал разрываться, мелодия «Heathens» Twenty One Pilots медленно проникла в сознание, и Кайли пришлось убрать подушку. Такая мелодия у нее стояла только на Деймона. Сев на кровать, девушка притянула ноги к груди и приняла звонок. — Да, — сказала она в трубку. Возможно, получилось слишком резко, потому что сначала в трубке было продолжительное молчание, а потом Деймон аккуратно спрашивает: — Хомячок, ты там чего? Тебя обижают? Ты обижаешь? Против воли на лице Аддерли появилась улыбка. Деймон… Родной и любимый Деймон Сальваторе, ее лучший друг, почти ей как брат. Она могла злиться на весь мир и считать себя одинокой, однако Деймон всегда был рядом. — Нет, все нормально, — врет она. Деймон это чувствует. — Точно? — напряженно спрашивает он, но вампирша молчит. — Кайли, у тебя все нормально? — Нет. Деймон молчит, немного ошарашенный таким ответом. Кайли никогда не признавалось в том, что что-то было плохо. Она могла сказать, что есть определенные проблемы, что ей что-то не нравится, что ей нравится, что она чувствует себя неловко, но такое категоричное и спокойное «Нет» — без продолжения «но», которое, согласно общему пониманию перечеркивает все, что было сказано до этого — удивило и, признаться честно, испугало его. Сальваторе тогда, несколько месяцев назад, не сильно понравилась перспектива отдать вампиршу Кайли на воспитание Первородным, но выбора не было. Ее обратили из-за крови Клауса, Элайджа был влюблен в нее окончательно и бесповоротно, и подруга отвечала ему взаимностью, и все, что оставалось Деймону — отпустить ту, которую он любил слишком долгое время, отпустить подругу, без которой слабо представлял свою жизнь. Вопреки ожиданиям, Кайли не исчезла бесследно. Она редко отвечала на звонки, только во время своего романтичного турне по миру, а стоило им с Элайдже вернуться в Новый Орлеан, как Аддерли позвонила, и они с Сальваторе встретились. Их общение было регулярным, забота непоколебимой, а связь крепка. Но стоило ли расставание всего этого, если в хоть какой-то момент этого путешествия Кайли была несчастна? Деймон считал, что нет, и уже один ответ девушки давал — как казалось вампиру — весьма весомый повод, чтобы приехать, забрать Кай и уехать. Да, это было бы эгоистично, но в свете последних событий, они могли бы вполне на пару испориться в утреннем тумане, а там днем с огнем не сыщешь — поддельные документы, парики, и концы в воду. Но Деймон хотел получить точный ответ. — Хомячок, ты заставляешь меня подавлять желание судорожно закидать вещи в рюкзак и приехать к тебе. Не пугай меня, что случилось? — Долго рассказывать, — откликнулась Кайли, слыша, как внизу Хейли спрашивает, куда пошел Элайджа. Девушка болезненно поморщилась, догадываясь, что ее резкое метание вверх не осталось незамеченным, поэтому она потерла переносицу, стараясь решить, что сделать. Она встала, прошлась по комнате, и продолжила разговор. — Да тебе и переживать не стоит. А ты позвонил, потому что соскучился или… Деймон молчал, и это молчание не понравилось Кайли, потому что в нем угадывалось тоже, что и в ее собственным, а значит, ничего хорошего ей ждать не приходилось. — Я расстался с Еленой. — Что? — пораженно выдыхает девушка. Вот теперь ей точно надо было куда-то уйти, кажется, намечался серьезный разговор. Поэтому она выходит на балкон, смотрит вниз и, убедившись, что не будет никаких случайных свидетелей, свешивает ноги вниз и выпрыгивает на задний двор. — Я слушаю тебя, — коротко и отрывисто говорит она, направляясь к качелям, которые стояли глубоко в саду, и которые Элайджа починил специально для невесты. Деймон тяжело вздохнул, и рассказал о каком-то там пророчестве про двойников, судьбу и прочую шушеру, успел проклясть всех известных ему богов, но к концу монолога Кайли поняла одно — Деймон разбит, уничтожен, раздавлен, полностью сокрушен, и рядом с ним нет никого, чтобы поддержать. — Я понимаю, что у тебя там свои проблемы, но… — неуверенно тянет Сальваторе, и Кайли грустно улыбается. — Я приеду завтра, Деймон. Подожди меня. В трубке пару минут молчат. — Я люблю тебя, Кай. — И я тебя, — отвечает она. День заканчивается еще более отвратительно. Ведомая грустными мыслями и отчаянным сопротивлением спуститься вниз, Кайли думает о том, а не сорваться ли в Мистик Фоллс прямо сейчас. Небольшой отдых от всего происходящего ей не помешает. Но потом она качает головой, и сама тяжело вздыхает, в очередной раз думая, что в некоторых привычках стала очень похожа на Деймона. Кайли не хотела обижать Элайджу, в конце концов, он-то ничего такого и не делал. Да, вел себя излишне нежно и аккуратно с беременной от брата волчицей, но если учесть, что это был единственный шанс Майклсонов получить наследника… Кайли тряхнула головой, отгоняя непрошеные мысли, и, заприметив открытое окно в пустующей спальне Клауса, вскочила сначала в него, а потом поднялась на чердак, на который из комнаты гибрида и ее собственной, вела винтажная лестница в самом углу. Под мастерскую отводился весь чердак. Окон там не было, чтобы сохранить картины в первозданном виде, зато освещение было на высоте, и Кайли как-то пошутила, что таким образом Майклсоны выведут из строя все энергообеспечение Орлеана. Клаус, который и показал ей этот прекрасный уголок дома, рассмеялся, и