Бестселлер в подарок

Счастье невозможно поймать: как только вы держите его в руках — у вас на ладонях лишь пыльца от крыльев бабочки. Счастье ощутимо только в воспоминаниях. Я вновь в сотый раз проходил мимо бульвара художников – того места, где впервые встретил Лорен, и наслаждался летними ночными запахами. В пряном воздухе было разлито предвкушение тепла, которого так ждали изголодавшиеся по солнцу люди. Пахло цветами и сыростью, как всегда после дождей. В маленьких лужицах разноцветными разводами переливался бензин, на тонкой паутине блестела роса. Небо казалось низким, душным, а звезды тонули в фиолетовой дымке, нависшей над городом. Вот этот переулок. Здесь тихо и безлюдно. Все художники давно собрали свои краски и холсты, ведь время уже позднее. Вот та самая аллея, где мы случайно столкнулись с Лорен. Какая же это была кошмарная ночь! Я думал, что она бесконечна, как зловещий бессмысленный сон. Тогда казалось, что будущего не существует, и нет выхода из бесконечного лабиринта страданий. Но всё не вечно, и на смену холодной зиме снова приходит весна. Лёгкий ветерок теребил мои каштановые волосы, принося приятную прохладу. Вам покажется смешным, но после той самой первой встречи я приходил сюда неоднократно. Мне самому трудно назвать истинную причину этого. Чувство вины? С чего бы? Подумаешь, испортил холст! Да я людские жизни уносил порой без тени сожаления! Возможно, я уже тогда влюбился в эту нескладную девочку, которая столь смело писала свою картину посреди ночи, не боясь ни холода, ни ветра, но сам ещё не осознавал этого. Странно получается: я родился в шестнадцатом веке, во времена теперь уже седой древности, не оставившей после себя практически никаких документов, а только предания. Лорен же – та, что предназначена для меня Всевышним, появилась на свет всего каких-то два десятилетия назад! Кто бы мог подумать, что придётся ждать так долго! Она родилась, взрослела, жила своей жизнью, в то время как я уже считал себя обреченным, а жизнь конченной. И как же я ошибался! Я улыбнулся, подумав о том, что сейчас она делает, как ждёт меня. Наверное, она сейчас разводит краски. А может быть просто сидит на старом диванчике в своей мастерской, с ногами закутавшись в уютный шерстяной плед, и смотрит на стрелки часов, умоляя, чтобы они ускорили ход дабы приблизить наше свидание. Или же готовит что-то такое, что пахнет так притягательно, но, увы, не может дать мне насыщения. Кстати, о еде… Не хотелось приходить к Лорен с чувством голода, иначе отвечать за себя будет невозможно. Впереди темнела фигура пожилого мужчины. Он пошатывался, держа в одной руке бутылку джина, а другой будто нащупывая в воздухе несуществующую опору. Лёгкая добыча. Я ускорил шаг, устремившись за ним. Что ж, сегодня сойдёт и старик, раз нет времени искать деликатес повкуснее. Отчего-то сегодня не было желания вести игру в кошки-мышки. Скорее закончить с неизбежным, чтобы оказаться рядом с Лорен! Я пребывал в прекрасном расположении духа при мысли о скорой встрече с моей чаровницей, а также от предвкушения скорого удовольствия – я явственно ощущал запах теплой крови в венах старика. Миг – и я уже стою рядом с ним, ещё один – склоняюсь над его аортой. Но тут в кармане завибрировал «Нокиа». Чёрт возьми, как некстати. Совершенно загипнотизированный, «донор» не в силах был бежать от меня – он не мог даже шевельнуться. Я достал телефон, и ночную тишину буквально разорвал на тысячу кусочков радости звонкий голосок Лорен. - Джонатан, я так счастлива, – услышал я из трубки. – Только представь, я в данный момент рисую с натуры женщину, которую так долго искала для своего главного портрета! Это то, что нужно! Просто фантастика – она будто неземная! Такой взгляд, такая горделивая осанка! – весело тараторила молодая художница. - Такое чувство, что