Зависимость. Ревность и Маркус

― Они уходят. Маркус Элайджа Майклсон становится рядом со своей названной сестрой, и они вместе смотрят на то, как Кайли, Элайджа и Никлаус Майклсоны уходят с последнего праздника, растворяясь в темноте. Три хищника ― прекрасных и грациозных, покидали свой дом. ― Да, Хоуп, ― скорбно соглашается он, стараясь унять жжение в глаза. Ну уж нет, он плакать точно не будет. ― Они уходят. Маркус взъерошивает темные волосы, смотря на то, как окончательно растворяются в темноте родители и дядя Никлаус, его крестный отец. Хоуп глубоко вздыхает, и Марк, желая поддержать ее, протягивает руку, касаясь пальцев Хоуп своими. Девушка вздрагивает, но позволяет сводному брату переплести их пальцы, и, коротко всхлипнув, уткнулась ему в шею. Маркус положил на спутанные рыжие волосы ладонь, и тяжело вздохнул. Да, они уходили. Но родители Маркуса еще вернутся, а вот Никлаус ― отец Хоуп и дядя Марка ― навсегда покинул дом. Навсегда покинул их. Думая об этом, сын Кайли и Элайджи испытывал глухую тоску. Конечно, их семья оставалась невероятно большой ― Ребекка, Кол, Марсель, Давина, Фрея, Килин, дядя Деймон в Мистик-Фоллс. Но прошло так много времени, и с ними уже не было дяди Финна, которого Хоуп не помнила, но который учил Маркуса читать на испанском и лазить по деревьям. Финну нравилась Кайли и они стали неплохими друзьями, кажется, благодаря бывшей Аддерли и мальчику Маркусу, старший Майклсон познал ту любовь, которую пытался уничтожить, бежав от бессмертия. Финн неизменно любил всю свою семью, однако никогда не имел близких отношений ни с кем из своих младших братьев и сестры, постоянно оплакивая потерю Фреи и неся на себе тяжкое бремя секрета, который он разделил со своей матерью. Но после возвращения Фреи жизнь Финна стала немного лучше, и племянник был первым членом семьи, которому старший Первородный осмелился подарить свою любовь. Хейли Маршалл, которая, пусть и питала к отцу Маркуса какие-то чувства, не возражала, когда сын ее непризнанной соперницы играл с ее дочерью, и как-то даже научила детей делать забавные печенья в форме волчат. Хоуп и Маркус тогда едва не разнесли кухню, и Кайли с Хейли вдвоем убирали весь погром, пока дети виновато сидели на столе ― единственном чистом уголке на кухне. Кажется, материнство и время сгладило те углы, которые можно было сгладить между Хейли и Кайли. Конечно, кое-что изменить было нельзя, но спустя время Хейли смирилась с тем, что Элайджа никогда ее не полюбит, что Кайли ― единственная женщина в его жизни; сама Кайли приняла то, что многие женщины будут влюбляться в ее мужа, но Хейли умела уступать ради общего блага, и Кайли смогла принять то, что они члены одной семьи. Конечно, о большой дружбе речи не шло, однако женщины смирились друг с другом настолько, чтобы бороться за семью Майклсон вдвоем, когда Фрея погрузила себя, своих братьев и сестру в длинный сон. Тогда они были вчетвером ― две матери и их дети, связанные обещанием, клятвой, кровью, любовью. Связанные «Навсегда и навечно». Ушел Джексон Кеннер, муж Хейли. Оборотень, который учил Маркуса играть на гитаре, который играл с ним в баскетбол. Который любил Хоуп как родную дочь. Не было барменши Камиллы О'Коннелл, которая сидела с Марком, пока его родители были слишком заняты. В отличие от Хоуп, которая все время была с матерью вдалеке от отца, Элайджа и Кайли не решились расставаться и отпускать от себя сына. Поэтому все детство Марк провел в самой гуще событий, по длинным ночам, наполненным страхом и одиночествам, его передавали из рук в руки, чтобы родители могли в очередной раз сражаться за него и их семью. И в такие ночи Ками читала ему сказки, пела колыбельные и рассказывала о том, какой удивительный мир построят его родители. Мир, в котором Маркус будет в безопасности. Маркус с теплотой вспоминал те вечера, которые длились бы, возможно, еще дольше, если бы укус зверя не оборвал жизнь Камиллы О’Коннел, пополнив список тех, кого Марк упоминал в своих редких молитвах. И теперь рядом не будет Никлауса Майклсона ― его дяди, лучшего