явно обрадовался впечатлению, которое произвел на свою подругу. Мастерская — несмотря на то, что она располагалось на чердаке, была большой, с высокими потолками, из светлого дерева, со множеством настенных и напольных белых ламп и торшеров — принадлежала Клаусу и только Клаусу, но гибрид сделал невероятно щедрый жест: он разделил ее на две части, и в одной из них теперь было место Кайли. Они часто встречались здесь, вдвоем, молча что-то рисовали, иногда заводя какую-то беседу об искусстве, философствовали, или, как это называл Элайджа, прятались от мира. Ни гибрид, ни вампирша на это ничего не возражали. Им было комфортно в тишине с друг другом, а коллекция Никлауса даже пополнилась некоторыми изображениями темноглазой красавицы. Кайли была польщена. Устал – рисуй цветы, злой – рисуй линии...Это простое правило из двадцати трех пунктов Кайли заучила еще на первых неделях учебы в колледже, и пользовалась этим довольно часто. Никлаус, узнав о таком нехитром приеме, встретил действия Кайли с иронией, но через какое-то время девушка заметила, как гибрид агрессивно расчерчивает листок прямыми и косыми линиями. Это был неплохой способ общения для них двоих, по крайней мере, Кайли всегда знала, когда Клаусу нужно кофе, чтобы не съел какого-нибудь мирного жителя, а Клаус всегда понимал, когда не будет лишним предложить Аддерли какую-нибудь сладость с верхней полки, куда никто не лазает. Кайли дорисовывала какие-то колоны, когда по лестнице быстро — словно боясь, что она снова куда-то сбежит — поднялись, и голос от двери облегченно заметил: — Вот ты где. Кайли развернулась. Элайджа, как всегда одетый с иголочки, стоял на пороге. Разве что пришлось уступить домашней обстановки, и сейчас Майклсон был только в рубашке, без жилета и пиджака. Элайджа мягко улыбнулся возлюбленной и в мгновение ока оказался рядом. — Спряталась тут ото всех, — ласково пожурил Элайджа девушку, беря прядь волос и убирая за ухо. Кайли слабо улыбнулась. — Я художник. Когда мне надо, я прячусь от мира. Майклсон внимательно взглянул на нее. Конечно, от него не укрылось, что Аддерли стала более отстраненной, и если не проводила время с ним наедине, то либо сидела в одиночестве и читала, смотрела фильмы, общалась с Деймоном или родителями — но все в отдаление от всех других — либо сидела в мастерской, либо Клаус таскал ее с собой. Причем, если раньше брат пытался как-то интересоваться мнением Элайджи на этот счет, то сейчас мог весьма бесцеремонно вытащить Кайли из ее комнаты, и поставить перед фактом, что она идет с ним. Чаще всего, Кайли не сопротивлялась, и покорно следовала за своим создателем. При этом взгляд ее становился каким-то болезненным, и с каждым днем она все реже показывалась на глазах остальных членов семьи. Даже если они просыпались утром, и после страстной ночью следовало не менее страстное утро, Кайли либо пыталась забиться в самый дальний угол дома, либо уйти как можно дальше. В связи с ситуаций на улицах Нового Орлеана, гулять одна она побаивалась, да и Элайджа не давал это делать без особой нужды. Он вообще считал, что пока Марсель не перестанет быть угрозой вместе с ведьмами, то лучше и Кайли, и Хейли сидеть дома и носу из него не показывать. Когда он озвучил это вслух, Клаус метнул в него такой ненавистный взгляд, что брат даже содрогнулся, но причину этого не понял. Через несколько часов Клаус вызвался сходить за новыми красками, кисточками и прочей художественной атрибутикой, и, разумеется, потащил Кайли с собой. Вернулись оба довольные, и Элайджа целый вечер выслушивал, какие замечательные вещицы купила его девушка. Иногда Кайли выходила на шоппинг с Ребеккой, и у них вроде тоже все было хорошо. Иногда они брали с собой Хейли, после чего и его, и Никлауса заставляли прослушать, какие вещи купили будущему ребенку. После такой экзотичной вещи как молокоотсос и объяснения, для чего он, Клаус попросил больше ничего ему не показывать. Элайджа посмотрел на возлюбленную. Ее рука слегка подрагивала, когда она водила по ватману, а пальцы слишком сильно сжали карандаш. Древний вздохнул, перехватил ее руку, и, встретив недоуменный взгляд возлюбленной, поочередно поцеловал фалангу каждого пальца. Ласково поглаживая прижатую к своей груди руку, он поинтересовался: — Все нормально? Кайли дрогнула, будто собираясь солгать, но тут ее взгляд, всего на секунду, снова стал тем болезным, который он изредка видел. Она улыбнулась и положила свободную руку ему на колено. В такие моменты Кайли вспоминала, что Элайджа не дает ей повода для ревности, что на самом деле ее любит, что волчица — всего лишь мать ребенка Никлауса, а она ― уже невеста Элайджи. В такие моменты весь мир растворялся, оставляя их одних. Но в другие моменты Кайли ничего не могла поделать с собой и своей ревностью. — Да, Элайджа, все прекрасно. Врать возлюбленному — последнее, что Кайли хотела бы сделать в жизни, но не говорить же правду? В конце концов, Элайджа действительно не давал ей поводов для ревности, а забота о матери единственного ребенка семьи — естественна, не правда ли? Мысль больно резанула по Кайли, и она еле-еле нашла в себе силы ответить на объятья Первородного, когда тот притянул ее к себе, выдыхая куда-то в волосы. С этим определенно надо было что-то делать.