я рисую королеву! В ней есть что-то завораживающее и… дьявольское! Прямо как в тебе. - Поздравляю. Эта женщина сейчас у тебя? - Да! Какая удача, что она нашла для меня время и согласилась попозировать даже в столь поздний час! В эту леди просто невозможно не влюбиться! Она – само совершенство! Уму непостижимо! Это будет лучшая моя работа – я это чувствую уже сейчас! - Отлично. Скоро увидимся. Не могу дождаться этого момента. - Я будто парю на крыльях - все мои творческие планы и желания стали сбываться! Это ты приносишь мне счастье, мой бессмертный ангел, мой талисман! Я так тебя люблю! Повстречав тебя, я…. Внезапно её голос оборвался и послышались гудки. - Лорен? Алло! Ты слышишь меня? Лорен?! Я отправил телефон обратно в карман. Связь оборвалась прямо посреди разговора. Странно всё это. Я закончил начатое до конца: старик был мёртв и безжизненно повис в моих сильных объятиях. Тело его дрогнуло в последних конвульсиях и вскоре затихло. Теперь в моих венах снова текла жизнь, я наслаждался ею, чувствовал тепло и пьянел от этого всё больше и больше. Я вышел на дорогу, где сверкали яркие огни. Машины проносились мимо нескончаемым потоком. Я вновь достал телефон и набрал знакомый номер – первый в списке контактов. Короткие гудки. И почему она не берёт трубку? Наверное, отключила телефон, чтобы он не мешал работе. Она всегда так делает, когда рисует. Конечно, всё так и есть, это всё объясняет. Но почему тогда внутри меня растёт чувство тревоги? Как будто где-то в груди какой-то чёрный сгусток энергии полностью завладел моим сознанием. Я вновь набрал номер Лорен. Тишина. Абонент не отвечает. Да что ты будешь делать? Волнение в моей душе росло. Меня вдруг посетила чудовищная мысль, от которой волосы встали дыбом. Лорен, Лорен! Да ответь же! Но нет, по-прежнему лишь безразличные гудки. Проклятая безделушка! Да что с неё толку?! Я со всей силы бросил телефон. Он ударился об асфальт и разбился вдребезги. Нельзя было терять ни минуты. Я отчего-то уже был уверен в своей догадке, и уверенность эта лишь усиливалась в геометрической прогрессии. Надо бежать в мастерскую, иначе будет поздно, иначе… Я как ненормальный кинулся прямо на проезжую часть, в самую гущу движения. Был уик-энд, и автомобили двигались в разных направлениях, словно муравьи в гигантском муравейнике. От прожекторов было светло, как днём. Я надеялся, что кто-нибудь отвезёт меня в мастерскую, но машины, которые неслись на бешеной скорости, не останавливались, а только сигналили, оглушая своим рёвом. Я балансировал между ними, словно фокусник или герой кинофильма. - Куда прёшь, мать твою?! - Болван, жить надоело?! - Прошу вас, подвезите. Вопрос жизни и смерти, – кричал я водителям, заглядывая им в глаза через лобовое стекло. Но в лицах читалось лишь безразличие, а в иных – нескрываемый укор. Наверное, они полагали, что перед ними отчаявшийся сумасшедший, но мне было всё равно. Только бы успеть... Тут на горизонте показалась огромная изукрашенная фура с надписью «Мороженное «Баскин Робинс». Сейчас эта уродливая громадина размажет меня в лепёшку! Мне пришлось ретироваться. Но в этот миг к моей радости водитель старого седана внезапно остановился. Недолго думая, я вышвырнул его прочь из машины. Ругаясь на чём свет стоит, тот оказался на тротуаре. Я что есть мочи нажал на газ. Автомобиль жалобно взвизгнул и, подняв дорожную пыль, на запредельной скорости помчался по ночной трассе. Но и тут меня ждала неудача – жуткая пробка! Казалось, весь Лондон стоял в одном огромном заторе на этом проклятом шоссе! Дьявол! Я выскочил из машины и побежал. Сначала – медленно, с той скоростью, которую способен развить обычный смертный. Затем – быстрее. Вот я уже двигаюсь молниеносно, невидимый для смертных; лечу, задевая крыши домов, верхушки деревьев, преодолевая