друга, крестного отца. Человека, который учил рисовать портреты, ездить на мотоциклах, и который нашел ведьму, которая обучила бы Маркуса хоть каким-то силам, чтобы Марк мог защищать самого себя. Не будет того человека, который вместе с отцом учили Маркуса сражаться. Человека, который был с Маркусом так же долго, как и его родители. Дядя Кол высунулся на балкон, и с сожалением посмотрел на своих племянников. Даже если он и сказал Ребекке, что смерть ― лучшее, что может сделать Никлаус для своей семьи, он знал, что завтрашний день, вероятно, станет худшим в их жизни. Ник пусть и своими методами, но связывал их семью воедино. А что теперь? Фрея и Килин уедут вместе, как и Ребекка с Марселем. Они с Давиной тоже отдалятся от них, и с Марком и Хоуп останутся только Кайли и Элайджа. Хотя, возможно, так и было правильно. Однажды каждый из них пошел бы своим путем. ― Марк-Джей, Хоуп, ― позвал Кол. ― Идемте, иначе ваш дядя Марсель доест торт. ― Заткнись, Кол! ― зарычал Марсель. Хоуп и Марк улыбнулись. Кол звал племянника Марк-Джей, соединяя два его имени. ― И вообще, где обещанная Кай и Элайджей девочка, м? ― ворчал Первородный, возвращаясь в теплую комнату. Ребекка устало закатила глаза. Хоуп и Маркус сели на диван рядом с Давиной, которая с легкой полуулыбкой смотрела на мужа. ― Я тоже хочу быть крестным отцом. ― Может, поэтому они не заводят еще одного ребенка? ― едко произнес Жерар. ― Марсель! ― возмущённо зарычал Кол, и воскликнула Ребекка. Все в комнате рассмеялись. Давина успокаивающе погладила мужа по руке, и посмотрела на Марка. ― Как ты, дорогой? ― мягко произнесла она. ― Последние дни были изматывающими, ты потерял много сил. ― А что такое? ― поинтересовалась Килин. Они с Фрей сидели чуть поодаль, в креслах, и обсуждали свою предстоящую поездку на Фиджи. Фрея кинула на племянника быстрый взгляд ― тот выглядел прекрасно, весь лучился здоровьем и силой. ― Папа попросил Давину сделать меня сифоном, ― слегка смущенно пояснил Марк. Он умел держать марку, как учил его отец и дядя Ник, но бывать в центре внимания не любил. Наверное, на это еще и повлиял то, что Майклсоны все-таки вели отдаленный от современных людей образ жизни. Марк-Джей не посещал детский сад и школу, все, что он умел и знал, он научился дома. Потом Никлаус просто купил ему красный диплом и золотую медаль, и хотя родителям это не совсем понравилось, хоть какой-то документ об образовании у Марка была. ― Не знал, что сифоном можно стать, ― заметил Марсель. Ребекка сидела рядом с ним, глядя на балкон. Маркус догадывался, кого она хотела, и в тоже время не могла, увидеть. ― Можно, для этого надо только поменять поток магии, как развернуть русло реки, ― заметила Давина. Хоуп зевнула и положила голову на плечо Маркуса, прикрыв глаза. ― Очень мало известно о сифонах, особенно о том, как и почему они появились. Их зачатие и рождение, такое же, как и у обычных ведьм. У Маркуса есть определенные колдовские способности, если заклятье сработает, он сможет быть сифоном, ― гордо улыбнулась Давина, потрепав племянника по спутанным, темным волосам. Марк улыбнулся. Он и вправду хотел быть ведьмаком, но провести вечность рядом с любимой семьей тоже звучало неплохо. Марк не хотел своей смертью ― от старости, или при несчастном случае, который может убить человека ― разбить сердце своей матери. А стать еретиком было неплохим вариантом. Конечно, они были противоестественны, и дядя Деймон даже ворчал по этому поводу ― Мистик-Фоллс натерпелся от них будь здоров. Маркус со смехом клятвенно пообещал быть хорошим ведьмаком-вампиром, и никому не вредить. Он даже пообщался с Валери Тулл, последним живым еретиком, чтобы узнать, на что он соглашается. Перспектива была не такой уж и плохой, как казалось Марку. Элайджа и Кайли справедливо заметили, что это решение сына, кроме того, у него было время подумать ― семнадцатилетний Маркус Элайджа не собирался становиться вампиром в ближайшее время. Он делал ориентировку на двадцать три года, но мало ли, как повернется жизнь. В такой семье, как их, нельзя ничего было предугадать