Зависимость. Ревность и Маркус

― Спасибо, за то, что помог мне, ― сказала Кайли, когда они почти доехали до Нового Орлеана. Клаус непонимающе изогнул бровь, кинув на девушку быстрый взгляд. ― Ну, когда у меня началась истерика. ― Хорошо, что ты проплакалась, прокричалась, ― Никлаус вздохнул, но тут же усмехнулся. ― Не держи в себе ― выплескивай все, что в тебе есть, иначе тебе будет больно. Кайли улыбнулась ― слабо, безысходно, и отвернулась в окно. Майклсон какое-то время смотрел на нее, а потом внезапно поинтересовался, и в его голосе она услышала какое-то раздражение, грусть и даже немного боли ― не его, но за нее: ― Кайли. Я не понимаю, чего ты хочешь. Навсегда исчезнуть из наших жизней или продолжать быть с Элайджей? Кайли вздрогнула. «Навсегда исчезнуть из наших жизней» ― значит, навсегда потерять Элайджу, потерять всю ту семью, что она только-только обрела. Конечно, на этом мир бы не закончился: у нее были родители, у нее был Деймон, однако Элайджа… как уже она сказала Сальваторе, если она останется без Элайджи, без его любви, она потеряет саму суть своего существования. И тогда, о какой жизни может идти речь? Только существование ― унылое и серое, в котором она будет посвящать себя только Деймону, а когда и его жизнь станет лучше, то только родителям. ― Я не знаю, Клаус, ― Кайли уронила голову на ладони, и ее темные волосы поймали отблеск солнца, напоминая бурбон в стакане из плотного стекла. Красиво и завораживающе, почти такой же оттенок, которым Клаус любовался вчера ночью. ― Я люблю его так сильно, что… что после него ничего уже не останется. И я хочу бороться за него и его любовь, но не уверена что смогу, если он будет счастлив с кем-то другим. Если кто-то сможет сделать его счастливее, чем я, как я могу стоять на пути? ― Ты ошиблась веком, моя девочка, ― внезапно рассмеялся Клаус. Несмотря на то, что он вел машину, Клаус взял ладонь Кайли и поцеловал тыльную сторону. ― Тебе надо было родиться тогда, когда самопожертвование что-то значило. ― Сейчас оно ничего не значит? ― Намного меньше. В ранг святых тебя не возведут. Кайли рассмеялась. Она покрутила радио, поймала какую-то радиоволну, где Джо Дассен выводит свою оду Елисейским полям, и прикрыла глаза. Голова неприятно тянула, и девушка планировала поспать оставшиеся полчаса, прежде чем они въедут в город. Новый Орлеан, как всегда, кипел жизнью. Кайли понимала, почему Майклсоны выбрали именно его ― он был красивый, величественный и необыкновенный, подходящий такой семье как Первородные вампиры. А для Клауса, как для художника, тут было настоящее буйство красок, эмоций, настоящее раздолье для художника. Они въехали в жилой район. Кайли смотрела на мелькающие вывески магазинов и пестрые лавочки. Она смотрела, смотрела, а потом внезапно сказала: ― Останови около магазинов. Я хочу прогуляться. Клаус кинул на невестку подозрительный взгляд, но машину остановил. Прежде, чем открыть двери, он взял Кайли за запястье и заглянул ей в глаза. ― Когда ты вернешься? ― Не знаю. Клаус вздохнул. Подтянув к себе девушку, он быстро поцеловал невестку в щеку и щелкнул на кнопку, которая разблокировала дверь. ― Будь осторожна. ― Всегда, ― пообещала Аддерли, улыбнувшись, и послав Никлаусу воздушный поцелуй, быстро растворилась в пестрой толпе людей. Клаус вздохнул и завел машину. Оставалось надеяться, что Элайджа не убьет его сразу же, как только брат вернется домой без его невесты. *** — Где Кайли? ― с ходу поинтересовался Элайджа, когда Никлаус вышел из машины. Клаус вздохнул. У него было много времени, чтобы принять решение, но в итоге гибрид понял только одно ― лучше вести себя так же, как и всегда. То есть сыпать шуточками, немного издеваться