заборы. Сквозь границы, сквозь расстояния, наперекор невозможному. Вот её дом. Я остановился у двери, сделал глубокий вдох, чтобы умерить биение сердца. Вдох-выдох. Всё спокойно. Привычным движением я достал ключ из-под полога, вставил его в скважину. Дверь бесшумно отворилась. В нос сразу ударил приятный запах кофе. И что я так разволновался? Всё как обычно. Тревога ушла. Стало как-то хорошо и уютно. Вот сейчас я войду в мастерскую Лорен, а она как обычно стоит у мольберта, лицо сосредоточенно и напряжено. Художник творит. Я поднялся на второй этаж по деревянной некрашеной лестнице, нащупал рукой выключатель, но свет в мастерской уже горел. …Я сразу увидел её. Лорен лежала на полу лицом вниз в неестественной позе. Рядом валялся её сотовый. Крови почти не было. Лишь маленькая гематома у виска. Страшный крик сотряс мастерскую. Он взбудоражил голубей, что селились на крыше, поднял их в воздух сизой стаей. Опоздал. Навсегда. Я кинулся к Лорен, стал трясти её, звать, но было поздно – она не дышала. Я схватил её на руки и положил на диван, глотая солёные слёзы, задыхаясь от отчаяния. И тут меня вдруг будто прожгло – я поднял взгляд на мольберт. Эти глаза… Они смотрели на меня с незаконченной картины – последней работы Лорен. Я сразу узнал это лицо – зелёные очи, золотистые волосы, белоснежная кожа с проступающими тонкими ниточками вен, точёные скулы, прямой нос, насмешливо изогнутые брови и пухлые чувственные губы… Оливия! Даже сейчас, на портрете, она смеётся надо мной. Это она погубила мою девочку, не вынеся того, что я нашёл с другой своё счастье. Даже на холсте эти глаза имеют надо мной власть – ту самую внутреннюю силу, которая подкупила, а затем погубила Лорен. Таким образом, Оливия отомстила мне, оставив в моей душе воронку, незаживающую рану, пепел... В агонии я ударил рукой по зеркалу, в котором отражались черты с портрета. Зеркало с треском разлетелось, и его сверкающие осколки утонули в луже крови - вместе с моей любовью. *** Вот так и закончилась моя история, а с нею и жизнь. Длинная, насыщенная, но такая ничтожная. Я потерял всё, ради чего дышал, и уже знаю, что больше не найду в себе сил продолжать эту бессмыслицу. Всё во мне молчит, всё погибло. Остались лишь руины, выжженная земля. Если вы слышите сейчас эти слова, записанные на диске, значит, я уже в пути. Проходит мгла и скоро покажется Солнце. Оно станет моим убийцей, моим палачом и исповедником. Я уже чувствую искупительное прикосновение его лучей на своём бледном челе. Эта ночь закончена. Я решил расстаться с жизнью на месте встречи с Лорен – на бульваре художников. Именно здесь я обрёл счастье, здесь хочу и исчезнуть навсегда. Я загостился на этой земле. Духи Смерти уже витают надо мной. Лорен ждёт... И если вы спросите, зачем восходит Солнце? Куда исчезает прошлогодний снег? О чём молчат ангелы? И зачем любить, если счастье – всего лишь химическая реакция организма на внешний мир? Хоть я и прожил много веков, но оглянувшись, смахнув пыль с паутины прожитых лет, отвечу – не знаю, и знать не хочу. Всё во Вселенной подчинено невидимым законам; отдаться течению этой бесконечной реки – вот в чём я нахожу пленительную сладость существования. Жизнь прекрасна, но только в рамках одного человеческого века. Не зря Господь Бог устроил человека именно так. Он всё продумал, всё верно рассчитал. Так цените же каждый миг, каждое мгновение! Спешите жить, делайте свои ошибки, пишите свою историю. Наслаждайтесь этим бесценным даром. *** Запись закончилась. Прервалась порванной нитью. Алекс сидел перед монитором, уставившись в одну точку. То, что он услышал, показалось ему прекрасным. Потрясающим, ошеломляющим. Алекс был будто в трансе, оглушённый, словно контуженный. За эту ночь он стал взрослее, мудрее. Что-то в нём переменилось. Но что же дальше? Неужели