заранее. ― А в будущем значит мой крестник станет крутым еретиком? ― улыбнулась Ребекка. ― Что за собственничество, Ребекка? ― тут же подорвался Кол. Видимо, женитьба так и не изменила его характер, как считал Элайджа. Он оставался все тем же взрывным Древним вампиром, напоминающего подростка, каким и познакомился с Кайли. ― Не твой крестник, а наш племянник. ― Тоже не подходит, мне-то он брат, ― сонно прошептала Хоуп, и семья снова рассмеялась. Маркус откинулся головой на спинку кресла, слушая перешептывания окружающих его родных людей. Все, что было у Маркуса, дала ему семья Майклсон. И не смог бы это забыть. Уже никогда. *** Ночь безлунная, тихая. Небо черное, что ониксы, и лишь алмазное крошево звезд рассеивает непроницаемую тьму. Ветер периодически подхватывал листья с дороги, играл одеждой прохожих, но был скорее по-осеннему теплым, нежели холодным. В любое другое время эту ночь можно было назвать хорошей, почти идеальной. Странно, что это долгое время — словно инерция для нашего ума: живем собственными заботами, живем днем, памятью ушедших дней, ожиданием новых.... Гаснет чистое пространство! Великие и торжественные моменты для природы протекают в свободном небе: взгляд повисает в воздухе, наталкиваясь на невидимые преграды; пространство словно уменьшает идущих в миллионы раз, отчего само становится бесконечно большим даже непосредственно вокруг них. Но и становится застывшим даже в ветреное время — звонким: музыкальным? Сумеречное время — время после захода солнца, это время до восхода солнца, это и ночное время: это время тяжелое, медленное, это время, крутящееся. Но как прекрасна в сумерки музыка неподвижного и звучного пространства зеленых низин, когда летняя разнотравная прохлада застывает над серебром серых красок: а вверху еще голубое легкое небо! вверху еще стремительные бесшумные птицы! Клаус, несмотря на весь трагизм ситуации, внезапно тихо рассмеялся и посмотрел на брата с его женой. ― Хорошо, что вы придумали? Я начинаю бояться. Кайли слабо улыбнулась, глянув на Элайджу, и тот честно признался: ― Вообще-то мы всерьез обдумывали последовать за тобой втроем. Гибрид резко остановился. Его глаза блеснули, и он раздраженно посмотрел на брата и его жену: ― Нет! ― зарычал он. ― Не сейчас, когда все вы наконец-то обрели счастье. Кроме того, Хоуп надо оберегать и направлять, а я могу это доверить только самым разумным членам нашей семьи. И Маркус. Какой хороший дядя оставит племянника без родителей? Кайли тихо рассмеялась и покачала головой. Ветер пробрался под ее светло-бежевое пальто, шаловливо подкидывая полы одежды, но девушка не обратила на это внимание. ― Поэтому мы попросили Давину об услуге. ― Какой? ― Узнаешь чуть попозже. Они оказались около какой-то набережной, где в ряд стояли скамеечки с фонарями. Бездумно, трое вампиров опустились на одну из них. Кайли сидела между братьями, закинув ногу на ногу, покачивая ножкой в дизайнерской туфельке, и рассматривала звездное небо. В эту ночь все, даже свет фонарей, который обычно раздражал глаза вампира, казался каким-то особенным. Синоптики обещали ливень, но на небе не было туч, дождь явно переменил свои планы, будто из уважения к Никлаусу Майклсону. Чтобы его последний вечер был чист и спокоен. ― Что, если дальше ничего нет? ― внезапно хрипло поинтересовался Клаус. ― Нет мира, просто темнота. ― Ты будешь не один, ― уверенно заявила Кайли и, на непонимающий взгляд гибрида, с легкой улыбкой пояснила. ― Как-то раз я услышала, что тот, кто любил, никогда не будет одинок. Даже после смерти ты не будешь один, Никлаус. Гибрид все еще ничего не понимал. Кайли и Элайджа как-то странно переглянулись, грустно улыбаясь. Клаус испытал глухое раздражение на такое невербальное общение, хотя оно его уже и не удивляло. Эмпатия супругов удивляла всех, кто знал их хоть немного ближе. ― Здравствуй, Клаус, ― произнес мягкий, женский голос, и гибрид подскочил, вставая на ноги, не веря в то, что видели его глаза. В ту, которая стояла перед ним. ― Камилла… ― прошептал он. Без всяких сомнений это была она. Ранее