и выводить на эмоции. Верная техника, всегда срабатывала. Поэтому он усмехнулся и как можно беззаботнее сказал: — Решила пойти погулять по магазинам, улочкам. Понимаешь, побыть одна. — С чего ей хотеть быть одной? ― пробормотал Элайджа, но быстро вернул себе спокойное настроение. ― Где ты ее оставил, я буду рад составить ей компанию. — Это информация персональная, я не могу ее разглашать. Прости, я пойду посплю, а то мы вчера неплохо погуляли с Кай и Сальваторе. Никлаус попытался пройти мимо брата, но Элайджа схватил младшего брата за руку и сжал локоть. Кости гибрида угрожающе затрещали. — Ты объяснишь мне, что происходит, Никлаус? Клаус честно не собирался говорить что-то подобное, но, когда он открыл рот, чтобы высказать очередную жестокую шутку, то сказал совсем другое. — Продолжай вести себя как заботливый папочка с Хейли, и может быть Кайли вернет тебе обручальное кольцо. Элайджа окаменел. Никлаус вырвал руку из крепкого захвата. — Что плохого в том, что я забочусь о Хейли, которая носит твоего ребенка? — спросил Элайджа, и Клауса внезапно ударило: брат действительно не понимает. Он, Клаус, оказался не прав: Элайджа не пытался провоцировать свою возлюбленную невесту на ревность, и Кайли не угадала: Элайджа ее не разлюбил. Он просто действительно считал, что не делает ничего предрассудительного, и даже не думал, что Кайли его поведение задевает. Он заботился о матери своего будущего племянника, а если Хейли что-то и испытывала к Древнему, то он — точно нет. Для него была только одна женщина — Кайли. И Клаус понял это сейчас. И теперь он знал, как объяснить это раздражённому и ни черта не понимающему брату. — Верно, Хейли носит моего ребенка, — сказал Клаус, делая едва заметный акцент на слове «моего». — А Кайли не способна родить ребенка. Ни от тебя, ни от кого-то в принципе. Как и Ребекка. Теперь Кай страдает из-за этого. Из-за того, что ее мужчина отдает предпочтение заботе о женщине, которая носит ребенка брата. Кайли умная, — Никлаус неосознанно усмехнулся, думая о яркой и бойкой шатенке, которая на удивление легко вошла в их семью. — Но теперь считает, что со своей неполноценностью становится для тебя менее важной, чем Хейли. — Но я люблю Кайли! ― зарычал Элайджа. ― Клаус, я собираюсь жениться на ней. Я впустил ее так глубоко в сердце, как не впускал никого. Как она может сомневаться во мне?! Никлаус вздохнул. Жизненная закономерность. Кайли стала вампиром из двадцатидвухлетней молодой девушки, и она взрослела, будучи вампиром. Взрослела в обществе Первородных вампиров, и Элайджу это пугало. Клаусу были вполне понятны его страхи. Его старший брат был достаточно закрытый человек, а впустить кого-то в сердце таким людям сложно, но если уж впустил, то это уже навсегда. Элайджа же не просто впустил, а позволил Аддерли пустить корни в своем сердце. И отдал ей душу. Он назвал Кайли своей семьёй, а это невероятно много значит. — Ты волновался, когда она была со мной, ― медленно начал он, и заметил, как вздрогнул брат. Самое главное сейчас было снова не вспыхнуть. Тема была неприятно для Никлауса, но и дальше оставлять брата в раздробленных чувствах, бросаясь мрачными намеками, было уже нельзя. Недопонимание между женихом и невестой надо было прекратить, и так уж сложилось, что это должен был сделать именно брат жениха. ― Уходила со мной, разговаривала со мной. Она чувствовала себя одинокой, и я стал ее единственной компанией, а ты даже не заметил. Я… мне дорог этот ребенок, ― через силу признался Никлаус. ― Правда. Но Хейли нужна, только пока она не родит, что делать с ней потом я пока не решил. А Кайли — дело решеное. Она член семьи, и она нам нужна. Потому что без ее света мы станем