он будет бездействовать, как будто бы и не знает, что уже совсем скоро Джонатан Оллфорд добровольно лишит себя жизни? Просто сидеть в комнате и обманывать себя, что история на диске – всего лишь выдумка? А потом вечно ненавидеть себя за то, что мог предотвратить суицид, но проявил безразличие? Нет, это не для него! Алекс молнией выскочил из комнаты. - Байрон, Байрон! Куда несёшься? – к нему тут же прилипли весьма нетрезвые друзья. - Отстаньте от меня, все вы! – закричал Алекс, уже не в силах побороть внезапно подступившее отвращение к вчерашним товарищам, к этому образу жизни, никчёмному и пустому. – Убирайтесь! Чтоб я не видел вас здесь больше! – Он с силой хлопнул входной дверью и очутился на улице. Небо уже светлело на востоке, а звёзды тускнели. Тьма таяла прямо на глазах, уступая место бледно-розовому зареву зарождающегося дня. Скоро неумолимый рассвет прогонит тени прочь, не позволив Алексу найти ответы на свои вопросы. Но это будет только через час, а сейчас… Сейчас нужно действовать без промедлений! Парень оседлал своего железного коня, со всех сил вдавил педаль газа, отчего «Харлей» с ревом взвился, встав на дыбы и разрезав тишину ещё дремавших улиц. Алекс не замечал, что по щекам его струился солоноватый дождь. Он не стыдился слез. Он уже другой, не тот полный снобизма и лишённый всякой веры юнец, ни в чём не находящий опоры. Эти несколько часов прослушивания изменили его в корне, затронув те струны души, которые до сих пор молчали. Или он просто отказывался их слышать? Алекс понятия не имел, где находился этот самый бульвар художников, о котором толковал вампир, поэтому полностью положился на навигатор. Туман клубился в низинах вдоль по шоссе. Город постепенно просыпался. Странно, но машин было немного. Видимо, лондонцы устали от невыносимой жары, что стояла длинных три недели. Иногда только мимо проезжали фургоны, которые развозили свежую выпечку по многочисленным булочным. Алекс всё ехал и ехал. В голове его прокручивались картины той истории, что поведал ему диск. Он будто наяву видел старый Лондон, древний замок, поросший мхом и валежником; живо представлял себе лица всех участников тех событий; рисовал в своём воображении то непроходимые чащи дикого леса, то колокольню с цветными витражами, то карнавал в Венеции, а то залитую мириадами разноцветных огней арену цирка. Или же явственно видел перед собой деревянный домик, под самой крышей которого располагалась маленькая мастерская… Теперь и он стал неотъемлемой частью этой истории и сейчас поставит в ней точку. Но вот и бульвар художников. В этот ранний час здесь не было никого. Стена, где обычно развешивали картины на продажу, сейчас была пуста. Сиротливо торчали лишь гвоздики. Алекс всматривался усталыми глазами в сумрак полупустого сквера в надежде повстречать вампира. Ждать не пришлось долго – наш герой различил вдалеке, метрах в ста от себя, тёмную фигуру. Кендал сразу узнал этого человека – тот же старомодный костюм, который в первые секунды показался таким странным; та же непревзойдённая манера двигаться, та же походка, лёгкая и одновременно усталая. Вампир шёл с высоко поднятой головой, глаза его были устремлены вдаль – прямо к светлеющим небесам; было видно, что он всё для себя решил и готов принять свою судьбу с честью. - Мистер Оллфорд! Джонатан! – закричал Алекс, но его слова тонули в рёве мотора. Тогда Кендал бросил мотоцикл и побежал со всех сил, навстречу мужчине. Голос его дрожал, а сердце колотилось, как у пойманной в сети птички. – Постойте же! Вы не должны, вы не можете… Вампир на мгновение обернулся. Алексу показалось, что он увидел мимолётную улыбку на его прекрасном лице. И в тот самый миг показалось Солнце, золотом озарив каштановые локоны этого многовекового существа. Алекс зажмурился от яркого света, ослепительно