грустные глаза начинают светиться изнутри, а на губах появляется столь милая и по-детски прекрасная улыбка. Без всяких сомнений, это была она ― Камилла О'Коннелл, барменша, которая забрала сердце холодного и жесткого гибрида. Женщина, которая должна была сопроводить его в покой. ― Она не жива, ― объяснил Элайджа, ощущая необъяснимый трепет в душе. Они с супругой поднялись вслед за гибридом, но Клаус его, кажется, уже не услышал. ― Это ее дух. Но она сопроводит тебя в покой. ― Покой… ― пробормотал Клаус, подходя к своей возлюбленной. ― Он существует. ― Да, ― Камилла отвечала тихим смехом, звенящим, хрустальным, будто чистый горный родник. Никлаус целовал кончики ее пальцев, несмело, робко, будто впервые. ― И скоро я его тебе покажу. ― Мы хотели быть уверенными, что ты не будешь там один, ― хрипло произнес Элайджа. На глаза не вовремя набежали слезы, но вампир тряхнул головой, отгоняя их. Не сейчас. ― Спасибо, ― искренне поблагодарил Никлаус. Пусть никто и не сказал этого, но пришло время прощаться. Клаус бросил на Ками быстрый взгляд ― вдруг та прямо сейчас растворится в воздухе. Но дух возлюбленной гибрида так и стоял на месте, ободряюще улыбаясь, ожидая, когда Клаус Майклсон проститься с теми, кто пришел проводить его в последний путь. В этот раз окончательно и бесповоротно. — Я не заслуживаю твоей любви, брат, ― сказал Никлаус, положив руку на плечо Элайджи. Голос гибрида подрагивал. ― Но я так благодарен. — Мы прожили славную жизнь, Никлаус. И для меня это честь, ― еле-еле выдавил из себя Элайджа. Братья Майклсоны сжали друг друга в крепких объятьях. Это было последнее, что они могли сделать друг друга, последний раз показать свою искреннюю, глубокую привязанность. Потом была очередь Кайли. Вампирша улыбнулась, но, в отличие от Элайджи, она не пыталась скрыть слезы, когда Клаус, похлопав брата по плечу в прощальном жесте, подошел к ней. Он раскрыл перед ней объятья, и Кайли сжалась вокруг гибрида, будто так могла уберечь его от неминуемого конца. ― Я рад, что ты стала частью нашей семьи, ― пробормотал Клаус ей в волосы. ― С нами не просто, но ты смогла любить всех нас. Не только Элайджу, но и меня, Ребекку, Кола, Финна, Фрею, даже Марселя. Я люблю тебя, мой верный друг, моя дорогая сестра. ― Я никогда не забуду то, что ты подарил мне, Клаус, ― клятвенно пообещала Кай. ― Я люблю тебя, брат мой. Хочется ещё что-то сказать, но дыхание вдруг перехватывает, отчего-то хочется расплакаться, Кайли убирает руки с груди Клауса и опускает голову. Гибрид в эту же секунду резко подается вперед и обхватывает ладонями лицо невестки, собираясь сделать так, чтоб она посмотрела ему в глаза, но Кайли не хочет, и только наклоняется вперёд, утыкаясь лбом ему в плечо. ― Береги его, ― доверчиво шепнул Никлаус, наклоняясь, в пышные, каштановые волосы. ― Береги мою дочь. Наших братьев и сестер. Ты стала нашей семьей, ― произнёс он и его глухой голос проник в самое сердце вампирши, разрывая на части. Она глухо всхлипнула, касаясь широких плеч, скользя по ним пальцами. Уткнулась носом в плечо, вдыхая запахи виски, холода, добротного табака и самого Клауса. ― А вы моей. И это ― один из величайших даров Вселенной мне, ― Кайли легко коснулась губ Никлауса в целомудренном поцелуе и отошла. Поняв, что прощание окончено, Камилла светло улыбнулась ему. Она подошла ближе, смотря в глаза гибрида своими зелеными, яркими глазами, которые сверкали, будто драгоценные изумруды. ― Теперь мы снова будем вместе, ― прошептал Никлаус, судорожно сжимая руки возлюбленной в своих. Элайджа переглянулся с Кайли, и в неярком свете фонарей сверкнул вытащенный из кармана пальто кинжал из Белого дуба. ― Да, ― согласилась Ками. ― Навечно. ― Навсегда и навечно, ― поправил Клаус, и Камилла ему улыбнулась. Клаус смотрел только на нее, даже не замечая, как брат появился рядом с ним, и в последний раз сжал его плечо. Клинок вошел легко и быстро, разрывая плоть. Никлаус даже не дрогнул. Элайджа, воткнувший кинжал в сердце брата, сделал шаг назад, равняясь с Кайли. Ник бросил на них последний, прощальный