теми монстрами, которых хочет убить наш отец. Кайли была до Хейли, Кайли была с нами, помогала нам, а ты… Он запнулся и не договорил ― потому что слишком хорошо знал, что должен был сказать, как закончить, но не мог так грубо кинуть это в лицо брату. Хотя, возможно и так было бы лучше ― выложить всю «правду-матку», и пусть Элайджа сам решает, что с этим делать. — Что я? Ну, договаривай, брат, ― зло и едко поинтересовался Элайджа. Клаус вобрал побольше воздуха и уже был готов выплюнуть горькие слова, но внезапно спросил совершенно другое: — Почему Хейли так важна для тебя? Черт, уже второй раз ― думает одно, говорит другое! Да что же такое. Кажется, Элайджа тоже был обескуражен вопросом. В его глазах мелькнуло непонимание, и он помолчал пару минут, прежде чем нашелся с ответом. — Потому что она носит твоего ребенка, о которым ты, в силу своего то ли страха, то ли эгоизма, не заботишься. — А почему для тебя важна Кайли? ― снова спросил Клаус, стараясь не обращать внимание на слишком уж явное недовольство брата, выливающееся в откровенную грубость. Забавно, обычно все было наоборот. — Потому что я люблю ее, ― просто ответил Элайджа, ни на секунду не задумавшись. Будто Клаус спросил его, зачем люди дышат. ― Она мой свет, как ты сказал, она не дает мне почувствовать себя монстром. Рядом с ней я всего лишь мужчина, который любит женщину, и который любим ею в ответ. — Так Кайли для тебя важнее Хейли? — Да! ― зарычал Элайджа. ― Да, важнее, но какое это имеет значение?! — Так найди свою невесту и скажи ей об этом, ― Клаус положил руку на плечо брата и с силой сжал. ― Скажи, что Хейли ничего для тебя не значит. Потому что, если бы я не знал ситуацию, сказал бы, что Хейли ― твоя возлюбленная. — Это бред, ― заявил Элайджа, но в сердце у него что-то кольнуло. Нет, не при упоминании Хейли; что-то ледяное и острое, будто иголка, настолько быстро, что мужчина даже не успел понять, что это такое было, на что он напоролся? Клаус вспыхнул быстро, как спичка. Он всегда был таким, но именно ситуацию Кайли принял как никогда близко к сердцу, и почему-то ощутил возрастающее желание открыть глаза брата на то, как больно было его любимой невесте. — Нет, не бред! Подумай о своих действиях, и скажи: с кем чаще ты оказывался в последнее время? С чужой волчицей или с любимой девушкой? — Кайли сама стала затворницей… ― неуверенно возразил Элайджа, и тут же сердце неприятно дрогнуло: он пытался за свои ошибки оправдаться с помощью Кайли, будто это было ее решение. Но это было не так, и Элайджа внезапно понял это совершенно точно. — Потому что тебе больше не нужна, ― внезапно тихо произнес Клаус те самые горькие слова, и у Элайджи перед глазами все сначала потемнело, а потом налилось кровью. Большего оскорбления и ждать не пришлось. Он скинул руку брата со своего плеча, вцепился в рубашку у него на плечах и в один шаг оглушающе припечатал Клауса к дереву. — Не смей так говорить! Она моя, ясно? Моя! ― Элайджа рычал; Клаус почувствовал, как пальцы брата впились в его ключицы, и несколько костей треснуло. ― И если ты еще раз скажешь, что она мне не нужна, или что я на кого-то променял ее, я вырву тебе язык, Никлаус! Посмотрим, как быстро он прирастет обратно! — Так пойди, и докажи это не мне, а Кайли, ― поморщился гибрид, отталкивая от себя взбешенного братца. ― Суть проблемы ты, кажется, понял, братец. Вперед! Кайли подходит тебе куда больше, нежели мисс Маршалл. Он зашел в дом, а Элайджа остался один, пораженный всем тем, что только что на него вывалил брат. Кайли ревновала, ей было больно и плохо, и не могла об этом сказать, а он был слишком слеп к любимой женщине, чтобы увидеть это. И он мог ее потерять. Он уже терял ее.