яркого, до рези в глазах. А когда очнулся, мужчина исчез. Только утренний туман медленно опускался на землю. Алекс подбежал к тому месту, где только что стоял Оллфорд. Ничего. Ни тела, ни обугленной одежды, ни даже пепла. Он посмотрел вокруг – никого. Парень кричал, звал вампира по имени, но ответом ему была тишина. Тогда он сел на свой байк, и несколько часов просто бесцельно гнал по городу, пытаясь понять смысл произошедшего и усмирить нестерпимую боль в сердце. Затем в его голову вдруг взбрела любопытная мысль. Алекс круто развернулся и поехал в сторону музея изобразительных искусств Александра Грея. Он постучал в тяжёлую дверь, потемневшая ручка которой была выполнена из бронзы в виде львиной головы. Хоть здание являлось достаточно новым, оно было выдержано в старинном стиле, поэтому уже за пределами стен музея создавалось впечатление соприкосновения с историей. Правда, в своей основе небольшая частная галерея содержала работы мастеров современного искусства. Некоторые полотна принадлежали именитым корифеям, другие же – мало известным одаренным живописцам, иногда даже студентам. В этом была какая-то прелесть выставки, её живость. Никто не открывал. Алекс постучал ещё раз. Вымерли там все что ли? Только через пару минут он заметил вывеску «Закрыто». Но это обстоятельство нисколько не смутило целеустремленного юношу. - Да перестаньте так барабанить – дверь снимите с петель! - Алекс услышал гулкие шаги и старческий голос, принадлежащий работнице музея. Женщина приоткрыла дверь, не без порицания рассматривая юношу сквозь мутные стёкла старомодных очков. Впервые Алекс пожалел о выборе своей нестандартной одежды и вызывающей причёски. Это явно не поднимало его авторитета в глазах пожилой дамы. Толстая цепь входной двери лучше всяких слов указывала на то, что его тут не ждали. - Ещё нет и семи часов, сударь. Посетителей не принимаем. Галерея закрыта. – С этими словами старуха-интеллектуалка была готова захлопнуть дверь прямо перед носом парня, но что-то заставило её помедлить. Напор Алекса заставил её изменить решение, ведь редко кто из тех, кто здесь бывал, так истово рвались попасть в эти стены. Особенно это касалось молодых людей, разъезжающих на мотоциклах. - Но мне очень нужно взглянуть на одну картину. Пожалуйста, сделайте для меня исключение. Позвольте пройти на выставку. – Алекс умоляюще смотрел на дверную цепочку, разделяющую его с собеседницей. Женщина нахмурилась. В её светлых глазах застыло удивление. Она просто не могла понять, отчего дрожь охватила этого юношу, что он хочет здесь найти и почему это не терпит отлагательства? - Неужели нельзя дождаться открытия? Какое такое у вас может быть срочное дело? - Поверьте, это очень важно. Я буквально на минуту. - Ладно, проходите, бог с вами. Сделаю для вас исключение. – Женщина открыла дверь, и Алекс наконец оказался в галерее. Он быстрым шагом прошёл по коридору, в надежде отыскать что-то очень важное. - Где же она? – он судорожно просматривал картины, читая подписи с фамилиями авторов под ними. Со стороны Алекс смотрелся по меньшей мере странно: глаза блуждали, движения были резки, а губы дрожали. Нет, её здесь не было! Раздосадованный, Алекс тяжелой поступью побрел к выходу. - Ну что, молодой человек, нашли что искали? – Седовласая служительница галереи с участием смотрела на Алекса. Тот чуть не плакал. - Она должна быть здесь, должна, - как в бреду повторял парень. - Простите, о какой картине идёт речь? - Женщина участливо посмотрела на юношу. - Возможно, я могла бы вам помочь. - Думаю, нет, - буркнул Кендал. – Мне никто не сможет помочь, если этой чертовой картины никогда не существовало на свете. Но если бы я её увидел, это прояснило бы многое. Вам не знакома художница по имени Лорен Фармер? Женщина на мгновение задумалась. - Да, конечно. Я