взгляд, залихватски улыбнулся, подмигивая плачущей невестке, и снова перевел взгляд на Камилу. Кроме нее он теперь ничего не видел, и даже не чувствовал боли. ― Навсегда и навечно, ― повторил Элайджа, смотря, как две души растворяются в темном небе, а пепел Клауса подхватывает налетевший ветер. Смешавшись с запахом травы и самого Нового Орлеана, он летел все выше и выше, пока даже зоркий глаз вампира не перестал угадывать его. Исчезая, Камилла осветила их с Никлаусом ярким, белым светом, точно солнце. Она была ангелом, то спустилась за возлюбленным, чтобы быть с ним всегда. Никлаус Майклсон рассыпался в прах, как будто его никогда и не было. Но кто-то знал, что он был, кем он был, и кто-то будет нести траур. По брату, отцу, крестному, другу. ― Навсегда и навечно, ― эхом откликнулась Кайли. Элайджа подошел к жене и прижал ее к себе, позволяя спрятать лицо на широкой груди. Женщина запрокинула голову, глядя на темное небо. Слабый свет фонарей пробивался сквозь ночь, создавая золотистые островки на земле. Кайли подставила бледное лицо под лучи, отчего её кожа заискрилась как первый снег, волосы и ресницы вспыхнули алым, подобно языкам огня, пляшущим над багровой кровью. ― Элайджа, смотри, ― позвала она, и муж поднял глаза. Далеко-далеко необычайно ярко вспыхнули две звезды, будто приветливо подмигнули смотрящим на них супругам, и мирно засияли в далеком светлом небе. ― Он обрел покой, ― сказал Элайджа. Кайли опустила голову, и по ее щекам заструились слезы. Она не могла поверить в то, что Никлауса Майклсона больше нет на этом свете. Ее новая жизнь началась благодаря тому, что Клаус спас ее в том темном переулке, что он решил, что Кайли станет членом его семьи еще до того, как это поняли все остальные. Ее жизнь была самой яркой и необыкновенной, и будет продолжаться еще долго-долго, потому что сначала ее выбрал Деймон, потом спас Никлаус, а потом сделал своей женой Элайджа. Клаус был важным человеком в ее жизни, тем, кто помогал тогда, кто больше никто не могу помочь. Кто слушал, когда больше никого не было рядом. И она не могла представить, что Клаус Майклсон когда-нибудь добровольно оставит этот свет. Но вот ― его нет. Самый жестокий и бессердечный гибрид на всем свете смотрел на любовь всей своей вечности, держал ее за руки, пока любимый брат вонзил кол из Белого дуба ему в сердце, умер ради спасения своей дочери и своей семьи, и ушел вслед за призраком возлюбленной. Ушел, обретя покой. Возможно, именно таким должен был его конец. А Кайли и Элайдже оставалось только сделать то, о чем их попросил Клаус ― заботиться о его дочери и об их семье. В семью Майклсонов пришли счастья и покой, но Никлаус, увы, его уже не увидит. Или увидит, просто не сможет сказать, как рад этому. В любом случае, он был и оставался членом этой семьи ― навсегда и навечно. Кайли подняла голову, смотря в темные глаза мужа, и тихо спросила: — Ты будешь любить меня до самой смерти? Элайджа тихо рассмеялся и коротко прижался губами к ее. Если ей нужно это услышать, он повторит столько раз, сколько потребуется. И будет продолжать повторять после этого. Элайджа очень не любил казаться слабым и научил этому Кайли. Всегда быть сильным, самодостаточным, уверенным. Она знала, что ее муж очень не любил казаться слабым, что любил действовать больше, чем говорить, и ценила это. Он говорил о том, как любит ее, но все-таки предпочел больше действовать, доказывать свои чувства поступками и решениями. Но теперь Кайли хотела услышать. Им обоим нравилось слушать слова любви, так почему же в этот момент она не могла услышать их? Момент, в который они были более одинокими, чем когда-либо. Кайли тепло, с любовью и нежностью улыбнулась мужу, и эта улыбка — обычная улыбка Кайли, с которой она всегда к нему обращалась — растопила тонкую корочку ледяного одиночества. Он, наконец-то, перевел взгляд на нее. Ответил собственной теплой и любящей улыбкой. Наклонившись, коснулся ее губ, которые немного горчили кофе, своими. — Нет, ― ответил Элайджа. ― Много дольше, дорогая Кайли, много дольше. Или навсегда и навечно.