помню её. Это та талантливая художница, которая погибла совсем недавно при весьма странных обстоятельствах. - Да, да, именно она. Её убили. - Боже, как же всё это ужасно. Она была так молода. А портреты мисс Фармер просто невозможно забыть. Они обладают каким-то магнетизмом. О её работах тогда говорили все, кому не лень. В нашу галерею ходили толпы поклонников таланта этой девушки. Трагедия так резко и беспощадно оборвала все надежды… - Так значит… значит, Лорен действительно жила? И это не вымысел? - Кажется, Алекс произнёс это вслух. - Но почему тогда я не нашёл её работ? - После смерти мисс Фармер было решено убрать её картины из галереи. - Но что же мне делать? Где я могу их найти? - Я не уверена, но картины могут быть в подвале. – Женщина достала из кармана огромную связку ключей разных форм и размеров и принялась искать ключ от подвала. Наконец она его не без труда отыскала. – Пойдёмте за мной. …Алекс стоял в подсобном помещении музея Александра Грэя. Толстые некрашеные стены подвала скрывали за собой множество незаслуженно забытых вещей. В беспорядочном хаосе нашли пристанище покрытые пылью холсты, некоторые из которых не имели рам. Но большинство картин были занавешены тканью, которая защищала их от воздействия влажности. Здесь же чернели бронзовые статуэтки, томились глиняные вазы, каменные изваяния античных дев и героев древности. - Кажется, я знаю, о какой картине вы говорите. Думаю, это «Портрет неизвестной». Именно эта работа стала главным шедевром Лорен Фармер, её визитной карточкой, если хотите. Ищите, молодой человек. Она должна быть где-то здесь. Алекс стал срывать черные покрывала с картин, оживляя портреты один за другим. На него смотрели десятки самых разных лиц – мужчины, женщины, старики… Но вдруг, скинув занавес с очередного холста, Алекс замер. Его будто прошило электрическим током. Это была она; в этом не было никаких сомнений. Именно такая, какой Алекс её и представлял, какой описывал загадочный голос с диска. Картина была не окончена: Лорен не успела дописать её до конца – вмешалась смерть. Тщательно вырисовано оказалось только лицо, детали же – складки чёрного платья, лиф, оформленный тонким кружевом, изящное колье, украшающее словно высеченное из камня декольте, были едва намечены. Они представлялись как будто в тумане и служили в каком-то роде обрамлением, рамкой для строгих черт идеального лица. На совершенно чёрном фоне ослепительно белели грудь и плечи, выхваченные из бесконечной темноты. Золотистые завитки пронзительно рыжих волос тоже будто возникали из мрака. Лицо… Изящный излом золотистых бровей, высокие скулы, ямочки на щеках. Пухлые, чувственные губы, горящие кроваво-красной помадой. Юная женщина, но такая сильная, мудрая, вобравшая в себя эпохи, судьбы, поколения. Картина источала магнетизм, какую-то невероятную энергетику, которая давила, порабощала, делала зрителя пленником этих изумрудных насмешливых глаз, этой полуулыбки, холодной, властной, губительной. Алекс чувствовал, что хочет отвернуться, уйти, укрыться от столь прямого испытующего взгляда, но он не находит в себе сил. Смотреть и смотреть на прекрасное лицо снова и снова, до слёз, до рези в глазах! Он готов поклясться, что пошёл бы за незнакомкой с портрета на край света, если бы она позвала. Алекс вдруг стал каким-то слабым, маленьким, никчёмным, а ноги его налились свинцом. Он уже был рабом этого образа; ему казалось, что она, словно горгона, была подвластна превратить его в камень без единого прикосновения! И тут ему вспомнились слова Джонатана Оллфорда: «Чёрная дыра, которая притягивает энергию, но не может дать света». Это было именно так – в ней было всё: невыразимая сила, спокойная уравновешенность и стать, музыка веков и невероятная женская привлекательность. Но не было одного – жизни.